Глава IX. Общие знакономерности развития отношения к природе 26 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 27 из 44Следующая ⇒

Мы знаем, что бесформенность, или неустойчивость, формы сама по себе есть нечто безразличное в эстетическом смысле (напр., бесформенные и бесцветные облака). Но когда в животном царстве бесформенность является на таких его ступенях, которые уже предполагают более или менее сложную и устойчивую организацию, то такое возвращение... становится источником положительного безобразия. Например, улитки и другие слизняки, кроме того, что они еще довольно ясно сохраняют безобразный тип червя, отвратительны также и по своей первобытной бесформенности и мягкотелости...

Третья причина безобразия в животном царстве, и именно у некоторых высших (позвоночных) животных (лягушки, обезьяны), состоит в том, что они, оставаясь вполне животными, похожи на человека и представляют как бы карикатуру на него» (с. 95—97).

Подобного рода критерии и эталоны прекрасного и безобразного в мире природы, принятые в данном обществе, усваиваются личностью в процессе социализации и могут выполнять функцию психологических релизеров, обусловливающих как положительную, так и отрицательную модальность субъективного отношения к тем или иным природным объектам.

Эстетическим релизером является также, например, и такое словосочетание как «благородный олень», способствующее положительному направлению развития отношения к этому животному. Оно отражает на уровне второй сигнальной системы определенное качество, присущее оленю, в частности его грациозную осанку. (Возможно, ассоциация с «благородной осанкой» аристократии.) Иными словами, эстетические релизеры — это своеобразная «калька» естественных релизеров, связанных с качеством (визуальных, аудиальных, тактильных и обонятельно-вкусовых).

Иногда кодирование через вторую сигнальную систему естественных релизеров, связанных с качеством объекта, бывает достаточно неожиданным и трудно поддающимся расшифровке: например, название «божья коровка», которое, вероятно, связано с впечатлением от взлета («на небо к богу») жука, когда он доползает по руке до кончика пальца, с выделениями, оставляемыми на руке («молочка»), а также с «пегой» окраской. Такое название — достаточно мощный психологический релизер — можно вспомнить детскую присказку: «Божья коровка, полети на небо, там твои детки кушают конфетки», — которая отражает положительное отношение к этому насекомому.

В свою очередь, отдельные животные и растения, как элементы биоценоза, могут выступать в качестве эстетических релизеров при восприятии ландшафтов (Леопольд, 1983; Келлерт, 1997).

«Эстетическая реакция на природу большинства людей имеет тенденцию фокусироваться на больших организмах, особенно млекопитающих и птицах. В противоположность экологически-научному вниманию к небольшим и часто скрытым объектам, эстетическая точка зрения подчеркивает «крупных харизматических позвоночных» — медведей, оленей, волков, антилоп, львов, журавлей, лебедей и так далее... Эстетическая точка зрения имеет тенденцию фокусироваться на более крупных, более ярких, мобильных и дневных видах.

Хотя значение эстетического подчеркивания крупных живых существ остается неуловимым, это может являться критическим аспектом тенденции придавать ценность определенным ландшафтам. Вероятно, наличие эстетически впечатляющих живых существ оживляет, направляет, организует и эмоционально заряжает человеческую реакцию» (Келлерт, 1997, с. 13).

Этические релизеры связаны с принципами и нормами морали, принятыми в обществе. По своей сути этические релизеры сообщают о поведении (витальных проявлениях) природного объекта в той или иной ситуации. Причем в этом повествовании заключена оценка такого поведения с точки зрения человеческой морали (в виде явных оценочных суждений или за счет различных художественных средств: композиции, лексики и т.д.).

К таким этическим релизерам можно отнести, например, миф о Прометее, прикованном по приказу Зевса в наказание за непослушание к горе, к которому каждое утро прилетал орел и выклевывал печень. Этот миф может рассматриваться как отрицательный релизер в процессе формирования отношения к орлам и даже другим хищникам.

Интерпретацию человеком жизни природы с позиций нравственности, т.е. наделение природы этическим содержанием, И.Кант объяснял тем, что «разум заинтересован и в том, чтобы идеи... имели также и объективную реальность... душа не может размышлять о красоте природы, не находя в этом для себя интереса. Но этот интерес находится в родстве с моральным» (1964, с. 315). Иными словами, собственные моральные интересы человека как бы подталкивают его к этическому истолкованию явлений природы, делают его чувствительным к этическим релизерам.

Поскольку этические релизеры связаны с ситуацией определенного поведения или витальных проявлений природного объекта, можно сказать, что они копируют поведенческие (витальные) релизеры на уровне второй сигнальной системы.

С одной стороны, социальные релизеры повторяют на уровне второй сигнальной системы структуру естественных релизеров, действующих через первую: эстетические являются своеобразной «калькой» с визуальных, аудиальных, тактильных и обонятельно-вкусовых, а этические — с поведенческих (витальных). В этом отношении они сближаются с естественными релизерами, но противопоставлены им по критериальному признаку — задействуемой сигнальной системе.

С другой стороны, социальные этические релизеры имеют много общего с тем, что можно обозначить как «экологические сведения» («экологические факты»), которые в то же время служат психологическими релизерами когнитивного канала. Таким экологическим фактом — релизером, способствующим развитию положительного отношения, может стать, например, информация об очень высокой степени избирательности при выборе партнера и пожизненной (!) верности в лебединых парах. Информация о «самоотверженном» поведении куропатки, которая притворяется раненой, чтобы отманить хищника в сторону от того места, где находится выводок, также, безусловно, способствует формированию положительного отношения к этой птице.

Тем не менее этические релизеры принципиально отличаются от экологических сведений. Экологические сведения (факты) — это достоверная, научная информация, сообщение о реальном поведении природного объекта, и человек четко отдает себе в этом отчет. Этический релизер — это, скорее, неосознаваемое человеком усвоение определенного социального стереотипа по отношению к природному объекту, причем часто представленного в виде вымышленных, мифологизированных ситуаций, поведение природного объекта в которых может совершенно не соответствовать его реальному биологическому поведению.

Социальные релизеры образуют переходную группу между перцептивно-эмоциональным и когнитивным каналами, между естественными релизерами и «экологическими сведениями».

Социальные релизеры, как и поведенческие, оказывают свое воздействие на развитие отношения к природному объекту через соответствующие эмоции, вызываемые заложенными в них общественно выработанными значениями, содержащими оценки.

11.2. Этнопсихологическое и аpхетипическое происхождение социальных релизеров

Особенности восприятия тех или иных природных объектов могут быть обусловлены соответствующими этническими традициями, культурными установками, т.е. этнопсихологически (Борей-
ко, 1995; Грищенко, 1995; Морохин, Гришин, 1995; Зудов, 1997; Шилов, 1997; Хийемяэ, 1997; Зайцева, Ляпаева, Калинина, 1997 и др.). «Укрепившиеся в народном сознании природоохранные традиции значительно влияют на отношение людей к окружающей природной среде. Невежественные предрассудки и суеверия о вредности жаб, лягушек, змей, сов, сычей, филинов, летучих мышей, козодоев значительно способствовали исчезновению последних» (Листопад, Борейко, 1996, с. 49).

Известному путешественнику В.Гумбольдту принадлежит фраза: «У каждой нации свое собственное понятие природы» (цит. по Лукач, 1987, с. 287). Например, отношение к слону в Индии, где он издревле живет с людьми, и в Африке, где слон — источник опасности или объект охоты, будет, безусловно, диаметрально противоположным: субъектно-этическим в первом случае и объектно-прагматическим — во втором.

Культуролог Г.Д.Гачев, анализируя этнопсихологические аспекты восприятия животных, останавливается, в частности, на особенностях отношения к свиньям у эстонцев.

Он приводит следующий отрывок из романа «Варгамяэ» А.Таммсааре: «Свиньи уже на дороге: на выгоне им нечем поживиться. Брюха у них пусты, свисают как кузнечные мехи. Завидев хозяйку, они поднимают жалобный визг, будто они не свиньи, а заколдованные дети. И хозяйка разговаривает с ними, как с детьми, ведь своих у нее еще нет».

Г.Д.Гачев констатирует, что «если в семито-исламском мире свинья — это грязное, “трефное” животное, в среднеевропейском — презрительное (“ты — свинья” звучит оскорбительно и для немца и для россиянина), то для прибалта-северянина — положительное существо, с кем безобидно можно сравнить и человека и деток любимых» (1991, с. 248). Для эстонца свинья — и образец матери, и мера поведения, ведь свинья — это символ домашнего приусадебного скотоводства, основы хозяйства прибалтийского крестьянина (там же).

В приведенном выше отрывке из романа просматривается действие нескольких психологических механизмов, формирующих соответствующее отношение. Так можно выделить социальный этический релизер (ситуация голода), а также естественные релизеры аудиального («жалобный визг») и визуального («брюха свисают») типа. А то, что «хозяйка разговаривает с ними, как с детьми», свидетельствует о наличии у нее субъектификации этих животных, которой способствуют описанные психологические релизеры.

Многим природным объектам в различных культурах придается определенное символическое значение, которое, выступая в качестве социального релизера, может в решающей степени обусловливать характер субъективного отношения людей к этим природным объектам. О.Г.Листопад и В.Е.Борейко (1996), рассматривая использование народных традиций в экологическом воспитании, делают обширный обзор поверий различных народов, связанных с миром птиц. «Так, кукушка — символ времени, соловей — радости, аист — счастья, ласточка — домовитости, орел — власти, сокол — благородства. Сорока, ворона, сыч — вестники, чибис — символ грусти» (с. 53). Журавль считается тотемом, священной небесной птицей, помощницей шаманов у эвенков и других северных народов. Эта птица особо почитается также в Туркмении и Японии, где журавлей называют «людьми в перьях» или «мой великий господин журавль». Дятел — священная птица у древних римлян, доставившая пищу и огонь Ромулу и Рему. Голубь у славян — символ любви. Удод — символ мудрости у евреев и священная птица в Узбекистане. Ласточка — символ Эстонии, белая трясогузка — Латвии, лебедь-шипун — Литвы. По немецкому поверью, клест и черный дрозд спасают дом от грозы и т.д. (там же).

Социальные релизеры могут быть и архетипического происхождения, что связано с сохранением в нашем бессознательном следов архаического мышления. К.Юнг считал, что «наиболее глубоким слоем» человеческой психики является коллективное бессознательное, имеющее не индивидуальную, а всеобщую природу. Оно включает в себя содержание и образы поведения, которые оказываются повсюду и у всех индивидов одними и теми же. Содержание коллективного бессознательного и составляют архетипы. «Это наименование... значит, что, говоря о содержаниях коллективного бессознательного, мы имеем дело с древнейшими, лучше сказать изначальными, типами, т.е. испокон веку наличными всеобщими образами» (1991, с. 98).

Наше отношение к тем или иным природным объектам в определенной мере обусловлено соответствующими архетипами. По мнению К.Юнга, «нет ни одной существенной идеи либо воззрения без их исторических праобразов. Все они восходят в конечном счете к лежащим в основании архетипическим праформам, образы которых возникли в то время, когда сознание еще не думало, а воспринимало. Мысль была объектом внутреннего восприятия, она не думалась, но обнаруживалась в своей явленности, так сказать, виделась и слышалась» (с. 121—122).

Анализируя процесс формирования первичных понятий, немецкий психолог Ф.Кликс подчеркивает, что результатом работы органов чувств является извлечение из множества сенсорных впечатлений определенных фигуративных, цветовых, обонятельных и других характеристик. Причем из множества воспринимаемых признаков конкретного объекта в понятии фиксируются только некоторые из них. Объединение последних и образует первичные понятия, которые в свою очередь определенным образом классифицируются.

Важным условием возникновения социальных релизеров, по нашему мнению, является подчеркнутое Ф.Кликсом обстоятельство: «Все объекты, принадлежащие к некоторому классу, в известном смысле эквивалентны прежде всего с точки зрения связанного с ним поведенческого решения. Такое решение может быть направлено вовне (ответная реакция). Однако оно может оставаться и латентным, выступая в форме поведенческой установки.

Каждый воспринимаемый предмет может предстать перед нами в несколько различном обличье, что, в принципе, будет менять набор перцептивных признаков. В зависимости от той или иной основной мотивации из множества форм проявления одного и того же предмета мыслимый в понятии класс могут определять в одном случае одни, а в другом — иные признаки. Например, в одной ситуации растение может рассматриваться как лечебное средство, а в другой — как украшение» (1983, с. 158).

Ф.Кликс настойчиво подчеркивает, что название, которое получает тот или иной природный объект, фиксирует, «“подобно штампу”, то содержание признаков, которое значимо для принятия решения и последующего действия»* (с. 161). Индейские племена, занимающиеся садоводством, называют ворона «потребителем садовых плодов», а племена рыболовов и охотников считают эту же птицу «поедателем падали и экскрементов». Выделение какой-либо частной совокупности признаков приводит к несколько иному значению и другой поведенческой установке по отношению к природному объекту. Последовательный выбор признаков, внутренне связанный с названием, формирует соответствующее значение и смысл природного объекта (там же), т.е. субъективное отношение к нему.

К.Юнг также считает, что «формами придания смысла нам служат исторически возникшие категории, восходящие к туманной древности, в чем обычно не отдают себе отчета. Придавая смысл, мы пользуемся языковыми матрицами, происходящими, в свою очередь, от первоначальных образов. С какой бы стороны мы ни брались за этот вопрос, в любом случае необходимо обратиться к истории языка и мотивов, а она ведет прямо к первобытному миру» (1991, с. 121).

В самой семантике таких названий, как «гадюка», «чертопо-
лох» («черт + полох» (огонь) — «чертов огонь»), заложено опре-деленное отношение к этим природным объектам и определенная поведенческая установка: например, «гадюку нужно уничтожать». В других случаях архетипическое значение оказывается полностью стертым, и название природного объекта может приобрести противоположную семантическую нагрузку. Например, «василек» восходит к названию мифологического существа Василиска, приносящего горе, как и сам сорняк василек приносит горе хлеборобу, хотя в настоящее время за счет приятного фенотипического оформления это название воспринимается как «положительное».

Л.П.Печко (1991) говорит об «экологичности образов» художественной культуры, «вошедших в плоть языка»: «соколиный глаз», «лебединая шея», «утиная походка», «волчий нрав», «ершистый характер» и т.п.

Таким образом, названия многих животных и растений, несущие следы их значения и смысла в архаическом сознании, заключают в себе указания на возможные способы действий по отношению к этим животным и растениям, задают те или иные экологические установки, стимулируют развитие определенных субъективных отношений личности, т.е. являются психологическими релизерами.

О.Г.Листопад и В.Е.Борейко констатируют, что наиболее популярной птицей многие народы называют ласточку. «Отношение к ней в народе по-особому теплое, доброе... Ластица, ластка, ластовица, ластовка, ластовочка, ластушка, ласочка, косатка, краснозобка, вилохвостка, кошанок, красулька — названия-то все какие ей выдумали милые да ласковые!» (1996, с. 54).

А.Брагина отмечает, что символ России — медведь имеет в разных районах различные имена-синонимы: косолапый, космач, мохнач, лесник, хозяин. «Медведь в силу своего тотемного значения, а впоследствии уже традиционного почитания, внимания как бы очеловечивается и получает человеческие имена: Михаил, Михайло, Миша, Мишка, Мишук, Михайло Иванович, Михайло Потапыч. Это «домашние» имена, а есть и «официальный» полный именной ряд из имени, отчества и фамилии — Михаил Иванович Топтыгин. Фамилия имеет прозрачную основу: Топтыгин — от глагола топтать — приминать, придавливать ногами на ходу. Такое имя говорит о тяжеловесности, силе медведя.

Медведицу зовут обычно Матрена, Аксинья или Настасья Филипповна. Маленький медведь — медвежонок — также имеет свои имена-синонимы: медвежоночек, медведик, медвежатка, Мишутка, Мишенька. Особые ласковые имена есть и у взрослого медведя — Медведко, Медведушка, Медвежатушка. Многие из этих названий сложились в устном народном творчестве (1995, с. 129—130).

В языке, в частности, находит отражение и социогенез экологического сознания. Как уже отмечалось, одной из важнейших закономерностей эволюции мировосприятия была тенденция усиления противопоставления «человеческого, субъектного» с одной стороны и «нечеловеческого, объектного» — с другой. Человек самоутверждался, подчеркивая свое отличие от мира природы, в том числе и на уровне вербальных противопоставлений: «лицо — морда», «живот — брюхо», «умер — подох» и т.п. Причем слова, относящие к животным, несут явно негативную смысловую окраску. Их употребляют по отношению к человеку, когда хотят его унизить, оскорбить: «отрастил брюхо», «наел морду» и т.п., — отождествляя тем самым с категорией «нечеловеческого, объектного».

Такие вербальные противопоставления обусловлены фундаментальной особенностью мышления: как подчеркивает американский психолог Дж.Келли, когда мы что-то называем, мы всегда подразумеваем и нечто конкретное, противоположное данному (см. Франселла, Баннистер, 1987); значение слова определяется не только и не столько отношениями сходства, сколько обусловливается системой противопоставлений (Брудный, 1971).

Их использование характеризуется рядом особенностей.

Во-первых, если о животном говорят «оно подохло», то о растении, например, о дереве — «погибло» (как и о человеке). Растения, вероятно, не рассматриваются как «конкуренты» человека при утверждении им собственной субъектности. Интересно, что то же, в принципе, касается и беспозвоночных животных: если о рыбе еще говорят «сдохла», то о насекомом уже — «погибло». Исключение составляют «дохлые мухи и тараканы», досаждающие человеку, вызывающие к себе его особую неприязнь.

Во-вторых, описанные вербальные противопоставления выстраиваются, в основном, по отношению к наиболее заметным внешним морфологическим элементам (живот — брюхо, рука — лапа и т.п.); по отношению же к частным, «мелким» элементам используются одинаковые слова (пальцы, уши, глаза и т.п.); то же относится и к «внутренним» элементам (язык, сердце, кости и т.п.). Вероятно, это связано с тем, что «мелкие» и «внутренние» элементы не так «бьют по глазам» своим подобием с человеческими, и потому не требуют особого противопоставления. (Вспомним также рассуждения В.С.Соловьева о «безобразии» животных, «карикатурно» напоминающих человека.)

В-третьих, когда о животном говорят с любовью, то чаще всего используют «человеческий» полюс вербальных противопоставлений («наш котик умер»). В этом случае, благодаря «человеческим» словам, любимое животное уже противопоставляется «природному» и относится к сфере «человеческое».

Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 100; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 22 23 24 25 262728 29 30 31 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!