Автор благодарит владельцев за предоставленные фотографии. 5 страница



 

Кроме Козина, в Магадане был отличный театр, боль­ шие артисты в его труппе. Но тоже  неместные.  Я  всег-


 

 

да не понимала, почему там нет особого отношения к местному населению. Вот чукчи, якуты, почему в прежнее советское время к ним относились с пренебрежением каким-то. Ведь это их земля. Почему они не пользуются теми благами, которые получают приехавшие — русские? Приезжие берут золото, алмазы, пушнину. А местных оттирают, оттирают, оттирают. И они чахнут, голодают. Они же не привыкли к условиям существования, в каких живут в городе. Они не могут приходить к восьми на работу, уходить по звонку. Они привыкли работать тогда, когда в этом есть необходимость. Но им высказывалось открытое пренебрежение: как люди, мол, они неполно­ ценны. К сожалению, я даже на себе это иногда чувствую. Наверное, я просто подхожу к ним по духу. Но если к ним хорошо относиться, они вам оплатят сторицей.

 

Когда мы с Юрой были в Черском, откуда его брали в армию, он улетел в Якутск. По состоянию зрения не прошел. Хотя военные скандалили между собой. Потому что Юра играл, пел, рисовал, всем был интересен. Но зрение подвело. Когда вернулся, помню его возмущение тем, что центральный город такого богатейшего края нищий, просто нищий. Неуютный, неинтересный, бедный и что просто стыдно жить в таком городе. Этот город абсолютно не достойный своего края, земли своей.

...Ну вот, два года он кричал, а потом у меня родилась дочка. Наташа родилась, и Юра замолчал. Стыдно, наверное, перед девочкой. Моя девочка родилась слабенькой. В наше время семья мало ценилась, все — и мужчины, и женщины ценились не по тому, как в семье дела, а за общественную работу. Потому вначале мы работали на работе, а потом еще и общественная деятельность. А семья...

 

...Женщина могла пойти пожаловаться, если что не так. И принимали меры. Но это же не то. Потому мужчины нашего поколения на семью не обращали никакого внимания. А если и уделяли, то очень мало. Женщина билась, как могла, насколько у нее хватало сил и умения. С тех пор я чувствую бесконечное уважение к семье Кеннеди. Я люблю эту семью, в которой к детям и забота, и внимание. Ребенок должен быть здоровым, деятельным, деловым, культурным, образованным, настоящим мужчиной.

 

Юлиан Сосфенович всегда курировал комсомол. Бедный Юра очень долго не говорил. В эти годы я часто летала в Башкирию. Прилетали в Башкирию

 

— там все говорили по-татарски, прилетаем в Магадан — там все говорят по-русски. Юра начинает осваивать то татарский, то русский. Хотя он до трех лет не говорил вообще. Юра долго не говорил. Я утверждаю, что это не


 

 

критерий его умственных способностей. Юра был очень активным, очень деятельным, но требовательным. Он всегда требовал к себе внимания. Но повторяю, что эти годы у меня в памяти по письмам. В том, что Юра рос вначале беспокойным, была и моя материнская вина. Слишком много уделяла внимания. Позволяла ему капризничать, позволяла плакать. Позволяла ему требовать. Может, это и неплохо. Видите, какой сильный характер вырос. Потом, в школьный период я была достатачно требовательна. В садик он ходил очень мало, всего год и только в Магадане. Они у меня домашние. Они у меня никогда и ничем не болели, как это случается с детьми. Что такое «детская простуда», я не знала. Единственное заболевание — ветряная оспа. Мы были у свекрови, там заболели дети, и вот наши тоже... Я всегда удивлялась, как можно позволить, чтобы ребенок простудился. Это же элементарный недосмотр. И недостаточное воспитание, с младенческого возраста нет закаливания. Если Юру в Магадане дважды в день заворачивала в пуховое одеяло, овчинную шубу и выносила на улицу, чтоб на воздухе спал по два часа, то почему нельзя этого делать в любом другом месте? Да и декреты-то были по одному и два месяца. А теперь женщина с ребенком вообще может не работать.

 

Из Магадана мы уехали в конце 1963 года. Или в 64-м? В тот год погиб Кеннеди. Об этом мы услышали уже в Нальчике. Осень 1963 года. Мы уехали в Нальчик. Вышло так: денег у нас никогда не было, хоть муж зарабатывал очень хорошо, о чем я не знала. Тогда мужчины у нас жили сами по себе, семья сама по себе. Не только мой, но и остальные. Такое было время. Но я это не воспринимаю как должное, потому как настоящий отец семейства так не должен поступать. Итак, денег у нас не было. Хотя, когда люди выезжали с Севера, то покупали кооперативные квартиры, машины. Мы от этого были далеки. Состояние здоровья Юлиана Сосфеновича было неважным, плохо с сердцем. Вся физическая нагрузка по дому была на мне, и я тоже себя плохо чувствовала. Приехали люди, которые хотели поменять свою квартиру в Нальчике на квартиру в Магадане. Обмен совершился. Нам дали на то особое разрешение благодаря заслугам Юлиана Сосфеновича. Оформили все по состоянию его здоровья. Вначале я уехала с детьми. Юлиан Сосфенович еще какое-то время оставался в Магадане. Я выехала со всем домашним хозяйством, с детьми, обустроилась, а потом подъехал муж. Время было трудным. Голодно, в Нальчике хлеба нет, давали только по булке в руки по карточкам. Но я всегда старалась, чтоб не чувствовалось на кухне неуюта. Не было хлеба, перешли на овощи...


 

 

Юра там пошел в первый класс. Немного отвлекусь... У меня никогда не было особо ни друзей, ни подруг. Вся моя жизнь была настроена на уклад в семье. Я жила семьей, семейными интересами. На болтовню со знакомыми тратить часы для меня было слишком большой роскошью. Я и сейчас так считаю. Я занималась детьми. Однажды, придя с прогулки, Юра сел рисовать. Я поощряла это. Сама я не рисовала тогда еще, но мысленно все время к этому тянулась. Смотрю, Юра рисует стройку, изображает кран. Да так детально.

 

— Ты это рисовал по памяти?

 

— Конечно, я же видел.

 

Мне для того, чтобы что-то изобразить, нужна была натура. А Юра просто рисовал и все. Детей я вообще приучала к самостоятельности. Юра мог играть часами, его было не видно, не слышно. Хорошо помню первый класс. В месте с ним отправился в школу соседский мальчик. Юра шел с удовольствием. Одет он был в школьную форму. Синие брюки, куртка, фуражка. И ремень с пряжкой. Да, за спиной был ранец. И цветы. Нальчик

— город цветов. У нас есть фотография: дети и мы с огромной охапкой цветов. Это естественно в городе фруктов, овощей и цветов. У Юры была чудная учительница Людмила Александровна. Нальчик — городок небольшой. Школа была рядом с домом, трехэтажная, небольшая. Учительница очень любила Юру. Она называла его «мой звоночек». Потому что Юра на уроках был очень активным.

 

— Кто скажет?

 

— Я!

 

— Кто ответит?

 

— Я!

 

Таким он был. Юра не любит сейчас, когда я о нем рассказываю эти вещи. Но он действительно учился очень хорошо. А потом Юлиан Сосфенович получил новую квартиру, в новом районе. Работал секретарем парткома на комбинате искусственной кожи. Квартиру выделил обком партии. Мы переехали, и Юра перешел в новую школу. Было это в четвертом классе. В прежней школе он учился легко, но своеобразно. Уроки с детьми я не делала. Контроль был строгим, но вожжи я систематически отпускала. А проверяла всегда результат. Помню момент, когда я отправляла его спать,

 

а он противился:

 

— Не пойду, я еще хорошо не выучил уроки.


 

 

Почему-то он считает теперь, что это характеризует его с отрицательной стороны. Не понимаю, что особенного или плохого в том, что он добро­ совестно относился к учебе?! Но пай-мальчиком он никогда не был. Я узнала об этом потом. В этом отношении он был настоящим мужчиной: никогда в жизни мне не пожаловался. Ни на кого. В первом-втором классе мне говорили:

 

— Фаина, Юру бьют, что ты смотришь.

 

Но рассказывать он не хотел, и я не знала, почему это все происходит. Таким был скрытным. Это чисто мужское качество. Внук у меня сейчас еще маленький, но ябеднячает. Стыжу его за это. Если хотите, чтоб Ваш ребенок вырос мужчиной, категорически пресекайте в нем желание жаловаться по мелочам. Мой ребенок вырос мужчиной. Сейчас я вспоминаю. С одной стороны, Юра еще был ребенком, а с другой стороны, уже все качества характера настоящего мужчины. Был такой момент: у детей болели ноги, и мы с мужем решили, что я повезу их в Анапу. Поехали. Юре — семь лет, Наташе — пять. Что в Анапе творил Юра! Они оба были, как мячики над водой. И плавать оба не умеют. Юру несколько раз цапнул краб за ногу под водой. Но Юру это не останавливало. Это был какой-то кошмар для меня. Но все равно было приятно, приехали загоревшими, сохранились фотографии...

...Маленькое отступление в прошлое. Когда мы собирались уезжать в Якутск, туда привезли огромную баржу спецпоселенцев. Это были молодые и старые женщины, дети, мальчики. Мужчин не помню. Разместили их в

 

юртах, и чтобы хоть как-то жить, они продавали свое имущество. Они были очень легко одеты, совершенно не-пригодно для Севера, хоть на дворе еще стояло лето. Что-то мы у них купили... Из этих интеллегентных людей соз-давали бригады. Многие в первую же зиму, не выдержав суровых условий, умерли. А женщины более предприим-чивые, поскольку женщин вообще было мало, просто повыходили замуж за кого

 угодно — за старого, моло-


 

 

дого рыбака или речника, только чтобы выжить. А те, кто не захотел, умерли. Знаю, что нашим речникам не разрешали на них жениться...

 

Итак, Юра пошел в школу, через год Наташа пошла в школу. Каких-то особых моментов я с ними не помню, потому что в учебе проблем не было.

 

Я — поклонница Макаренко, и по его методике, наверное, иногда и жестковато, воспитывала детей. Я была требовательна, но как мать и добра.

 

Я не готовила с ними уроки, я просто проверяла результат. Я сама очень рано стала помощницей своей мамы и от своих детей тоже этого требовала. По очереди я их заставляла мыть посуду, следить за собой. Юра был очень аккуратным. Он мог неделю носить рубашку и снимал ее в очень хорошем состоянии. Вечерами мы много читали. Особенно сказок. Когда все сказки им надоели, они просили: «Мама, сочиняй сама». С детства я очень любила сказки Андерсена. По его образам я тоже пыталась сочинять какие-то свои сказки. По мотивам, так сказать... Учила с детьми стихи... Не знаю, но вот

...уличная жизнь Юры, она была от меня скрыта. О ней я узнала поздно, невовремя. Поскольку я была очень активная мама, то, конечно же, вмешалась бы, если б узнала, что моего сына где-то обидели. Но в конфликтах с ребятами его возроста он и сам был хорош...

Еще в Магадане я пыталась пойти на курсы рисования, но из этого ничего не вышло, а уже в Нальчике я узнала, что объявлен набор в художественную школу. Мне было сорок лет, но я туда пошла и начала постигать азы рисования. Да-да, в Нальчике мне исполнилось сорок лет, ну что вы, разве это возраст?! Нет-нет, я и внешне выглядела лет на 25, не больше. Была худенькая, подвижная, активная. Ну что вы, я же мечтала о рисовании. И сейчас бы пошла. С удовольствием ходила бы на пленэр... Это все равно, что театр, выставка, музыка. Это великолепно, когда есть такая возможность. Самовыразиться. Я же говорила вам, что всегда хотела учиться, это тоже было своего рода учебой. К сожалению, я всю жизнь занималась самообразованием. И сейчас изучаю «Розу мира». Мне Юра говорит: «День

 

и ночь читаешь, а я не могу читать день и ночь — зрение не позволяет». В общем у меня появились способности к рисованию. Занималась я уже месяцев шесть. Потом не стало возможности у организаторов платить учителю, и все это закончилось, мы все разошлись. Я сидела дома с детьми, на работу не ходила и закрепляла свои художественные опыты тем, что увеличивала рисунки для настенной живописи. Вначале мы жили в очень неудобном доме, носили воду, дрова, топили печь. Кстати, забавный случай был. Поскольку ребята были маленькими и сами мыли посуду, однажды я


 

 

заметила, что осталась всего одна ложечка из тех мельхиоровых, которые мы привезли на память о Магадане. Дети остальные в процессе мытья просто вылили на улицу вместе с грязной водой. Вообще, я всегда приучала их к самостоятельности. И думаю, что они у меня такими выросли. Самостоя­ тельными и умеющими трудиться. По крайней мере, они смогут собственным трудом заработать на хлеб. Мой старший сын вообще не мыслит себя без работы. Он только тогда живет, когда что-нибудь делает. Юра такой же деятельный, энергичный человек. И моя дочка тоже сама в этой жизни все может. Она хорошо знает, как вести домашнее хозяйство, и вообще на кухне это прекрасная хозяйка. Я не преувеличиваю, когда так говорю о своих детях. И мне кажется, они живут интересной жизнью. Потому что когда у тебя работа, тем более интересная, то скучать просто некогда, на это не остается времени.

 

Но я старалась, чтобы они еще и научились интенсивно трудиться. Может, то, что они это освоили тогда, помогает им переносить сегодняшние нагрузки. По крайней мере, Юре...

 

Юра начал взрослеть. В Нальчике у меня с ним проблем не было. Юлиан Сосфенович получил хорошую квартиру. Мы прожили в ней год. Но моя тоска, начавшаяся еще на Севере, по Башкирии... Я все время видела цветные сны. И если не каждый день, то через день видела мою деревушку из юности и поляны цветов, красоты окрестностей. Я так тосковала по Башкирии... В Нальчике эта тоска перешла в самую настоящую болезнь, тоску по родине

 

— ностальгию. У меня начались непонятные состояния, врачи связали это с нервами и вынесли заключение: мне надо на родину, в Башкирию.

 

А между тем Нальчик — удивительное место, и Юлиан Сосфенович сказал мне, что никогда не простит того, что я всех их вытащила в Уфу. Из такого роскошного места, с роскошной квартирой, всеми удобствами и хорошей работой. Я же думаю, что если б мы остались тогда там, в Нальчике, то Юра бы сейчас не состоялся так, как он состоялся. Потому что когда мы переехали

 

в Уфу, он, воспитанный на уважительном и любовном к себе отношении, попал в школе в совершенно другую обстановку, и началась борьба за самоутверждение. Конечно, школа в Кабардино-Балкарии была слабой. Там так и говорили: сначала кончают Нальчинский университет, а потом уже можно ехать в Москву поступать. В Уфе Юре пришлось очень трудно. Как потом говорила его жена Эльмира, он был совсем не таким, как все. Ему и

в детстве мешало, что он искренний, правдивый. Не мог лгать, ловчить. Возмущался неравным отношением к детям, школьникам. Юра попал в


 

 

класс, где учились дети родителей с более высоким положением, чем наше. Внимание особое уделялось в зависимости от высокопоставленности роди­ телей. Однажды Юра получил тройку по химии. Я пыталась помочь, на что он мне заметил:

 

— Мама, это все бесполезно. Меня не спросят. Я там просто никому не нужен. К тому же я самый последний в списке — Шевчук...

 

Я говорила, что это не важно, что важнее не отметки, а знания. Если будут хорошие знания, то всегда можешь поступить учиться. Как только он пошел учиться, я, конечно, из школы не вылезала. Старалась привлечь к нему внимание учителей, поскольку это ему было необходимо. Вероятно, именно тогда началось критическое восприятие окружающего. Критическое осмысление. У Наташи в школе проблем не было, и на родительские собрания к ней ходил муж. А к Юре — я. Я была просто готова залезть под парту. Его бранили за длинные волосы, за то, что не хочет носить очки, что дерзит, не ходит на физкультуру. И на каждое оскорбленйе учителей, к сожалению, он отвечал уже не сдерживаясь. А был человек всего в шестом классе...

 

И еще. В Нальчике Юра начал заниматься музыкой. Мы записали его в кружок баянистов. Купили ему баян. Тяга к музыке у него была. В Уфе были популярными музыкальные школы. У меня твердый и настойчивый характер только с детьми и с собой. А с посторонними людьми я не настой­ чива. Юлиан Сосфенович все время был в стороне. Он не принимал участия во всей нашей жизни. Он всегда был занят своей работой. А я не смогла помочь Юре поступить в музыкальную школу. Помню момент: стоит он у окна и барабанит руками, пальцами по стеклу.

 

— Что ты делаешь?

 

— Мама, я пишу мелодию. У меня в голове ритм, и я стараюсь его

 

запомнить.

 

Я тогда искала в Уфе такую работу, чтобы могла продолжать рисовать. Так оказалась в педучилище № 2. Поступила туда секретарем, вела кадры, занималась канцелярией. Там нашелся молодой человек, который играл на баяне и согласился быть преподавателем у Юры. Его звали Вагиз. Это первый Юрин учитель музыки. А тем временем я слишком активно увлеклась собственной учебой. Познакомилась с преподавателем худграфа, которая вела методику рисунка. Она сама училась в Свердловском высшем художественном училище и меня тянула за собой.

 

— Фаина, надо получить образование!


 

Директор меня отпускал на два-три часа, чтобы я могла зайти в класс и порисовать. Преподавательницу звали Эмма Зинатовна. А Юра учился в школе, и у меня с ним уже начали возникать проблемы. У меня были строгие требования. Дочь должна была приходить в девять часов, а Юра в один­ надцать. Если кого-то из них в это время не было дома, я одевалась и шла искать. Никаких проблем: оделся, пошел по ночной Уфе, ищешь, где твой сын находится или дочь твоя с девочками где гуляет. Но Наташу я всего лишь один раз вынуждена была искать. Я обошлась с ней крутовато, это я сейчас понимаю. Она потом месяц не выходила на улицу и говорила: «Не надо, я лучше дома посижу. Ты меня позоришь».


Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 193; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!