К начальной истории Русского государства.



Князь и право.

 

Уже из предыдущей главы ясно, какое значение имело правовое урегулирование отношений между славянами, хазарами и варягами во внутренней жизни Русского государства, греками и русыо - во внешней политике. Само начало Русского государства связано в летописи с правовым актом - призванием князей.

 

§ 1. "Ряд" легенды о призвании варягов. Традиции древнерусского права и фольклор.

Призвание варяжских князей было, согласно летописи, осуществлено словенами, кривичами (и мерей) по ряду - по праву (добавлено в Ипатьевском списке ПВЛ). Ряд в древней Руси - традиционный договор "народа", "вольного (вечевого) города" с князем, который должен был "судить и рядить" по праву, как справедливо замечал В.Т.Пашуто [Пашуто, 1965. С. 34-35; ср. Мельникова, Пе-трухин, 1991]. Проблема, однако, заключается в том, как формулировки ряда попали в летопись - сохранила ли их традиция, или они были интерполированы летописцем начала XII в. в соответствии с современной ему практикой или даже по "социальному" заказу сына Владимира Мономаха Мстислава (его летописцу традиционно приписывается включение в летопись всей легенды о призвании). Определенные основания для таких предположений, безусловно, есть. Главным "противоречием" летописного текста, обнаруживавшим в глазах его критиков "искусственность" легенды о призвании, было сообщение об изгнании за море насильников-варягов, собиравших дань со словен, кривичей и мери: что заставило те же племена обратиться к тем же варягам с призванием? Рассказ об усобицах между освободившимися племенами и отсутствии у них "правды" выглядел слишком наивным, чтобы объяснить обращение к былым насильникам - его склонны были приписывать сочинительству [Рыдзевская, 1978. С. 165]. В.О.Ключевский стремился объяснить противоречие примерно так же, как это сделал летописец: "Туземцы прогнали пришельцев... - писал он, - и для обороны от их дальнейших нападений наняли партию других варягов, которых звали русью (разрядка моя - В.П.). Укрепившись в обороняемой стране, нарубив себе "городов"... наемные сторожа повели себя как завоеватели... Наше сказание о призвании князей поставило в тени второй момент и изъяснительно изложило первый как акт добровольной передачи власти иноземцам туземцами. Идея власти перенесена из второго момента, с почвы силы, в первый, на основу права, и вышла очень недурно комбинированная юридически постройка начала Русского государства" [Ключевский, 1987. С. 155]. Историк отрицал "народные" истоки легенды о призвании, считая ее летописной "притчей" о происхождении государства. "Искусственность" этой "притчи" в общем подтверждается и тем, что, согласно Шахматову и другим исследователям, отождествление призванных варягов с русью - поздняя вставка в текст легенды. Однако тогда возникает естественный вопрос: если легенда о призвании варягов - сочинение летописцев конца XI - начала XII вв., почему в этом сочинении исходно содержались противоречивые мотивы изгнания и призвания варягов? Ведь эти мотивы осознавались как противоречивые - иначе не понадобилась бы вставка -комментарий о варягах, называвшихся русью?

 

118

 

 

Отметим сразу, что в контексте международных отношений "эпохи викингов" изгнание и последующее призвание тех же варягов - кажущаяся проблема: правители разных стран призывали норманнов и заключали с ними соглашения о том, чтобы они защищали их земли от своих же соотечественников [Мельникова, Петрухин, 1991]. Значит ли это, что мотив усобиц, предшествующих призванию варягов, должен был лишь "закамуфлировать" варяжское завоевание? Существовала ли реальная договорная основа отношений древнейшей руси и славян, или летопись лишь "прикрывала" традиционным мотивом "общественного договора" процесс завоевания, и дань платилась варягам лишь в качестве откупа "мира деля"?

Такая постановка вопроса для раннефеодального периода представляется не вполне корректной. Государственная власть и воплощавшая эту власть княжеская дружина оказывались "завоевателями" формирующейся государственной территории вне зависимости от того, существовали ли принципиальные различия в этническом составе дружины и подвластных ей земель. Так, и в раннесредне-вековой Чехии дань именовалась tributum pads, то есть платилась "мира деля" [Пресняков, 1993. С. 323] (от нее шла десятина церкви, как и на Руси - см. Флоря 1992. С. 11 и ел.). Если мир и покупался подвластным княжеской дружине населением, то и дружина была заинтересована в мире, чтобы кормиться на подвластных землях, пользоваться услугами по поставке судов и т.п. Недаром лейтмотивом ранних летописных рассказов является конфликт князя и его дружины со славянскими (и другими) племенами и способы его правового разрешения: после изгнания варягов заключается "ряд" о призвании руси, после убийства Игоря Ольга устанавливает систему погостов и т.д.

Сравнительный анализ мотивов легенды о призвании варягов и др. традиций о призвании правителей (проводившийся начиная с Тиандера, 1915) в целом показал, что "варяжская" легенда вполне соответствует традиционному мифологическому сюжету о происхождении государственной власти, правящей династии и т.п.

Исследователи возводили легенду о призвании варягов к легенде о призвании саксов в Британию, опираясь на сов-

 

119

 

падение самих формул призвания. "Чудь, словени и кривичи и вси" говорят руси: "Земля наша велика и обилна, а наряда в ней нет. Да поидети княжит и володети нами" [ПВЛ. С. 18]. В "Деяниях саксов" упоминается та же великая и обильная земля; послы бриттов говорят саксам: "Обширную, бескрайнюю свою страну, изобилующую разными благами [бритты] готовы вручить вашей власти" (Terram latam et spatiosam et omniam reram copia refertem vestrae mandant ditioni parere) [Видукинд I. 8]. Однако "англосаксонская" легенда не содержит мотива внутренних распрей: бриттам грозили "внешние" враги. Другую аналогию мотиву русской летописи указал Г.М.Барац [1913. С. 42-43]: согласно ветхозаветной I Книге Царств, состарившийся пророк Самуил поставил своих сыновей судьями над Израилем, но те судили неправедно: "И собрались все старейшины Израиля, и пришли к Самуилу [...] и сказали ему: вот, ты состарился, а сыновья твои не ходят путями твоими; итак, поставь над нами царя, чтобы он судил нас" [1-я Царств. 8. 4-5]. Самуил призывает на царство Саула1. Естественно, библейский сюжет призвания царя оказал существенное влияние на формирование раннеистори-ческих традиций, в т.ч. славянских. Согласно Козьме Пражскому, у чехов сначала также были судьи - Крок и его дочь Либуше, но неразумный народ требовал себе князя, и Либуше указала на пахаря Пршемысла. Послы от народа говорят ему: "Госпожа наша Либуше и весь наш народ просят тебя поскорей прийти и нам и принять на себя княжение" [Козьма I. 6]. Однако возводить весь сюжет призвания к Библии невозможно: так, мотив призвания пахаря, согласно комментаторам Козьмы, имеет античные истоки. Более того, обращение к традициям, не связанным явно или вообще изолированным от культур средиземноморско-европейского круга, показывает, что мотивы интересующе-

* Тот же автор [Барац, 1913. С. 45] указывает библейскую параллель и варианту варяжской легенды в НПЛ: там освободившиеся племена "начата владети сами собе и городы ставит И въсташа сами на ся воеват /.../ и въсташа град на град" [НПЛ. С. 106]. В пророчестве Исайи (XIX. 2) о распрях египтян говорится: "и будут сражаться /.../ друг против друга я город с городом". После распрей, согласно пророчеству, к египтянам явится "жестокий властитель".

 

120

 

 

го нас сюжета о призвании правителя создавали вполне определенную и непротиворечивую структуру.

Особое значение имеют параллели некоторым мотивам нашей легенды в фольклоре. В эрзянских песнях говорится о том, как верховный бог Нишке создал мордовский народ. "Тот народ сильно умножился. Семь поселений народились... Не распределить им леса, не разделить луга... Теперь они ругаются, дерутся" (ср. в ПВЛ: "и въста род на род, и быша у них усобице" и т.д.), так как "нет у эрзян держателя". По совету старейшин народ избирает достойного правителя, в ряде вариантов песен - пахаря Тюштяна, по слову которого сухая палка пускает ростки (полная аналогия Пржемыслу у Козьмы Пражского) и т.д. Тюштян -типичный культурный герой архаического эпоса [Маскаев, 1964. С. 180-185], если и допускать влияние книжной (славянской или библейской) традиции, то оно явно вторично.

Фольклорные истоки мотивов, используемых в ранне-исторических описаниях, - родовых неурядиц с последующим призванием правителя - становятся еще более очевидными в сравнении с данными такой отдаленной традиции, как корейская. В хронике XII в. "Самгук юса" рассказывается об основании государства Силла: "Старейшины шести родов, каждый с сыновьями и братьями сошлись ... и стали держать совет. Они сказали: "У нас нет государя, править народом некому. А люди забыли устои, и всяк творит, что вздумается. Давайте найдем достойного духом мужа и позовем его в государи, чтобы он основал царство и построил столицу" [Корейские предания. С. 44]. Далее следует миф о чудесном рождении - нахождении правителя.

Эти разительные параллели легенде о призвании варягов подтверждают ее фольклорные истоки и делают неубедительными любые (не основанные на прямых текстологических изысканиях) предположения об искусственности легенды.

Мотив "недостачи" (отсутствия порядка) и восполнения этой недостачи - один из универсальных этиологических мотивов фольклора, перешедших в раннеисторическую традицию.

Ближайшая в этом отношении параллель варяжской легенде содержится в той же ПВЛ: это рассказ (под 898 г.)

 

120

 

о призвании Кирилла и Мефодия. В нем уже бесспорно исторические лица получают функции культурных героев. Сказание посвящено включению "руси" в число славянских народов, обретших просвещение, т.е. вошедших в христианскую семью народов (см. 1). Три славянских князя, Ростислав, Святополк и Коцел, "послаша ко царю Михаилу, глаголюще: "Земля наша крещена и несть у нас учителя /../'Се слыша царь Михаил, и созва философы вся, и сказа им речи вся словенских князь". Те указали - избрали - Кирилла и Мефодия, которых и послали в славянскую землю [ПВЛ. I. С. 21-22]. Естественно, ставить легенду о призвании варягов в прямую зависимость от этого текста было бы столь же опрометчиво, как и возводить ее к англосаксонскому преданию или прямо к библейской традиции: налицо прежде всего общая "формульность", свойственная древнерусской, а может быть, и общеславянской традиции: ср. призвание Пржемысла. Недаром в "Житиях" Константина (XIV) и Мефодия (V) - очевидных источниках "Сказания о преложении книг" - мотив призвания связан не только с "учительством", наставлением в правой вере, но и с правдой-законом, который должен исполнить ("исправить") призванный учитель [ср. Флоря, 1981. С. 86, 96,147].

Однако очевидна тенденция, объединяющая оба пассажа ПВЛ: и в призвании варягов, и в призвании первоучителей инициатива принадлежит призывающей стороне - "славянству" (эта единая тенденция еще раз обнаруживает тщету поисков "двух концепций" начала русской истории в летописных текстах - ср. главу 3, § 5).

Учитывая универсальность мотива недостачи (конфликта) и ее восполнения (исчерпания конфликтной ситуации), следует подходить и к проблемам поиска летописных источников легенды о призвании. Л.В.Черепнин выявил повествовательную структуру, сходную с "варяжской легендой", в летописных статьях 1015-1016 гг., когда Ярослав после конфликта новгородцев с варягами дает им "Правду" [Черепнин, 1948. I. С. 247-248]. Он склонен возводить и легенду о призвании к тому же конфликту, вслед за А.А.Щахматовым, который писал: "Новгороду необходим был князь, который владел бы и рядил бы "по праву", причем последние два слова переносят нас, может быть,

 

122

 

именно ко времени Ярослава, давшего новгородцам ... правду и устав" [Шахматов, 1904. С. 350]. В дальнейшем [Шахматов, 1908. С. 311-314] Шахматов предполагал, что легенда о призвании сложилась в Новгороде на основе преданий об обращении Владимира и Ярослава за помощью к варягам (для последующего захвата Киева). Но Б.А.Рыбаков [Рыбаков, 1962] справедливо указал, что данная Ярославом "Правда" урегулировала отношения отнюдь не с варягами - они упоминались уже лишь в "периферийных" статьях, посвященных иноземцам (ср. гл. 3. § 3). "Русская Правда" Ярослава регулирует отношения в первую очередь между княжескими дружинниками и новгородцами: это "русин" и "Словении" в 1 параграфе.

Д.С.Лихачев предполагал, что на "ряд" варяжской легенды повлияло летописное "завещание" Ярослава Мудрого (упомянутое в гл. 2, § 3): князь "наряди сыны своя", заповедав им братнюю любовь и раздав города [ПВЛ. I. С. 108]. Д.С.Лихачев считал, что мотивы варяжской легенды соответствовали политической идее этого завещания [Лихачев, 1970. С. 172-173], а сам термин "ряд" относил к позднему княжему праву.

Однако ряд Ярослава Мудрого не имеет прямого отношения к призванию князей. Приглашение же князя в Новгород упомянуто в летописи задолго до ряда Ярослава. В 970 г. "новгородские люди" обратились к Святославу Игоревичу с требованием дать им князя: "Аще не пойдете к нам, то налезем князя собе" [ПВЛ. I. С. 49]. Святослав сажает в Новгороде малолетнего Владимира. Этот текст не мог быть "сочинен" летописцем - в ПВЛ (и Начальном своде) нет соответствующего прецедента, за исключением самого призвания варяжских князей. Зато такие прецеденты не раз упоминаются в позднейшем летописании: так, в 1199 г. "идоша людье с посадникомь /.../к Всеволоду; и прия е с великою честью и вда им сын Святослав /.../ и обрадо-вася въсь Новгород" и т.д. [НПЛ. С. 44-45; ср. Водов, 1989]. О безусловной древности традиции сажать в Новгород сына у киевских князей свидетельствует Константин Багрянородный: в Новгороде-Немогарде при жизни Игоря сидел сам Святослав. Можно считать, таким образом, что с момента заключения ряда с Рюриком отношения Нов-

 

123

 

города с русскими князьями были постоянными и зиждились на традиционной правовой основе (ср. в § 2 данной главы о первом государственном акте Олега, принятом после захвата им Киева - князь дает "устав" тем же "новгородским людям": словенам, кривичам и мере). Очевидно, прав В.Л.Янин [1986. С. 28], утверждающий, что вечевой строй был древнее княжеского.

Термин ряд ("творить ряд", "ряды рядити" и т.п.) принадлежит древнему пласту русского и славянского (вероятно, праславянекого) права [ср. Топоров, 1986. С. 136; Колесов, 1989. С. 140 и ел.] и долго сохраняется в русской фольклорной традиции. Е.А.Рыдзевская [1978. С. 166-167] приводит в качестве параллели варяжской легенде былину об Илье Муромце, которого приглашают в спасенный им от татар русский город "суды судить да ряды рядить".

Если обратиться к лексике легенды о призвании варягов в целом, то обращает внимание наличие в ней значительного пласта славянской правовой терминологии, имеющей истоки в обычном праве [Иванов, Топоров, 1978. С. 230-231]: "правда", "володеть и судить по праву", "наряд", "княжить и володеть". Помимо правовой лексики, в тексте легенды имеются и лексические параллели с договорами ру-си и греков. Согласно варианту легенды, призванные князья берут с собой дружину (НПЛ), которая в ПВЛ именуется "вся русь". То же выражение известно по договорам с греками. Договор Олега (911 г.) заключается от имени "всех иже суть под рукою его сущих руси" [ПВЛ. I. С. 26], договор Святослава (971 г.) - от имени "боляр и руси всей" [там же. С. 52]. Подобная формула сохранялась в русском летописании и позднее: так в 1147 г. Изяслав созвал на вече "бояры и дружину всю и^Кияне" [ПСРЛ. Т. XXV. С. 40].

При позднейших описаниях ряда с князем в летописях, как правило, указывалось, что в заключении договора принимали участие "все люди" - "все кияне", "весь Новгород" и т.п. [ср. Пашуто, 1965. С. 40-51; Водов, 1989. С. 53-58]. В.Т.Пашуто подчеркивал условность этих летописных выражений, упоминающих всех жителей "от мала до велика"; можно предположить, однако, что эта "условность" имела Особый "правовой" характер, указывала на правомочность отношений, установленных от имени "всей" общины.

 

124

 

 

Но наиболее показательны для нас именно договорные формулы, традиционные для русского средневековья в целом: договор руси с греками 944 г. заключается "от всех людий Руския земля* (ср.: "людье вси рустии" в том же договоре), с одной стороны, "с самеми цари [и] со всемъ болярьством и со всеми людьми Гречьскими" - с другой [ПВЛ. I. С. 35]. А.Е.Пресняков реконструирует и греческий текст договора, опираясь на слова Константина Багрянородного о "о всех росах": "все люди русской земли" -ndvTcov -cnrv дш? [Пресняков, 1993. С. 317-318].

Договорная грамота Новгорода с Готским берегом (1189-1199 гг.) гласит: "Се яз, князь Ярослав Володиме-ричь, сгадав с посадником /.../ и с всеми новгородъци, под-твердихом мира старого /.../ съ всеми немьцкыми сыны, и с гты, и с всем латиньскымь языкомь" [ГВНП. С. 55, ср. те же формулы в грамотах 1262-1263 гг. - Там же. С. 56, и 1316 г. -Там же. С. 23].

При этом формула "подтвердити мира" соответствует формуле "построити мира" в договорах с греками 911 и 944 гг. [Колесов, 1989. С. 124]; эта формула, как показал Б.А.Ларин, в свою очередь имеет болгаро-византийское происхождение: в собственно русской традиции ей соответствует формула "положити ряд" [Ларин. С. 43]. В преамбуле к договору 911 г. обе формулы помещены вместе: "Посла Олег мужи свои построити мира и положити ряд межю Русью и Грекы" [ПРП. I. С. 6].

Таким образом, становится очевидной и неслучайность употребления термина "ряд", "наряд" в легенде о призвании, и структура договорного текста, опирающегося на те же формулы: "русь, чюдь, словени, кривичи и вси" [Лавр., в Ип. - "вся"] призывают для наряда "всю русь". Соответственно, по-иному звучит и преамбула к легенде, согласно которой варяги взимали дань с чуди, сло-вен, мери и всех кривичей [ПВЛ]: возможно, и здесь формула "все кривичи" указывает на договорную лексику.

Конечно, можно было бы предположить, что летописец, поместивший в ПВЛ тексты договоров, использовал их лексику при составлении варяжской легенды. Однако, как уже говорилось, такому предположению противоречит употребление выражения "все росы" в сочинении Констан-

 

125

 

тина Багрянородного "Об управлении империей": в ноябре архонты выходят "со всеми росами" из Киева для сбора полюдья со славянских племен, являющихся их пакти-отами. "Все росы" информатора Константина соответствуют "всей руси" ПВЛ и обозначают дружину киевского князя, собирающую полюдье и кормящуюся у своих данников-славян: ситуация, соответствующая той, которую описывает для севера Восточной Европы легенда о призвании варягов. Недаром призванные князья садятся в славянских городах, а после смерти братьев Рюрик раздает города своим "мужам", - это традиционный для русской княжеской власти акт раздачи городов на "покорм" дружине [ср. Пашуто, 1965. С. 51-53].

Итак, в легенде о призвании варягов сохранилась славянская (и даже праславянская) правовая и социальная терминология: "ряд", "правда", "володеть", "княжить" {князь

- праславянский термин, заимствованный из германского),- очевидно, указывающая на то, что славяне были активной стороной в установлении ряда и формировании государственной власти. Ставшее расхожим мнение о том, что в ряде сохранилась и "варяжская" лексика, высказанное еще в XVIII в. И.Байером, основано на недоразумении -"народной этимологии" имен скандинавских князей, предложенной этим немецким ученым: Рюрик якобы прибыл с верной дружиной (тру-вор) и своим домом (синехус) [ср.Рыбаков, 1982. С. 286]. В действительности призванные варяжские князья носили обычные скандинавские имена[см.: Ловмяньский, 1985. С. 275]. Напротив, скандинавы активно воспринимали славянский язык, славянскую лексику (а затем и славянские имена в самой княжеской семье - ср. имена Святослав, Володислав, Передслава - уже в договоре 944 г., Ярополк, Владимир и т.д.) и, стало быть,

славянское право. Датский славист А.Стендер-Петерсен [1953. С. 157-164] специально обратил внимание на восприятие в скандинавской (древнеисландской) среде славянского слова "полюдье" (polutasvarf) - обозначение той системы сбора дани, в которую скандинавы включились на Руси. Это еще раз указывает на то, что "ряд" устанавливал договорные отношения скандинавов и славян: чтобы "прокормиться", скандинавская дружина первых князей

-

126  

 

должна была опираться на поддержку славянских "людей" и городов.

Теперь можно вновь вернуться к вопросу, поставленному в главе 2 (§ 5): с кем же заключался "ряд" легенды о призвании варягов -с "варягами" или "всей русью"? Если исходить из договорной лексики, - со "всей русью", если из традиционных текстологических построений, - с варягами, т.к. упоминание "руси" считается позднейшей вставкой. Впрочем, еще А.Стендер-Петерсен [1953. С. 67] утверждал, что "вставлено" как раз упоминание варягов, и именно это упоминание было необходимо во время составления летописи, так как значение имени "русь" в корне изменилось с эпохи призвания и это имя уже относилось к восточнославянской древнерусской народности. Следы, обнаруживающие такую трансформацию значения, прослеживаются в самом тексте легенды. В Лаврентьев-ском, Ипатьевском и Троицком списках ПВЛ к призываемой руси обращается "русь(!), чюдь, словени и кривичи и вси". Получается, что сама русь обращается к той же руси, что истолковывалось исследователями как свидетельство присутствия какой-то части руси в Восточной Европе (Ладоге) и участия ее в акте призвания (Д.А.Мачинскии и др.). Но в Академическом и Радзивилловском списках сказано: "Реша руси чюдь, словени и кривичи и вси". Видимо, эти разночтения связаны с упомянутой "двойственностью" локализации руси в летописи - переписчики Лав-рентьевского и др. списков "исправили" текст, перечислив "русь и чюдь" так же, как они были перечислены в космографическом введении.

Наиболее гипотетичными оказываются представления о "призывающей" стороне - "конфедерации" словен, кривичей, мери и чуди. Как могла эта "конфедерация", объединявшая огромные территории севера Восточной Европы от Поволховья до Верхнего Поволжья, принимать "согласованные решения" и где мог располагаться межплеменной "вечевой" центр, в котором такое решение принималось [ср. Янин, 1992. С. 53-54; Носов, 1990, С. 185 и ел.]? Несмотря на всю дискуссионность проблем происхождения Новгорода (в самом городе нет напластований более древних, чем первая половина X в.), едва ли есть серь-

 

127

 

езные основания целиком отвергать летописную трактовку событий эпохи призвания варягов. Согласно летописным источникам (и ПВЛ, и НПЛ), таким центром был Новгород, что подтверждается и последними изысканиями в области исторической диалектологии: Новгород и прилегающие к нему районы находился в "зоне контактов" двух групп говоров - западной (псковские кривичи) и восточной (ильменские словене). Эти контакты, по заключению А.А.Зализняка [ср. Янин, Зализняк, 1993. С. 192-193], начались не позднее IX в. В.Л.Янин справедливо отмечает существенность для судеб племенных группировок восточного славянства того факта, что они различными путями заселяли Восточную Европу. И здесь информация летописца о том, что "словени же седоша около езера Ил-меря, и прозвашася своим именем, и сделаша град и наре-коша и Новгород" [ПВЛ. I. С. 11], может многое прояснить в исторической ситуации на севере Восточной Европы, ведь из контекста летописи явствует, что словене приняли участие в общеславянском расселении, после того как во-лохи (франки) стали чинить им насилие. Это происходило на рубеже VIII и IX вв. Волна переселенцев, очевидно, усугубляла и без того сложную этнополитическую ситуацию на севере Восточной Европы, и межплеменные конфликты, о которых повествует та же летопись в "варяжской легенде", были в этой ситуации естественны.

Итак, можно вполне определенно предполагать, что конфликт с варягами-норманнами действительно завершился "рядом" - договором с русью, дружиной призванных князей. И та же ситуация действительно повторяется в Новгороде при Ярославе Мудром: конфликт новгородцев с варяжскими наемниками завершается установлением новых правовых норм - "Правды" Ярослава, регулирующих отношения "словен" и "русинов": но под русинами понимается уже не "заморская" русь, не варяги, а княжеская дружина.

Как уже говорилось, "параллелизм" двух конфликтов в начальной русской истории - изгнание варягов, описанное под 862 г., и расправа с ними новгородцев под 1015 г. - не позволяет просто возводить летописный текст легенды о призвании к "домыслам" летописцев, "реконструировавших" ряд с русью на основе хронологически близких

 

128

 

 

им событий. Но можно понять, как и почему этот "ряд" уцелел в устной передаче до времени составления летописи. Причина тому не только традиционные "формулы" этиологического сказания - в сохранении этого "ряда" (в рамках обычного права) была заинтересована "вся русь", и прежде всего сам князь.

 


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 247; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!