Социальная лексика и состав русской дружины



 

Снижение роли экзогенных факторов - варяжского и хазарского - в процессе становления и усиления Русского государства естественно. Противоестественно, однако, стремление принизить эту роль на ранних этапах становления русской государственности. Договорные отношения славян и руси, равно как и "хазарское наследие" на юге Руси стали важнейшими структурообразующими факторами формирования русского государства. Славяно-варяжский (В.Т.Пашуто) и славяно-хазарский синтез осуществлялись на восточнославянской почве, основой государственности стали восточнославянские города, но структура господствующего слоя, прежде всего княжеской дружины, навсегда запечатлела следы "синтеза". Дружинное название "русь" распространяется на территорию всего государства; княжеским доменом - Русской землей в узком смысле - становится территория, с которой брали дань хазары. Правители государства - включая Владимира Святого и Ярослава Мудрого - наряду с праславянским титулом "князь" носили титул "каган". В дружинной лексике также чередуются славянские, тюркские и скандинавские термины как этнокультурные элементы в материальной культуре.

Более того, эта традиция получила специфически русское развитие в дружинной среде, как в сфере обряда (в том числе погребального, с формированием специфически

 

 

109

 

русских восточноевропейских ритуалов), так и в собственно социальной сфере. Так, слово "варяг", обозначавшее скандинава, принятого на службу по договору, возникло, очевидно, в древнерусской скандинавоязычной среде - среди собственно руси: Игорь, по летописи, впервые призвал варягов на помощь после неудачного похода руси на греков в 941 г, Видимо, с этого времени словом "варяг" стали обозначать на Руси скандинавов вообще, в отличие от собственно руси, дружины русского князя, имеющей скандинавское происхождение [Мельникова, Петрухин, 1994]. Одновременно договорные отношения со славянами, участие в славянской системе полюдья, кормления, "гоще-ния" на погостах не могло не воздействовать на собственно дружинную лексику руси и должно было привести к раннему восприятию славянской социальной терминологии, отраженной, в частности, в летописи. В тексте самой легенды о призвании князей НПЛ слова "вся русь" заменены на слова "дружина многа"; замена могла быть поздней (относиться ко времени составления НПЛ), но восприятие самого термина, судя по традиционному мотиву совещания князя (Игоря, Святослава и т.д.) со своей дружиной, могло быть достаточно ранним. Дружинники Олега, носящие скандинавские имена, но клянущиеся по русскому закону Перуном и Волосом, названы в этом "правовом" тексте мужами. Ранее, под 882 г., говорится, что мужи Олега (варяги и словене) прозвались в Киеве русью. Мужами названы "слы и гостье" Игоря, заключавшие договор 944 г. В другом "правовом" тексте, связанном со сбором полюдья, "рекоша дружина Игореви: "Отроци Свеньлъжи изодели-ся суть оружьем и порты, а мы нази. Пойди, княже, с нами в дань, да и ты добудеши и мы". И послуша их Игорь, иде в дерева в дань /.../ и насиляше им и мужи его" [ПВЛ. I. С 39]. Здесь дружина князя Игоря названа мужами, дружинники воеводы Свенельда - отроками: это различение, видимо, неслучайно - отроками именовались и дружинники воеводы более позднего времени - Яна Вышатича [ПВЛ. I- 1071 г.]. Но и сама лексика, выделение мужей и отроков в дружине, весьма архаична и свойственна славянской (праславянской) традиции [Иванов, Топоров, 1984]. Наконец, в наиболее раннем летописном известии о руси, непо-

 

 

110

 

средственно примыкающем к легенде о призвании князей, говорится о том, что у Рюрика были "два мужа, не племени его, но боярина" (Аскольд и Дир - ПВЛ. I. С. 18).

Само по себе это сопоставление - муж (княжой муж) - боярин - характерно для древнерусских источников [Ключевский. Т. VI. С. 108-109; Львов, 1975. С. 212; Свердлов, 1983. С. 199-203]; от имени "великих князь и великих бояр" заключается договор 911 г. мужами Олега, "великий князь" Игорь "и князи и боляри его и людье вси рустии" упоминаются в преамбуле договора 944 г., "бояре и русь вся" - в договоре Святослава с греками 971 г. Насколько аутентичной можно считать эгу договорную лексику, и не зависела ли она от работы позднейших переводчиков договоров и т.п. [ср. Ловмяньский, 1978; Завадская, 1990]?

Само слово "боярин, (болярин)" - тюркское заимствование, при этом традиционное возведение его к болгарскому источнику не вполне удовлетворительно, слово имеет более широкие тюркские параллели [Фасмер. Т. 1. С. 203-204; Менгес, 1979. С. 83-87; Львов, 1975. С. 215-217]. Когда оно могло быть воспринято славяно-русской средой? Наиболее очевидным тюркское влияние было при Святославе - об этом свидетельствует быт и даже внешний облик князя (тюркская прическа и т.п. в описании Льва Диакона и ПВЛ): в эпоху Святослава широко распространяются в дружинной среде и другие тюркские обычаи. Это естественно, ибо именно этот князь наиболее последовательно реализовал давний претензии русских правителей на хазарское наследие, разгромив самый каганат. Но вместе с тем нельзя не напомнить, что русские князья восприняли титул "хакан" еще в IX в. - он сохранялся киевскими князьями вплоть до Ярослава Мудрого. Когда на протяжении первых двух столетий славяно-русско-тюркских контактов был воспринят термин "бояре" для обозначения высшей знати, сказать трудно, но в систему социальной (дружинной) лексики он вписывается, по крайней мере, в эпоху Святослава. Князь посылает к императору в качестве послов "лучших мужей", в тексте же договора говорится о "боярах и руси всей". Очевидно, что мужи - бояре (боляре) относятся к высшей, наиболее приближенной к князю старшей дружине, отроки - к младшей [Ключев-

 

 

111

 

ский. Т. VI. С, 108-109; Свердлов, 1983. С. 44-48]. Такое различение старшей и младшей частей, "мужей" и "отроков" в дружине русов проводится уже у Ибн Фадлана, видевшего эту дружину в Болгарии на Волге в 920/921 г. [Калинина, 1992].

В полном виде иерархия русской дружины описывается в летописи в связи с эпохой князя Владимира; князь "пакы творяше людем своим: по вся неделя устави на дворе в гридь-нице пир творити и приходити боляром и гридем, и съць-скым, и десяцьскым, и нарочитым мужем" [ПВЛ. I. С. 86].

В списке дружинников - "людей" Владимира представлены все этнокультурные компоненты, присущие древнерусской дружинной культуре: боляре; гридь - специализированный термин скандинавского происхождения, обозначающий именно боевую дружину, телохранителей князя [Фасмер. Т. 1. С. 458; СРЯ XI-XIV вв. Вып. 2. С. 389]; сотские, десятские, нарочитые мужи - славянская терминология (имеющая и книжные параллели - ср. Завадская, 1990). Б.Д.Греков заметил, что гридь и гридница упоминаются в связи с Киевом единственный раз, при описании пиров Владимира: он считал, что эта скандинавская терминология занесена из Новгорода варягами Владимира [Греков, 1959. С. 278]. Действительно, следующее известие, поминающее гридей, связано с Новгородом, где Ярослав раздает им тысячу гривен, а в Киев отцу посылает две тысячи [ПВЛ. I. С. 88-89]. Судя по тому, что гриди здесь - дружина сына киевского князя, можно предполагать, что бояре Владимира отличались от гридей как старшая дружина от младшей: для позднейшей традиции характерно упоминание гридей (гридьбы) вслед за боярами (огнищанами: ср. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 380; СлРЯ. Вып. 1. С. 389; Насонов, 1951. С. 43^4).

Существенно, что при широком наборе дружинных терминов в списке Владимировых "людей" отсутствует сама русь, упоминаемая еще в договоре Святослава. Очевидно, что в Киеве и вообще на юге это слово в эпоху Владимира уже имело "расширительный" смысл: "Русская земля" понималась как хороним уже в договорах с греками Олега и Игоря; в этническом смысле к русским людям, во всяком случае, при Владимире, относились и представители

 

112

 

тех племен, которых он поселил в южнорусских городах: среди них были "муже лучшие /.../ от словен, и от кри-вичь, и от чюди, и от вятичь /.../ бе бо рать от печенег" [ПВЛ. I.' С. 83]. Войско, которое вывел Владимир против печенегов в 992 г., называлось, как и разноплеменные воинства первых русских князей, русью, но собственно княжеская дружина, очевидно, должна была описываться уже специализированными терминами,

Несколько иной была ситуация на севере, в Новгороде, о чем можно судить уже по событиям эпохи Ярослава. После того как князь с помощью новгородцев утверждается в Киеве, он дает им "Русскую правду". В первой же главе словенин-новгородец уравнивается в правах с русином [ПРП. Вып. 1. С. 77]: в случае убийства "аще будеть русин, любо гридин, любо купчина, любо ябетник, любо мечник, аще изъгои будеть, либо Словении, то 40 гривен положити на нь". Кого следует понимать под русином? С.В.Юшков считал, что горожанина, в отличие от сельского жителя словенина; М.Н.Тихомиров думал, что киевлянин таким образом противопоставлен новгородцу. Понимание первой статьи во многом зависит от того, считать ли перечень социальных рангов, приведенный вслед за поминанием русина, вставкой [ср. Черепнин, 1965. С. 133-134], фрагментом, не имеющим прямого отношения к руси [Ловмяньский, 1985. С. 202-203], или видеть в этом списке детализацию понятия "русин" [Лебедев, 1987]. Очевидно, правы А.А.Зимин [ср. ПРП. Вып. 1. С. 86] и Г.С.Лебедев, считающие, что гридин, купчина, мечник, а возможно, и изгой относятся к собирательному понятию "русин" (ср. "вся русь" и т.п.) - вынесение собирательного понятия в начало списка вообще характерно для средневековых текстов. Речь, таким образом, идет о княжеской дружине, прежде всего - о княжеской администрации: те же этнокультурные компоненты, характерные для Севера Восточной Европы, присутствуют в списке - скандинавская терминология (см. о слове "ябетник" - Фасмер. Т. 4. С. 538-539) сочетается со славянской.

Однако, как верно отмечал еще Л.В.Черепнин [1965. С. 133-134], однозначного противопоставления княжеской киевской дружины новгородцам в Русской правде нет: к ру-

 

 

113

 

синам могли принадлежать и дружинники новгородского происхождения. Это было подтверждено данными новгородских раскопок, блестяще интерпретированными В.Л.Яниным: в частности, на одной из цилиндрических деревянных пломб (из напластований 973-1051 гг.), которыми запечатывались мешки с данью, собранной на Новгородчине, наряду с княжеским знаком и мечом была вырезана надпись, поминающая мечника - представителя младшей дружины. Находки пломб на новгородских усадьбах свидетельствуют об активном участии самих новгородцев (прежде всего -боярской знати: в Правде Ярославичей упоминается уже тиун боярский) в сборе и распределении дани [Янин, 1982].

Более того, о широком значении термина "русин", означающего отнюдь не только киевского дружинника, свидетельствует то, что и сама "грамота", данная Ярославом новгородцам, называется "Правда рускаа" [НПЛ. С. 176]. Это подтверждало вхождение Новгорода в правовую сферу - и территорию - Русского государства. Об этом вхождении Новгородской земли в Русскую землю в широком смысле свидетельствуют и ранние источники, в том числе Константин Багрянородный, относивший Новгород/Немо-гард к внешней Росии (см. главу 2, § 4). К еще более ранней эпохе относится свидетельство ПВЛ об уставе, данном утвердившимся в Киеве Олегом новогородцам, которые должны были платить дань варягам "мира деля".

Главной силой, реализующей и сохраняющей эту правовую традицию, была княжеская власть и дружина: очевидно, что из этого источника активно черпали информацию составители летописи (среди информаторов был упомянутый воевода Ян Вышатич; составитель ПВЛ пользовался также княжеским архивом, откуда он получил тексты договоров с греками). В процессе утверждения и расширения договорных отношений между русью и славянами - окняжения племенных территорий - имя "Русь" распространилось на подвластные князю земли и воспринималось там, прежде всего, в качестве политонима, чему способствовала исходная социальная окраска слова "русь" как обозначения княжеской дружины. Распространение этого названия одновременно перекрывало и разрушало племенные традиции.

 

114  

 

Одновременно русская дружина интенсивно впитывала различные этнокультурные импульсы, прежде всего - славянские, ассимилируясь в славянской (восточноевропейской) среде. При этом на славянскую архаическую (половозрастную) социальную лексику (мужи/отроки и т.п.) наслоилась иноязычная (бояре/гриди), основанная на том же различении старшей и младшей дружины. Показательно, что эти заимствованные социальные термины, воспринятые славяно-русской средой, прочно закрепились в древнерусской традиции: они были необходимы для строительства новых "надплеменных" государственных отношений настолько же, насколько необходим был объединяющий все подвластные новому государству структуры термин "Русь".

Показательно также, что заимствования в сфере социальной лексики и т.п. не зависели прямо от "физического" присутствия носителей той или иной традиции среди представителей заимствующей стороны: конечно, присутствие норманнов в русской дружине X в. ощутимо несравненно больше, чем присутствие "хазар" (выходцев из степи), но "хазарские" заимствования относились как раз к обозначению высших социальных рангов (каган, бояре), в то время как скандинавские были связаны с младшей дружиной (и дружиной в целом -русь). Видимо, хазарская традиция была актуальна для Руси не только в связи с претензиями на хазарское наследие, но и в связи с тем опытом государственного строительства, который позволил хазарам объединить разноэтничные земли [о том, насколько осознанным было стремление к синтезу различных этнокультурных традиций у правителей раннего средневековья см., например, Ле Гофф, 1992. С. 260].

Отношения участвующих в этнокультурном и государственном синтезе сторон, как мы видели, не сводились к "завоеванию" и "покорению". Для начала русской истории (и в летописном изображении, и в реконструируемых договорных отношениях руси и славян) характерно стремление к праву, правде, исчерпанию конфликтных ситуаций. Недаром "Русская правда" Ярослава, данная новгородцам после их конфликта с варягами, в первой же главе уравнивает в правах "русина" - княжеского дружинника -

 

 

115

 

и "словенина": варяги в последующих главах оказываются в положении заморских гостей, нуждающихся в специальной защите.

В этих противоречивых и исторически изменчивых отношениях с хазарами и варягами выкристаллизовывалось в IX-XI вв. самосознание собственно руси, русского народа. Объединению славянских племен, Новгорода и Киева, юд эгидой русских (варяжских по происхождению) князей способствовало, очевидно, то обстоятельство, что эти раз-зозненные и населившие Восточную Европу разными путями племена сохраняли общеславянское самосознание (напомним об общеславянском самоназвании славен новгородских). Эта же общеславянская основа способствовала распространению у восточных славян единого названия "русь". Славяне и русь - княжеская дружина - объединились в Среднем Поднепровье против хазар при Олеге. На славян и русскую дружину опирались Владимир и Ярослав Мудрый в решительные для Руси моменты истории: пришлые варяги становились враждебными чужаками. Наконец, славяне и русь объединялись в совместных походах на греков - внешние и внутренние факторы способствовали их консолидации в единый народ с единым самосознанием.

Можно скааать, что варяги и хазары целиком "реализовали" себя в ранней русской истории, приняв участие в этнокультурном синтезе, который привел к становлению Русского государства и культуры. Изучение исторических основ этого синтеза - задача, актуальная для понимания не только прошлого России.

 

Глава 4


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 258; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!