Глава 3 Варяги и хазары в истории Руси

⇐ ПредыдущаяСтр 6 из 18Следующая ⇒

Варяги и варяжская дань в обеих летописях - ПВЛ и НПЛ упоминаются в связи с начальным периодом русской истории наряду с хазарами и хазарской данью. Варяги и хазары стали вечными "полюсами" русской истории, воплощающими Запад и Восток, "заморские страны" и евразийские степи. В историографии всегда существовали полярные оценки их роли в русской истории, советская же историография периода борьбы с космополитизмом усугубила эту ситуацию. Роль варягов (особенно в работах Б.А.Рыбакова) была низведена с позиций основателей русского государства (у летописца) до функции участников авантюрного сюжета о шайке норманнов, обманом захватившей на короткое время Киев; Хазарскому каганату также была отведена функция мелкого паразитического ханства, сдерживающего рост прогрессивного Древнерусского государства. Исконная Русь - богатырский народ, обитающий в Среднем Поднепровье с VI в., - превозмог эти напасти, разгромив хазар и избавившись от варягов. В возросшей на основе этой традиции литературе, особенно популярной, Хазария приобретает черты чуть ли не метафизического царства зла, носителя "ига", более страшного, чем татарское (ср. недавнюю дискуссию в журнале "Во-

просы литературы"1), а Русь становится жертвой варяжско-хазарского заговора (Л.Н.Гумилев).

Ситуация начинает меняться ныне, с возвратом к традиционным для истории и углубленным методам источниковедения [см. из последних работ книгу А.П.Новосельцева, 1990 и др.]. Выясняется, в частности, что поиски "исконной" руси в Среднем Поднепровье, якобы упомянутой у сирийского автора VI в. Захарии Ритора, неосновательны, так как в этом сочинении народ "ерос" помещен рядом с женским народом амазонок, карликами и даже псоглавцами. "Субстрат", как видим, самый неблагоприятный для этногенеза русского народа, но вполне традиционный для раннеисторических описаний края ойкумены, где должны были обитать народы-монстры (Гл. 2, §1). Вместе с тем ясно, что поиски реального соотношения понятий "варяги" и "русь" возможны лишь при дальнейшем изучении летописного контекста, а не путем игнорирования первоисточника - летописи - и подбора любых подходящих по созвучию этниконов - лишь бы эти этниконы не были "варяжскими". В современную историографию возвращается ошельмованная, но никем не опровергнутая (после работ В.Томсена и М.Фасмера) скандинавская - "варяжская" этимология названия "русь" [Мельникова, Петрухин, 1989]. "Русью" назывались дружины первых русских князей (IX - первой половины X в.), состоявшие по преимуществу из норманнов (варягов русской летописи); с этими дружинами название русь распространилось на подвластную этим князьям территорию - Русскую землю и ее население "русских людей", в основном восточных славян.

Сейчас более, чем когда бы то ни было, очевидно, что проблема взаимодействия разных этносов - не праздная проблема, тем более, что она относится к началу истории народа и его государства: история дает уроки их созидательного взаимодействия и выхода из конфликтных ситуаций. Это достаточно хорошо осознавал уже первый русский историк - летописец Нестор, составлявший "Повесть Временных лет".

См.: Вопросы литературы. 1988. № 12 С. 130-175; там же. 1989. № 9. С. 236-252.

"Экспозиция" русской истории изображается летописцем в виде конфликтной ситуации - угнетения племен Восточной Европы (будущей Руси) варягами и хазарами. В 859 г. "имаху дань варязи из заморья на чюди и на словенех, на мери и на всех [,] кривичех. А козари имаху на полянех, на северех, и на вятичех..." [ПВЛ. I. С. 18]. Конечно, первые летописные даты условны (как показал еще А.А.Шахматов), но современная археология (и нумизматика) в принципе подтверждает вероятность варяжский дани на севере Восточной Европы - вплоть до мерянской земли - в первой половине IX в. Что же касается хазарской дани, то ее датировать сложнее: летопись передает во вводной (недатированной) части легенду о дани с полян, котирую взяли хазары, подошедшие к Днепру [ПВЛ. I. С. 16]. Возможности для реконструкции ранних славяно-хазарских отношений дает археология, в частности, изучение так называемых древностей антов - "кладов" серебряных и других украшений, конского снаряжения, иногда оружия VII-VIII вв. Б.А.Рыбаков обратил внимание на то, что ареал этих "кладов" совпадает в целом с границами той области в Среднем Поднепровье, которая в эпоху раздробленности (ХП-ХШ вв.) называлась Русской землей в узком смысле, и поспешил переименовать их в "древности русов". Этническая принадлежность "кладов" и даже их значение (в большинстве случаев это - случайные находки, которые могли происходить из разрушенных погребений) неясны; точнее, эти "клады" отражают складывающуюся в лесостепной полосе полиэтничную "дружинную культуру" (термин Б.А.Рыбакова), включают вещи боспорского производства и др. Ранние клады могут быть связаны с "антской" пеньковскои культурой. Еще Г.Ф.Корзухина отметила, что распространение этих "кладов" синхронно распространению хазарского господства в степях Восточной Европы [Корзухина, 1955]. Самые крупные сокровища начала VIII в. в Среднем Поднепровье - у Вознесенки, М.Перещепины (а также у Гло-Дос) - получили вполне определенную этнокультурную атрибуцию в работах М.И.Артамонова, С.А.Плетневой, А.К.Амброза (1982): это остатки погребальных храмов, име-

ющих аналогии в Центральной Азии (храм Кюль-Тегина) и на Северном Кавказе и принадлежащие хазарам, возможно, роду кагана (правящий хазарский род Ашина имел центрально-азиатское происхождение).

Кроме того, как показал А.К.Амброз и другие исследователи, в лесостепной и степной зоне, в том числе в Поднепровье, в начале VIII в. формируется целая иерархия погребальных памятников, включающая как перечисленные поминальные комплексы, принадлежавшие высшей кочевой знати, вероятно, самим каганам, так и могилы "военных вождей разных рангов" (Ясиново, Келегеи, Новые Сенжары и др.)- Специальный интерес представляет аналогичный комплекс - "могила всадника" - у с.Арцыбаше-ва в Верхнем Подонье. Вооружение всадников - палаши -напоминает о предании о хазарской дани в "Повести временных лет", которую хазары "доискахом оружьем одиною стороною, рекше саблями". Действительно, упомянутые памятники примыкают к ареалам славянских племен Среднего Поднепровья - полян, северян, а на востоке - к ареалу вятичей (см. карту 2), именно тех славянских объединений, с которых, согласно летописи, брали дань хазары.

Показательно, что одновременно, с VIII в., начинается интенсивное развитие славянских культур - роменской, относящейся к северянам, в Среднем Поднепровье, на Левобережье, и боршевской, приписываемой вятичам, на Дону. Можно считать провидческим взгляд В.О.Ключевского на "хазарское иго", как на отношения, способствовавшие развитию экономики славян. Во всяком случае, урегулированные отношения со степью всегда были лучше спонтанных набегов кочевников. Об очевидном этнокультурном симбиозе славян и кочевников в лесостепной зоне свидетельствуют как дохазарская пеньковская культура (которой и принадлежали клады "антов"), так и позднейшая (VIII-IX вв.) волынцевская культура в Левобережье Среднего Днепра, на памятниках которой обычны керамика и другие вещи салтовской культуры, характерной для населения Хазарии (отдельные памятники волынцевского типа известны и в верховьях Дона и Оки): показательно, в частности, и отсутствие выраженных укреплений на большинстве поселений волынцевской культуры.

А.Н.Насонов в уже упомянутом специальном исследовании показал, что Русская земля в узком смысле - область Киевского, Черниговского и Переяславского княжеств действительно складывалась в пределах племенных территорий, с которых брали (по летописи) дань хазары. О тяжести этой дани ("по беле и веверице от дыма") можно строить предположения, но ныне исследователи в целом согласны с В.О.Ключевским [1989. С. 252], что "хазарское иго" способствовало расцвету славянской культуры в Сред-

нем Поднепровье, так как славяне были избавлены от набегов степняков2. Вместе с тем, название "Русская земля" связано с проблемой происхождения имени Русь и, если опираться на первоисточники (прежде всего, летопись), с деятельностью варягов.

Летопись не случайно начинает русскую историю с описания сфер влияния варягов и хазар в Восточной Европе: активность тех и других безусловно должна была привести к столкновению их интересов. Дружины руси (ар-рус восточных источников) не только ищут богатств в Восточной Европе и доступа к арабскому серебру (с рубежа VIII и IX вв. оно почти непрерывным потоком движется через Восточную Европу с Дона на Оку, Верхнюю Волгу и Волхов, в Ладогу и далее на Балтику): их предводители уже в IX в. претендуют на хазарский титул "каган" (ха-кан) [Новосельцев, 1982]. Источники IX в., описывающие ситуацию в Восточной Европе, в том числе Баварский географ, упоминают русь (Ruzzi) рядом с хазарами: в послании Людовика Немецкого византийскому императору Василию I (871 г.) перечисляются народы, правители которых носят титул хакан - авары, норманны (Nortmanni), хазары, болгары (дунайские); в норманнах исследователи видят русь [Ловмяньский, 1985. С. 195-196]. Существенно, что соседство руси (норманнов) и хазар в последнем списке имеет не столько географический, сколько политический смысл: русь претендовала на роль, равную хазарам - в целом эта ситуация близка той, что описана в ПВЛ (под 859 г. и далее).

Хазары пропускали дружины руси, идущие по "реке славян" (Танаису - Дону?) через территорию каганата, взимая с них десятину (по данным Ибн Хордадбеха), но русь, очевидно, искала и иные пути, в том числе в Византию и Европу. Самое раннее и знаменитое свидетельство таких поисков - известие Вертинских анналов о народе рос (Rhos), послы которого пришли из Византии в Ингельгейм к франкскому императору Людовику Благочестивому в 839г.

2 М.И.Артамонов предполагал даже, что "поскольку ... славяне овладели Средним Поднепровьем с согласия хазар и при их содействии, они оказались данниками Хазарского каганата" [Артамонов, 1990. С. 277].

Людовик постоянно вынужден был отражать набеги викингов и заподозрил в послах разведчиков - те, действительно, оказались "из рода свеонов". Принято почему-то считать, что эти послы прибыли из Киева, хотя для этого нет никаких данных; напротив, известие о том, что их путь в Константинополь преграждали "бесчеловечные и дикие племена" (венгры?), и поэтому русь должна искать другую дорогу домой (через Западную Европу!), могут свидетельствовать о том, что путь из варяг в греки еще не функционировал. В Киеве нет ранних монетных кладов (IX в.), нет и ранних скандинавских комплексов находок - с сер. VIII в. они сосредоточиваются в Ладоге, позднее - с начала IX в. - на небольших поселениях по Волхову, на Сарском городище, в земле летописной мери, то есть на севере Восточной Европы, но не на юге: эти данные соответствуют летописным. Видимо, лишь отдельные отряды норманнов проникают вглубь Восточной Европы, прорываются на Ближний Восток и во владения Византии: поход первой половины IX в. на Сурож, по позднему "Житию Стефана Сурожского", совершен из Новгорода (ср. гл. 8).

Историческая ситуация изменяется после событий, произошедших на севере Восточной Европы и получивших в русской традиции наименование "призвание варягов". В 862 г., по летописи, происходит конфликт местных племен с варягами, собиравшими дань; варягов изгоняют за море, но среди восставших начинается усобица - "не было среди них правды". Тогда они решают призвать к "себе князя, который бы владел нами и судил “по праву"-"по ряду" (добавлено в Ипатьевском варианте легенды о призвании). Чудь, словене, кривичи "и все" обращаются к варягам, а именно к руси, как уточняет летописец, со знаменитыми словами призвания; далее следует мотив прихода трех братьев-князей с их родами и "всей русью".

Как бы ни относиться к достоверности легенды (с точки зрения современного историка), очевидно, во-первых, что в ней доминируют фольклорные мотивы (которые ряд исследователей неубедительно пытались приписать тенденциозному сочинительству русского книжника), в том числе конфликт и его преодоление - установление порядка, правды (мотив, традиционный для обычного пра-

ва, в том числе славянского). Во-вторых, фольклорные мотивы и формулы в дописьменную эпоху русской истории имели гораздо более существенную роль в процессе становления государства, чем в эпоху существования письменных "уставов" и "правд": устный "ряд" (договор), заключенный с призванными князьями, стал основой для развития дальнейших отношений княжеской власти со славянскими и другими племенами (см. гл. 4, § 1). В результате "ряда" с призванными князьями и дружиной должны были быть определены города, данные этой дружине "на покорм": по летописцу, первые князья сели в Новгороде, Изборске и Белоозере, а после смерти легендарных братьев Рюрик, княжащий в Новгороде, раздает "мужам" "овому Полотск, овому Ростов, другому Белоозеро" [ПВЛ. I. С. 18]. Возможно, летописец исходил при составлении списка городов из современных ему реалий (конца XI - начала XII вв.), но список племен, центрами которых были перечисленные города, соответствует "ряду" о призвании и дальнейшим договорным отношениям с древнейшей русью: это словене (Новгород), кривичи (Изборск, Полоцк), меря (Ростов). Белоозеро - центр веси - может быть, возникло в списке потому, что летописец (а за ним и многие позднейшие исследователи) понял договорную формулу "чюдь, словене, кривичи и вси" как "... кривичи и весь". Кроме того, Белоозеро традиционно, с XI в., "тянуло" к Ростову [Кучкин, 1984. С. 64-66]. В округе обоих городов известны находки скандинавских древностей IX-XI вв. [ср. Леонтьев, 1991; Голубева, Кочкуркина, 1991], так что можно относить этот регион к сфере "варяжского" влияния.

А.П.Новосельцев предположил, что призвание варягов-руси словенами, кривичами и другими племенами Севера было вызвано хазарской угрозой. Трудно сказать, насколько реальными были претензии Хазарского каганата на Север Восточной Европы, а насколько царь Иосиф в своем письме, включающем в сферу влияния Хазарии даже северную весь (?), выдавал желаемое за действительное.

Более очевидными были претензии руси, чьи правители уже в IX в. именовались титулом "каган". Призвание князей с дружиной - русью, по летописи, завершилось упрочением варяжской династии на Севере и, стало быть,

распределением сфер влияния в Восточной Европе. Рюрик садится сам в словенском Новгороде и сажает своих мужей в кривичском Полоцке, "мерянском" Ростове - у племен, с которых брали дань варяги и до призвания князей; но к этим племенам в летописи добавлена мурома. Такое дополнение можно было бы считать домыслом летописца, распределявшим сферы влияния между варягами и хазарами в соответствии с традицией о варяжской и хазарской данях: ведь мурома сидела по Оке, а южнее на этой реке обитали вятичи, платившие дань хазарам. Однако Ока действительно с IX в. была важнейшей речной магистралью, соединявшей Хазарию (Дон) с землями Севера Восточной Европы, о чем свидетельствуют клады монет.

Русь стремилась к контролю над важнейшим торговым путем. Однако лишь через столетие - в 960-е гг. - Святослав покорил вятичей: это было началом его антихазарской кампании. Во времена Рюрика о столкновении с хазарами не говорится, но последующие действия руси свидетельствуют об активизации поисков путей в обход Хазарии.

Согласно летописи, после утверждения Рюрика в Новгороде два его "боярина" (дружинника) - Аскольд и Дир -"испросились" идти на Царьград. Они пошли по Днепру, где впервые увидели Киев, население которого платило дань хазарам. Аскольд и Дир со своими варягами (русью) обосновались в городке и стали владеть "Польской (полян-ской) землей". Можно лишь гадать об отношениях этих варягов с хазарами: возможно, поход на Царьград был выгоден Хазарии, и та терпела присутствие руси в Киеве. Так или иначе, этим присутствием, по летописи, воспользовались наследники Рюрика.

Олег, дядька малолетнего княжича Игоря, в 882 г. направляется с ним и войском из варягов, чуди, словен и "всех кривичей" из Новгорода в Киев и, узнав, что там "княжат" Дир и Аскольд, обличает их как узурпаторов ("Вы неста князя, ни рода княжа, но аз есьм роду княжа") и убивает их. Сам он садится княжить в Киеве и провозглашает его "матерью городов русских" (метрополией). Летописец добавляет - "беша у него варязи и словени и прочи прозвашася русью" [ПВЛ. I. С. 20]. Русь принесла свое имя на землю, называвшуюся "польской". Летописец в ПВЛ указывает на

распространение этого названия на всю дружину Олега, включавшую уже не только варягов, но и словен (и прочих).

Далее говорится о том, что Олег стал строить города (традиционное занятие князей в понимании летописца) и "устави дани словеном, кривичем и мери, и устави варягом дань даяти от Новагорода... мира деля" [ПВЛ. I. С. 20]. Таким образом, Олег подтверждает своим уставом договор ("ряд") с северными племенами. Но сам князь обосновывается на юге, в Киеве, и его усилия направлены на покорение южных племен. Первым делом он подчиняет независимых древлян в правобережье Днепра, а затем обращается против левобережья, входящего в сферу влияния Хазарского каганата. Он возлагает "легкую дань" на северян, заповедав им не давать дани хазарам: "Аз им противен, а вам не чему". Здесь впервые говорится о конфликте руси и хазар. Олег присваивает и радимичскую дань: таким образом русский князь овладевает хазарской податной территорией в Среднем Поднепровье, которая и получает в летописи название "Русская земля" (в узком смысле). Но о реакции хазар летопись молчит. Это, видимо, связано с источниками русской летописи: она опиралась, прежде всего, на русские предания и византийский хронограф. Кроме того, как показал А.П.Новосельцев [1990. С. 210-211], Ха-зария в эти годы была занята борьбой с более близким противником - печенегами (чем, видимо, воспользовался Олег). Однако данные нумизматики указывают на то, что реакция со стороны хазар все же не заставила себя ждать.

В 60-е гг. IX в. наблюдается определенная активизация восточной торговли - усиливается приток восточного серебра в Восточную Европу и Скандинавию, что В.М.Потин [1970. С. 69] связывал с установлением более прочных отношений между варягами и славянами - "призванием варягов". Еще Г.Ф.Корзухина [1954. С. 35-36] предположила, что клады, зарытые в IX в. на севере Восточной Европы, могли быть связаны с "варяжской" данью - новейшие исследования подтверждают и дополняют это предположение. Но та же исследовательница обратила внимание и на особую группу кладов в земле вятичей, на Верхней Оке, зарытых в конце IX - начале X в.: в кладах сочетаются восточные монеты, славянские и салтов-

ские (хазарские) украшения. Олег не подчинил себе вятичей, но борьба русских князей с Хазарией, очевидно, ощущалась в этом регионе: клады этого времени найдены и в землях радимичей и северян. Наконец, американский нумизмат Т.Нунен [1985. С. 41-50] показал, что в последней четверти IX в. приток монет в Восточную Европу резко сокращается, наступает первый кризис в поступлении восточного серебра; при этом кризис не связан с сокращением эмиссии в Халифате - доступ серебра в Восточную Европу был искусственно приостановлен. Приток монет возобновляется в начале X в., когда серебро идет через Волжско-Камскую Болгарию из державы Саманидов в обход Хазарского каганата. Не менее показательно, что тогда же - не ранее первой четверти X в. - первые клады дирхемов появляются в самом Киеве: в IX в. Среднее Поднепровье оказывалось вне сферы русской восточной торговли [Каргер, 1958. I. С. 123-124].

Тем временем Олег активизирует византийскую политику и заключает (после похода) выгодный торговый договор 911 г. Возможно, легендарный поход Олега на Царь-град (907 г.) способствовал улучшению русско-хазарских отношений: во всяком случае, именно после 907 г. (между 909 и 914 гг.) хазары пропустили русь в грабительский поход на Каспий, против своих мусульманских противников. Исследователи (А.Е.Пресняков, М.И.Артамонов, А.П.Новосельцев, Г.С.Лебедев и др.) давно обратили внимание на взаимосвязь восточных и византийских походов руси - к X в. Русское государство включается в геополитическую систему Евразии. При этом положение руси "меж двух огней" и, одновременно, объектов экспансии - Хазарии и Византии, - естественно, не могло быть стабильным: после (инспирированного Хазарией?) похода на Каспий возвращающаяся русь была перебита мусульманской гвардией кагана. Так или иначе, традиционный путь, которым направлялся в Восточную Европу поток восточного серебра, - через Кавказ и Хазарию - не был восстановлен.

Соответствие данных нумизматики летописному рассказу чрезвычайно важно не только для понимания русско-хазарских отношений. Оно свидетельствует также об относительной точности летописных датировок: дело в том, что

древнейшие летописные известия, в соответствии с византийской хронографической традицией, не были разбиты на погодные записи - эту разбивку устанавливали, опираясь на византийский хронограф, а затем и на договоры с греками, составители и редакторы Начального свода и ПВЛ. Эти даты не могли не быть условными. Опорной датой являлся договор 911г. (косвенно существование этого договора подтверждается данными "Истории" Льва Диакона, VI, 10) Возможно даже, что летописец учитывал в качестве основания для летописной хронологии византийскую традицию заключения мирного договора на 30 лет (ср. поход Олега на Киев в 882 г., договор с греками в 911/912 г., следующий поход на греков Игоря в 941 г., договор Святослава в 971 г.), но в целом время вторжения руси в сферу влияния Хазарского каганата (определенное летописцем) и блокада хазарами русской торговли совпадают.

Тем не менее именно летописная трактовка этого периода русско-хазарских и русско-византийских отношений подверглась сомнению, что способствовало появлению в историографии целого цикла представлений о событиях в Киеве и на юге Руси, расходящихся с летописью. Основой для сомнений в достоверности летописной истории послужило, собственно говоря, совпадение имен князя Олега и загадочного правителя руси Хлгу, упомянутого в так называемом Кембриджском (еврейско-хазарском) документе X в. Деятельность этого правителя ("мэлэк") относилась к царствованию Романа I Лакапина (920-944 гг.), - он и спровоцировал нападение руси на хазарские города в Северном Причерноморье. Но Хлгу был разбит хазарским военачальником Песахом, который, в свою очередь, направил русь на Константинополь, где Хлгу был разбит окончательно, бежал за море (в Персию?) с остатками войска и там погиб.

Само по себе совпадение имен ни о чем не говорит: имена Олег (как и скандинавское Хельги) были распространены (часто одновременно) и в русских, и в скандинавских княжеских родах. О том, что у руси при Олеге и Игоре было несколько князей "архонтов", свидетельствует и текст договора 911 г., и сведения, сообщаемые Константином Багрянородным. Но ориентация на поиск "совпадений" отдельных имен или известий (ср. упомянутые

поиски "исконной руси" лишь на основе случайных созвучий) приводит к запутыванию ситуации. Дело в том, что в НПЛ, отражающей, как уже говорилось, Начальный свод, поход Олега на Царьград отнесен к 922 г., что "совпадает" с царствованием Романа I. Но на этом совпадения кончаются: поход Олега изображен победоносным, неудачный поход на Царьград при Романе и по русским, и по греческим источникам совершил Игорь (и было это в 941 г.); отношения Руси и Византии в 920-е гг. были мирными [История Византии. Т. 2. С. 231]. Хотя А.А.Шахматов давно объяснил происхождение ошибки в датах НПЛ, магия совпадений не дает покоя некоторым исследователям и заставляет их игнорировать прямые указания источников. Так, О.Прицак в последних работах (вслед за В.А.Пархоменко) передатирует княжение Олега и Игоря: первый правит в 920-е гг., последний захватывает Киев лишь в 930-е гг., причем приходит с юга из мифической Боспорской Руси, которая и оказывается базой для подходов на Византию. Эти построения неприемлемы не только потому, что Боспор Киммерийский (и пресловутая Тмутараканская Русь X в.) как предполагаемая база Игоря - результат неверного чтения "Истории" Льва Диакона (как показал еще П.О.Карышковский. 1960. С. 42). Дело в том, что эти попытки вынесения "базы" руси за пределы собственно Русской земли игнорируют важнейшие данные и русских, и византийских источников о славяно-русских отношениях, о формировании Русского государства. Мы видели, что ПВЛ характеризует эти отношения как установление дани ("ряд" Рюрика и "устав" Олега), которую славяне платят руси. Олег изображается освободителем славян от хазарской дани. Однако этим русско-славянские отношения не ограничиваются: славянские племена (как и "чудские") участвуют в войске Олега, идущего на Киев, а затем и на Царь-град; в описании похода различаются русь как княжеская Дружина и словене как рядовое войско. Эти отношения продолжают развиваться при Игоре, причем летопись здесь существенно дополняется сведениями трактата Константина Багрянородного "Об управлении империей". Составленный в середине X в., трактат описывает в 9 главе ситуацию на Руси (Росии) в княжение Игоря. Ежегодно весной русь (ро-

сы) собирает ладьи-однодеревки, которые приводят на Днепр и продают славяне из Новгорода, Смоленска, Лю-беча, Чернигова и Вышгорода. Однодеревки сходятся в крепости Киева, называемой Самватас (видимо, еврейско-хазарский ойконим); в июне росы по Днепру отправляются в Византию. Зимой "все росы" (ср. "всю русь" в ПВЛ) выходят со своими архонтами из Киева в полюдье и кормятся у славянских племен - древлян, дреговичей, кривичей, северян и других. Славяне названы Константином "пактиотами" - данниками - росов, но из текста видно, что речь идет не только о дани (кормлении), но и об "обмене услугами" - продаже однодеревок. Так или иначе даннические отношения - "пакт" - и во времена Игоря основывались, судя по всему, на договоре. Нарушение этого договора привело к гибели Игоря в 945 г.: древляне, с которых князь дважды хотел собрать дань, восстали и казнили Игоря (по летописи, они назвали князя "волком", - традиционное название преступника у многих европейских народов - см. главу 4, § 3 данной главы). Прав был Б.А.Рыбаков [1982. С. 319 и ел.], непосредственно связавший внешние - торговые и военные - предприятия Руси в X в. с внутригосударственной системой полюдья: без этой базы никакие походы не были бы возможны. Тот же автор обратил внимание на связь списка городов, откуда приходили к росам однодеревки, с перечнем славянских племен-пактиотов: Смоленск - центр кривичей, Чернигов (и Любеч) - город северян. Норманны, считал Б.А.Рыбаков, не смогли овладеть славянскими городами (за исключением Киева, захваченного на короткий срок Олегом): недаром Олег останавливается перед захватом не в самом городе, а на урочище Угорском, к югу от Киева, прикидывается купцом - "подугорским гостем". Под Смоленском, поворотным пунктом полюдья, маршрут которого реконструирован Рыбаковым, расположен крупнейший древнерусский курганный некрополь и поселение, которые этот исследователь считал остатками дружинного "лагеря-города", -Гнездово. Хотя соотношение Гнездова и Смоленска (в котором известны лишь единичные находки X в.) дискутируется, в целом ситуация на Руси в X в. действительно характеризуется определенным "дуализмом" дружинных и

городских центров: Новгород в X в. сосуществует с соседним Городищем - древней резиденцией русских князей [Носов, 1990], под Черниговом располагается относительно небольшое, но яркое по культуре поселение (и некрополь) в Шестовице; в Верхнем Поволжье некрополи и поселения с "дружинными древностями" располагаются в непосредственной близости от Волги (вокруг будущего Ярославля), в отличие от городов - Ростова и Суздаля, стоящих "в глубинке", на ответвлениях Волжского торгового пути.

Все эти некрополи и поселения, расцвет которых приходится на середину - вторую половину X в., объединяются характерными этнокультурными чертами: 1) они развиваются под сильнейшим воздействием скандинавской культуры эпохи викингов - "местные" традиции в их быте связаны по преимуществу с керамическим производством, домостроительством, деталями костюма, общими для всей Восточной Европы; 2) наиболее яркие, прежде всего погребальные, комплексы, содержащие наборы вооружения, со сложным обрядом и т.п. указывают на принадлежность социальных верхов, обитавших на перечисленных поселениях, к дружине; 3) связи указанных памятников не замыкаются на Скандинавии - они ориентированы и на Восток в самом широком смысле (находки арабских и византийских монет и других предметов импорта сочетаются с салтовской - "хазарской" - ременной гарнитурой, предметами вооружения и даже обрядами, характерными для степняков (о чем специально - ниже); 4) наконец, связи этих памятников направлены отнюдь не только вовне - они имеют достаточно отчетливый внутригосударственный, внут-рирусский характер (см. главу 5).

Самые большие курганы Гнездова, с характерными для Скандинавии (и древнейшей руси) обрядами сожжения в ладье и т.п., имеют ближайшие аналогии не на севере Европы, а в Чернигове, где при сооружении таких же больших курганов практиковался идентичный обряд погребального пира вокруг ритуальных котлов. Территории кривичей (где расположено Гнездово) и северян (Чернигов) были связаны системой полюдья - очевидно, что и представители дружинных верхов, контролирующих сбор дани, были связаны едиными традициями, а возможно, и родством. Эти

связи усиливаются с распространением дружинного обряда ингумации в камерных гробницах: этот обряд характе рен для некрополя самого Киева, Шестовицы и вообще Черниговщины, а в последние годы камерные гробниц; открыты также в Гнездове и Тимереве (Верхнее Повод жье), во Пскове и др. пунктах. Возникновение самого об ряда связывают с норманнами - недаром древнейшая камерная гробница на Руси (конец IX в.) открыта в Ладоге главных "воротах" Варяжского моря, - но развивается о под воздействием восточноевропейских традиций и распространяется во второй половине X в.: гнездовские и тиме ревские камеры датируются 70-ми гг. В Среднем Подне провье ареал камерных гробниц [Моця, 1990] совпадает с территорией Русской земли, подвластной киевским князьям со времен Олега.

§ 2. Русская дружица и Русская земля в Среднем Поднепровье

Перечисленные древнерусские памятники X в. интерпретируются по-разному - одни ("норманисты") считают их свидетельством скандинавской колонизации, другие -"местными" торговыми центрами. Присутствие на этих поселениях дружинников скандинавского происхождения - руси - заставляет внимательнее отнестись к данным аутентичных источников X в., прежде всего, трактата Константина Багрянородного: в середине X в. "росы" еще сохраняли скандинавскую лексику (судя по противопоставлению "росских" и "славянских" названий днепровских порогов). Эти памятники, таким образом, могли быть связаны с деятельностью дружины "росов" - руси. Наиболее очевидными эти связи становятся с распространением камерных гробниц, после того как общерусское полюдье претерпевает кризис (восстание древлян и казнь Игоря). Последующие события позволяют прояснить основные функции "дружинных" поселений.

Вдова Игоря Ольга расправляется с древлянами, но после этого проводит реформу - устанавливает фиксированную дань и систему погостов - пунктов, куда свозится

дань. В эпоху Ольги, по данным археологии, действительно расширяется сеть поселений, которые можно отождествить с погостами, и упрочивается связь старых дружинных "станов" с Киевом. Об этой связи свидетельствует, в частности, характерная трансформация обряда погребения в камере: традиционным для Скандинавии было размещение коня в ногах погребенного, но в ряде комплексов Киева, Черниговщины и Гнездова кони помещены сбоку, как было принято у кочевников.

О связи русской (и шире - русско-"варяжской") дружинной культуры с кочевым миром уже говорилось - салтовские поясные наборы, упряжь, некоторые виды вооружения были заимствованы на Руси и восприняты (при ее посредстве) в Скандинавии. Но влияния в обрядовой сфере не могли быть чисто "внешними": об этом свидетельствует, в частности, обряд и инвентарь самого большого русского кургана - Черной могилы в Чернигове. Этот курган датируется 60-ми гг. X в., временем князя Святослава; о его принадлежности знатному русскому дружиннику скандинавского происхождения свидетельствует и упомянутый ритуальный котел, и расчищенная недавно статуэтка скандинавского сидячего божка, игральные фишки и т.п. Однако замечательные (и древнейшие) памятники русского прикладного искусства - оковки питьевых рогов - свидетельствуют о "восточном" влиянии. Особенно показателен мотив состязания двух лучников - простоволосого и с волосами, заплетенными в косу: мотив, видимо, связан с сюжетом борьбы за власть "священного царя" -кагана (см. гл. 6). Питьевые рога входили в комплекс, связанный с погребальным пиром, - располагались под двумя кольчугами и шлемами рядом с котлом и бронзовым идольчиком: по ритуалу этот комплекс можно было бы считать "варяжским". Но сам комплекс был помещен не на кострище, где была совершена кремация, а на вершине первичной насыпи (накрытой при досыпке кургана глиняной "шапкой") - ритуал, свойственный именно черниговским кУрганам. Кроме того, на самом кострище прочее оружие "" 2 меча, 2 копья, сабля и др., конская упряжь - были сложены в груду: ритуал, не свойственный норманнам, но известный по другим большим черниговским курганам - Гуль-

100

бищу и кургану "княжны Черны" (где груды вооружения помещались на вершине первичной насыпи). П.Н.Третьяков указал на аналогии этим ритуалам в салтовских древностях и более ранних (упомянутых выше) памятниках типа комплекса у с.Вознесенка.

Представляется, что дело здесь не просто в традиционной полиэтничности дружинной культуры. В сооружении больших курганов должны были принимать участие многие жители Чернигова, но очевидно, что и к совершению ритуалов были допущены не только собственно русские дружинники: обряды с оружием совершали люди, знакомые с салтовскими (хазарскими) обычаями и, видимо, считавшие их "своими". То же обстоятельство следует иметь в виду и при интерпретации обрядности камерных гробниц с конями, расположенных в соответствии с кочевническими обычаями на юге Руси и в Гнездове (в последних работах исследователи Гнездова предполагают присутствие там выходцев из Хазарии [Авдусин, Пушкина, 1982]). Выходцы из Хазарии и - шире - кочевого мира степей (в IX-X вв. это венгры и печенеги), очевидно, наряду с норманнами входили в русскую дружину и принимали участие в формировании ее культуры (об этом свидетельствуют и данные антропологии - Алексеева, 1974).

Собственно говоря, присутствие выходцев из Хазарии в русских городах - факт вполне естественный и подтверждаемый письменными источниками. Помимо знаменитого письма X в. из Киева, написанного членами еврейско-хазарской общины и имевшего "резолюцию" хазарского чиновника, в самой летописи при описании договора Игоря с греками (944 г.) упомянуты "Козаре" - видимо, квартал в древнем Киеве, где располагалась и христианская церковь Ильи - "мнози бо беша варязи христеяни" [ПВЛ. I. С. 39]. Нет ничего удивительного, что в Чернигове, центре Северской земли, платившей, как и Полянский Киев, дань хазарам, было хазарское (салтовское) население. Существенно, во-первых, что это население принимало участие в ритуалах господствующего слоя Руси, - а господствующий слой воспринимал "хазарские ритуалы" (причем, очевидно, ритуалы "царские" - напомним о претензиях русских князей на титул кагана). Во-вторых, присутствие в

101

Чернигове выходцев из Хазарии, видимо, объясняет не только этнокультурную, но и политическую ситуацию в се-верянской земле: дело в том, что, несмотря на очевидное господство в Чернигове русской дружины, подвластной киевскому князю3, в 16 км к юго-западу от города (в киевском направлении) по Десне расположен погост в Шестовице - дополнительный контрольный пункт возле центра Северской земли.

Как уже говорилось, камерные гробницы русских дружинников X в. располагаются точно в пределах Русской земли, занятой некогда волынцевской культурой. Погребальные памятники дружины "отмечали" центры и границы формирующегося княжеского домена: недаром Начальная летопись так внимательно относится к курганам первых русских князей и их местоположению. Показательно в связи с этим, что собственно хазарские "дружинные" памятники в Среднем Поднепровье (Вознесенка и др.) располагались вне будущей Русской земли, в степи, а не на территориях плативших хазарам дань славян.

3 Погребенные в больших черниговских курганах не были князьями, как и погребенные в больших курганах Гнездова, - полюдье с северян и кривичей собирал киевский князь, в Чернигове и Гнездове, видимо, сидели его воеводы [см.: Петрухин, 1989].

102

Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 402; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!