DerSpruch des Anaximander 3 страница

У Парменида же œstin не разумеет «есть» как связку (copula) в предложении. Оно называет ™Òn, «присутствуя»

 

 

присутствующего. Это œstin отвечает чистому призванию бы­тия перед разделением на первую и вторую oÙs…a, на existentia и essentia. Но ™Òn при этом мыслилось из сокровенной и не­возвышенной полноты несокровенности этих ™Ònta, поверен­ной греческому миру без возможности и необходимости пости­гать самое это существополноту с другой точки зрения.

Из мыслящего постижения ™Òn этих ™Ònta, изреченного свободного от понятия, высказаны основослова раннего мыш­ления: ФЪsj и ЛÒgoj, Mo‹ra и ”Erij, 'Al¼ueia и ”En. И прежде всего после ”En, которое следует опять-таки мыслить в области этих основослов, основным изреченным словом для при-сутствующего становитеся ™Òn и eЌnai. Впервые из судьбы бытия как ”En мировая эпоха Нового времени после своего существоистока приходит в эпоху монадологии субстанции, завершающейся в Феноменологии духа.

Не Парменид истолковывал бытие логически: пожалуй, наоборот, логика, возникшая из Метафизики и тотчас ею овладевшая, привела к тому, что сокрытое в тех ранних основословах существобогатство оставалось в них погребенным. Так бытие смогло попасть в фатальный ранг наиболее пустого и наиболее всеобщего понятия.

Однако начиная от ранних пор мышления «бытие» назы­вает присутствие присутствующего в смысле просветляюще-оберегающего сбора, каковым и мыслится и называется ЛÒgoj. Это ЛÒgoj (lšgein, слагать, собирать) постигается из 'Al»ueia — открывающего сокрытия. В ее двойственном су­ществе скрывается мыслимое существо ”Erij 'Mo‹ra, в ка­ковых именах называется одновременно и ФÚsij.

В русле речи этих основослов, мыслимых из опыта-пости­жения при-сутствия, рекут и слова в изречении Анаксимандра: d…ƒh, t…sij, ¢diƒ…a.

Призвание бытия, рекущего в этих словах, определяет философию в ее существе. Философия не происходит от мифа. Она про-ис-ходит лишь из мышления в мышление. Но мышле­ние есть мышление бытия. Мышление не про-ис-ходит. Оно есть, коль скоро существует бытие. Однако падение мышления в науки и в веру — вот злая судьба бытия.

В раннюю пору своей судьбы к речи приходит сущее, t£ ™Ònta. Что же приносит в реченное изречение Анаксимандра из затаенной полноты таким образом при-бывающего? Предпо­ложительно, подлинный текст изречения гласит:

... ƒat¦ tÕ creèn: didÒnai g£r aÙt¦ d…ƒhn ƒaˆ t…sin

¢ll»loij tÁj ¢diƒ…aj.

 

В обычном переводе:

 

«...по необходимости; поскольку они платят друг другу штраф и пени за свою несправедливость».

И теперь это изречение все еще состоит из двух предложе­ний: от первого сохранились только последние слова. Мы начнем с разбора второго предложения.

Слово aÙt£ устанавливает связь с названным в предыду­щем предложении. Может иметься в виду лишь: t¦ Ônta, при­сутствующее в целом, в настоящем и не в настоящем в не-сокрытости присутствующее. Ясно или нет названо это слово ™Тnta, за ненадежностью текста это может оставаться откры­тым; aÙt£ называет все присутствующее, существующее по способу про-медлительного; богов и людей, храмы и города, море и землю (сушу), орла и змею, дерево и куст, ветер и свет, камень и песок, день и ночь. Все вместе присутствующее при­надлежит одному присутствию, пока каждое при-сутствует при каждом в промедлении, про-медляя с другими. Слово «многие» (poll£) не есть череда разрозненных предметов, за которыми что-то стоит, что их не-понятийно охватывает. Скорее в при­сутствии как таковом владычествует друг-при-друге-промед-ление некоего сокрытого сбора. Вот почему Гераклит, обозре­вая это собирающе-единящее и рас-крывающее существо в при-сутствии, называет это ”En (бытие сущего) логосом (ЛÒgoj).

Но как прежде всего постигает Анаксимандр всецелое при­сутствующего, про-медлительно прибывшего друг подле друга в несокрытии? Что повсюду в основании пронизывает это при­сутствие? Последнее слово изречения высказывет это. С него и должны мы начать перевод. Оно называет основную черту присутствующего: º ¢diƒ…a. Буквально это переводят как «несправедливость». Но есть ли буквальное также уже и до­словное? Иными словами: считается ли это переводящее слово с тем, что приходит к речи в этом изречении? Стоит ли здесь перед глазами это aura, целое промедлительно в несокро­венности при-сутствующего?

Как далеко зашло в несправедливости это присутствую­щее? Что в этом присутствующем несправедливо? Разве это не право присутствующего, что оно время от времени про-медля-ет и мешкает и таким образом исполняет свое присутствие? Прежде всего слово ¢-diƒ…a говорит о том, что d„ƒh оста­ется в стороне. r…ƒh по обыкновению переводят как «право». Поэтому в переводах этого изречения стоит даже слово «штраф». Если мы оставим наши юридические и моральные представления, если мы будем держаться приходящего здесь к речи, то тогда ¢diƒ…a высказывает то, что там, где она влады­чествует над вещами, не все в порядке. Это значит: что-то

 

«расчинилось». О чем же идет речь? О про-медлительно при­-сутствующем. Но где же у при-сутствующего могут быть «сочинения»? И где там хотя бы одно сочинение? Как может оказаться присутствующее без сочинения, ¥diƒon, и как оно может расчиниться? Изречение недвусмысленно говорит, что присутствующее есть в ¥diƒ…a, т. е. расчинилось. Однако это не может означать, что оно больше не есть при-сутствующее. Но это говорит также и не только, что при-сутствующее случайно или, возможно, по причине каких-то свойств расчинилось. Это изречение высказывает: присутствующее как таковое присут­ствующее, каково оно есть, расчинилось. К присутствию как таковому должны принадлежать эти сочинения вместе с воз­можностью расчиняться. Присутствующее есть промедлитель­ное. Промедление существует как переходное прибытие в от­ход. Промедление существует между про-ис-хождением и от­ходом прочь. Между этим двояким отсутствием существует присутствие всякого медлительного. Это «между» начинено про-медлительным. «Между» есть то сочинение, сообразно которому медлящее «учиняется» от происхождения сюда к от­ходу прочь. Присутствие медлящего вклинивается в «сюда» происхождения и «отсюда» отхода. Присутствие обеих сторон сочинено с отсутствием. Присутствие существует в таком сочинении. Присутствующее происходит от прибывания и пе­реходит в отход, и то и другое одновременно, а именно, коль скоро оно — про-медляет. Промедление существует в сочине­нии.

Но тогда промедлительное как раз есть в сочинении своего присутствия и никоим образом — теперь мы можем сказать — не в бес-чинстве, не в ¥diƒ…a. И все же изречение высказывает так. Из постижения сущего оно изрекает, что ¥diƒ…a есть основочерта этих eovta.

Промедлительное существует как медлящее в сочинении, сочиняющем присутствие с двояким отсутствием. Но как присутствующее промедлительное, именно оно и только оно, может в то же время замедлить себя в своем промедлении. Прибывающее может даже на-стаивать на своем промедле­нии, во-первых, чтобы через это оставаться при-сутственнее в смысле прочного (устойчивого). Промедлительное настаива­ет на своем присутствии. Таким образом оно измывает себя из своего переходного промедления. Оно упирается в своенрав­ной настойчивости. Оно больше не у-ступает другому при­сутствующему. Оно упорствует, как будто это и есть замедле­ние, в устойчивости простаивания.

Существуя в сочинении промедления, присутствующее выходит из него и как промедлительное присутствующее есть

 

 

в бесчинстве. Всякое промедлительное стоит в бесчинии. К присутствию присутствующего, к ™Òn этих ™Ònta принадле­жит ¢diƒ…a. Тогда стоять в бесчинии было бы существом всякого присутствующего. Таким образом, в раннем изречении мышления проявилось бы бессистематическое, чтобы не ска­зать нигилитическое, в греческом постижении бытия.

Значит, это изречение высказывает, что существо при­сутствующего состоит в бесчинии? Оно и говорит это и ие говорит этого. Изречение, действительно, называет бесчиние как основную черту присутствующего, но с тем лишь, чтобы сказать:

didÒnai g£r aÙt£ d…ƒhn... tÁj ¢diƒ…aj.

 

«Они должны платить пени» — переводит Ницше, «они платят штраф» переводит Дильс, — за свою несправедливость. Однако о платеже нигде нет и речи, равно как о штрафе или пенях и о том, что нечто подлежит штрафу или должно быть отомщено по разумению того, кого в первую очередь касается отмщение за праведное.

Между тем бессмысленная присказка «несправедливость вещей» уже прояснилась из продуманного существа промед-лителыю присутствующего как бесчиние в промедлении. Бес­чиние состоит в том, что про-медлительное стремится за­коснеть в промедлении лишь как в устойчивом. Промедление как упорство, если мыслить его из сочинения промедлительно-го, есть восстание в одно голое продление. В своем присут­ствии, замедляющем присутствующее в наружной несокро­венности, восстает некое наивное выстаивание. Через это повстанческое промедление промедлительное настаивает на голой устойчивости. Присутствующее существует тогда без сочинения, свойственного промедлению, и в противополож­ность ему. Изречение не высказывает, что промедлительно присутствующее расточается в бесчинии. Изречение высказы­вает, что это промедлнтелыюе ввиду бесчиния didÒnai d…ƒhn дает сочинение.

Что значит здесь «давать»? Как, спрашивается, промедли­тельное, существующее в бесчинии, может давать сочинение? Может ли оно дать то, чего оно не имеет? Если оно дает, то не отдает ли как раз оно это сочинение? Куда и как дают сочине­ние промедлительно присутствующие? Мы должны вопрошать толковее, т. е. из предмета.

Каким образом присутствующее как таковое должно да­вать сочинение своего присутствия? Названное здесь «давать» может покоиться лишь в способе присутствия. Давать есть не только отдавать. В более изначальном смысле давать есть при-

 

давать. Такое «давать» позволяет, чтобы свойственное чему-то как принадлежное принадлежало чему-то другому. Принадле­жащее к присутствующему есть сочинение его промедления, сочиняющее его с происходящим и отходом. В этом сочинении промедление содержит свое промедлительное. Таким образом, оно стремится не прочь в бесчиние голого упорствования. Сочинение принадлежит промедлительному, подлежащему в сочинение. Сочинение есть чин.

r…ƒh мыслимое из бытия как присутствия есть чиняще»-сочиняющий чин. 'Adiƒ…a, бесчиние есть бесчинство. Остается только необходимость это слово, капитально написанное, так­же и мыслить капитально из полной его речевой силы.

Промедлительно присутствующее присутствует, поскольку оно медлит, медля про-ис-ходит и от-ходит. Это про-медли-тельное выстаивание перехода есть чинная устойчивость при­сутствующего. Она не настаивает как раз на простом упор-ствовании. Она не подпадает бесчинию. Она преодолевает бесчинство. Медля свое промедление, промедлительное позво­ляет чину принадлежать к своему существу как присутствию. Слово didÒnai называет такое позволение принадлежать. Взя­тое для себя, не в ¢diƒ…a, не в бесчинстве состоит присутствие присутствия, но в didÒnai d…ƒhn... tÁj ¢diƒ…aj, в том, что при­сутствующее время от времени позволяет принадлежать чину. В настоящем присутствующее не протиснуть между не в насто­ящем присутствующим отрезанно от него. В настоящем при­сутствующее есть настоящее постольку, поскольку оно позво­ляет себе принадлежать в не-настоящее.

 

didÒnai.... aÙt£ d…ƒhn... tÁj ¢diƒ…aj,

 

они, те самые, позволяют принадлежать чину (в преодоление) бес-чинства.

Приходящее здесь к речи постижение сущего в его бытии не пессимистично, не нигилистично, оно также и не оптими­стично. Оно остается трагическим. Однако это слово высоко­парно. Но, предположительно, мы нападаем на след существа трагического не тогда, когда мы объясняем его психологически или эстетически, но когда мы прежде задумываемся над его способом существования, над бытием сущего, думая:

didÒnai d…ƒhn... tÁj ¢diƒ…aj

 

Промедлительно присутствующее, t¦ ™Тnta присутствует постольку, поскольку оно позволяет принадлежать чинящему чину. Чему принадлежит чин сочинения и чему он подлежит? Когда Промедлительно присутствующее дает чин и. каким способом? Изречение непосредственно об этом ничего не вы-

 

 

сказывает, по крайней мере, пока мы до сих пор обдумывали его слова. Однако если мы будем следить за еще не переве-денным, то оно, кажется, недвусмысленно высказывает то, к кому или к чему направляется didÒnai:

didÒnai g£r aÙt£ d…ƒhn ƒa… t…sin ¢ll»loij.

 

Промедлительно присутствующее позволяет принадлежать чину ¢ll»loij — друг другу. Так обыкновенно сплошь и рядом читают этот текст: ¢ll»loij связывают с d…ƒhn и t…sin, в слу­чае если вообще более или менее толково это себе представля­ют и специально называют, как Дильс, в то время как Ницше даже опускает это при переводе. Мне же непосредственная связь ¢ll»loij с didÒnai не кажется ни языково-необходимой, ни, прежде всего, оправданной предметно. Поэтому, исходя из предмета, остается задать вопрос, непосредственно ли к d…ƒhn или же скорее к непосредственно предшествующему t…sin только может относиться это ¢ll»loij. Такое различение связано здесь с тем, как мы переведем ƒa…, стоящее между d…ƒhn и t…sin. А это, в свою очередь, определяется тем, что здесь высказывает t…sij. Как правило, t…sin переводят словом «пени». Поэтому для didÒnai напрашивается истолкование: «платить». Промедлительно присутствующее платит пени, вно­сит его как штраф (d…ƒh). Суд правомерный, тем более что нет недостатка в этой несправедливости, о которой, конечно, никто не умеет сказать правильно, в чем должна она состоять. Хотя и может t…sij означать пени, но, однако, не должно, поскольку при этом не называется существенное и изначальное его значе­ние. Ибо t…sij значит «оценка». Ценить что-то значит: почи­тать что-то и таким образом удовлетворять этому ценимому. Существоследование этого «ценить», «удовлетворять» в добре может совершаться как благодеяние, в отношении же к дурно­му как пени. Однако такое простое объяснение слова ничего не дает нам для предмета этого слова в изречении, если мы не мыслим уже, как при ¢diƒ…a и d…ƒh,из предмета, приходящего к речи в этом изречении.

За этим словом стоит aÙt£ (t¦ ™Тnta), Промедлительно присутствующие в бесчинстве существа. Пока они медлят, они промедляют. Они коснеют. Ибо в переходе от происхождения к отходу робко проходят они этот про-межуток. Они коснеют, они упираются. Коль скоро про- медлительно медлящее косне­ет, оно, коснея, следует одновременно склонности застаивать­ся в этой косности — и даже настаивать на ней. Они опира­ются на эту устойчивую длительность и не считаются с d…ƒh, чином промедления.

 

 

Но таким образом упрямится друг перед другом уже каждое медлительное. Ни одно не обращает внимания на промедлительное существо другого. Промедлительные вещи не оглядываются друг на друга, каждая всякий раз из искательства такого продлевания, искательства, господствующего в самом промедлительном присутствовании и продиктованного им. Поэтому промедлительные вещи не пускаются в простую безоглядность. Она сама тащит их в застаивание, так что они присутствуют там как присутствующие. Присутствующее целом не распадается на такое лишь безоглядное и не paspyJ шается в неустойчивое. Скорее всего, изречение говорит теперь так:

didÒnai.... t…sin ¢ll»loij,.

они, эти промедлительные вещи, позволяют принадлежать друг другу: оглядке друг на друга. Перевод t…sij через «оглядку» мог бы скорее уловить существенное значение «внимания» и «оценки». Это слово было бы мыслимо из предмета, из присутствия промедлительного. Но слово «оглядка» для нас слишком непосредственно именует человеческое существо тогда как t…sij нейтрально, поскольку говорится более существенно о всяком присутствующем: aÙt£ (t¦ ™Тnta), Нашему слову «оглядка» не хватает не только необходимой широты, прежде всего вескости, чтобы внутри этого изречения говорить как переводящее слово для t…sij и соответствовать d…ƒh чину.

В нашей речи сейчас есть одно старое слово, которое мы, нынешние, примечательным образом знаем опять-таки лишь в отрицательной форме и, кроме того, в сниженном смысле, как и слово «бесчинство». Это последнее называет нам обычно, наряду с неподобающим и подлым поведением, лишь нечто такое, что делается плохо, грубым образом. Подобно этому мы пользуемся еще словом «негодяй» в значении постыдный и мерзкий: без угоды. Что значит эта угода, мы даже уже и не знаем. В наших средне-верхних диалектах слово «годить называет тщательность, заботу. Последнее считается с тем, чтобы всякое другое оставалось в своем существе. Это «считается», если мыслить о промедлительном в отношении к наличию, есть t…sij, угода. Наше слово «угодить» принадлеж» к этой у-годе и не имеет ничего общего с раболепством. Угодить значит: ценя что-то, позволять, допустить это как это самое. То, что мы заметили при слове «оглядка» (что оно называет человеческое отношение) относится также и к слову «годить». Но мы воспользуемся давнишним в этом подхватим его в его существошироте заново и в соответствии с d…ƒh как чином будем говорить о t…sij как об угоде.

 

 

Коль скоро эти про-медлительные вещи не полностью разрушают себя в беспредельном своенравии упорства ради попросту коснеющего простаивания, чтобы таким образом в подобном искательстве теснить друг друга из присутствую­щего в настоящем, то они придают чин, didÒnai d…ƒhn. Коль скоро эти промедлительные вещи дают чин, то одновременно всякий раз при этом они также придают угоду друг другу, didÒnai.. ƒa… t…sin ¢ll»loij. Лишь когда мы помыслили t¦ ™Тnta прежде всего как присутствующее, а это последнее как целое промедлительного, только тогда к ¢ll»loij примыслилось то, что оно называет в изречении какое-либо одно медли­тельное в присутствии ради другого медлительного внутри голой наружности несокрытого. Пока мы не продумали t¦ ™Тnta, слово ¢ll»loij оставалось именем для неопределенного взаимоотношения внутри расплывчатой множественности. Чем строже мы мыслим в ¢ll»loij множественность промед­лительного, тем определеннее становится необходимая связь ¢ll»loij с t…sij. Чем определеннее выступает эта связь, тем яснее мы узнаем, что didÒnai.. t…sin ¢ll»loij,— придавать друг другу угоду,— есть способ, каким вообще медлят про­медлительные вещи как при-сутствующие, т. е. didÒnai d…ƒhn — придавая чин.

ƒa… между d…ƒhn и t…sin есть не пустое, всего лишь нанизы­вающее «и». Это ƒa… означает существоследование. Когда при­сутствующие придают чин, то совершается это таким образом, что они как про-медлительные дают друг другу угоду. Преодо­ление бесчинства совершается, собственно, через придавание угоды. Это значит: в ¢diƒ…a лежит как существоследование бесчинства — негодное... они придают чин и тем самым также и угоду друг ради друга (в преодолении) бесчинства.

Это придавать,— о чем говорит ƒa…, есть нечто двой­ственное. Ибо двойственно определено существо ™Тnta. Про­медлительное при-сутствует из сочинения между происхожде­нием и отходом. Они присутствуют в «про-меж» некоего двоякого отсутствия. Про-медлительные присутствуют в от- и до- своего про-медления. Они при-сутствуют как в настоя­щем присутствующее. Ввиду своего промедления дают они угоду, а именно, одно промедлительное другому. Кому, однако, придают эти при-сутствующие чин сочинения?

На этот вопрос второе предложение изречения, теперь уже объясненное, не отвечает. Но это предложение дает нам неко­торый намек,— дело в том, что одно слово пока еще у нас пропущено: «didÒnai g£r aÙt£... а именно, они придают...» Это g£r — «ибо», «именно» — вводит некоторое обоснование. Во всяком случае, второе предложение разъясняет, до какой

 

 

степени так обстоит дело в предыдущем предложении, как там сказано.

Что высказывает переведенное второе предложение этого изречения? Оно говорит об ™Тnta, о при-сутствующем, что оно как промедлительное в негодном бесчинстве предоставлено самому себе и как оно, будучи так при-сутствующим, преодолевает бесчинство тем, что придает чин и угоду друг рал друга. Это «придает» есть способ, которым медлит промедлительное и таким Образом при-сутствует как присутствующее. Второе предложение этого изречения называет присутствую­щее в способе его присутствия. Это изречение говорит о при­сутствующем про его присутствие. Оно ставит его под освеще­ние помысленного.

Второе предложение дает разъяснения по присутствию присутствующего. Поэтому первое предложение должно назы­вать само это присутствие, а именно, насколько оно определяет присутствие как таковое, ибо лишь в этом случае и лишь на­столько второе предложение,— в обратной связи через yap, с первым,— может объяснить присутствие от присутствующе­го. Присутствие в отношении к присутствующему всегда есть то, сообразно чему существует присутствующее. Первое пред­ложение называет присутствие, сообразно которому от перво­го предложения сохранились только последние три слова:

....ƒat£ tÕ creèn.

 

Переводят: по необходимости. Сначала мы оставляем tÕ creèn непереведенным. И все-таки даже так мы уже можем двояким способом мыслить по поводу tÕ creèn исходя из разъясненного второго предложения и из рода его обратной связи с первым. Во-первых, что оно (tÕ creèn) называет при­сутствие при-сутствующего, во-вторых, что в этом tÕ creèn, когда оно мыслит присутствие присутствующего, каким-то образом мыслится связь присутствия с присутствующим, по­скольку иначе связь бытия с сущим может происходить лишь из бытия и покоиться в существе бытия.

Этому tÕ creèn предпослано ƒat£. Кat£ означает: сверху вниз, поверх. Кat£ отсылает назад к такому, от которого как от высоты существует нечто нижнее под ним и вслед за ним. То, в обратной связи с чем сказано ƒat£, имеет в себе уклон, по которому то или иное событие может стрястись.

В уклоне откуда и вслед чему, однако, может существовать присутствующее как при-сутствующее, если не вслед и не в уклоне присутствия? Промедлительно присутствующее мед­лит ƒat£ tÕ creèn. Как бы ни должны мы были мыслить tÕ creèn, это слово есть самое раннее имя для продуманного ™Òn

 

 

этих ™Тnta; tÕ creèn есть наиболее древнее имя, в котором мышление приносит к речи бытие сущего.

Промедлительно присутствующие вещи присутствуют, по­ка они преодолевают негодное бесчинство, ¢diƒ…a, которое как существовозможность владычествует в самом промедлении. Присутствие присутствующего есть такое преодоление. Оно исполняется через то, что промедлительные вещи придают чин и тем самым угоду друг ради друга. Ответ на вопрос, кому придается чин, дан. Чин принадлежит тому, вдоль чего при­сутствие, и тем самым преодоление, существует. Чин есть ƒat£ tÕ creèn. Таким образом высвечивается, хотя еще только в далекой дали, существо creèn. Поскольку оно как существо присутствия существенно связывается с присутствующим, по­стольку в этой связи должно заключаться, что tÕ creèn учиняет чин и тем самым также и угоду.

creèn учиняет, чтобы вдоль него присутствующее придава­ло чин и угоду. creèn доставляет такое учинение присутствую­щему и уделяет ему таким образом способ его при-бытия как промедление промедлительного.

Присутствующее присутствует, преодолевая бес- в бесчин­стве, эту ¦ — в ¢diƒ…a. Это ало в ¢pÒ в ¢diƒ…a соответствует ƒat£ в creèn. Переходное g£r во втором предложении напрягает тетиву от одного к другому.

До сих пор мы пытались мыслить лишь то, что tÕ creèn называет, судя по напряженному в обратной связи с ним вто­рому предложению изречения, не задаваясь вопросом о самом этом слове. Что значит tÕ creèn? Мы объясняем первое слово изречения в последнюю очередь, так как оно по предмету есть первое. По какому предмету? По предмету присутствия при­сутствующего. Но предмет бытия есть быть бытием сущего.

Речевая форма этого загадочно многозначного генетива называет генезис, происхождение присутствующего из при­сутствия. Однако существом обоих остается скрыть и суще­ство этого происхождения. Не только оно, но даже и связь между присутствием и присутствующим остается непроду­манной. От раннего времени кажется, будто присутствие и присутствующее есть как бы каждое само по себе. Непредви­денно и само присутствие становится присутствующим. Пред­ставленное от присутствующего, оно становится присутствую­щим поверх всего и тем самым высшим присутствующим. Когда называется присутствие, уже представляется присут­ствующее. В самой основе присутствие как таковое не отлича­ется от присутствующего. Оно считается лишь наиболее общим и высшим присутствующим и тем самым считается присутствием как таковым. Существо присутствия, а с ним

 

 

и отличие присутствия от присутствующего остается забытым. Забвение бытия есть забвение различия бытия и сущего.

Однако это забвение различия никоим образом не есть следствие некоей забывчивости мышления. Забвение бытия принадлежит к укутанному в самом этом забвении существу бытия. Оно принадлежит к судьбе бытия столь существенно, что раннее утро этой судьбы начинается как разоблачение присутствующего в его присутствии. Это значит, свершение бытия начинается с забвения бытия, с тем чтобы бытие с его существом, с его отличием от сущего, удерживать при себе. Различное выпадает. Оно остается забытым. Впервые раскрывается различие, присутствующее и присутствие, но не как, различное. Скорее этот ранний след различия даже стирается, через то, что присутствие самоявляется как присутствующее и находит свое происхождение в некоем высшем присутст­вующем.

То забвение различия, с которого начинается, чтобы в нем завершиться, судьба бытия, не есть все же недостаток, но есть богатейшее и огромнейшее происшествие, в котором решается мироистория. Это есть про-ис-шествие метафизики. Теперь то, что есть, уже стоит в тени предшествовавшей судьбы забвения бытия.

Однако различие бытия и сущего тогда лишь может прийти в постижение-опыт как нечто забытое, когда оно уже разоблачило себя перед присутствием присутствующего и таки образом запечатлело след, сохраняющийся в речи, к которой приходит бытие. Так размышляя, мы смеем предположить, что различие высветило себя скорее в более раннем слове бытия, чем в позднем, не будучи, однако, когда-либо названным как таковое. Поэтому просветление различия не может значить также и то, что различие являет себя как различие. Пожалуй, напротив, в присутствии как таковом может свидетельство­ваться связь с присутствующим, но так, однако, что при­сутствие приходит к слову как такая связь.

Именно это называет раннее слово бытия, tÕ creèn. Правда, мы обманывали бы самих себя, если бы хотели полагать, что расчленяя значение слова creèn достаточно далеким этимологизированием, мы могли бы таким образом точно уловить это различие и раскрыть его существо. Только когда непродуманное забвение бытия мы постигнем как долженству­ющее мыслиться из былого и давно постигнутое постигнуто нами как можно далее из судьбы бытия, тогда, возможно, это раннее слово сумеет призвать позднее припоминание.

Обычно слово creèn переводят как «необходимость». При этом разумеют принуждающее, неизбежное долженствование.

 

 

Однако мы заблуждаемся, окончательно останавливаясь на этом производном значении. В creèn лежит creè, cr£omai. Отсюда берет значение и ºce…r рука, creè значит: я прикладываю руку к чему-то, а много позднее, я затрагиваю что-то или иду к нему в руки. Таким образом, creè значит также «да­вать в руки», «вручать» и «выдавать на руки», предоставлять некоторому при-надлежанию. Это вручение есть, однако, тако­го рода, что оно держит в руке это предоставление, а вместе с ним и предоставляемое. В причастии creèn поэтому первона­чально ничего не сказано о принуждении или долженствова­нии. И столь же мало это слово означает прежде всего и в це­лом некое попустительство или распоряжение.

Тем более если мы примем во внимание, что нам следует мыслить слово из Анаксимандрова изречения, то слово это может называть лишь «сутствующее» в присутствии присут­ствующего, т. е. ту связь, которая довольно темно высказыва­ется в этом генетиве. Тогда tÕ creèn есть вручение присут­ствия, вручение, вручающее присутствие присутствующему и таким образом присутствующее как таковое удерживающее в руке, т. е. взыскивающее его в присутствии.

В существе самого присутствия владычествующая связь с присутствующим есть одна-единственная. Она остается со­вершенно несравнимой с какой-либо другой связью. Она принадлежит к единственности самого бытия. Таким образом, чтобы назвать это сутствующее бытия, речь должна найти нечто единственное, это единственное слово. При этом легко вычислить, сколь рискованно каждое мыслящее слово, при­суждаемое бытию. И все же это рискованное (слово) не не­возможно, так как бытие говорит повсюду и всегда, через всякую речь. Трудность лежит не столько в том, чтобы найти в мышлении слово бытия, сколько, скорее, в том, чтобы най­денное слово удержать чистым и в его собственном помышле­нии.

---

Дата добавления: 2015-12-21; просмотров: 15; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!