На пути к Возрождению 6 страница



Позднее творчество Эль Греко охватывает приблизительно пер­вые годы начала XVII века до его смерти в 1614 году; датировка созданных в это время произве­дений не точна и изменчива. Художник подводит в них итог своим творческим исканиям; лейтмотивом его восприятия мира становится чувство обреченности и гибели. Реальные пред­ставления смещены. Деформированные фигуры напоминают языки пламени, отражения в во­де, уподобляются расплывчатым теням. Ослепительный свет разрушает материальность форм, плотность красочного слоя, кажется, что картины написаны окрашенным светом. Краски то звеняще ярки, пронзительны, то подчинены серебристо-перламутровой тональности, то словно посыпаны пеплом.

Одна из линий позднего творчества художника связана с темой религиозного экстаза, как, например, картина Пир у Симона-фарисея (Институт искусств, Чикаго) с ее фантасти­ческим архитектурным фоном и вспышками света, подобно электрическим зарядам, пробе­гающим по искаженным фигу­рам. Стихия небесного полета, растворенного в вихре цвета и света предстает в картине Вознесение Марии (1013), предельная спиритуализация бестелесных, безликих фигур в картине Встреча Марии и Елизаветы (ок. 1609). Трагическое восприятие мира, чувство обреченности звучит то более сдер­жанно и затаенно, как, например, в прекрасном, эмоционально-многозвучном полотне Моление о чаше (1605―1010, Музей изобразительных ис­кусств, Будапешт), то создает зыбкий, словно возникающий в тяжелом сновидении образ, как в единственной картине мастера, написанной на мифологический сюжет, Лаокоон (1610―1614), где античные герои-атлеты превращены в христи­анских мучеников, с покорным смирением принимающих Божественную кару а гибнущая Троя ― в изображение раскинувшегося на холме Толедо.

Проходящий через все творчество мастера образ потустороннего мира даже в его поздних работах сохраняет приметы реальности, сюжетную драматургию, условное ощущение среды. В итоге долгих исканий Эль Греко в огромном полотне Снятие пятой печати (1610―1611, Музей Метрополитен, Нью-Йорк), может быть, впервые и в отличие от других великих мастеров сознает, что решение темы Апокалипсиса с ее глубочайшим мистицизмом общепринятыми изобразитель­ными приемами невозможно, что оно исключает какую-либо конкретную иллюстративность.

Еще издали сквозь анфиладу нью-йоркского музея картина действует буквально гипнотиче­ски. Зритель, даже не зная ни ее названия, ни ее автора, не улав­ливая до конца смысла изображенного, сразу же захвачен ее необычайной силой. Главное здесь ― свет и цвет. Звучность и красота красок превосходит возможности масляной живо­писи. На огромном полотне в бездонном пустом простран­стве в вихре светлых облаков изображены мечущиеся бесте­лесные обнаженные существа, оконтуренные волнистой лини­ей, чьи фигуры словно колеблет движение ветра. До грандиозных размеров вырастает на перед­нем плане фигура коленопре­клоненного Иоанна Евангелис­та, воздевающего к небу руки в страстном пророческом экста­зе. Его изображение, одновре­менно вдохновенное и нелепое, поразительно даже для Эль Греко. Похожая на ствол обрублен­ного дерева с тянущимися вверх ветвями рук (ведь пророк стоит на коленях), окутанная громоз­дящимися складками одежды, фигура казалась бы даже пугаю­щей, если бы не ее цветовое зву­чание. Пронзительный, светлый голубовато-серо-стальной тон одежды пророка ― воплощение почти астрального холода, чис­тоты, необычайной одухотво­ренности. Цвет выделяет образ Иоанна как существа высшего, неподвластного земным реали­ям, оттеняет его экстатический порыв, духовную силу. Фигуры встающих из могил мучеников ― мужчин и женщин ― в цвете бо­лее телесны, они словно вырас­тают из кораллово-розовой поч­вы. Четверо из них изображены на фоне развеваемой ветром ярко-желтой ткани, сияющей ярче золота. Скользящий свет то заго­рается вспышками, то обесцве­чивает краски добела, то сгущает их в тени до сумрачной темноты.

В мире мистических видений позднего Эль Греко связь с реальностью всего ощутимее со­храняет образ любимого им Толедо. На склоне лет он написал два его знаменитых пейзажа.

Заказанный госпиталем Сан Хуан де Афуэра Вид и план То­ледо (1610―1614) ― панорама города, широко и плавно раскинувшегося на холме, с его дома­ми и тщательно переданными памятниками архитектуры. На­писанный в светлой тональнос­ти, он напоминает спаянное воедино хрупкое драгоценное изделие. Мазки положены так легко, что видны нити холста. Такого Толедо, умиротворен­ного, окутанного серебряным ясным светом, еще не было в творчестве мастера. Картина воспринимается как признательная дань художника красоте и величию удивительного горо­да, слитого с окружающей при­родой под грандиозным перламутровым небом.

Произведением глубокого фи­лософского смысла предстает знаменитый Вид Толедо (1610―1614). Его решение многопланово, и все построено на кон­трастном сопоставлении движе­ния и застылости, оцепенения и одухотворенности, беспре­дельности и замкнутости. Как всегда в творчестве Эль Греко, в нерасторжимом единстве зву­чат тема земли и тема неба. Но земля более пассивна, скова­на; силуэт словно отлитого из серебра, встающего на холмах Толедо безжизнен, река Тахо, изливающая свои воды голубо­вато-серым потоком, принима­ет вид неподвижного омута, ли­нии почвы замыкаются в форме овалов и полуовалов. Напротив, небо ― само воплощение бурного движения; темно-синее, почти черное на горизонте, оно наполняется светом, и выше, охваченное вихрем подсвеченных изнут­ри гигантских облаков, горит серебристо-белыми вспышками. Оцепенелая земля получает этот динамический заряд и ловит отсвет жизни неба. Го­род зубцами своих крепостных башен бежит по тянущимся вдаль холмам, туда, где горят фосфо­ресцирующие зеленоватые отблески зарниц, до­роги вьются в гору, контраст яркой зелени лугов и более темных деревьев отражает тень и свет от несущихся облаков, растительность напоминает разметанный ветром веерообразный ковыль. Со­зданный Эль Греко пейзаж обладает величием почти космического характера. Глубоким трагиз­мом веет от этого фантастически прекрасного го­рода ― мира с его призрачной жизнью, возника­ющего в виде тревожного и далекого миража.

Изображая Толедо, город, который стал его роди­ной, жизнью, домом, Эль Греко вложил в его образ свой сокровенный мир переживаний. Это произве­дение ― своего рода автопортрет художника, рас­сказывающий о нем больше, чем все его предполагаемые изображения. По времени оно не было его последним созданием. И все же именно в Виде Толе­до ощущается финал творчества Эль Греко.

Седьмого апреля І6І4 года художник скончал­ся, оплакиваемый друзьями и почитателями его таланта. Он был погребен в толедской церкви Сан Доминго эль Антигуо, украшенной его первыми созданными на испанской земле живописными произведениями. Тело Эль Греко покоилось в саркофаге из порфира. Поэты Луис де Гонгора и фра Ортенсио Парависино посвятили его памяти про­никновенные сонеты.

Хотя склеп в церкви Сан Доминго эль Антигуо был собственностью семьи Эль Греко, и в нем была похоронена его невестка, по неизвестным обстоя­тельствам тела усопших в 1618 году перезахорони­ли в церкви Сан Торквато. Через некоторое время церковь была разрушена, погребение исчезло.

Такова судьба многих великих деятелей испан­ской культуры. В Мадриде затеряны погребения Сервантеса, Лопе де Беги, Кеведо, Веласкеса. То, что отчасти объяснимо для такого большого, непрестанно перестраиваемого и хаотичного горо­да, как Мадрид, кажется странным, необъяснимым для небольшого, замкнутого Толедо.

Пышные похороны, фамильный склеп, сарко­фаг из порфира, поэтические восхваления ― все это постепенно забылось, исчезло, ушло в про­шлое. В городе сохранилось только одно свиде­тельство, пронзительное по своей житейской про­зе. Обнаруженная исследователями в приходской церкви Сан Томе запись умерших в апреле 1614 года включает восьмимесячную толедскую девочку и через несколько дней, 7 апреля, Доменико Греко, получившего последнее соборование в церкви Сан Доминго эль Антигуо. Ниже следует скупая строка: «Оплачена свеча». Художник утерял свое настоящее имя и записан так, как его знали прихожане и жители города.

Искусство Эль Греко все больше и больше за­бывалось его соотечественниками. Представле­ние о «великом философе» уступило место пред­ставлению о человеке, обуреваемом гордыней, «человеке со странностями». Художники-роман­тики XIX века искали в его произведениях созвуч­ные их живописным устремлениям черты. С лег­кой руки писателя и художника Теофиля Готье, посетившего в 1840 году Испанию, сложилось мнение об Эль Греко как о «гениальном безумце». Подлинное открытие Эль Греко в начале XX века превратилось в своеобразную сенсацию. Он стал одним из известнейших мастеров прошлого, объ­ектом жадного интереса художников, коллек­ционеров, любителей искусства; его творчество породило обширную научную литературу. Живо­писцы левых течений превозносили Эль Греко за то, что он помог им освободиться от академической рутины, объявили своим предтечей. В повы­шенном внимании к толедскому мастеру отра­жались идеи, вызванные к жизни кризисом современной европейской действительности; его мироощущение, человека позднеренессансного времени, без всяких на то оснований стало средо­точием понятий, представлений, претензий эпо­хи XX столетия с ее широким кругом исканий от религиозно-философских концепций до формо­творчества модернизма.


Дата добавления: 2015-12-16; просмотров: 10; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!