Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начала 1825 г.
Итак, автор пишет о том, что всегда в развитии культуры сначала был век расцвета, затем век посредственности. Но всегда и везде – сначала была литература, а потом уже критика ее оценивала. Привожу цитату: «За сим веком творения и полноты следует век посредственности, удивления и отчета. Песенники последовали за лириками, комедия вставала за трагедиею; но история, критика и сатира были всегда младшими ветвями словесности.»
В России же наоборот. В ней, по мнению Марлинского, критика была первее литературы. Автор ставит перед собой цель выяснить причину такого явления. (вопрос №1!)
Причины:
«Мы воспитаны иноземцами» - русские интересуются только «чужим», воспитаны французской литературой, но и в чужих авторах не могут оценить всю прелесть, ибо «слишком бесстрастны, слишком ленивы и не довольно просвещенны».
«Мы начинаем чувствовать и мыслить - но ощупью.» Ум наш хватается за все, что попало, критика обратилась в сатиру и смотрит на локальные проблемы, когда как взгляд должен быть более общим.
У нас много критики, но нет гениев и мало литературных талантов, по мнению автора. Он отвергает предположение, что это от того, что мало одобрения для авторов – «ободрение может оперить только обыкновенные дарования». Бессмертие можно заполучить только через гонения и лишения. Среди недостатков русских Б-М. отмечает склонность к подражанию.
Далее автор переходит к отзывам на произведения (вопрос №2. Но я не уверена, что это вопрос)). 10 и 11 тома «Истории государства российского» Карамзина он оценивает положительно, клад в литературном отношении: «Там видим мы свежесть и силу слога, заманчивость рассказа и разнообразие в складе и звучности оборотов языка, столь послушного под рукою истинного дарования». Из оригинальных книг появились только повести г. Нарежного. Из переводов заслуживают внимания: Записки полковника Вутье о нынешней войне с греками", 1824--1825 Сомова; "История греческих происшествий" из Раффенеля -- Метаксою, поясненная сим последним; "Добродушный", переведенный г. Дешаплетом; 3-я часть "Лондонского пустынника" -- его же и "Жизнь Али-Паши Янинского" -- г. Строевым. Плюс "Искусство жить" г. Филимонова. Появилось несколько переводов романов Вальтера Скотта.
|
|
|
Также отмечает стихотворения Жуковского, поэму Пушкина «Бахчисарайский фонтан», "Разговор книгопродавца с поэтом", первую часть «Онегина», поэму «Цыганы». О последней: «Если можно говорить о том, что не принадлежит еще печати, хотя принадлежит словесности, то это произведение далеко оставило за собой все, что он писал прежде. В нем-то гений его, откинув всякое подражание, восстал в первородной красоте и простоте величественной»
|
|
|
Отмечает басни Крылова, называя прекрасными, перевод Гнедича «Песни клефтов» называет сильным(Имеется в виду издание "Простонародные песни нынешних греков. Клефтами назывались греческие крестьяне-партизаны, боровшиеся против турецкого гнета. Замена заглавия произошла, по-видимому, по требованию цензуры), поэма Козлова «Чернец», «Думы» и «Войнаровский» Рылеева.
Дальше анализирует русский театр, хвалит «Горе от ума».
Удачно вышло с альманахами – это, по мнению автора, говорит о нежелании много писать и много читать. Называет «Полярную звезду», «Мнемозину»(изд – В.Ф. Одоевский+ Кюхля, хвалит «Аргивяне» и «на смерть Байрона» последнего), «Русскую Талию» Булгарина, «Русскую старину» Корниловича и Сухорукова, «Невский альманах» Аладьева и «Северные цветы» Дельвига.
Журналы ( Вопрос №3, но опять же не факт )по-прежнему шли своим чередом, то есть все кружились по одной дороге: ибо у нас нет разделения работы, мнений и предметов. "Русский инвалид" наполнял свои листки и "Новости литературы" лежалою прозою и перепечатанными стихами. Заметим, что с некоторого времени закралась к издателям некоторых журналов привычка помещать чужие произведения без спросу и пользоваться чужими трудами безответно. "Вестник Европы" толковал о старине. Автор не одобряет критику этого журнала на предисловие к "Бахчисарайскому фонтану", с ее последствиями. Греч и Булгарин - "Северная пчела" Разнообразием содержания, быстротою сообщения новизны, черезденным выходом и самою формою -- она вполне удовлетворяет цели. Каждое состояние, каждый возраст находит там что-нибудь по себе. Хорошими считает романы г. Сомова и "Нравы" Булгарина. "Северный архив" издавался Ф. В. Булгариным с 1822 г. по 1828 г., затем слился с "Сыном отечества" и "Сын отечества", журнал, издававшийся Н. И. Гречем с 1812 г. (с 1825 г. совместно с Булгариным) приняли в свой состав повести. В Петербурге на сей год издается вновь журнал "Библиографические листки" г. Кеппеном . Это необходимый указатель источников всего писанного о России.
|
|
|
В Москве явился двухнедельный журнал "Телеграф", изд. г. Полевым с 1825 г. Иронический отзыв вызвала первоначально у Бестужева "энциклопедическая" программа журнала. Впоследствии Бестужев сам примет участие в этом новом органе прогрессивного романтизма. Неровный слог, самоуверенность в суждениях, резкий тон в приговорах, везде охота учить и частое пристрастие -- вот знаки сего "Телеграфа".
|
|
|
Журналы наши не так, однако ж, дурны, как утверждают некоторые умники, и вряд ли уступают иностранным.
П. Вяземский
О "Кавказском пленнике"
«Неволя была, кажется, музою-вдохновительницею нашего времени. "Шильонский узник"1 и "Кавказский пленник", следуя один за другим, пением унылым, но вразумительным сердцу прервали долгое молчание, царствовавшее на Парнасе нашем.
Недавно сожалели мы о редком явлении прозаических творений, но едва ли и стихотворческие произведения не так же редко мелькают на поприще пустынной нашей словесности. Мы богаты именами поэтов, но бедны творениями. Эпоха, ознаменованная деятельностию Хераскова, Державина, Дмитриева, Карамзина, была гораздо плодороднее нашей. Слава их не пресекалась долгими промежутками, но росла постепенно и беспрерывно. Ныне уже не существует постоянных сношений между современными поэтами и читателями: разумеется, говорим единственно о сношениях, основанных на взаимности, а не о тех насильственных и одиноких сношениях поэта, упорно осаждающего публику посылками, от коих она непреклонно отказывается.
Явление упомянутых произведений, коими обязаны мы лучшим поэтам нашего времени, означает еще другое: успехи посреди нас поэзии романтической». А вот здесь какой-то разнос начинается, видимо, это и стоит поименовать священным словом «полемика»…
Вяземский сообщает, что употребление вышеобозначенного курсивом названия было совершено на свой страх и риск, так как общественность сего извращения не признает, хотя должна бы, так как раз есть оно, то нечего нос воротить. Нужно принимать во внимание тот факт, что
«литература, как и все человеческое, подвержена изменениям; они многим из нас могут быть не по сердцу, но отрицать их невозможно или безрассудно». Далее он сообщает общественности, что она непроходима глупа, ежели новый род(у него, видимо, своя терминология) не признает только потому, что авторитетные личности, такие, как Аристотель, о нем не говорили. Считает, что французы имеют право восставать против романтического рода, так как у них были свои столпы, создающие особенную, отечественную литературу.
«Но мы о чем хлопочем, кого отстаиваем? Имеем ли уже литературу отечественную, пустившую глубокие корни и ознаменованную многочисленными, превосходными плодами? До сей поры малое число хороших писателей успели только дать некоторый образ нашему языку; но образ литературы нашей еще не означился, не прорезался. - Признаемся со смирением, но и с надеждою: есть язык русский, но нет еще словесности, достойного выражения народа могущего и мужественного!»
Осуждает наш театр, который вступил на дорогу французской драматургии, называет произведения Сумарокова слабыми и неудачными сколками с праведных, но бледных французских подлинников.
«Поприще нашей литературы так еще просторно, что, не сбивая никого с места, можно предположить себе цель и беспрепятственно к ней подвигаться. Нам нужны опыты, покушения: опасны нам не утраты, а опасен застой. Несмотря на то что пора торжественных од миновалась, польза, принесенная Ломоносовым и в одном стихотворном отношении, не утратила прав на уважение и признательность. Достоинства хороших писателей не затмятся ни раболепными и вялыми последователями, ни отважными и пылкими указателями новых путей».
«Автор повести "Кавказский пленник" (по примеру Байрона в "Child-Harold"*) хотел передать читателю впечатления, действовавшие на него в путешествии».
Говорит о том, что Пушкин не приложил большей изобретательности в драматической части поэмы, говорит, что характер пленника не всегда выдержан и напоминает героя Байрона.
«сей характер изображен во всей полноте в одном произведении Байрона; у нашего поэта он только означен слегка; мы почти должны угадывать намерение автора и мысленно пополнять недоконченное в его творении»..
«Автор представляет героя своего равнодушным, охлажденным, но не бесчеловечным, и мы с неудовольствием видим, что он, избавленный от плена рукою страстной Черкешенки, которая после этого подвига приносит на жертву жизнь уже для нее без цели и с коею разорвала она последнюю связь, не посвящает памяти ее ни одной признательной мысли, ни одного сострадательного чувствования.
Прощальным взором
Объемлет он в последний раз
Пустой аул с его забором,
Поля, где пленный стадо пас,
Стремнины, где влачил оковы,
Ручей, где в полдень отдыхал,
Когда в горах черкес суровый
Свободы песню запевал.
Стихи хорошие, но не соответствующие естественному ожиданию читателя, коего живое участие в несчастном жребии Черкешенки служит осуждением забвению Пленника и автора».
Лицо Черкешенки совершенно поэтическое. В ней есть какая-то неопределительность, очаровательность. Явление ее, конец - все представляется тайною. Мы знаем о ней только одно, что она любила, - и довольны. И подлинно: жребий, добродетели, страдания, радости женщины, обязанности ее не могут ли заключаться все в этом чувстве? По моему мнению, женщина, которая любила, совершила на земле свое предназначение и жила в полном значении этого слова9. Спешу пояснить строгим толкователям, что и слово любить приемлется здесь в чистом, нравственном и строгом значении своем».
«Все, что принадлежит до живописи в настоящей повести, превосходно. Автор наблюдал как поэт и передает читателю свои наблюдения в самых поэтических красках.»
«Стихосложение в "Кавказском пленнике" отличное. Можно, кажется, утвердить, что в целой повести нет ни одного вялого, нестройного стиха. Все дышит свежестью, все кипит живостью необыкновенною. Автор ее и в ранних опытах еще отроческого дарования уже поражал нас силою и мастерством своего языка стихотворного; впоследствии подвигался он быстро от усовершенствования к усовершенствованию и ныне являет нам степень зрелости совершенной».
«Слишком долго поэзия русская чуждалась природных своих источников и почерпала в посторонних родниках жизнь заемную, в коей оказывалось одно искусство, но не отзывалось чувству биение чего-то родного и близкого. Ожидая с нетерпением давно обещанной поэмы Владимира, который и после Хераскова еще ожидает себе песнопевца11 желаем чтобы молодой поэт, столь удачно последовавший знаменитому предшественнику в искусстве создать и присвоить себе язык стихотворный, не заставил нас, как и он, жаловаться на давно просроченные обязательства!»
Вместо предисловия к "Бахчисарайскому фонтану"
В. Жуковский
Дата добавления: 2016-01-04; просмотров: 133; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!