Наследие М.М.Бахтина



Специфика всякой гуманитарной науки, и филологии в частности, — направленность на мысли, уже высказанные предшественниками, на развитие полученного в наследие от предыдущих поколений, на «познание познанного».

Задача лекций — показать возможность и полезность соединения некоторых результатов двух возрождающихся в наше время сокровищниц нашего наследия: теории диалогизма Бахтина и многовековой герменевтики — науки и искусства толковать и понимать тексты1.

Концепция М.М.Бахтина изложена преимущественно на основе двух его книг2. Полная библиография работ самого М.М.Бахтина и работ о нем приведена в книге3.

Сила художественного слова по Бахтину состоит в его диалогичности, в том смысле, что оно ассоциативно включает многое, уже сказанное раньше другими. Благодаря диалогу возможно взаимопонимание людей через время и расстояние. В общей цепи художественного общения человечества межтекстовое взаимодействие осуществляется многими различными путями: в виде цитат, аллюзий, реминисценций.

Направленность на понимание связывает теорию диалога Бахтина с герменевтикой.

Герменевтика — наука и искусство понимания и интер­претации текста — получила свое название от греческого глагола hermeneuein — «объяснять», «переводить». Это название связывается также с именем греческого бога Гермеса, одной из многочисленных обязанностей которого было толкование людям воли богов.

Возникновение и развитие герменевтики как науки было вызвано необходимостью толкования Священного Писания. Превращение христианства в мировую религию требовало

объяснений текстов широким массам верующих. Современная герменевтика видит свою задачу в том, чтобы показать путь к постижению мысли и индивидуальности другого человека, неявно вписанных в содержание текста.

Обращение к указанным двум концепциям теснейшим образом связано с насущными задачами интеллигенции — с необходимостью вернуть народу уважение к своим корням, а следовательно, совесть и способность думать и чувствовать.

Надо вспомнить слова Пушкина о том, что уважение к минувшему — черта, отделяющая образованность от дикости, и что падение нравственности начинается тогда, когда культ предков сменяется культом потомков.

Когда человек отрывается от своих корней, в нем всплывают животные инстинкты, которые отбрасывают его на тысячелетия назад, человек звереет, становится жестоким и разрушает все, что попадает под руку.

Уровень культуры человека зависит от его способности к диалогу, способности воспринимать и активно перерабатывать информацию искусства и науки, слышать другого и сопереживать, оставаясь самим собою. От интеллигентного человека требуется еще умение передать познанное другим, учитывая обратную связь.

Пример наших учителей — выдающихся русских филологов М.М.Бахтина, Л.В.Щербы, Е.Д.Поливанова, П.М. Анциферова и многих других показывает преданность своему делу, учит продолжать его в самых трудных условиях — в условиях лишений, несвободы, голода и холода. Нашего внимания заслуживает не только центральная идея Бахтина о том, что диалог — основа преемственности культуры, взаимопонимания и духовного единения людей, но также и его личность и судьба, а отсюда вытекает и потребность обращения к нашему научному наследию.

Надо знать и помнить, что русская филологическая наука оказала значительное влияние на мировую филологию. Назову только несколько имен: Н.С.Трубецкой (основы фонологии и теория оппозиций), В.Шкловский, Р.Якобсон, Ю.Тынянов (русская формалистическая школа стилистики), Л.В.Щерба (теория лексикографии), М.М.Бахтин (поэтика романа, теория диалога и многое другое).


 


382


383


Работы отечественных ученых во многом предвосхищали то, что сделано западными учеными (структуралистами, Риффатером и другими) во второй половине XX в. Однако судьба русской науки трагическая. Научные достижения недооценивались или даже преследовались на Родине, под­хватывались с большим опозданием на Западе, а потом иногда возвращались к нам как «новое в зарубежной лингвистике».

На рубеже XIX и XX вв. многие отрасли русской науки переживали пору замечательного расцвета. Но «горькая дето­убийца Русь» (М.Волошин) жестоко расправлялась со своими лучшими сынами. Не миновала эта доля и М.М.Бахтина, а также автора большой работы по герменевтике Густава Густавовича Шпета, погибшего в тюрьме 16.11.1937 г. и гениального филолога Евгения Дмитриевича Поливанова, погубленного в тюрьме 25.01.1938 г.

Как тут не процитировать евангелиста: «Я посылаю к вам пророков и мудрых и книжников; и вы иных убьете и распнете, а иных будете бить в синагогах ваших и гнать из города в город» (Евангелие от Матфея, 23, 34).

Но есть много свидетельств о том, что и в тюрьмах ученые продолжали труд своей жизни, а освобожденные из тюрьмы даже на короткие сроки возвращались к любимой работе. Те, кто не были убиты, не сломались. М.М.Бахтин тому пример. Система изломала ему жизнь. Однако несмотря на репрессии, ссылку, более чем тридцатилетнее замалчивание и невозмож­ность печататься он оставил работы, о которых теперь знает и говорит весь мир, создал школу, вдохновил многих продолжать и развивать его идей.

Бахтин велик не только своей теорией диалогизма, но и учением о романе, о слове, о поэтике Достоевского, о карнавализации и многом другом, однако мы сосредоточим внимание на том, что сближает его учение с герменевтикой.

Соединение в одной теме диалогизма по Бахтину и герменевтики может быть плодотворным, поскольку обе концепции сосредоточены на проблеме понимания.

Преемственность в науке у нас нередко обрывалась «по экстралингвистическим причинам», как принято было эвфе­мистически выражаться, а между тем вне унаследованных от прошлого форм сознания не может быть духовной жизни

384


общества. Нельзя не согласиться с Д.СЛихачевым, который писал, что хранить память о других —- это оставлять добрую память и о себе. Вместе с известным логиком и писателем А.3иновьевым будем надеяться, что «русский народ в конце концов опомнится и начнет защищать своих верных сынов не только после их смерти, но и при их жизни». А.Зиновьев говорил об этом в интервью журналу «Иностранная литера­тура» в 1989 г.

Понимание нашего наследия и духовное возрождение людей — более надежное средство спасения, чем десятки программ по выходу из кризиса и множество проектов Конституции.

Чтобы стать тем, чем он должен быть, человеку необходимо получить образование. Все мы бьемся сейчас над исправлением прошлых ошибок и гуманизацией образования. Имеются уже некоторые успехи.

К сожалению, приходится признать, что голова нации — это не хвост у ящерицы: если ее отрубить, она снова не вырастет. Элитарный генофонд нации действительно в большей части уничтожен. Но тем важнее сделать все для развития интеллекта у той части молодежи, которая у нас еще не пошла торговать в ларьках.

Проблемы герменевтики имеют много общего с проблемами прагматики, поскольку последние связывают коммуникантов, язык и ситуацию общения, а следовательно, и условия оптимизации общения.

Н.В.Гоголь считал, что главная беда России — дороги и дураки. Наше положение в этом смысле не улучшилось с тех пор, а ухудшилось и имеет патологический характер. А идиотизм внушением, как говорил М.Горький, не лечится. И тем не менее долг интеллигенции положить все силы на образование молодого поколения.

Итак, и в герменевтике и по Бахтину доминантой является понимание. Для диалога требуется понимание, даже если это бытовой разговор в повседневном устном общений. Бахтин называл такой диалог «бытовой герменевтикой». Отражение таких разговоров в художественной литературе, общение читателя, зрителя, слушателя с текстом романа, картиной или симфонией и их создателями, наконец, диалог между куль-

385


турами и эпохами — все виды коммуникации нуждаются в понимании.

Связанное с диалогом понимание имеет по Бахтину активно ответный характер. Воспринимая речь, мы занимаем ответную позицию, что в терминах герменевтики называется рефлексией. Высказывание говорящего, в свою очередь, имеет тоже ответный характер, поскольку предполагает наличие в его памяти чужих или даже своих высказываний или соображений, с которыми данное высказывание оказывается в диалогических отношениях: как-то на них отвечает, согла­шается или опровергает, подтверждает их, опирается на них.

Бахтин считал, что определить свою позицию без соот­несения ее с позициями других невозможно. Справедливость этого положения очень хорошо видна в научном тексте. Наука кумулятивна, и любой исследователь опирается на предшест­венников, полемизирует с ними или дополняет их. Согласно научной этике, требуются тщательные ссылки и сноски, указывающие источники и приоритет. Представление о той семиосфере, в которой ведется научный диалог, дают именные указатели, помещаемые в конце серьезных научных изданий. Границ у диалогического контекста ни в художественной, ни в научной литературе нет, он уходит в бесконечность. Границами каждого отдельного высказывания, его конституи­рующими чертами является смена субъекта речи («другой голос») и соотносительная завершенность в смысле способ­ности вызвать ответ. Высказывания обладают смыслоразвива­ющим потенциалом, связанным с рефлексией. Ценность рефлексии для становления личности очень значительна: размышляя над своими впечатлениями, реципиент их лучше осмысляет, впитывает в себя, запоминает. Можно даже сказать, что рефлексия, способствуя формированию личности, имеет воспитательное значение.

Герменевтику и теорию Бахтина объединяет и некоторое сходство судеб. В наше время оба направления «вынесли огонь сквозь потраву» и переживают эпоху возрождения. Не так давно о герменевтике никто и не заикался или отзывались очень неодобрительно. И о Бахтине тоже знали очень мало. Главным образом только, что он был репрессирован. Времена

386


изменились и о Бахтине, и о герменевтике пишут книги, собирают конференции. Имя Бахтина известно всему миру.

Обратимся к биографии Михаила Михайловича Бахтина (1895—1975). Его судьба — пример преданного служения науке и верности призванию. Он выполнил свое предназначение, долг, к которому обязывал талант.

М.М.Бахтин родился в 1895 г. в Орле. Он, как было принято говорить, из хорошей семьи, дворянин. Отец его был служащим. Окончив классическую гимназию, Бахтин поступил в Новочеркасский университет, а позже перевелся на историко-филологический факультет Петербургского университета. Уже студентом он много занимался исследовательской работой сначала в области философии, а затем — литературоведением. После окончания в 1918 г. университета он преподавал всеобщую литературу, эстетику и теорию музыки сначала в Невеле, а затем в Витебске. Широта его эрудиции порази­тельна. Энциклопедичность, универсализм, знание многих языков были в прошлом характерны для русской образован­ности. Теперь нужно их возродить.

Несколько расширяя концепцию диалогичности, можно, вероятно, утверждать, что знание многих иностранных языков есть тоже проявление диалога между культурами.

Мне не удалось узнать, сколько языков знал М.М.Бахтин или Л.В.Щерба, но по работам их видно, что больше десятка. А вот о другом их выдающемся современнике Е.Д.Поливанове доподлинно известно: он знал более 30 языков, и свои ученые труды писал на нескольких европейских языках. Интересно вспомнить, что занятый реформами Петр Великий, прорубая окно в Европу, знал 7 иностранных языков. И позже русский интеллигент был, как правило, полиглотом, чему немало способствовало классическое образование. Но вернемся к Бахтину.

В 1929 г. в Ленинграде вышло первое издание его знаменитой работы о Ф.М.Достоевском «Проблемы творчества Достоевского». Второе издание увидело свет много лет спустя, в 1963 г. Переработанное и расширенное, оно получило название «Проблемы поэтики Достоевского». За три года до кончины ученого, в 1972 г., вышло третье издание. Книга переведена на все европейские языки. Интересно, что первый

387


перевод — сербский. Он вышел в 1967 г. Затем последовали переводы на французский, румынский, польский, немецкий языки и позже других, в 1972 г., на английский язык. С тех пор работа многократно переиздавалась на разных языках. В 1988 г. полное собрание трудов Бахтина вышло на японском языке. И, соответственно, сначала за рубежом, а позднее и на Родине — лавина статей, рецензий, множество конферен­ций.

Но это все позже, а в 1930 г. —• арест. Грозит ссылка в Соловки, но по ходатайству жены М.Горького — Пешковой — Соловки заменены ссылкой в Казахстан. Основанием для такого смягчения послужил хронический острый остеомиелит: Бахтин всю жизнь, передвигался на костылях.

Казахстан был местом ссылки многих лучших представи­телей нашей интеллигенции. Это очень способствовало раз­витию культуры Казахстана, в том числе и национальной. Духовный интернационализм, как писал Д.С. Лихачев, всегда был одним из лучших свойств русской интеллигенции.

Работы М.М.Бахтина не публиковались 33 года. Однако несмотря на это, он защитил в 1946 г. в Москве диссертацию о творчестве Рабле4. Оппоненты предлагали оценить работу как докторскую, но власть имущие этого не допустили.

Опального ученого приютила столица Мордовии Саранск. Там он с перерывами работал с 1936 г. и до выхода на пенсию в 1961 г. — заведовал кафедрой в пединституте (потом пединститут стал университетом). М.М.Бахтин создал там подлинную научную школу. Саранск его спас, а он стал славой Саранска.

Мировое признание пришло в начале 60-х годов. Пре­восходный документ этого признания — библиографический справочник, изданный в Саранске в 1989 г. Он выполнен на самом высоком научном уровне. В этот библиографический указатель включены все работы самого Бахтина, в том числе и работы, написанные при его участии, но под другими именами (В.Н.Волошинова, П.Н.Медведева, И.И. Канаева), статьи и монографии о нем, переводы и рецензии. Из этого библиографического указателя видно, что за рубежом работ о Бахтине опубликовано значительно больше чем на Родине.

388


Несмотря на репрессии, болезнь и многие трудности ученый выполнил свой долг перед наукой и оставил на земле тот след, который предопределен великим талантом. М.М.Бах­тин скончался под Москвой в 1975 г.

Идеи Бахтина оказались нужными и плодотворными, для всех отраслей гуманитарного знания. Философы считали его философом, семиотики — семиотиком, психологи — психо­логом, филологи — филологом и литературоведом. Словом, нет такой отрасли гуманитарной науки, в которой он был бы чужим.

Работы М.М.Бахтина поражают универсализмом и богат­ством материала. Секрет его сильного воздействия на мировую культуру состоит в том, что он не только раскрывает своим читателям сущность диалогичности, но и провоцирует их на диалог с собой, стремление к ответу, а следовательно, и к выражению собственных мыслей. Эффект Бахтина подобен эффекту химического катализатора. Каждому хочется думать вместе с ним.

Сочинения Бахтина хорошо соответствуют определению текста, предложенному Лотманом. Последний характеризовал текст как сочинение, предназначенное для передачи и хранения информации и для порождения новых смыслов5.

Обратимся к наследию Бахтина. Концепция диалогичнос­ти, сформулированная им еще в 20-х годах, остается доми­нантой его творчества. Другие важные темы: поэтика романа, слово о романе, полифония, жанры, карнавализация — смеховая культура, хроно­тон. По существу, диалогична и сама концепция: имплицитно она содержит диалог с другими гуманитарными науками. В этом ее близость с герменевтикой, на которой мы в дальнейшем сосредоточим наше внимание.

Понятие диалога, очень широкое уже у Бахтина, получает дальнейшее расширение в возникшей на его основе теории интертекстуальности, речь о которой тоже впереди.

Чтобы лучше включиться в суть концепции диалогиз­ма культуры, приведем довольно большую цитату. Бахтин пишет: «Нет ни первого ни последнего слова и нет границ диалогическому контексту (он уходит в безграничное прошлое и безграничное будущее). Даже прошлые, т.е. рожденные в

389


диалоге прошедших веков, смыслы никогда не могут быть стабильными и навсегда завершенными (конечными). Они всегда будут обновляться (меняться) в процессе последующего (будущего) развития диалога. В любой момент развития диалога существуют огромные, неограниченные массы забы­тых смыслов, но в определенные моменты дальнейшего развития диалога, по ходу его, они снова вспомнятся и оживут в обновленном (в новом контексте) виде. Нет ничего абсолютно мертвого, у каждого смысла свой праздник возрождения. Проблема большого времени»6.

Чем выше художественная ценность текста, тем дольше он живет, и тем больше обогащается при восприятии последующих поколений, в их творчестве. Духовные ценности, как писал Бердяев («Смысл творчества». М., 1989), единст­венные продукты труда, которые не уничтожаются при потреблении.

В научном тексте эта диалогичность маркируется соот­ветствующим аппаратом сносок и ссылок, в художественном тексте она определяется стратегией автора. Учитывается адресат и его компетентность.

Понятие диалога, очень широкое у Бахтина, продолжает расширяться его последователями в концепции интертексту­альности. В самом широком понимании — это признание диалогичности всей культуры, включающее и традиционно изучаемые в истории литературы литературные влияния, и бродячие сюжеты по Веселовскому, и синкретизм искусств. Продолжая идеи Бахтина, Ю.М. Лотман вводит понятие семиосферы культуры. Оно включает все множество текстов (имеются в виду не только вербальные тексты).

Наглядно проиллюстрировать сказанное можно на при­мере библейских сюжетов н событий, описанных в них. Они нашли отражение в произведениях многих писателей и художников разных стран: Ренана, Флобера, Сенкевича, Мережковского, Булгакова, Айтматова и других. В залах Эрмитажа множество картин, для полного понимания которых необходимо знакомство с Библией. Оно часто необходимо нам и для понимания наших классиков, особенно Ф.М.До­стоевского и Л.Н.Толстого.

390


Обратимся к примеру. Эпиграф к «Анне Карениной» — «Мне отмщение и аз воздам» — никак не маркирован. Подготовленный читатель должен сам узнать цитату из Послания апостола Павла к римлянам (12, 19). Полностью этот стих звучит так: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: "Мне отмщение и аз воздам"». Сопоставив эпиграф с содержанием романа в целом, читатель поймет, что эти слова предлагают не осуждать героиню, предоставив ее поступки Божьему суду. Примени­тельно к механизму диалогичности здесь интересна двухсту­пенчатость цитирования («ибо написано»). Толстой цитирует апостола Павла, а тот евангелистов. Герменевты все эти перекрестные связи указывают на полях Библии. Обратив внимание на эти комментарии, узнаем, в каких местах Священного Писания употреблены те же слова. Функция данной ссылки подтверждающая.

Основой для воссоздания теории диалогизма послужили художественные открытия Достоевского, который показал диалогичность сознания. Самосознание героев Достоевского напряженно обращается к себе, к другому, к третьему, т.е. сплошь диалогизировано. Человек Достоевского — субъект обращения. Совокупность идей, мыслей, чувств, слов прово­дится по нескольким «неслиянным» голосам и звучит в каждом из них по иному. Бахтин отмечает при этом то созвучие, то перебой реплик открытого диалога с репликами внутреннего диалога героев.

К идее диалогизма Бахтин подошел как историк литера­туры. Еще до работ о Достоевском он занимался проблемами цитат в античной литературе. Его мысли о полифонии романа, о слове в романе нашли отклик в работах многих литерату­роведов при исследовании поэтики таких писателей, как Джойс или Кафка, и английских писателей Викторианской эпохи. Н.С.Трубецкой опирался на них в своей работе тоже о Достоевском, а Ю.М.Лотман — в комментариях к «Евгению Онегину».

Бахтин показывает диалогизм и слова и высказывания. «Слово рождается в диалоге, как его живая реплика, форми­руется в диалогическом взаимодействии с чужим словом в предмете. Конципирование словом своего предмета— диало-

391


гично». И дальше: «Ответное понимание — существенная сила, участвующая в формирования слова, притом понимание активное, ощущаемое словом как сопротивление или под­держка, обогащающая слово»7. Бахтин видит диалогичность во всех областях жизни слова, в том числе в риторических формах.

Активное понимание в диалоге включает понимаемое в новый кругозор и тем обогащает его. Бахтин показывает, что слово может выполнять множество функций идеологической природы (экспрессивную, эстетическую, научную, религиоз­ную и т.д.) и отличается от знаков всех других семиотических систем тем, что может все их заменить. Раскрывая диалоги­ческие отношения между разными семиотическими система­ми: литературой, музыкой, живописью, он выходит на семиотику культуры. Диалог становится культурологической категорией. Предшественники Бахтина замечали в этой существующей в «большом времени» перекличке только сюжетные и предметно-смысловые связи, а при диалогизме имеются в виду связи словесные и цитатные.

Диалогизм имеет значение и для социологии. Так, диалог лежит в основе всей социальной жизни и культуры, создает взаимопонимание в веках и между разными народами. Общность семиосферы способствует примирению националь­ных противоречий.

Продолжателями идей Бахтина в русской филологии стали Ю.М Лотман, создавший свою школу и учение о с е м и о ­сфере и интексте, и С.С.Аверинцев, в западной науке — Ю.Кристева8, разработавшая теорию интертекстуаль­ности. Бахтин этого термина не употреблял, а писал о диалоге, другом голосе, полифонии. Термин «интертекстуаль­ность» предложила французский литературовед и семиотик Юлия Кристева, и он получил теперь широкое распростра­нение.

Интертекстуальность отражает непрерывный про­цесс взаимодействия текстов и мировоззрений в общей цепи мировой культуры. Она реализуется как включение в текст либо целых других текстов другим субъектом речи, либо их фрагментов в виде цитат, аллюзий, реминисценций, либо даже лексических или других языковых вкраплений, контрастиру-

392


ющих по стилю с принимающим текстом. В дальнейшем мы будем понимать интертекстуальность в широком семиотичес­ком смысле, а текст — как сообщение в любом, необязательно вербальном коде, служащее для передачи и хранения инфор­мации и порождения новых смыслов. Понимание диалогич­ности, таким образом, расширяется, поскольку Бахтина интересовал только вербализованный диалог.

Иллюстрировать такую синкретическую интертекстуаль­ность можно на примере исполнения «Реквиема» Бриттена, посвященного жертвам второй мировой войны. Представим себе то богатство ассоциаций, которое возникает у присутст­вующих на этом исполнении в разрушенном в годы войны бомбардировками немецкой авиации и восстановленном со­боре в Ковентри. Симфоническая музыка «Реквиема» соче­тается с традиционными словами заупокойной службы, исполняемыми на латыни хором мальчиков, и английским текстом трагических, антивоенных стихов Уилфрида Оуена, исполняемых солистами. Анализ можно еще и продолжить толкованием стихотворения Оуена, включенного в этот «Рек­вием». Стихотворение называется «Гимн обреченной моло­дости» и в самом тексте сочетает вербальную выразительность и ассоциации, связанные с погребальным ритуалом. Сочетание всех этих голосов создает большую эмоциональную напря­женность. Здесь в полном соответствии с тем, что говорил Бахтин, слушатель не только участвует в окружающей его действительности, но и соприкасается со многим в истории и в предшествующей культуре. Если введение «другого голоса» как-то выделено и подчеркнуто, то это добавляет к новому контексту свой исходный контекст, а также создает экспрес­сивность и оценочность. С точки зрения лингвиста, введение другого голоса определяется сменой субъекта речи.

Общей четкой теории интертекстуальности пока нет. Каждый западный лингвист, и Кристева в том числе, толкуют ее применительно к своей философской и методологической позиции. Исходные идеи Бахтина при этом иногда искажаются до неузнаваемости. Обзор и критическая оценка существующих точек зрения на интертекстуальность потребовала бы слишком много времени и места. В дальнейшем после рассмотрения основных положений герменевтики, как они

393


могут соотноситься с теорией Бахтина, мы перейдем к возможному развитию его идей применительно к современ­ному состоянию поэтики, герменевтики, стилистики декоди­рования и близкой к ней рецептивной эстетике.

Обратим внимание на то, как плодотворно соответствует учение Бахтина сущности филологии, поскольку филоло­гия — это интерпретационное знание. Ее этимологическое значение, как известно, «любовь к слову». Это совокупность дисциплин, изучающих явления культуры, отраженные в памятниках слова, т.е. в языке и в памятниках литературы, а также (поскольку другие искусства тесно примыкают к литературе) и в памятниках других искусств. Так определил филологию в своем словаре лингвистических терминов Е.Д. Поливанов9.

Здесь особенно важно подчеркнуть указание на связь с другими видами искусств.

Примерно в середине нашего столетия появилось мнение, что для подлинной научности филология должна опираться на методы точных наук. Действительно, существует немало задач прикладной лингвистики, в основе которых лежат методы математики, математической статистики, информатики и т.д. Есть и другие области науки о языке, где обращение к точным наукам оказалось очень плодотворным. Но в основе своей филология опирается на другие методы и другие критерии.

Филология — интерпретационное знание. Она предполагает диалогические отношения с тем, что уже сказано раньше в литературных, исторических и других контекстах. Ее главный критерий — эрудиция, а предмет — слово. Методы ее древнейшей отрасли — герменевтики не теряли своей ценности и после многовекового существования.

Филологическое познание очень близко к познанию художественному. Наука здесь очень близка искусству. Свою теорию диалогизма Бахтин создал, исследуя художественное открытие Достоевского. Он показал, что предметом художе­ственного изображения в романах Достоевского является идея. Самого Достоевского он называл великим художником идеи. Идея, как ее видел Достоевский, — это не индивидуально-психологическое образование с постоянным пребыванием в


голове одного человека, идея интериндивидуальна и интер­субъективна, сфера ее бытия — диалогическое общение между сознаниями. Как и слово, она должна быть услышана и на нее должен быть получен ответ другими сознаниями. Он и всю свою эпоху слышал как диалог господствующих идей и идей будущего. Он старался услышать и угадать еще не произнесенную реплику в уже начавшемся диалоге. Потому он и пророк. Великий писатель подсказал своим художест­венным открытием научное открытие ученому.

От интертекстуальности в узком смысле, т.е. вербаль­ной, следует отличать близкие, но не тождественные ей явления других межтекстовьгх связей, которые не выражаются в текстовых вербальных включениях, но также отражают диалогичность в культуре.

Таковы, во-первых, изученные литературоведением влия­ния одних писателей или целых национальных литературных направлений на другие. Например, интересный аспект истории английского романа или английской драмы составляет опи­сание стимулирующего эффекта русской прозы и драмы: значение произведений Л.Н.Толстого, Ф.М.Достоевского, И.С.Тургенева, А.П.Чехова для творчества Дж. Голсуорси, О.Хаксли, Б.Шоу, Д.Х. Лоренса и др.

Во-вторых, это бродячие сюжеты сказок и эпоса, изучае­мые в сравнительно-исторической поэтике А.Н.Веселовского, существенные для исследователей, но не увеличивающие экспрессивность текста, не ведущие к смене субъектов речи и возникающие независимо, т.е. не диалогичные.

Диалогическими оказываются произведения, написанные в ответ или как бы в ответ, затрагивающие ту же тему, но уже по-другому. Классическим примером является «Пророк» Лермонтова, продолжающий судьбу пророка-поэта, описанную Пушкиным. У Пушкина пророк получает от Бога дар «глаголом жечь сердца людей». Лермонтов в ответ показывает судьбу того, кто по велению свыше явился в мир провозглашать «любви и правды чистые ученья». Люди встречают его насмешками; сочувственно внемлет ему только природа, слушают его только звезды. Иными словами, в ответ на провозглашение Пушкиным высокой миссии поэта Лермонтов


 


394


395


раскрывает ту же тему как трагедию конфликта поэта и общества.

Некоторые авторы неправомерно, как нам кажется, относят к интертекстуальности традиционные в литературе сюжеты. Для литературоведа, но не для обычного читателя, могут быть существенны ассоциации отстранения человечес­кой жизни глазами животного в произведениях разных авторов. Например, ассоциации «Собачьего сердца» М.Булга­кова с «Холстомером» Л.Толстого, но для лучшего понимания булгаковского текста это ничего не дает.

Другое дело, когда повторяющийся мотив связан с именем персонажа или названием произведения. В мировой литера­туре, например, есть множество донжуанов. Дон Жуан известен по произведениям Тирсо де Молина, Мольера и многих других. К тому времени, как о нем писал Байрон, имя Дон Жуана стало нарицательным именем опасного соблазнителя. Но у Б. Шоу и у Байрона не мужчина завоевывает женщину, а наоборот, мужчина — жертва, попа­дающая в сети, расставленные женщиной. Сопоставление с привычным образом Дон Жуана придает сюжету остроту и позволяет на фоне любовных развлечений героя почувствовать сатирическую направленность поэмы.

Расширение понятия диалогичности приводит к разрабо­танному Ю.М Лотманом понятию с е м и о с ф е р ы. Под семи­осферой понимается семантический универсум той или иной культуры, включающий и тексты в широком понимании этого слова, т.е. не только вербальные, и индивидуальное сознание.

Концепция интертекстуальности и диалога дает новый толчок не только теории текста, поэтике и теории контекста, но и филологии вообще.

Следы других текстов порождают в механизме понимания текста помимо центростремительных сил и сил, порожденных синтагматическими связями, опирающихся на связность текс­та, еще и центробежные силы, связывающие слова и содержание текста со всей культурой. Как центробежные, так и центростремительные силы обогащают значение каждой единицы текста и связаны с явлениями и процессами импликации, модальности и квантования.

396


Концепция семиосферы, предложенная Ю.МЛотма­ном, является развитием концепции ноосферы В.М.Вер­надского. Ноосфера по Вернадскому образуется тогда, когда в проходящих в биосфере процессах доминирующее значение приобретает человеческий разум.

Семиосфера по Лотману — семиотический универсум, или семантическое пространство, которое можно также рассмат­ривать как единый механизм семнозиса. Это пространство содержит все духовные ценности, накопленные человечеством.

Д.С. Лихачев расширяет понятие семиосферы, вводя по­нятие гомосферы. Гомосфера включает не только тексты, но и обычай, этикет культурного поведения, бытовые навыки.

Семиосферу и гомосферу уточняет введенная Ю.Н.Кара­уловым концепция прецедентных текстов.

Караулов называет прецедентными тексты, значи­мые для языковой личности в познавательном и эмоциональ­ном отношениях, хорошо известные в окружении данной личности, включая не только современников, но и предше­ственников, и повторяющиеся в виде интекстов, т.е. в цитатах, аллюзиях. К прецедентным текстам следует отнести прежде всего Библию и мировых классиков. Термин «прецедентный» текст почти синонимичен термину «хрестоматийный», но предпочтительнее его. Прецедентные тексты необязательно изучаются в школе. Они включают мифы, сказки и общеи­звестные анекдоты.

Уроки герменевтики

Обратимся к параллелям — сопоставим учение Бахтина и герменевтику. Вспомним парадокс: самый высокий вид прогресса — эпоха Возрождения, поэтому лучше всего обра­титься к наследию, оставленному предками.

Герменевтика — наука и искусство понимать и интерпре­тировать текст — возникла в глубокой древности как толко­вание текстов Священного Писания, его перевода и объяс­нения верующим. В настоящее время она разделилась на множество ветвей: наряду с герменевтикой богословской, существуют герменевтика философская, лингвистическая, пси­хологическая, литературно-критическая, юридическая. Мы видим тут тот же универсализм, который свойствен теориям

397


Бахтина. Самым новым по времени появления порождением герменевтики является рецептивная эстетика.

В XX в. на Западе приняты термины «традиционная», или «положительная», и «современная», или «отрицательная», герменевтика. Представители первой стремятся дать единст­венно правильную трактовку текста, восстанавливают замысел автора. Традиционной она называется потому, что восходит к древней традиции, к идеям Блаженного Августина. Более близкая Бахтину «современная» герменевтика допускает мно­жественность интерпретации. Плюрализм доведен до край­ности в концепциях деконструктивистов (Деррида). Декон­структивисты отрицают авторитет автора и признают только текст и читателя.

Вместе с тем для всех ученых все яснее становится неплодотворность распыления усилий. Уже раздаются голоса о том, что «пора собирать камни», что новое — это только хорошо забытое старое.

Действительно, даже сам принцип диалога был давно введен в герменевтику, хотя, правда, не разработан. Ввел его В.Гумбольдт (1767—1836) и продолжил Ф.Шлейермахер (1768— 1831). Последний обратил специальное внимание на интер­претацию таких памятников, которые отделены от интерпре­татора большой культурно-исторической дистанцией, и на связанные с этим трудности. То, что мы рассматриваем как цитаты или текст в тексте, в классической герменевтике представлено тщательно разработанным аппаратом коммента­риев и ссылками на полях священных текстов, указывающими на места из Библии, где уже были даны те же заповеди или пророчества, где повествуется о тех же событиях.

Отец герменевтики и ее основоположник Блаженный Августин (354-430) писал, что Новый Завет сокрыт в Старом, а Старый раскрывается в Новом10. Ветхий Завет содержит пророчества о приходе Мессии, предвещает пришествие Христа. Все евангелисты это подчеркивают. Евангелие от Марка начинается со ссылки на то, что описываемое происходит так, как об этом писали пророки. Главная цель Евангелия от Матфея показать, что Иисус и есть обещанный через пророков Мессия. В проповедях Христа постоянно встречаются ссылки на сказанное пророками. А герменевти­

398


ческий комментарий указывает соответствующие места Биб­лии.

Обратимся к примеру. Знакомое всем выражение «не хлебом единым жив человек» — цитата из Евангелия от Матфея (45 гл.). Христос произносит эти слова в ответ искушающему его дьяволу. Когда Христос после многоднев­ного поста был очень голоден, дьявол, искушая Его, предло­жил превратить камни в пустыне в хлеб, т.е. совершить чудо. Христос сказал: «Написано — не хлебом единым будет жив человек, а всяким словом, исходящим из уст Божьих». Комментатор-герменевт отмечает на полях место из Второза­кония и других книг Библии. Обратившись туда, читатель узнает, что эти же слова сказал Моисей голодавшим в пустыне евреям. Сопоставление контекстов должно показать, что в экстремальных условиях пища духовная важнее всего.

Необходимо подчеркнуть, что герменевтика направлена не на формальную, пусть объективную, интерпретацию текста, а на его духовное понимание. Ключевое понятие здесь — понятие духа. На завершающем этапе герменевтической интерпретации смысл текста раскрывается в универсуме или семиосфере духовной культуры. Это важно для становления личности. Герменевтика накопила многовековой опыт в передаче человеку его духовного наследия. Часть информации мы получаем от предков в генах, остальное — из разных средств коммуникации, основным из которых до сих пор является книга, но надо научиться ее читать и понимать.

Герменевтика, начало которой заложено в античности, получила интенсивное развитие в Германии. Герменевтом был уже Мартин Лютер. Начало небогословской герменевтики мы видим в трудах немецкого философа Фридриха Шлейермахера (1768—1831). Он был теологом и тем не менее представлял герменевтику как общее учение об интерпретации любого текста — от античных классиков и Священного Писания до дружеской беседы.

Автор знаменитого определения филологии как познания познанного — немецкий филолог Август Бек (1785—1876) -выделял в герменевтике четыре раздела: 1) грамматическая герменевтика (толковала смысл каждого языкового элемента); 2) историческая (раскрывала намеки и аллюзии); 3) индиви-

399


дуальная (устанавливала образ автора); 4) жанровая (интер­претировала текст в зависимости от принадлежности к определенному роду литературы).

Ведущим герменевтом современности является Ханс-Георг Гадамер. О его работах нам не раз придется вспоминать в дальнейшем.

Новейшее развитие герменевтики осуществляется и в рецептивной эстетике, современное положение которой по­дробно описано в книге Сусанны Сулейман и Инги Гроссман «Читатель и текст» (Принстон, 1980) и в работах Вольфганга Изера.

В дореволюционной России герменевтикой интересова­лись, о чем свидетельствует, например, публикация в 1865 г. в Киеве перевода книги Блаженного Августина «Христианская наука, или Основания священной герменевтики и церковного красноречия»11. М.М.Бахтин и Р.Якобсон эту работу упоминают. Блаженный Августин подразумевал под герменевтикой правила, позволяющие изъяснять верующим библейский текст. Многое, о чем он пишет, актуально и по сей день. Это — проблемы знака и значения, контекста, разграничение понимания и объясне­ния, внимание к роли читателя; «Боговдохновенность текста требует и боговдохновенности читателя».

В конце прошлого века на русский язык была переведена книга немецкого ученого Фридриха Бласса «Герменевтика и критика»12. Применительно к указанному выше делению на традиционную и современную герменевтику Бласс занимал промежуточную позицию. По его мнению, в идеале читатель должен понимать и чувствовать то, что чувствовал автор, но иногда читатели могут понимать писателя лучше его самого. Для такого понимания нужно выработать соответствующие подходы. Бласс предложил уделять много внимания контексту. Он отмечал, например, что пониманию темных мест могут способствовать параллельные места. Понимание должно пред­шествовать оценке. Поэтому герменевтика должна предшест­вовать критике и быть ее основой. Большое внимание уделяет Бласс роли языка, особенно лексики: синонимии, омонимии, полисемии, этимологии слов, раскрытию авторских неологиз­мов и редких слов.

400


Книга Бласса и сейчас, через сто с лишним лет, звучит более современно, чем критические очерки по герменевтике, изданные в 80-х годах13. Их критика субъективизма герме­невтики звучат теперь архаично. Глобальный отказ от субъ­ективного понимания искусства, по существу, отрицает ценность личности, возможность плюрализма мнений, охра­няет догматизм. В действительности задача состоит не в противопоставлении субъективного и объективного, а в разумном их сочетании. Следует, впрочем, признать, что для своего времени книги «Герменевтика: История и современ­ность»14 и «Теории, школы, концепции»15 были даже про­грессивными. Они нарушали систему замалчивания и давали богатую библиографию.

Молчание началось в 1918 г. Капитальная работа Густава Густавовича Шпета «Герменевтика и ее проблемы», закончен­ная в том же году, напечатана не была, но сохранилась в архиве. В 1991 г. она была частично опубликована в сборнике «Контекст». Идеи ее подробно освещены в работе В.ГЯСуз­нецова16. Сам Шпет заслуживает того, чтобы о нем вспомнили.

Г.Г. Шпет родился в 1879 г. в Киеве. Он окончил Киевский университет, историко-филологический факультет, преподавал в Москве, жил в Германии и в Англии, защитил диссертацию под руководством известного немецкого философа и логика Гуссерля, основателя феноменологического направления. После 1917 г. был профессором Московского университета. Оказал большое влияние на членов Московского лингвисти­ческого кружка при обсуждении вопросов философии и литературы. Кружок этот просуществовал с 1915 по 1924 г. В своей книге «Внутренняя форма слова — этюды и вариации на темы Гумбольдта» (М., 1927) он развивал феноменологию с позиций своего учителя Гуссерля. Шлет -^ философ, искусствовед, языковед, логик и крупный общественный деятель — реформатор народного образования. Ему свойствен тот универсализм, который был присущ Бахтину. Арестован­ный по обвинению в идеализме, Г.Г. Шпет погиб в 1937 г.

В настоящее время положение герменевтики в нашей стране изменилось коренным образом. Ею плодотворно занимаются Г.И. Богин (Тверь), Н.О. Гучинская (С.-Петербург), В.П. Литвинов (Пятигорск) и др. Г.И. Богин опубликовал свою

401


«Филологическую герменевтику» уже в 1982 г.17, создал целую школу учеников. Н.О. Гучинская ведет научный семинар в Российском педагогическом университете им. А.И.Герцена. Под руководством В.ПЛитвинова в Пятигорске прошло несколько конференций по герменевтике. Семинары и кон­ференции собирают большую и заинтересованную аудиторию.

Число направлений герменевтики за рубежом растет так же, как и число направлений в теории интертекстуальности. Начинает пробиваться и обратная тенденция, т.е. мысль о необходимости понимания между представителями разных наук и объединении усилий.

За многие века своего существования герменевтика на­копила много принципов, которые могут быть использованы в других гуманитарных науках. Сюда можно отнести принцип комментирования, внимание к этимологии и семантической структуре терминов, соотношение общего и частного и многое другое. История науки дает много примеров того, что самые интересные открытия происходили на стыках наук при их интеграции.

Вне унаследованных от прошлого форм сознания не может быть духовной жизни человека. Библия вся пронизана этой преемственностью духовного наследия. Именно из толкования Библии возник тонкий и точный герменевтический аппарат комментирования.

В XX в. мы, к сожалению, очень прочно усвоили ложное представление о том, что все более позднее по времени прогрессивнее предшествующего и все, что создано в науке позднее, ближе к истине. Постепенно мы освобождаемся от такого заблуждения, но процесс этот болезненный.

Знаменитая эпоха расцвета культуры и экономики ряда стран Европы в XIV—XVI вв., перехода от темных времен средневековья к Новой истории называлась эпохой Возрож­дения. Сам этот термин указывал на обращение к наследию античной культуры. А в более близкие времена наши деды и прадеды недаром высоко ценили классическое образование. И сейчас у нас появились классические гимназии.

Центральной проблемой герменевтики является проблема понимания. Она и сейчас привлекает внимание многих наук: философии, психологии, семантики, лингвистики и новой

402


науки — когнитологии. Выше мы уже отмечали ее значение для Бахтина. Проблема эта междисциплинарная.

В герменевтике понимание определяется как постижение смысла текста на основе взаимодействия его состава с тезаурусом реципиента. Это — духовное присвоение инфор­мации текста, а через нее и содержания другого сознания.

Такая концепция понимания очень близка к концепции Бахтина, указывавшего, что понимание есть диалогическое соотнесение с собой, особая активная деятельность, прони­зывающая все связи человека с миром. Она начинается с декодирования знаков языка. Активное понимание приобщает понимаемое к кругозору понимающего и ведет к рефлексии, о которой, хоть и в разных терминах, говорят и теория диалогизма и герменевтика.

Специфической особенностью толкования понятий в герменевтике является обращение к этимологии — разви­тию значений слов в разных языках. Беглая ссылка на этимологию принята и в других науках, но в герменевтике она делается значительно подробнее, с указанием истории развития термина. Это очень важно, потому что в истории слов отражается познавательная деятельность человечества, т.е. коллективный разум. Этимология часто раскрывает в концепте больше, чем дефиниция. Так, понимание как присвоение герменевтика объясняет, обращая внимание на связь слов с этим значением с семой «брать», что можно иллюстриро­вать словами из разных языков (ср. фр. comprendre, англ. grasp). В словаре Даля в числе лексико-семантических вариантов слова «понимать» указаны «взять», «ухватить», «поймать» и пример: «Киргизы охотно понимали жен из калмычек».

Обращение к исходному значению слова и к его возмож­ным другим значениям позволяет рассматривать понимание как духовное присвоение смысла прочитанного. Семантичес­кие связи дают возможность установить связи между номи­нируемыми понятиями в сознании говорящего на языке данного народа, так как отражают его жизненный и культур­ный опыт. Достаточно глубокое понимание вызывает в читателе переживание прочитанного.

403

 

 


В делении герменевтики на традиционную и современную вопрос понимания является ключевым. Традиционная герме­невтика придерживается идеи автономной неизменности текста с раз навсегда заложенным в нем замыслом автора, который надлежит восстановить в первоначальном виде. Это и рас­сматривается как объективное понимание. Другое направление признает историческую изменчивость понимания, которое зависит от исторической и культурной ситуации реципиента. Вторая точка зрения придает большое значение интуиции и эвристическому, или девинативному пониманию. Эвристическое понимание противопоставляют алгоритмичес­кому анализу.

Указанные два направления находят отражение в литера­туроведении и в разном понимании историзма. Одни называют историзмом точное воссоздание прошлого содержания, вос­становление «замысла». Представители противоположного на­правления (Бахтин и ученые, занимающиеся современной рецептивной эстетикой) считают, что историзм как раз в том и состоит, чтобы учесть историческую дистанцию и активно развивать заложенное в тексте содержание и смыслы в соответствии с новым опытом. В обоих случаях, однако, герменевтическое понимание связывает реципиента с опытом других людей, создает преемственность культуры. Выше уже упоминалась и возможность промежуточной позиции, как в высказываниях Ф.Бласса.

Много общего можно обнаружить во взглядах Бахтина и очень известного современного герменевтика философа Х.-Г.Гадамера18. Для Гадамера действительной средой понимания является язык, и любой текст понимается в сопоставлении с языковой традицией. Герменевтический опыт Гадамер толкует как диалог, беседу с текстом. Как и Бахтин, он придает большое значение активности понимания. Временной и культурной вненаходимости Бахтина у Гадамера соответствует «временное состояние». Эта категория позволяет реципиенту включить получаемую информацию в новый контекст и глубже раскрыть его смысл.

Традиционная герменевтическая стратегия чтения состо­яла в некоем слиянии с автором, в преодолении временн о го

404


барьера и ощущении той ситуации, в которой произведение было создано. Бахтин и Гадамер, напротив, усматривают задачу понимания в том, чтобы соотнести содержание прочитанного с собственной ситуацией, отдавая себе отчет в неустранимости исторической, культурной и всякой другой дистанции. В результате происходит расширение культурного горизонта реципиента или, в терминах Бахтина, «превращение чужого в чужое свое». В терминах герменевтики это называется рефлексией.

Последний концепт занимает в герменевтике ключевое положение и заслуживает особого внимания. Г.И.Богин19 приводит определение Джона Локка (1632—1704), считавшего рефлексию наблюдением, «которому ум подвергает свою деятельность и способ ее проявления». Под способом прояв­ления следует, по-видимому, понимать перевыражение в более эксплицитной форме, т.е. интерпретацию. Рефлексия порож­дает многообразное отношение человека к самому себе и к миру, субъективно-оценочное отношение к действительности. Реципиент при этом сосредоточен на тех связях, которые он обнаруживает между изображенными в тексте ситуациями и его собственными переживаниями, и тем, что он видит вокруг.

Рефлексия улучшает запоминание: размышляя над своими впечатлениями, реципиент их лучше осмысляет и впитывает в себя. Это очень важно для становления Личности. Рефлексия определяется как способ, как деятельность и как способность интеллекта осваивать идеи. Имеется в виду не только умственное, но и эмоциональное восприятие.

Воспользовавшись этимологической методикой, заметим, что во всех европейских языках это понятие обозначается словами, производными от латинского reflectere — «загибать», «обращать назад» и «отражать». Во всех романских языках слово связано с отражением света и отражением на себя. Сема света, в свою очередь, во всех языках связана с семой разума. Соответствующее лексико-семантическое поле оказы­вается очень широким. Вспомним и русские слова «просве­щение», «разъяснять».

Связь света, разума и высших духовных ценностей очень хорошо видна на примере символики света свечи в религи­озной традиции. Свеча рассматривается церковью как при-

405


частность человека к божественному разуму, иносказательно указывает на мысленный свет, свидетельствует о вере. Свечи в храмах должны напоминать человеку иносказательно о том, что дом его души должен быть наполнен божественным светом. Свет лампад символизирует духовный свет.

Если рефлексия и понимание вербализуются, перевыра­жаются и содержательно обогащаются при передаче другим, ее называют интерпретацией. Эквиваленты глагола «интер­претировать» в европейских языках означают: переводить на другой язык, объяснять. Они также синонимичны глаголам, содержащим сему света clarify, elucidate. Префикс «интер» с его первоначальным значением «между» опять приводит нас к концепции диалогичности. Рефлексия обращена на себя, а интерпретация — на собеседника.

В многочисленных пособиях по интерпретации текста, к сожалению, нет ссылок ни на герменевтику, ни на Бахтина. Роль эвристики, интуиции, догадки, очень высокая в процессе понимания, в процессе интерпретации несколько снижается, уступая место доказательности, опирающейся на данные языка текста, контекстуальные связи и сведения о прецедентном тексте.

Информация литературного текста должна не просто восприниматься, а перерабатываться. Формирование отноше­ния к действительности происходит не только в процессе принятия идей писателя, но и в полемике с ним. Соответствие между предметно-логической информацией и теми эмоциями, которые она может вызвать, делает общий настрой произве­дения носителем обобщенной информации. Идейное содер­жание произведения, его эйдология не сводится к сумме выраженных в тексте суждений, а имеет и образную природу. Выводы читатель должен делать сам. Идея есть единство суждений, оценок и эмоций, неотделимое в художественном произведении от его формальных особенностей. Чтение подлинно художественных произведений воздействует на личность читателя, развивая в нем одни стремления и эмоции и преодолевая другие. Степень этого воздействия зависит не только от художественности произведения, но и от подготов­ленности читателя. Задача герменевтики и других филологи­ческих наук — развить такую подготовленность.

406


Стилистика декодирования учитывает уроки герменевтики и идеи Бахтина, приучает к искусству быть активным читателем не только расшифровывающим эвристически те или иные тексты, но и повышающим свое знание кодов.

Понимание, рефлексия и интерпретация редко происходят последовательно. Частично они следуют параллельно, частично сменяют друг друга в движении по герменевтическому кругу, включая еще и аппликацию, т.е. применение узнанного текста к той современной ситуации, в которой находится интерпретатор и его адресат. Важной частью этого процесса является также восполнение пропущенного или подразумеваемого, но эксплицитно не выраженного словами.

Историческая жизнь текста по Гадамеру (данное его положение вполне соответствует тому, что говорил Бахтин) состоит во все новых усвоениях и толкованиях. Но это отнюдь не означает произвола субъективности. Текст остается самим собой, хотя и раскрывается по-разному. Заметим попутно, что в интерпретации участвуют не только перевыражение другими словами, но и использование других средств комму­никации, например, выразительное чтение, иллюстрация или перевод.

Для понимания текстов отдаленных эпох требуется мыс­ленное восстановление исторического контекста, но не отказ от современных понятий и мышление в категориях эпохи, к которой принадлежал автор. Вместе с тем читатель должен осознавать возможность собственной предвзятости, проверять себя в этом отношении. Постигая смысл текста и рефлектируя, читатель может освобождаться от догматических мыслитель­ных привычек, служащих источником наших заблуждений.

В процессе эвристического понимания смысла целого большую роль играет вероятностное прогнозирование, т.е. предвосхищение дальнейшего на основе уже прочитанного и тезауруса реципиента.

Целью полного понимания является достижение согласия, поэтому можно предположить: возможны ситуации, при которых реципиенту приходится даже усилить аргументацию текста собеседника и таким образом проверить его убедитель­ность. Интерпретатор может знать больше автора, поскольку его культурный и исторический опыт дает ему возможность

407


знать, «что было потом». Вопрос о законности содержатель­ного обогащения при интерпретации — до сих пор дискус­сионный. Все же возможно определить интерпретацию как адресованную другим или другому, содержательно обогащен­ную эксплицитную вербализацию рефлексии.

Идея диалогичности интерпретации появилась в герме­невтике еще до Бахтина. Она отмечена уже Шлейермахером. Вместе с концепцией контекста, которая тоже была разрабо­тана в герменевтике раньше, чем в других науках, идея диалогичности повлекла за собой центральную для герменев­тики концепцию герменевтического круга.

Герменевтический круг — одно из ключевых понятий в инструментарии герменевтики — вводит отношение целого и части. Имеется в виду движение мысли читателя от догадки об общем смысле текста, которая может иметь самые различные основания (например, заглавие, имя автора, знания по истории и теории литературы или знакомство с похожими текстами), к анализу частностей. Такое движение подтвержда­ет или опровергает первоначальную догадку, наращивает но­вые частные смыслы. Неподтвердившаяся догадка отбрасы­вается и заменяется другой. Последующее возвращение к целому уточняет интерпретацию и проливает новый свет на частности. Эти челночные операции называются кругом: чтобы понять, приходится объяснить, а чтобы объяснить — понять.

В литературоведении очень сходная идея предложена Лео Шпитнером и названа им филологическим кругом. Филоло­гический круг также основан на соотношении частей и целого и на переходах с одних уровней на другие. Но отправной точкой служит какая-нибудь бросающаяся в глаза формальная деталь или особенность. От нее путем перехода от частного к целому и обратно, путем последова­тельных приближений и отступлений литературовед доходит до характеристики творческого метода автора.

Некоторую аналогию с герменевтическим кругом можно заметить и в принятом в стилистике декодирования методе определения основного тематического содержания текста с помощью тематической сетки. Этот метод также опирается на связь частей и целого. Анализ основывается на том, что темы текста, т.е. то, о чем в нем говорится, представлены


повторяющимися в словах текста семами. Повторяющиеся тематические значения обнаруживаются не только в повторах слов, но и в синонимах, антонимах, в словах со сходными коннотациями (принадлежащими к одному семантическому полю). Знаменательные слова, в которых обнаруживаются подобные лексические связи, позволяют назвать темы текста.

Герменевтика признает, что интеллектуальное осознание и духовное присвоение читателем выраженного текстом содержания зависит от его жизненного, исторического, об­щекультурного опыта и межтекстовой компетентности. В совокупности они образуют горизонт понимания индивида.

В горизонте понимания герменевтика различает предзнания, предсуждения и предрассудки.

Предзнания соответствуют образованности человека, тому, что называют фоновыми знаниями и тезаурусом. Сюда же следует отнести межтекстовую компетенцию, т.е. способность реагировать на интертекстуальность, идентифицировать пре­цедентные тексты, провести нужное сопоставление, а также знание иностранных языков.

Предсуждения — это те знания, которыми читатель рас­полагает, только начиная читать, ориентируясь, например, по имени автора, заглавию или по словам рекомендовавшего книгу, т.е. применение предзнаний к данному тексту.

Предрассудки — оценки текста, не имеющие в герменев­тике той обязательно отрицательной коннотации, которая присуща этому слову в русском языке. Название слова «предрассудок» происходит, по-видимому, от неудачно пере­веденного немецкого слова Vorurteil. Предрассудок участвует в диалоге в том смысле, что собеседники уже занимают по отношению к предмету диалога определенную оценочную позицию, необязательно ошибочную. Основание для этой оценки заложено в слушающем образованием, идеологической обработкой или чьим-либо влиянием. Предрассудок амбива­лентен: со знаком плюс он позволяет оценить и постичь заключенные в тексте гуманные или вообще разумные идеи, получить эстетическое удовольствие и, может быть, сделаться умнее или добрее. Нераспознанные предрассудки со знаком минус, напротив, делают нас глухими к сокровищам нашего наследия.

409



 

В процессе познания человек опирается на уже известное ему. Разум пользуется уже проторенными в мозгу путями. Поэтому всегда существует опасность, что человек прочтет в тексте не то, что там написано, а то, что он ожидает прочесть. Пониманию мешает предвзятость подхода. Такое чтение никак не обогащает, мешает искусству выполнить его общественно-социальную, познавательную и эстетическую функции. Пред­взятость, развиваясь, опасно обедняет личность.

Вредное действие предрассудков, как учит история, отражается не только на восприятии членами общества тех или иных художественных произведений, но даже на жизни целых стран и народов. Одним из сильно действовавших предрассудков был тезис: если перед нами художник, усво­ивший позицию коммунистической партийности, — это оз­начает, что в его произведениях раскрывается истина жизни и действительности.

Многие подобные догматы исковеркали жизнь народов. Я имею в виду тезисы о том, что цель оправдывает средства, что бытие определяет сознание, а также тезис, отрицающий роль личности в истории.

Предрассудок со знаком плюс употребляется в герменев­тике, в частности в работах Гадамера, для обозначения таких общечеловеческих ценностей, как гуманность, такт, эстети­ческий вкус, доброжелательность. Все это в гуманистическом образовании связано с формированием личности.

Выше говорилось о том, что герменевтика — наука и искусство понимания. Действительно, постижение мира, к которому стремится герменевтика, ближе к постижению мира, осуществляемому в искусстве, чем к научному познанию. Возбуждение рефлексии реципиента в литературе и других видах искусства ведет к самопознанию, сотворчеству и позволяет внести посильный вклад в культуру и духовную жизнь человечества.

Герменевтический опыт — осмысление сказанного други­ми, причем понимание может и расширять сказанное другими за пределы их субъективного замысла. Об этом говорил еще АА.Потебня, в XVIII в. — Август Бек, как о «познании познанного», а в наше время — С.САверинцев, назвавший филологию «службой понимания». Гадамер, сочувственно

410


цитируя Бека, справедливо замечает: наша задача теперь не в осмыслении нового, а в осмыслении заново уже достигнутого человеческой мыслью.

В связи с проблемой передачи чужой речи в романе М.М.Бахтин обращает внимание на то, что в обыденной жизни, в любых сферах коммуникации передача чужих слов и обсуждение их — одна из основных, тем человеческого общения.

«Чем интенсивнее, дифференцированнее и выше соци­альная жизнь говорящего коллектива, тем больший удельный вес среди предметов речи получает чужое слово, чужое высказывание как предмет заинтересованной передачи, об­суждения, истолкования, оценки, опровержения, поддержки, дальнейшего развития и т.д.»20. Продолжая эту мысль, Бахтин пишет дальше: «Можно прямо сказать: говорят в быту прежде всего о том, что говорят другие — передают, вспоминают, взвешивают, обсуждают нужные слова, мнения, утверждения, сведения, возмущаются ими, соглашаются с ними, сопережи­вают им, ссылаются на них и т.д.»21. Все, это Бахтин называет «житейской герменевтикой».

Экстраполяция герменевтики из области текста в область повседневного общения заслуживает внимания применительно к воспитанию культуры общения.

Герменевтика не ограничивается изучением проблемы понимания тех или иных текстов, а исследует все переданное нам исторической традицией, занимается постижением кар­тины мира. Герменевтика включает такие понятия, как эстетический и моральный вкус, такт, гуманность, доброже­лательное и понимающее отношение к окружающим, т.е. все связанное в гуманистической традиции с формированием личности. Чтобы постичь заключенные в художественном произведении ценности, испытать передаваемые чувства, овладеть его красотой и сделаться умнее и счастливее, нужны особые интеллектуальные усилия и компетентность.

Эстетическая способность оценки переживания и пони­мания красоты исследуется в рецептивной эстетике, которую можно рассматривать как самую молодую отрасль герменев­тики. Эстетическая оценка относится также к красоте интел-

411


лектуальной, духовной, красоте религиозной и красоте чело­веческих отношений и поступков.

Наша задача состоит в том, чтобы показать возможность сочетания в филологии идей Бахтина развитой на их основании теории интертекстуальности и достижений лин­гвистической, литературоведческой, богословской, философ­ской и рецептивно-эстетической герменевтики. Такое сочета­ние поможет более глубокому пониманию художественности текста и более полной его интерпретации, которая определя­ется как адресованная другим или другому содержательно обогащенная вербализация рефлексии и понимания множества диалогов.

Диалогизм Бахтина,


Дата добавления: 2016-01-03; просмотров: 24; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!