Иконическая композиция макротекста: сад и дерево
При создании текста Bavngart компилятор предпочел содержательно-формальной систематизации свободное варьирование разных текстов религиозно-дидактического содержания. Композиция трактата как макротекста открыта - количество и порядок следования глав зачастую логически не мотивированы (при этом в основной рукописи L главы пронумерованы). Нередко тематически связанные главы расположены далеко друг от друга, хотя в ряде случаев тематическая взаимосвязь существует и между соседствующими главами (Unger 1969: 142). В тематические группы мы можем объединить следующие главы:
1) о духовной жизни человека: главы 3 “Von dem gtriwen chneht”, 4 “Daz wir got irren, daz er sin gutes werch an vns niht wurchet vnd von siner lieb”, 5 “Von dem geordent leben”, 6 “Von geistlichem leben zehen saelicheit”;
2) о духовном поиске человека: главы 7, 7а “Waz dv an dir selben erchennen soltest”;
3) о постоянстве в духовных упражнениях: главы 8 “Der ze dem geistlichem leben chomen ist”, 9, 10 “Von gotes vorhte”, 11 “Wie du vollehertest vnder diner regel”, 12;
4) о духовной борьбе с искушениями: главы 13, 14 “Daz man maenlichen striten sol”, 15 “Daz gotes riter in dem champhe niht verzagen sol, wan er vil helfe hat von got”, 16 “Daz wir etwenne die bechorvnge selb an vns machen”, 17, 18 “Daz sich got fraewt vnser becherd vnd als himelsch her”;
5) краткие назидания в виде изречений Отцов Церкви: главы 20-23;
6) о справедливости: главы ”26 “Von der gerehticheit vier nvetze, vnd daz si mit vier tvgenden anderen gevbet sol werden”, 26 “Von der gerehticheit”;
7) об истине и ее познании: главы 50 “Von der warheit”, 51, 52, 53, 54;
8) о цели и способах молитвы: главы 57 “Von zwainch dingen, da zv daz gebet nvtze ist”; 58 “Wяe man peten sol: ix stьkhel”;
|
|
|
9) о мессе: главы 59 “Daz gepet sprich vnder der messe; daz ist gvt” (молитва во время мессы); 60 “Wez der mensch gedenchen sol vnder der messe”; 61 “Warvmb der ewart vnsern herren vf hebe in der stille messe”, 62, 63, 64, 65 “Nach der messe so sprich ditz gebet vnd veb ez in diner gehvgde durch den tach, so dv maeist mvgest”, 66 “Von gotes lichnam”;
10) о способности воспринимать божественную благодать: главы 97 “Wenne wir merchen svln in der herticheit”, 98 “Warvmb vns got niht svzzecheit git, so wir sinen lichnamen enphahen”, 99 “Wenne ez vnser schvld ist, daz wir niht svzzecheit enphahen an gotes lichnamen”, 100 “Von der vreise, daz wir di schvlde vf got legen”, 101 “Von vnsers herren barmherzicheit”, 102 “Daz wir tavgen gutlichen versten svln vnd hinz im lazzen”;
11) об обладании Богом и принадлежности Богу (метафора духовной трапезы): главы 105 “Wie wir gotes lichnamen geistlichen enphahen”, 106 “Wie wir gotes spise werden”;
12) о доброй и злой воле: главы 115 “Von dem gvten vnd von dem vbeln willen”, 116 “Von der beschawigvnge des gvten willen”;
13) об уязвлении и восстановлении трех сил души: 125 “Wi di dri chreft der sel betrogen werden”, 126 “Wi di dri chrefte der sel wider svln chomen”;
14) о терпении в страданиях: главы 135 “Vier hande wise, da mit wir vnserm herren sin marter helfen”, 136 “Von dem trost, die da aehtsal lident durch di gerehticheit”, 137 “Die ir trvbsal niemen chlagent”, 138 “Wie der tievel varet der gedvlt”;
15) о страданиях за справедливость: 149 “Von zwaier hande ernst, da mit got etliche mensch zieret”, 150 “Waz aehtsal di gerehten mvzen liden”, 151 “Wie nvtz vns ist, der vns betrvbet vmb gvtiv dinch”; 151a “Daz di ivngen beswaerde werdent in der aehtsal vnd in der trvbsal”, 152 “Dvrch die gerehticheit sol man aehtsal gern liden”;
|
|
|
16) о терпении в болезни: главы 153 “Daz lert gedvlt in trvebsal vnd in siectvm”, 154 “Von der gedult in siectvm”, 155 “Von dem bilde der siechen gedvlt, di si an vnsers herren marter svln lern”, 156 “Von vnsers herren marter vnd von siner gedult, vnd wie wir gedultich werden”, 157 “Daz vns got da mit gezieret hat, daz wir durch in liden”;
17) о блаженной жизни в Царстве Небесном: а) главы 162 “Von der himelschen vraevde vnd churzwil”, 163 “Von dem himelschen ingesinde”; б) главы 212 “Wie di dri chreft der sel ze himelriche svezcheit erfvlt werdent”, 213 “Von des libes gezierde in dem himelrich”;
18) о Страшном Суде: главы 168 “Von drier hande lvt, wi sicherlichen si stent an dem ivngesten tage”, 169 “Wi di verlorn stent an dem ivngesten tag, 170 “Di dri zvhtmaeisterinne behaltent, di stent an dem ivngesten tage mit grozzen vraevden”;
19) о пользе смирения и способах его достичь: главы 185 “Siben nvtz da von der gedvlt”, 186 “Von siben dingen, di gedvltich machent”;
20) о жертвенной любви: главы 198 “Wie vnser herre div sehs werch der barmherzicheit beget an den lvten”; 199; 200 “Sprich von minne art”;
21) о душевном холоде: главы 209 “Waz div minne swachet vnd di gvten werch”, 210 “Wie die menschen erchaltent vnd mvezlichen abnement”, 211 “Waz man den chalten vnd den bezzern raten sol”.
Как видно из приведенного перечня, тематически близкие главы группируются довольно часто, в количестве от двух до десяти (если объединить группы 15 и 16 в одну: о терпении в страданиях) и даже одиннадцати (если объединить группы 3 и 4: об упорстве в борьбе с искушениями). Однако многие главы, которые можно было бы отнести к какой-нибудь из этих групп, находятся в других местах, порядок следования групп не всегда логически мотивирован. Возможно, соседство близких по содержанию глав позволяло посвятить целый вечер чтения одной теме. Во всяком случае, очевидно, что содержание не структурировано, но можно говорить о тематических узлах, или доминантах в Bavngart. Если трактовать это понятие с точки зрения строгой линейной последовательности, то “отколовшиеся” главы сюда относить нельзя. Если же отбросить принцип последовательности, то можно причислить эти главы к тематическим доминантам, и таким образом для всего множества глав будет установлено ограниченное количество тем[62].
|
|
|
Х. Унгер справедливо усматривает главный смысл трактата в обстоятельном раскрытии альтернативы праведности и греховности человека. Тот факт, что главы, повествующие о пороках и препятствиях к духовной жизни, без какой-либо систематизации перемежаются с главами, где речь идет о добродетелях и пути спасения, исследовательница объясняет склонностью автора отразить глобальность дуализма порока и добродетели в человеческой жизни (Unger 1969: 143). Соглашаясь с этим мнением, нельзя не отметить, что оно не снимает вопроса о цельности Bavngart как макротекста и нуждается в конкретизации. Учитывая компилятивную специфику памятника, этот вопрос следует сформулировать следующим образом: какова композиционная роль вступительных и заключительных глав?
|
|
|
Мозаичная композиция Bavngart обусловлена спецификой жанра, отразившейся в названии произведения. Поэтому следует обратить особое внимание на функциональные возможности символов сада и дерева в создании знаковой композиционной структуры духовных прозаических текстов.
Средневековая христианская традиция заимствовала образ сада[63] из ветхозаветных текстов Песни Песней Соломона[64], а также книги Бытия[65]. В раннем и высоком Средневековье сад толковался как символ Девы Марии, Церкви, христианской души, страстей Христовых, Рая. В позднем Средневековье появляются трактаты, в которых разворачиваются пространные аллегории сада (Baumgartenallegorien) абстрактно-богословского и назидательного характера (Schmidt 1932: 61-62).
Хотя символико-метафорические значения сада и дерева в христианской культуре и самих текстах оказывают сильное воздействие на формирование текста, все же эти значения сами по себе не играют решающей роли для иконичности всего строения текста, поскольку они находятся во внетекстовой знаковой сфере. Для автора, который строит свой текст как фигуру, напоминающую форму сада, не столь важно, что обозначает описываемый им сад. Аллегория, в которую превращается символ сада, в конце концов вырождается в декоративное средство - рамочное обрамление спекулятивных и нравоучительных рассуждений. В результате абстрагирования аллегорической образности этот образ часто остается лишь в качестве названия сочинения. В XIV в. под жанром “horti” или “hortuli animae” понимались просто сборники трактатов, проповедей и молитв (Schmidt 1931: 64-65).
Таким сборником можно было бы считать Bavngart, если бы в его первых двух стихотворных главах не обосновывался аллегорический смысл названия произведения. За пределами введения мотив сада в Bavngart встречается редко: в главах 110 “Ein gvt wunsch”) и 176 “Ein zart rede von Ihesu Cristo, vnd wie wir im daz herze schon behalten”, а также в кратком стихотворном заключении.
В Bavngart символ сада, общепринятые богословские толкования которого должны были быть известны автору, используется в качестве иллюстрации к уже имеющимся понятиям и представлениям и потому превращается в аллегорию. Правда, сад как основной символ и несколько других подчиненных ему символов и метафор - ручьи, птицы, цветы, трава, роса - подробно раскрываются только во введении. Все остальное содержание трактата внутренне связано с образом сада, но формально находится за рамками аллегории и не описывает ее составных частей.
В первых двух главах, составляющих рифмованый пролог (“Verspraefatio”, “Reimprosavorrede” - Schmidtke 1982: 75) образ сада выступает как метафора книги, наставляющей людей к праведной жизни: “Der schoene bavngart, / daz ist ditze bu°ch daz zart...” (Unger 1969: 188). Рифмованный пролог содержит, таким образом, объяснение метафорического заглавия и в результате вырастает в небольшую самостоятельную “аллегорию сада in nuce” (Schmidtke 1982: 75).
Д. Шмидтке проводит различие между садом как метафорическим названием книги и собственно садом-аллегорией, то есть текстом, в котором “на основе ряда составляющих сада строятся духовные рассуждения” (Schmidtke 1982: 74-75). Bavngart относится к первой категории текстов. Слово “сад” в заглавии указывает одновременно на жанр и на характер композиции произведения: “Понятие “сад” в его употреблении в качестве метафорического заглавия, по-видимому, имплицирует представление о тексте-сборнике, отличающемся большим объемом и состоящем из flores (специальный термин, обозначающий “выдержки” - Exzerpte)” (Schmidtke 1982: 75). Приведем первые две главы полностью: [52][66].
Образ сада здесь получает несколько значений:
1) книга духовного назидания (Unger 1969: 188, 2-3; 189, 27-31);
2) место, где осуществляется праведная жизнь (Unger 1969: 188, 27ff.; 188, 16ff.);
3) Рай.
Автор Bavngart всегда учитывает толкование сада как Рая, однако этот важнейший, в сущности, смысл остается в области пресуппозиций, то есть за пределами текста предисловия. В главе 176 “Ein zart rede von Ihesu Cristo, vnd wie wir im daz herze schon behalten” изображается следующая аллегорическая картина: три девы (“ivnchfrawen”) охраняют “дворец” (“phallenz”) души, где пребывает Христос. Третья дева, означающая “высокая надежда” (“hohe zvversiht”), “wiset di sel in den bavmgarten der himelschen schawe vnd leit si in di minnechlich schoze” (Unger 1969: 396, 17-18). Здесь “сад небесного созерцания” является метафорой Рая и по принципу стилистической симметрии приравнивается к образу “любовного лона” (то есть к знаменитому символу hortus сonclusus).
Раскрывающаяся в стихотворной форме картина прекрасного сада с изысканными плодами, поющими птицами, звонкими ручьями и благоуханными цветами и травами - это аллегория праведной жизни на земле. То, что возникающий в сознании читателя образ Рая опосредован дидактическим значением аллегории, понятно: в тексте трактата описывается не сам Рай, а пути к нему. В то же время, “сад духовных сердец”, подобно многим другим “садам” в средневековой литературе, заключающий в себе все многообразие цветов и деревьев, некоторым образом подобен универсуму, созданному Богом и символически свидетельствующему о Нем. “Если мир - второе Откровение, - пишет Д.С. Лихачев, - то сад же - это микромир, подобно тому, как микромиром являлись и многие книги. Поэтому сад часто в Средние века уподоблялся книге, а книги (особенно сборники) часто называются садами... Сад следует читать как книгу, извлекая из него пользу и наставление. (...) Разбирая памятники, в названиях которых есть слово “сад” (или другое слово из того же семантического ряда), следует помнить о шкале символических значений - от “полезности” до “наслаждения”... Сочинение-сад открыто для всех, и каждый находит там то, что ищет” (Лихачев 1982: 40-41).
Автор Bavngart осмысляет свое произведение не только как книгу-сад, но и как книгу-путь: по мере ее прочтения человек осуществляет духовную работу (только при этом условии чтение имеет смысл). В средневековых сочинениях мистического характера, описывающих духовное становление человека, в каком бы порядке ни следовали промежуточные стадии, последние ступени восхождения обязательно предполагают созерцание небесных сфер и лика Божьего. Видимо, неслучайно предпоследняя глава Bavngart 212 “Wie di dri chreft der sel ze himelriche svezcheit erfvlt werden” посвящена просветлению души, а в последней главе 213 “Von des libes gezirde in dem himelrich” описывается Небесный Иерусалим. Образ пути вводится в кратких заключительных стихах: [53][67]. В них содержится дополнительное обоснование композиционной иконичности произведения.
Различие между изображением сада в Bavngart и такими аллегорическими трактатами, как, например, ‘Der Lьstliche Wьrzgarte’, лежит на поверхности. Оно, в первую очередь, количественного порядка: если в одном случае речь идет о кратком предисловии, которое структурно и содержательно отграничено от самого трактата, то в других случаях детально выписанная картина сада охватывает весь текст трактатов, элементы сада одновременно описываются и аллегорически истолковываются. Вполне понятно, что образ дерева, несмотря на его прямую связь с садом, не используется автором Bavngart в качестве интерпретанты иконической композиции.
Итак, роль пролога в трактате Bavngart специфична. С одной стороны, он обладает цельностью, замкнутостью и самостоятельностью. Во-первых, это подчеркивается стихотворной формой, во-вторых, описание сада в самом трактате больше не встречается. С другой стороны, две первые главы играют хотя и важную, но явно подчиненную роль. Их назначение состоит в том, чтобы указать на жанровую специфику трактата и тем самым обосновать своеобразную иконичность композиции всего текста Bavngart. Образ сада оправдывает принципиальную открытость и мозаичность композиции трактата.
В поисках сравнительного материала по вопросу о композиции Bavngart нет надобности обращаться к анализу трактатов - аллегорий сада, поскольку после появления работы Д. Шмидтке (Schmidtke 1982) здесь трудно добавить что-то новое. Композиционная роль сада может стать более понятной, если рассмотреть ее в соотношении с образом дерева, которое как важнейший компонент сада связано с ним теснее всего. Хорошую возможность для сравнения предоставляет анонимный “Трактат о пальме” (условное название, принятое в исследовательской традиции), немецкие списки которого датируются концом XIII - началом XIV вв., то есть фактически современны трактату Bavngart.
“Трактат о пальме” - это важнейшее духовно-назидательное сочинение с использованием аллегорического образа дерева в средневековой Европе. Еще долго после его появления авторство приписывалось бл. Августину, Бернарду Клервосскому, Якову Ворагинскому. Текст трактата сохранился в двух основных редакциях (E* и G*), представленных в многочисленных списках на старофранцузском, латинском и немецком языках (разные диалекты). Старшая редакция E* была создана между 1217 и 1245 гг. на старофранцузском языке и получила распространение на латинском, а позднее на нижненемецком языках. Рукописи на южнонемецких диалектах появляются в конце XIII в. (Fleischer 1976: 37 сл., 195 сл.). Текст “Трактата о пальме” принимал разные формы, от краткого эскиза до объемной проповеди для чтения и трактата. Тип проповеди для чтения преобладает.
Во всех списках “Трактата о пальме” с большой степенью наглядности используется идея постепенного восхождения человека к божественному созерцанию. Ступени созерцания описываются в виде ветвей пальмы, начиная с обращения души внутрь себя и кончая совлечением человеческой природы. На каждой ветке сидит птица и растет цветок, которые означают также разные аспекты созерцания. Семь пальмовых ветвей содержат в себе три более крупных уровня богопознания, о которых писал еще Псевдо-Дионисий Ареопагит в трактате “О небесной иерархии” (3-я глава): очищение (ступени 1-3), просветление (4,5) и совершенство - воссоединение с Богом (6,7). В младшей редакции G* к описанию пальмы созерцания добавлена новая часть, где с помощью аллегории сада подробно изображается процесс мистического слияния души с Богом.
Для сопоставления композиционных принципов в “Трактате о пальме” и Bavngart наиболее интересен текст эльзасской рукописи XIV в. B2, который совмещает в себе черты обеих главных редакций. Различные деревья представлены здесь как элементы сада, так что, с одной стороны, здесь имеется описание сада, а с другой стороны, сохраняется структурная схема “Трактата о пальме”. С точки зрения композиционной структуры, данная редакция представляет собой переходный вариант между аллегорией сада в редакции G* (а также и в Bavngart), с одной стороны, и дерева в редакциях G* и E*. В. Фляйшер отмечает, что “В2 имеет все составляющие части аллегории пальмы, кроме обрамляющей аллегории сада, в то же время, другие аллегории сада со структурной схемой аллегории пальмы не выявлены” (Fleischer 1976: 94). Исследователь склоняется в пользу редакции E* как основы текста, к которой, однако, было добавлено многое из G* в качестве украшения (Fleischer 1976: 95, 96).
Текст В2 состоит из введения, описания семи деревьев и короткого заключения. Приведем лишь обрамляющие части, в которых изображается сад: [54].
Текст начинается с противопоставления добродетельной и грешной души (дочери Града Иерусалима и дочери Града Галаада). В трактате развивается только первый член этой дихотомии. Образ сада используется как внешняя рамка аллегории древа. Сад означает здесь праведную жизнь в целом, а составные части представляют собой отдельные аспекты и ступени такой жизни. В отличие от Bavngart, сад задуман здесь как структурированное пространство. Семь деревьев - это композиционные элементы первого уровня (они выполняют ту же функцию, что и ветви в трактате о пальме), на следующем уровне находятся птицы и цветы. Со структурной точки зрения, сад в данном случае идентичен пальме, но сама пальма не упоминается.
Элементы сада можно разделить на образующие и необразующие иконическую композицию. Композиционную структуру формируют “siben hande bovme”, “ein vogil” и “einblv°me”. Не образуют структуры “ein klingelde wazzer”, “eine mv°re”, “die vzzern steine”, “die fvlle steine”, “der mortere der die mv°re zisamene bindet”. Если конструктивное ядро текста сформировано структурообразующими элементами, то почти все структурно нерелевантные элементы сосредоточены в конце, после аллегории дерева. Исключение составляет “вода”, которая упоминается в начале и, в отличие от других, аллегорически не истолковывается. Этот образ играет лишь роль украшения, точно так же как и составляющие элементы сада в Bavngart (“vil ediliv fruht”, “div vogelin”, “div lvttern wazzer”, “di blumen vnd daz gras”). Все прочие элементы сада получают, в отличие от Bavngart, свое значение в мире реальных вещей[68].
С точки зрения структурной активности символ сада в этой редакции “Трактата о пальме” можно рассматривать как переходный случай между садом в Bavngart и во второй части редакции G* “Трактата о пальме”, с одной стороны, и пальмой в редакции Е* и в первой части редакции G*, с другой. Главное различие между принципами построения рассмотренных текстов заключается в неодинаковой интенсивности композиционной иконичности. Если мы можем говорить об “иконической композиции” в “Трактате о пальме” в целом, то текст пролога к Bavngart таким типом композиции явно не обладает. Но, с другой стороны, композиция второй части “Трактата о пальме”, где описывается сад, сама по себе тоже не иконическая: она становится таковой лишь в контексте первой части, поскольку ее “неиконичность” оказывается значимой. Так, в трактате Bavngart именно неструктурированный тип описания сада соотносится с произвольностью следования глав, что не столько указывает на отсутствие композиционной логики, сколько, напротив, может считаться принципом построения текста. Для такой композиции важно значение неструктурированного пространства, которое среди прочих присуще образу сада.
Определенную роль играет различие во внешней форме сада и дерева. Если образ дерева с его ветвями и плодами предполагает наглядную структуру (или ее подобие), то с садом дело обстоит сложнее. Если сам сад задуман как целое, а относящиеся к нему образы, такие как вода, трава, птицы и т. д., служат его украшением, то в таком случае иконическая структура отсутствует. Если же сад представлен как сумма деревьев, то это - структурированная система. Следует, однако, подчеркнуть, что наличие системы необязательно предполагает иконическую композицию. Так, в первой части анонимного трактата XV в. ‘Frankfurter Wьrzgдrtleins’ (Schmidtke 1982: 529-536), где описывается дерево, сначала называются все ветки, затем все цветы и, наконец, все птицы. Такой способ изложения вполне системен, но отнюдь не иконичен.
Кроме того, исследуемые тексты различаются в отношении закрытости и самостоятельности. Так, если трактат в редакции E*, смешанная форма аллегорий пальмы и сада в B2 и 60-я проповедь Санкт-Георгенского Проповедника - это совершенно самостоятельне тексты, то описания сада во второй части редакции G* и в Bavngart таковыми не являются. Оба последних текста играют вспомогательную роль (хотя и разную) в конституировании макротекста. Первая аллегория сада - это венец и преодоление аллегории пальмы, вторая - введение к самому трактату, но в обоих случаях, с точки зрения целого, иконичность присутствует. Если же эти тексты переписываются самостоятельно и соответственно воспринимаются (такие случаи зафиксированы для “трактата о пальме” и возможны также для Bavngart), то композиционная иконичность отсутствует.
Выводы
1. Многие главы Bavngart состоят из нескольких цитат. Такой тип композиции является маркированным и может быть обозначен как цитатная композиция. Цитатная композиция может реализовываться частично - в тех случаях, когда скопление цитат не исключает авторского текста и помещается в начале, середине или конце главы. Не имеют цитатной композиции главы, где целый текст (или даже его половина) представляет собой одну большую цитату. Цитатная композиция и главы-цитаты принципиально отличаются от компиляции (в принципе, родственного явления) тем, что цитаты из-за их маркированности лишь частично интегрируются в авторский текст, тогда как при компиляции чужой текст становится органичной частью нового. Правда, бывают и проблематичные, переходные случаи, когда трудно установить границу между цитатой и авторским текстом. Кроме того, цитирование и компиляция могут совмещаться, когда явная цитата редактируется автором.
2. В большом количестве глав наблюдается связь композиции с числовым принципом. Числовая композиция имеет два основных типа: символико-числовой и каталогизирующий.
В символико-числовой композиции число описываемых понятий и, соответственно, текстовых блоков имеет символическое значение. Однако доказать, что, такие числа, как “три” или “семь”, выбраны не случайно, а в соответствии с тем или иным символическим значением, в большинстве случаев не представляется возможным. Для трактатов же Давида Аугсбургского символико-числовая композиция очень характерна.
В каталогизирующей композиции число текстовых элементов не имеет дополнительного смысла. Примеры глав этого композиционного типа в Bavngart чрезвычайно многочисленны. Главной макроструктурой каталогизирующей композици являются два неотъемлемых элемента позднесредневековых проповедей: разделение (divisio) и распространение (dilatatio). В результате компилирования каталогизирующая композиция, охватывающая весь исходный текст, может принять частный характер, распространяясь только на часть главы Bavngart. Синтаксическое оформление каталогизирующей композиции характеризуется параллелизмом конструкций. В то же время, параллелизм не бывает полным и допускает многочисленные варианты реализации основной модели.
3. Композиция трактата Bavngart как макротекста принципиально отличается от композиции его отдельных глав. Она носит довольно парадоксальный характер: с одной стороны, обнаруживаются тематические доминанты - скопления несколько глав, посвященных одной теме, а с другой стороны, системность в подаче содержания отсутствует. При этом у нас есть основания считать тематическую неупорядоченность преднамеренной.
4. Для характеристики композиции макротекста целесообразно ввести понятие иконической композиции. Такую композицию образует последовательность параллельных синтаксических структур, которая, наряду с содержанием текста, участвует в формировании в сознании читателя архитектонического образа (в частности, сада). Композиционная иконичность имеет шкалу интенсивности. Это означает, что сходство композиции текста с конкретным образом (сада, дерева) может быть выражено с разной силой - в зависимости от соответствующего культурного кода. Иконичность композиции Bavngart обеспечивается двумя первыми главами в стихах - прологом к трактату, представляющим собой его важнейшую композиционную макроструктуру. В отличие от некоторых средневековых трактатов-аллегорий, композиция самого пролога не иконична. Однако в нем предлагается такой образ сада, который требует не структурированности, а, напротив, беспорядочности составляющих (“деревьев” - глав). Эта беспорядочность, однако, не полная: заключительные главы и концовка (маркированная, как и введение, стихотворной формой) по своей тематике специально задуманы как завершение духовного пути человека.
Глава 3. Тема и функция текста в “Geistlicher Herzen Bavngart”
При исследовании тематических и функциональных структур в тексте в Bavngart и его источников мы опираемся на методологию, разработанную в монографии К. Бринкера “Лингвистичекий анализ текста” (Brinker 1992). В качестве отправной точки для анализа текста Бринкер выбирает разграничение его структуры и функции. В структурном аспекте ученый выделяет грамматический и тематический уровни. В качестве центральной категории анализа на грамматическом уровне рассматривается когерентность, то есть смысловая целостность текста, “которая основывается на синтаксических и семантических связях между предложениями в тексте” (Brinker 1992: 144). На тематическом уровне исследуется структура содержания, которую Бринкер понимает как “комплекс отношений между тематическим ядром (темой текста) и отдельными частями содержания, или частными темами, выраженными в пропозициях или пропозициональных комплексах текста” (Brinker 1992: 144). Важнейшими категориями анализа этого уровня являются тема текста и форма тематического развития.
Коммуникативно-фунцкиональный аспект предполагает выявление значения текста в процессе коммуникации между отправителем и получателем. В качестве категории анализа на этом уровне выступает текстовая функция (Textfunktion), определяемая как “доминирующее коммуникативное намерение отправителя, выраженное в тексте в соответствии с существующими конвенциями” (Brinker 1992: 77). Импульсом для введения понятия функции текста послужила концепция К. Бюлера, который в своей модели “языка как органона” различал три семантические функции языковых единиц: экспрессию (Ausdruck), апелляцию (Appell) и репрезентацию (Darstellung) (Бюлер 1993: 34 сл.). Кроме того, большое значение для определения текстовых функций имеет теория речевых актов. Для пяти текстовых функций Бринкера (информативная, апеллятивная, облигативная, контактная, декларативная - Brinker 1992: 133 сл.) применимы конституирующие правила, сформулированные Дж. Серлем для иллокутивных актов (Серль 1986: 153 сл.).
Согласно мнению К. Бринкера, при формировании текстов функциональными, тематическими и ситуативными признаками “на долю текстовой функции приходится доминирующая роль, поскольку она определяет модус коммуникации. Тематика обладает лишь специфицирующим значением; ситуация задает рамки, в которых осуществляется коммуникативный контакт” (Brinker 1992: 131). В то же время, тема текста (Textthema) и форма ее развития (Form der Themenentfaltung) являются структурными критериями. Способ реализации основных форм тематического развития - специфический для каждой формы, но обладающий в общем виде критерием объективности-субъективности - (Brinker 1992: 139-140) имеет первостепенное значение для анализа текста и для характеристики типа текста.
Б. Хазебринк продемонстрировал в своей монографии “Формы инцитативной речи у Мейстера Экхарта” (Hasebrink 1992), насколько успешно концепция К. Бринкера может быть использована для анализа средневековых религиозных текстов. Преимущество данного подхода к изучению языковых явлений заключается в отказе от ограничения рамками предложения и во внимании к композиционной и прагматической целостности текста, без учета которой разрозненные наблюдения не имеют функционального объяснения.
Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 107; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!