Глава IX. Общие знакономерности развития отношения к природе 12 страница

Ряд исследователей считает, что коммуникативная вокализация высших приматов (шимпанзе) представляет собой не основу для развития речевой деятельности человека, а систему, развившуюся параллельно ей. «Данные об антропоидах... дают нам основание для предположения о том, что человеческая речь даже в ее самых простых и примитивных формах и человеческий язык возникли и развились как принципиально новые явления, несводимые даже ретроспективно к бедной звуками и смыслом коммуникативной вокализации животных, в том числе и человекообразных обезьян» (Алексеев, 1984, с. 194).

Существует основополагающее различие между врожденными поведенческими стереотипами выражения, свойственными животным, и человеческим языком как средством коммуникации, приобретенным в процессе научения в онтогенезе и являющимся материализацией социального опыта. Фонетический строй, грамматические и синтаксические категории, лексическая безграничность принципиально отличают язык человека от любой врожденной системы коммуникации, какой бы сложной она ни казалась на первый взгляд и как бы ни была она организована по существу.

Звуковые сигналы животных в значительной степени могут быть понятны человеку. Мы легко различаем, когда собака лает злобно, а когда лениво или жалобно скулит. (Точно также собака отлично понимает, когда мы с ней ласково разговариваем, а когда сердимся, даже если нас и не видит.)

Особое значение звуковая коммуникация имеет при установлении контактов с такими птицами, как попугаи, единственными существами, с которыми человек вообще способен «поговорить» на своем родном языке.

Издавна человек пытается влиять на поведение животных, имитируя их собственные звуковые сигналы как своим голосом, так и с помощью специальных приспособлений (манков). Достаточно вспомнить охоту на волков, когда разбежавшиеся волчата созываются к логову «голосом родителей», или охоту на уток с помощью различных утиных манков.

 

4.4. Обучение обезьян использованию

человеческой системы коммуникации

Исследования показали, что антропоиды (человекообразные обезьяны) способны формировать в деятельности понятийные структуры, категориально воспринимать соответствующие предметы и при этом практически реализовывать их значение. Однако, хотя живущие в естественных условиях антропоиды и используют в достаточно широких масштабах средства коммуникации, они не образуют наименования для вещей и классов объектов. Ф.Кликс констатирует, что «в истории психологии не было недостатка в опытах, задачей которых являлась попытка определить, насколько далеко они могут пойти в образовании и использовании звуковых форм для обозначения предметов при систематическом обучении» (1993, с. 99).

Так, в начале 30-х годов шимпанзе по имени Гуа научилась понимать 95 слов и фраз, когда ей было 8 месяцев, что соответствует уровню лингвистического развития человеческого ребенка такого же возраста. Другая шимпанзе по имени Элли была обучена жестам, которые соответствовали определенным словам в языке глухонемых. Она была способна, услышав произнесенное слово, делать правильный знак.

Орангутан после нескольких лет обучения оказался способным произносить только два английских слова: «papa» и «сuр» (чашка), а шимпанзе Вики — «papa», «mama», «cup» и «up» (вверх). В обоих случаях обезьяны произносили слова очень нечетко, и стало очевидным, что у этих животных просто нет голосового аппарата, с помощью которого можно было бы воспроизводить звуки человеческой речи. Это было подтверждено специальными сравнительными анатомическими исследованиями (Мак-Фарленд, 1988).

Таким образом, попытки языкового взаимодействия людей с обезьянами на основе аудиального канала оказались мало перспективными, поскольку этот канал слишком специализирован и у тех и у других, что крайне затрудняет взаимопонимание.

Как только стало ясно, что звуковая речь не является необходимой составляющей языка и что способность издавать звуки или отвечать на них не обязательно связана с ответом на вопрос, способны ли животные овладеть звуковым человеческим языком, — открылся путь для исследования языка с помощью манипулирования зрительными символами. В СCCP в начале 50-х годов были предприняты попытки научить макаку-резуса (Уланова, 1950) и шимпанзе (Поляк, 1953) использовать разные положения ладони и пальцев в качестве знаков, выражающих требование определенного вида пищи. Наибольшую известность получили более современные и масштабные эксперименты с шимпанзе американских исследователей А. и Б.Гарднеров и Д.и А.Примаков.

Супруги Гарднер в течение ряда лет обучали шимпанзе Уошо языку глухонемых, в основе которого лежат определенные положения руки, направления пальцев и указания действий, в общей сложности образующие 55 фрагментов фигур. К шести годам Уошо освоила 132 знака и самостоятельно научилась комбинировать эти знаки в цепочки из 2—5 слов. Глухонемые знакомые Гарднеров могли безошибочно идентифицировать до 70 процентов жестов Уошо.

Супруги Примак научили шимпанзе по имени Сара читать и писать. Для этого использовались пластмассовые цветные жетоны различной формы, которые символизировали слова. Причем по своей конфигурации эти жетоны не напоминали те вещи, которые они символизировали. Они располагались на вертикальной магнитной доске, и Сара могла отвечать на вопросы, помещая на эту доску соответствующие фигуры. Сара освоила 120 пластмассовых символов, употребляла комбинации из нескольких символов.

Д.Румбо использовала для обучения шимпанзе Ланы компьютер и искусственную грамматику. Обезьяна научилась пользоваться клавиатурой компьютера, с помощью которой на экран выводились символы слов. Лана имела доступ к компьютеру в любое время дня. Группа шимпанзе впоследствии была обучена общаться друг с другом через компьютер. Кстати, Гарднеры также обучали нескольких шимпанзе общаться между собой на жестовом языке глухонемых и также достигли в этом некоторых успехов (Линден, 1981).

Эти и ряд других подобных экспериментов доказывают, что шимпанзе могут постичь смысл слов, что они на самом деле способны употреблять названия различных объектов.

Так, Уошо, например, усвоила слово «Я», впервые увидев арбуз, она обозначила его «сладкий питье», лебедя — «вода птица», зубную щетку — «зубы чистить». Она могла нестись вскачь через поляну и во время бега сигнализировать Гарднерам рукой: «быстро».

Сара уверенно пользовалась не только символами конкретных предметов (когда она хотела яблоко, то разыскивала среди пластиковых фишек знак яблока и прикрепляла его к доске), но ею были усвоены также и родовые понятия. Незавершенное предложение: «... цвет яблока?» — правильно дополнялось значком «красный». Аналогично обстояло дело с понятиями «форма» и «размер». Сара успешно усвоила «слова» для обозначения количества: «все», «не один», «один», «многие», отношения типа «если... то...», а также знак отрицания: «Красный не цвет банана». Глубину усвоенных семантических отношений подтверждает также овладение понятиями «одинаковое» и «различное», предлогами «на» и «перед» и т.д.

Любопытно, что Уошо использовала знаки и сама по себе, когда играла одна, также как это делают дети, разговаривая сами с собой во время игры.

Таким образом, можно констатировать, что попытки научить шимпанзе и других антропоидов различным типам человеческого языка имели определенный успех. Однако, вероятно, человекообразные обезьяны способны достичь в этом лишь уровня маленького ребенка. Д.Мак-Фарленд допускает, «что различие между человекообразными обезьянами и человеком — это всего лишь различие в интеллекте» (1988, с. 450).

Ф.Кликс констатирует: «В процессе научения у шимпанзе формируются средства коммуникации, шимпанзе обмениваются сигналами об опасности, пище, добыче, причем эти сигналы дифференцируются в зависимости от вида и качества объектов и ситуаций. С другой стороны, в ходе манипулирования, сенсомоторного обращения с предметами окружающего мира они образуют понятия, классифицируя множество объектов по их релевантным в отношении мотивов и способов поведения свойствам. Но шимпанзе не объединяют то и другое. Коммуникация остается привязанной к сиюминутному состоянию, положению, локальному событию. Мысленные структуры, к построению которых они, несомненно, способны, не находят отражения в коммуникативных сигналах. В противном случае можно было бы говорить о наличии языка в смысле системы знаков, используемой в целях коммуникации. Но как раз этого функционального использования знаковых систем у них нет. Они актуализируют в памяти знание о том, как выглядит “удочка” для термитов, они находят заготовку, обрабатывают ее, потом достаточно умело орудуют руками, переглядываются, молодые животные подражают этому. Каждый “знает”, но ни один не может сказать “это палка для термитов” или просто “сорви ветку”. Сара в экспериментах Д.Примака доказывала, что шимпанзе могут этому научиться. Необходимый для этого когнитивный потенциал у них существует, однако отсутствует решающий толчок, объединяющий мышление и речь в единое целое» (1983, с. 104). Таким стимулом для подобного объединения, по мнению многих ученых, служит общественная потребность в кооперации, предопределившая специфический путь эволюций человека.

 

4.5. Сравнение коммуникационных систем человека и животных с точки зрения лингвистики

Сравнительный анализ коммуникационных систем некоторых животных и человека с позиций лингвистики был проведен Р.Футсом и Ч.Хоккетом (см. Линден, 1981). Он строился на основе семи ключевых свойств языка, выделенных Ч.Хоккетом, который предлагал таким образом показать, какие характеристики языка присущи только человеку.

Наряду с общением человека, для анализа использовались коммуникационные системы пчелы, рыбы колюшки, серебристой чайки, гиббона и «обученных» шимпанзе. Эти животные были выбраны по двум причинам: во-первых, они демонстрируют разнообразие способов коммуникации, а во-вторых, их коммуникационные системы относительно хорошо изучены.

Когда пчела обнаруживает источник пыльцы, она возвращается в улей и танцем сообщает остальным пчелам о местоположении источника корма и его количестве. Самцы и самки колюшки сообщают о готовности приступить к размножению путем изменения своей окраски и форм тела. Птенцы серебристой чайки побуждают родителей кормить их, делая клюющие движения в направлении родительского клюва. В сообществе гиббонов существует система криков, оповещающих о различных опасностях и общих потребностях. Ч.Хоккет полагает, что в каждой из этих коммуникационных систем присутствует по меньшей мере одно из выделенных им ключевых свойств языка. Кратко рассмотрим эти свойства.

1. Структурная двойственность. Человеческий язык обладает одновременно звуковой (фонологической) и смысловой (грамматической) организацией. Вместо того чтобы для каждого сообщения использовать отдельный сигнал, человеческая речь строится из конечного числа звуков или фонем, комбинации которых позволяют передавать самые разнообразные сообщения.

2. Продуктивность. Живое существо способно создавать и понимать бесконечное число сообщений, составленных из конечного числа имеющих смысл единиц. Ч.Хоккет считает, что именно продуктивность делает возможной аналогию.

3. Произвольность. Произвольность дает возможность построения конструкций, позволяющих делать абстрактные описания. Ч.Хоккет по этому поводу остроумно замечает, что люди могут разговаривать о чем угодно, а пчелы — только о нектаре.

4. Взаимозаменяемость. Любой организм, способный посылать сообщения, должен быть способен и принимать их. Например, когда самка колюшки раздувает брюшко, она стимулирует самца к брачному ритуальному поведению, но их роли поменяться не могут, взаимозаменяемость отсутствует.

5. Специализация. Коммуникационное поведение специализировано, если ответное поведение не связано непосредственно с физическими следствиями полученного сообщения. То есть общение специализировано в тех случаях, когда животное лишь сообщает что-то, но не действует непосредственно.

6. Перемещаемость. Сообщение является перемещаемым в той степени, в какой предмет сообщения и его результаты удалены во времени и пространстве от источника сообщения.

7. Культурная преемственность. Опыт, накопленный отдельным индивидом, может повлиять на всю культуру даже на протяжении жизни одного поколения. При отсутствии культурной преемственности природе, чтобы отделить приспособленных от неприспособленных, требуются тысячелетия. Ч.Хоккет рассматривает культурную преемственность как основное свойство общения людей.

Проведенный Ч.Хоккетом анализ коммуникационных систем пчелы, колюшки, серебристой чайки, гиббона и человека, с добавлением анализа Р.Футса коммуникационных систем обученных шимпанзе, может быть представлен следующим образом (таб. 6).

 

Таблица 6. Сравнительный анализ различных

комму­никационных систем с точки зрения лингвистики

(по Хоккету и Футсу)

 

 

     

Таким образом, можно констатировать, что естественные коммуникационные системы животных сильно различаются между собой с точки зрения лингвистического анализа. В частности — по описанным параметрам — коммуникация пчел представляется достаточно сложной, а колюшки и чайки — очень простой. После обучения шимпанзе определенным системам коммуникации человека у них можно зафиксировать наличие всех рассматриваемых свойств языка, что, с определенными оговорками, в общем-то, признается и научными оппонентами Р.Футса (Линден, 1981).

Сравнительный психологический и этологический анализ (хотя и весьма фрагментарный) систем коммуникации животных и человека, позволяет сформулировать некоторые выводы.

Во-первых, специфика коммуникационных систем различных живых существ обусловлена, в первую очередь, экологическими факторами, то есть особенностями морфологического и анатомического строения организмов, физическими условиями среды обитания и социальной организацией.

Во-вторых, как внешнее, так и глубинное сходство различных коммуникационных систем предопределено общими принципами коммуникационной целесообразности, эволюционно закрепленными естественным отбором.

В-третьих, разделение коммуникационных систем на «высшие» и «низшие» зачастую является выражением антропоцентрического мировоззрения самих исследователей, не всегда ориентированных на такой критерий, как экологическая целесообразность соответствующего коммуникационного поведения. «Высший уровень» — если похоже на «наш человеческий язык», «низший» — если не похоже.

В-четвертых, коммуникационная система человека качественно отличается по своей сложности и полифункциональности от коммуникационных систем животных. При этом в ней присутствует большое количество невербальных компонентов, идентичных либо сопоставимых, с аналогичными компонентами коммуникации животных. «При всей своей специфически человеческой, социальной природе общение формировалось, опираясь на выработанные в животном мире формы взаимодействия, коммуникации, связи индивидов и популяций» (Каган, 1988, с. 174).

И наконец, в-пятых, «языковой барьер» между человеком и животными не столь радикален, как это часто заявляется: они действительно способны понимать друг друга — причем, в буквальном, а не переносном смысле! — благодаря тому, что их коммуникативные системы в определенных случаях перекрываются.

Данное положение имеет важнейшее значение в мировоззренческом плане, способствует формированию синкретичного восприятия мира, гармонии с живыми существами, партнерской позиции по отношению к ним.

Как будет показано нами при рассмотрении системы психологических механизмов развития субъективного отношения к природе (в части V), именно комплиментарность коммуникационных систем человека и тех или иных живых существ, обеспечивающая возможность общения с ними (в строгом психологическом смысле этого термина!), является важным фактором, определяющим характер развития субъективного отношения к этим существам. В процессе коммуникативного взаимодействия актуализируются такие важнейшие механизмы развития субъектно-этического типа отношения как эмпатия, идентификация, рефлексия, субъектификация, которые проявляются, прежде всего, по отношению к тем живым существам, с которыми человек может вступить в процесс общен*+ия, сопровождаемый соответствующим уровнем взаимопонимания.

Кроме того, свойственный современному мировоззрению антропоцентризм (см. часть III) обусловливает возможность развития субъектно-этического отношения прежде всего к тем живым существам, которые обладают высоким уровнем интеллектуально­го развития и сложной социальной организацией, проявляющимся в большой степени в сфере коммуникационных способностей. Характерно, что по результатам опроса, проведенного Британским телевидением среди 12 тысяч детей, 97% из них назвали в качестве своих любимых животных представителей класса млекопитающих (на первом месте — шимпанзе, на втором — мартышки), только 1,6% — птиц, 1% — пресмыкающихся, 0,1% — рыб и различных беспозвоночных, 0,05% — земноводных (Гиляров, 1997).

С этой точки зрения, представление людей о «языке животных», комплиментарном человеческому, также своего рода природоохранный фактор, влияющий на выбор людьми стратегий своего поведения по отношеку/*лд**б

Н+ию к миру природы.

 

 

Часть III

КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ОБУСЛОВЛЕННОСТЬ ОТНОШЕНИЯ

К ПРИРОДЕ

Сложность души росла пропорционально

потере одухотворенности природы.

Карл Густав Юнг

«Об архетипах коллективного
бессознательного»

Глава V. Психологические основы культурно-исторической эволюции отно­шения к природе

 

5.1. Проблема культурно-исторической периодизации отношения к природе

Психологический анализ современного экологического сознания, сов­ременного отношения к природе невозможен без изучения его истоков, его развития в процессе социогенеза. В связи c этим большое значение приобретает проблема периодизации раз­вития отношения общества к природе. Такая периодизация позволяет выя­вить определенные качественные переходы в процессе становлении совре­менного экологического сознания, которые могут играть существенную роль в его осмыслении, а также в анализе развития отношения к природе отдельной личности.

В настоящее время существует ряд различных подходов к этой проблеме.

В наиболее общем виде направление эволюции взаимоотношений чело­вечества и природы, включающей две основные эпохи, обозначено, напри­мер, В.С.Соловьевым: «Природа до сих пор была или всевластною, деспо­тическою матерью младенчествующего человечества, или чужою ему рабою, вещью. В эту вторую эпоху одни только поэты сохраняли еще и поддержи­вали хотя безотчетное и робкое чувство любви к природе как к равноп­равному существу» (1993, с. 102).

Югославский исследователь Д.Маркович (1991) выделяет в истории три основных периода, которые характеризуются различным отношением об­щества к природе:

Первый период — человек меняет природу и создает «новую приро­ду» (антропогенную среду), но и сильно ощущает свою зависимость от ок­ружающей его природы.

Второй период — преобладает «новая природа», а человек уверен, что является ее господином. Насилие над природой рассматривается как нечто нормальное и естественное.

Третий период — современный. Человек меняет природу, но часто эти перемены ставят вопрос о самом его существовании. Все шире про­пасть между человеком и природой: физическая изоляция и духовное отде­ление от природы — логический результат традиционной концепции прог­ресса, основывающейся на ложном представлении о неисчерпаемости приро­ды. Такая система отношений с природой неизбежно приводит к экологи­ческому кризису.

---

Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 106; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!