Глава IX. Общие знакономерности развития отношения к природе 10 страница
14.
А. Когда по телевизору начинают показывать заповедник, я переключаюсь на другую программу.
Б. Думаю, что по телевидению следует больше показывать наш заповедник.
15.
А. Я не понимаю людей, которые приезжают издалека, тратят деньги, чтобы познакомиться с природой нашего заповедника.
Б. Мне кажется, что эти люди хорошо понимают ценность духовного общения с природой.
16.
А. Я готов стать членом какой-либо общественной группы, целью которой является поддержка нашего заповедника.
Б. Я не стал бы тратить время и силы на такое дело.
17.
А. Лучше бы этот заповедник устроили в другом районе.
Б. Я горжусь, что в нашем районе есть свой заповедник.
18.
А. Я хочу больше знать о жизни животных и растений, охраняемых в нашем заповеднике.
Б. У меня полно других более важных проблем, на которые я и обращаю свое внимание.
19.
А. Я думаю, что собирать разные материалы о нашем заповеднике (фотографии, вырезки и т. п.) — это полезное занятие для школьников.
Б. Я считаю, что школьники должны тратить свое время на другие, более полезные для них дела.
20.
А. Я готов вступить в конфликт с людьми, которые сильнее меня или выше по положению, если они наносят ущерб нашему заповеднику.
Б. Я бы никогда не стал вмешиваться в такое дело.
Для определения уровня осведомленности о заповеднике использовался следующий опросник:
Поделитесь своими представлениями о заповеднике:
1. Как называется ближайший заповедник?
|
|
|
2. Когда приблизительно он был создан?
3. Для охраны каких природных ландшафтов создан заповедник?
4. Для охраны каких растений создан заповедник?
5. Для охраны каких животных создан заповедник?
Интерпретация результатов
За каждую прописную букву (А или Б) начисляется 2 балла по соответствующей шкале при совпадении с ключом. За прописную (а, б) — 1 балл.
КЛЮЧ
Эмоционально-положительное отношение к заповеднику:
1.Б-б; 5.Б-б; 9.Б-б; 13.Б-б; 17.Б-б.
Эмоционально-отрицательное отношение к заповеднику:
1.А-а; 5.А-а; 9.А-а; 13.А-а; 17.А-а.
Познавательный интерес к заповеднику: 2.Б-б; 6.А-а; 10.А-а; 14.Б-б; 18.А-а.
Практическая реализация духовно-развивающего потенциала заповедной природы: 3. А-а; 7.А-а; 11.А-а; 15.Б-б; 19.А-а.
Природоохранная активность: 4.Б-б; 8.А-а; 12.А-а; 16.А-а;
20.А-а.
* * *
Поскольку методики «Доминанта», «ЭЗОП», «Альтернатива» и «Заповедные мифы» не подвергались тщательной проверке на надежность и валидность, необходима особая осторожность в интерпретации их результатов.
Между тем наш опыт свидетельствует, что они обладают достаточно высокой ретестовой надежностью, показали хорошую валидность с теми испытуемыми, чье субъективное отношение к природе нам было известно, полученные с их помощью результаты на достаточно больших выборках (до 1000 человек) хорошо согласуются между собой и с данными по методике «Натурафил».
|
|
|
Прошедшая в апреле 2000 года II Российская конференция по экологической психологии показала, что комплекс методик «Экологическая психодиагностика» успешно используется специалистами (Е.С.Оганесян, С.Э.Попова, С.А.Серегина и др.) и позволяет решать ряд исследовательских проблем.
________________
Для исследования характера модальности субъективного отношения к природе может быть с успехом использована разработанная С.Д.Дерябо «методика диагностики субъектификации природных объектов» (см. Дерябо, 1995; Дерябо, Ясвин, 1995).
Использование психосемантического метода весьма перспективно для целей экологической психодиагностики. Так, в своих исследованиях В.В.Калита (1996) проводит анализ «экологичности группового и индивидуального сознания» на основе реконструкции групповых и индивидуальных семантических пространств. Новые методики экологической психодиагностики могут быть сконструированы с использованием метода семантического дифференциала, когда в качестве исследуемого понятия выступает «природа», конкретные животные и растения и т.п.; метода личностных конструктов Д.Келли и других.
|
|
|
В целом, блок психодиагностических методик, разработанных в настоящее время, позволяет получить достаточно полную картину отношения к природе, сложившегося у данной личности или характерного для определенной социально-возрастной группы.
Часть II
ФИЛОГЕНЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ РАЗВИТИЯ ОТНОШЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА
К МИРУ ПРИРОДЫ
Наблюдая птиц и звеpей, понял их язык.
Он тогда еще осознал необходимость
сотpудничества с Пpиpодой.
Сунь Лутан
«Ба-гуа цюань сюэ»
Глава IV. Межвидовая коммуникация homo sapiens как предпосылка формирования субъективных отношений к различным животным
4.1. Мировоззренческое значение проблемы коммуникации животных
В работе «Биология десяти заповедей» немецкий исследователь В.Виклер подчеркивает, что у человека изначально действие библейского принципа «возлюби ближнего, как самого себя» зависит от того, относит ли он другого к “ближним” или же к «чужакам»: «заповедь любви к ближнему становится проблематичной, когда приходится рассматривать в качестве «ближних» чужих или даже врагов» (цит. по Каган, 1988, с. 167—168). Иными словами, принципиальным для действия этических норм и правил является выбор того или иного полюса в дихотомии: «мы — они», «свой — чужой», «похож на меня — не похож на меня».
|
|
|
Следовательно, чтобы почувствовать в другом «ближнего» и, соответственно, «возлюбить его», очень важно, чтобы другой был как можно больше похож на нас — морфологически, функционально, социально. В этом плане ключевое значение имеет возможность или невозможность понимать другого, для чего необходима определенная степень комплиментарности, взаимного соответствия нашей системы коммуникации и его. Таким образом, для того чтобы включение природных объектов в сферу действия этики проходило психологически естественно, необходимо, чтобы человек видел в них как можно больше «человеческого».
А.Гиляров ставит вопрос: «Распространяется ли человеческая мораль на другие виды?» — и, отвечая на него, констатирует: «Да, распространяется, но, конечно, только частично и на одни виды в большей степени, чем на другие... Убийство любого животного, даже вынужденное, для каждого нормального человека связано с некоторым содроганием. Однако тот внутренний порог, через который надо перейти, убивая муху или лягушку, мышь или собаку, наконец, обезьяну, будет различен. Обычно, чем выше на эволюционной лестнице стоит животное, или точнее сказать, чем ближе оно к отряду приматов и особенно к Homo sapiens, тем больше защитников у него найдется и тем большее число людей сочтет его убийство аморальным.
В тонкостях эволюционного положения того или иного вида могут разобраться только специалисты, да и то далеко не всегда; что же касается массы не искушенных в зоологии людей, то для них отношение к какому-либо конкретному животному определяется прежде всего его приятностью, “симпатичностью”» (1997, с. 128).
Проблема сравнения коммуникации животных и человека неразрывно связана со столь сложной, по выражению Е.Н.Панова, проблемой, «как эволюция человеческого языка и интеллекта в их связи с эволюцией поведения других обитателей нашей планеты. В этой “горячей точке” столкновения и взаимопроникновения гуманитарных и естественных наук не место мирному согласию и самоуспокоенности ученых» (1981, с. 10), ведь человеческий язык составляет основу демаркационной линии, отделяющей людей от животных.
Особая сложность данной проблемы подчеркивается также В.П.Алексеевым: «Генезис любого явления — процесс чрезвычайной сложности, на который влияют многие факторы, тем более сложен генезис такого сложного явления, как человеческая речь» (1984, с. 180). Без преувеличения можно сказать, что все ученые, занимающиеся происхождением языка человека, не обходились без анализа коммуникативного поведения животных (Алексеев, 1984; Леонтьев, 1963; Леонтьев, 1972; Линблад, 1991; Лоренц, 1978; Лурия, 1972; Павлов, 1975; Панов, 1980; Фирсов, 1974 и др.).
На протяжении последних ста лет умы психологов и этологов занимал ключевой вопрос: «Способны ли животные к психологической деятельности, подобной человеческой, или же они просто бессмысленные автоматы?» При этом разброс мнений включает в себя весь спектр возможных вариантов от одной крайности до другой. По меткому замечанию Д.Мак-Фарленда: «Создается впечатление, что по мере того, как увеличиваются наши знания о поведении животных, различия между человеком и животными начинают сокращаться» (1988, с. 440). Ранее, например, считалось, что только человек способен создавать и использовать орудия, однако, теперь известно немало достоверных случаев подобных способностей среди животных.
Наиболее яркие примеры в этом плане представляют галапагосский дятловый вьюрок и шимпанзе. Вьюрок отыскивает насекомых в трещинах древесной коры, используя для этого колючку кактуса, которую он держит в клюве (Дьюсбери, 1981).
Наблюдения за дикими шимпанзе доказывают, что для добывания пищи они пользуются палками, прутиками и стеблями травы. При добывании термитов обезьяны используют тонкие стебельки, которые видоизменяют так, чтобы они более подходили для предназначенной им функции, например, обкусывают слишком тонкие кончики травинок (Лавик-Гудолл, 1974). Шимпанзе также используют палки для добывания меда из пчелиных гнезд и выкапывания растений со съедобными корнями; листья — в качестве губки, чтобы достать питьевую воду из древесного дупла, а также для чистки отдельных частей тела (Мак-Фарленд, 1988).
Несмотря на многочисленные житейские и научные свидетельства сложного поведения некоторых животных, их способности к адекватному взаимодействию с человеком, ученые продолжают как бы стесняться говорить «всерьез» об общении людей с животными, оставляя эту проблему для писателей, которые «могут себе позволить» иметь дело с проблемой, носящей столь субъективный характер.
Такого рода сомнения отражены, например, во вступлении Н.Романовой к ее книге «Дайте кошке слово»: «Смотрю я на своего кота и думаю: удастся ли мне написать то, что я хочу, что задумала написать, потому что это вовсе не о коте я буду писать, а о том, что сидит внутри нас, сидит как гвоздь, как заноза — и вытаскивать жутко и оставлять опасно. Это я о том, что мы чувствуем, знаем — вроде оно так, как мы чувствуем, как говорим друг другу, но при этом сами же усмехаемся, ожидая усмешки слушателей. Это я все о том, о чем иногда страшно и подумать, если подумать всерьез. И даже не с научной точки зрения (хотя и с научной получается то же самое), а так, по-житейски представить себе, что животные, нас окружающие, вовсе не так уж глупы, как мы предполагали. И что ум их в той степени, в которой нужен им, даже, можно сказать, совершенен. И чувствуют они подчас так много, так разнообразно и так сильно, что человек, если он все это поймет наконец и поверит в это, — что же он будет делать тогда? Ведь человек — это Человек, и от всех он отличается тем, что способен себя обуздать, и поправить, и решить, и выполнить» (1996, с. 304—305).
В таком контексте все больше возрастает значение сравнительных исследований в области коммуникации человека и животных. При этом, по утверждению Д.Мак-Фарленда (1988), с одной стороны, на исследователей «давят» антропоцентрические чувства, затуманивающие представления о возможности существования языка у животных, а с другой стороны — соблазн рассматривать несомненные способности шимпанзе к элементарному языковому поведению (которое будет нами далее рассмотрено подробнее) не только и не столько в качестве доказательства исключительных возможностей психики антропоидов, сколько для подтверждения мысли о реальности существования языков, в чем-то подобных человеческому, у животных «вообще». Последняя тенденция подчеркивается, в частности, В.А.Звегинцевым: «“Языки” животных обычно выступают хаотически сваленными в одну кучу. Это молчаливо предполагает, что они не могут иметь качественных различий между собой и при противопоставлении человеческому языку выступают как однородная масса» (1968, с. 175). М.С.Каган также отмечает, что «нередко мысль ученых продолжает двигаться в пределах метафизической альтернативы: либо абсолютное противопоставление человека животному, социального — биологическому, либо их отождествление» (1988, с. 168).
Таким образом, избегая, по возможности, вышеупомянутых крайностей, попытаемся рассмотреть особенности коммуникативных систем животных и человека. Однако, прежде чем перейти к непосредственному анализу проблемы, предстоит преодолеть еще один барьер — терминологический. Во многих случаях употребление в этологической литературе терминов: «взаимодействие», «коммуникация», «язык», «общение» не отличаются строгостью и четкостью, если не сказать — просто запутано. Больше ясности в употреблении терминов: «речь», знак», «символ» — однако, не помешает определиться и в отношении использования последних.
4.2. Терминологические трудности описания процессов взаимодействия в мире животных
Как, безусловно, справедливо отмечает Н.А.Тих: «Ввиду отсутствия какой-либо специальной терминологии, для обозначения сложных форм жизнедеятельности животных обычно используется лексикон, выработанный в психологии и в обыденной жизни. В то же время все сознают связанную с этим определенную опасность, действительно сказавшуюся в свое время в концепции биологов-антропоморфистов» (1970, с. 16).
В интересующем нас аспекте понятие «коммуникация» (от лат. соmmunico — делаю общим, связываю, общаюсь), в самом общем смысле, используется как «сообщение, общение» (Ожегов, 1987, с. 247), «акт общения, связь между двумя или более индивидами, основанная на взаимопонимании, сообщение информации одним лицом другому или ряду лиц» (Словарь иностранных слов, 1990, с. 246). В психологии коммуникация понимается как «смысловой аспект социального взаимодействия» (Психология. Словарь, 1990, с. 168), а коммуникация у животных — как «передача информации от одной особи к другой» (там же, с. 169), причем это понятие отождествляется с «языком животных».
Термин «коммуникация» был заимствован биологами из теории информации, которая формулирует его следующим образом: коммуникация — это связь между переменными, осуществляемая любыми средствами (сознательно или бессознательно) и приводящая к взаимному уменьшению неопределенности. При этом под словом «переменные» биологи понимают животных, под словами «уменьшение неопределенности» — увеличение предсказуемости поведения взаимодействующих особей.
Однако, в отношении животных остается открытым вопрос о случайной (или бессознательной) и намеренной (или сознательной) передаче информации. В первом случае под коммуникацией должен пониматься любой процесс, посредством которого любое поведение одной особи влияет на поведение других особей. Во втором — лишь определенное поведение животного может считаться сообщением, иными словами, это такая передача сигнала от одного живого организма к другому, во время которой отправитель специально вкладывает в свой сигнал определенное значение, а получатель сообщения принимает соответствующее решение. «Кроме того, при этом, втором, толковании передаваемая животными информация может быть разделена на ту, которую животное-отправитель вкладывает в сигнал, и ту, которую животное-получатель из него извлекает. Соответственно, их можно назвать сообщением и смыслом» (Константинов, Мовчан, 1985, с. 30).
Английский исследователь О.Меннинг также подчеркивает, что определение значения слова «коммуникация» по отношению к поведению животных — «это не совсем простая задача. Подобно многим словам, используемым и в технике, и в обычной речи, благодаря постоянному употреблению оно вобрало в себя несколько различных значений» (1982, с. 102). Далее он указывает, что при наиболее широком определении, коммуникация — это любая передача информации; однако, используя столь широкое определение, не удается выявить различия, которые очень важны при изучении биологических объектов.
Он предлагает сузить определение коммуникации, связав его с понятием «намерения». Иными словами, коммуникативный сигнал — это такой сигнал, который специально предназначен для изменения поведения другой особи. Но это не означает, что сам отправитель сигнала обязательно действует целенаправлено: специальное коммуникативное значение сигнала обусловлено эволюционно. Такой подход отражает взаимную приспособленность отправителя и получателя сигнала. Итак, с точки зрения О.Меннинга, коммуникация — это система специально развившихся социальных сигналов.
При этом не следует ограничивать коммуникацию передачей информации между особями одного вида. Некоторые морфологические элементы цветов специально служат для передачи информации насекомым; звуки, издаваемые гремучей змеей, информируют всех ее потенциальных врагов (в том числе и человека).
Но не все исследователи процесса коммуникации у животных разделяют такой подход. Например, по определению C.Альтмана, коммуникация в сообществе представляет собой процесс, посредством которого поведение одной особи влияет на поведение других (Altmann, 1962).
Таким образом, вопрос состоит в том, относить ли к коммуникации только сигналы, специально предназначенные для изменения поведения другой особи, или все сигналы, оказывающие воздействие на ее поведение. Эти два подхода существенно отличаются: изучая коммуникацию в сообществе резусов и описывая их зрительные сигналы, ученые, исходящие из определения О.Меннинга, выделили только 22 таких сигнала, а C.Альтман — целых 50.
Термин «общение» определяется как «взаимные сношения, деловая или дружеская связь» (Ожегов, 1987, с. 376), «сложный многоплановый процесс установления и развития контактов между людьми, порождаемый потребностями в совместной деятельности и включающий в себя обмен информацией, выработку единой стратегии взаимодействия, восприятие и понимание другого человека... осуществляемое знаковыми средствами взаимодействие субъектов, вызванное потребностями совместной деятельности и направленное на значимое изменение в состоянии, поведении и личностно-смысловых образованиях партнера» (Психология. Словарь, 1990, с. 244).
Нетрудно заметить, что приведенные словарные определения составлены из нескольких смысловых элементов: собственно определение феномена; причины, обусловливающие возникновение данного феномена; его психологические функции.
Если рассматривать отдельно собственно определения общения: «взаимные сношения», «сложный, многоплановый процесс установления и развития контактов», «осуществляемое знаковыми средствами взаимодействие» — то, очевидно, такие формулировки вполне приемлемы для обозначения соответствующих процессов как у человека, так и у животных.
Если же опираться на «полные» формулировки, то, строго говоря, термин «общение» может быть использован только в отношении человека, а по отношению к миру животных носит образный, метафорический характер. Тем не менее, даже в самых серьезных этологических публикациях нередко можно встретить выражение «общение животных» (Панов, 1970; Кряжев, 1955 и др.). При этом «под общением в животном мире принято понимать влияние поведения одного животного на поведение другого» (Биоакустика, 1975, с. 185). Однако, часто встречаемое отождествление понятий «коммуникация» и «общение» можно считать ошибочным (Каган, 1988).
Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 139; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!