Подойдя к кровати, немец вырвал мешочек из рук малыша и, сунув в него ладонь, достал несколько фасолевых зёрен.



-- Гут, -- произнёс немец и, подняв мешочек левой рукой, закрутил его правой и намеревался сунуть добычу в карман своей шинели.

Отбросив ведро и дощечку, мать метнулась к солдату и обеими руками вцепилась в белый мешочек:

-- Не отдам!!! Не отдам!.. Не отдам…

Немец попробовал вырвать мешочек, но разжать материнские пальцы не смог. Тогда он ударил мать сапогом. Но и это ему не помогло. К первому немцу присоединился второй. Теперь они сражались с матерью за мешочек с фасолью вдвоём. И снова безрезультатно. И тогда второй немецкий солдат, освободив руки, снял с плеча карабин и щёлкнул затвором…

-- Ма-ама! – закричал Вовка и бросился к матери. – Да отдай ты ему!.. Отдай!.. Пусти! Пусти! Пусти!

Отчаянно заревел Женька.

Взглянув на малыша, немец перевернул карабин и ударил мать прикладом в лицо.

Та охнула и, опускаясь на земляной пол, разжала пальцы…

Глава двадцать первая

Перекати-поле  

Гуляет ноябрьский ветер по оврагам и балкам. Проносится над концлагерями, в которых каждый день от голода и холода сотнями умирают бывшие красноармейцы. Свистит в трубах нетопленых печей, под соломенными крышами, в щелях землянок и сараев, населённых стариками да бабами с ребятишками, также вымирающими от голода и холода. Метёт ветер снежную крупу. Гонит по стылой степи вместе с белой крупой иссушенный летним зноем бурьян.

Подпрыгивая на кочках, бежит перекати-поле по степи незнамо куда. А то вдруг остановится перед пригорком, будто задумавшись над дальнейшим маршрутом. Но нет выбора у перекати-поля – и новый порыв ветра перебрасывает его через пригорок, чтобы снова покатить под уклон. И нет ему, перекати-полю, дела до того, что не было слышно минувшей осенью привычного тарахтения тракторов, пашущих под озимь, что не дымят на берегу Волги своими трубами СТЗ, «Баррикады» и «Красный Октябрь», не бегут поутру в школу ребятишки, не играют в городах и сёлах весёлых свадеб. А вместо этого ползают по степным дорогам тягачи с пушками, отлитыми из крупповской стали, и уродливые танки, размалёванные крестами. Да ходят одетые в мышиного цвета шинели вражеские солдаты, подняв от русской стужи воротники.

Знай, бежит себе перекати-поле. Как до войны. И как тысячу лет назад. И бежит за перекати-полем Вовка, которому во что бы то ни стало надо догнать такой сухой и невесомый, столь легко ускользающий из-под ног бурьян.

Воет ветер, гонит бурьян. А заодно залезает в рукава и за воротник драного пальтеца, продирая Вовку до костей. Настигает Вовка бурьян, сминает, подвязывает к верёвке, которую ему удалось зацепить за куст неизвестной породы, ни весть как выросший под бугром и бесстрашно живущий на виду у предзимней степи. Растёт гора бурьяна возле куста. Но не один час ещё предстоит побегать Вовке прежде, чем он наловит бурьяну хотя бы на одну растопку. Потому что прогорает перекати-поле в печи быстрее соломы.

Мать говорит, что главное перезимовать, а к весне немцев прогонят. А если не прогонят?..

Ну да, по ночам слышна канонада… но откуда-то издалека… и не с востока, а с запада… а там немцы… Генка прав: тикать надо отсюда!..

Однако Генка пропал. После того, как он едва не угодил под гусеницы немецкой танкетки, мать его из дома не выпускает… А фрицы теперь… чуть стемнеет, на огонь стреляют… в окно ли, в дверь – им без разницы… Генка сказал, что жмых копит… Эх, кусочек бы жмыха!.. А ещё б лучше сухарик. При мысли о сухарях у Вовки во рту появляется слюна с острым привкусом сухих ржаных крошек. Кажется, вот-вот они захрустят на зубах и польются вместе со слюной в желудок. Давно уже не было у него во рту ни единой крошки хлеба.

Сняв рукавицы, Вовка ловит в пригоршню снежную крупу и облизывает свои ладони. Взять бы, в самом деле, и сбежать из Разгуляевки!.. Только куда?.. Да и как?.. Генычу и Серому хорошо… у них младших братьев нет… А может они, оба, уже и сбежали?.. От такого предположения Вовке становится и одиноко, и горько.

Ну, а наши?.. Где они теперь, наши-то?.. Раньше хоть самолёты летали. А теперь тихо. Везде тихо. Со всех сторон. На земле и в воздухе. Только ветер воет… Забыли про них про всех…бросили. И мать его бросили с перебитой скулой, и Женьку с раненым глазом, и его, Вовку, мечтающего о ржаных крошках…

И Вовка решает, что, если эта тишина не нарушится в ближайшие дни боевыми действиями – он из Разгуляевки уйдёт. Он решает это окончательно и бесповоротно и чувствует от такого решения немалое облегчение, даже какой-то прилив сил. Но пока о своём решении он не скажет никому. Сначала должна поправиться мать. И он, Вовка, будет делать всё, чтобы она поправилась как можно скорее: гоняться за бурьяном, выкапывать из мёрзлой земли морковь и свёклу, варить эти чёртовы овощи, выдумывать дурацкие сказки для младшего брата, чтобы отвлекать его тем самым от мыслей о еде… И ещё он должен обсудить план побега с Генычем и Серым…А вот когда у матери заживёт скула, а Генка и Сергей станут его единомышленниками – его не удержит в Разгуляевке никто!

Вовка прикрепляет к вязанке последний ком перекати-поля, одеревеневшими на холодном ветру пальцами отвязывает верёвку от куста и волочит за собой бурьянную кучу. Ветер отрывает кучу от земли, норовя сбить Вовку с ног и снова разметать по степи с таким трудом собранный бурьян. Но Вовка упрямо тащит кучу за собой.

Чтобы не привлекать к себе внимания, он сворачивает к оврагу и спускается по склону на самое его дно. И по этому дну, уже припорошенному снегом, мимо оставленных людьми пещер добирается сначала до земляной лестницы, а затем и до своего сарая.

-- Вот теперь мы натопим как следует! -- повторяет он, пропихивая бурьян в дверь сарая. В то время как Вовкина добыча, распрямляясь и потрескивая от сарайного тепла, наполняет сарай морозным степным духом.

Затолкав бурьян за печку и закрыв дверь сарая, Вовка видит, что его мать и младший брат сидят на кровати: Женька с забинтованным глазом, мать с перевязанной скулой. Но перевязаны они не тряпками, а настоящими свежими бинтами. При этом мать, похоже, плачет, а Женька сидит с каким-то не знакомым Вовке торжественным выражением на лице и, похоже, что-то жуёт. Концами платка мать вытирает слёзы, а её глаза улыбаются. И глядя на Вовку этими улыбающимися глазами, она произносит:

-- Полина приходила… радость принесла.

-- Радость?.. Какую радость?

-- Окружили их…

-- Кого?

-- Немцев… два дня уже как окружили…Теперь и на Волге наши, и на Дону…


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 157; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!