А следом она трусливо вывернулась из-под Катыша и побежала от него так, как бегали от неё самой разгуляевские дворняжки -- помчалась к своим хозяевам искать защиты.
Она побежала к хозяевам, а Катыш рванулся за ней. И настиг её у немецких сапог. И снова придавил своими лапами…
Но раздалась автоматная очередь. В собачьем недоумении Катыш присел на задние лапы и разжал только что полные сил белые клыки. А овчарка, виновато повизгивая, тёрлась у хозяйских ног.
Подойдя к Катышу, немец перевернул труп победителя сапогом.
Но это уже ничего не могло изменить. Потому, что все слышали, сколь трусливо и жалобно заскулила овчарка. И собственными глазами видели, как позорно мчалась она искать защиты у хозяев.
И чернявый бандит, ставший немецким холуём, больше ничего не насвистывал. А операцию по грабежу шерстяных вещей пришлось свернуть.
Когда же немцы и полицаи возвращались обратно, они шли с опущенными глазами. И впервые при виде старика, стоявшего у своей пещеры в измазанных глиной парусиновых брюках, они не гоготали. Прихрамывая на покусанную ногу, овчарка бежала не впереди, а сзади. И на коротком поводке. И, виновато повизгивая, пыталась поймать сочувственный взгляд хозяина.
Глава восемнадцатая
Казнь над оврагом
На следующий день овраг проснулся рано. Задымили костры, запахло примусами. Пили кипяток, делились последними крохами съестного. Ждали утренней проверки.
Но вот спрятаны примусы и тщательно затоптаны, как того требовали оккупанты, остатки углей в очагах. Вот солнце, поднявшись над железнодорожной насыпью, осветило жёлто-бурую глину северного обрыва. Вот тень от выступов южного обрыва приняла выверенное до сантиметров положение, при котором патруль спускался в овраг. Но он не появлялся.
|
|
|
И по оврагу пополз злорадный шепоток: «Задал им Катыш задачку… не знают, как решить». Снова до мельчайших подробностей вспоминали собачий поединок. Кто-то сказал, что слышал ночью стрельбу со стороны города. И стреляли, дескать, наши – у немецких пушек звук не такой. Вскоре оказалось, что ночную стрельбу слышали многие. А отсюда следовало, что Сталинград-то держится, продолжает сражаться. Значит, и обитателям пещер нечего падать духом.
Лишь хуторская казачка, стоя на коленях у входа в пещеру и расчёсывая волосы своей малолетней дочери, обронила:
-- Во разбрехались!.. Не было ночью никакой стрельбы, я всю ночь не спала… А Катыша… они нам не простят…
Женщина в чёрном произнесла свои слова ни к кому не обращаясь, будто для себя самой. Но сказаны они были с таким беспощадным презрением к пустым надеждам, что их оказалось достаточно, чтобы загасить все разговоры. Отсутствие утреннего обхода теперь воспринималось как дурной знак.
|
|
|
Солнце шло к закату, когда обитатели оврага услышали собачий лай. По южному склону в овраг рвалось с десяток, если не больше, собак, за которыми следовали десятка три, если не больше, немцев и полицаев. Оказавшись в овраге, собаки и каратели быстро проследовали вдоль него, не обращая внимания на людей, выстроившихся возле пещер.
Миновав последнюю пещеру, они остановились. Несколько автоматчиков перегородили овраг, а остальные немцы и полицаи, ведомые собаками, повернули обратно и, сгребая узников концлагеря будто пойманную в невод рыбу, погнали их вдоль оврага к земляной лестнице. Задыхаясь от бега, спотыкаясь, падая, мешая друг другу, старики, женщины и дети поднимались по ступеням земляной лестницы. Многим из них казалось, что в последний раз…
Поднявшись из оврага одним из первых, слева от земляной лестницы Вовка увидел цепочку солдат с широко расставленными ногами. К краю обрыва солдаты стояли так близко, что для прогона толпы оставалась полоска земли не шире двух метров. Морда овчарки с выпученными глазами и беспрерывно лающей пастью заставила Вовку прижаться к брату, которого за руку держала мать. Так бегом, балансируя между цепью немецких солдат вперемежку с собаками и обрывом оврага, все трое они достигли земляной щели, которой заканчивался овраг, обогнули щель и попали на относительно пологий полынный склон над отвесным северным обрывом. Выше по склону здесь также маячили фигуры с расставленными ногами. А возле их ног чернели ручные пулемёты.
|
|
|
Не успев ничего понять, обитатели пещер оказались собранными над своими «дачами». За их спинами была десятиметровая пропасть, перед ними неистово лающие собаки, выше по склону – направленные на них пулемёты. Старики закрестились. Женщины завопили в голос. Фашистское устрашение удалось.
Собачий лай вдруг стих. И в наступившей тишине с южного склона прозвучали слова:
-- Русские, вы не туда смотрите!.. Немедленно повернитесь к оврагу. Лицом – к оврагу!
Два полицая с винтовками пошли вдоль толпы:
-- Оглохли?.. Кому сказано?.. А ну, разворачивай морды!..
Выше и оврага, и толпы, собранной на северном склоне, на противоположном, южном, склоне в группе офицеров стоял уже знакомый Вовке немецкий капитан, а рядом с ним полицай-переводчик с рупором в руке. Справа от немецких офицеров и несколько ниже по склону в разорванной белой кофточке, босая, со связанными за спиной руками стояла девушка. В ней и не узнать бы прежней Марии, если бы не волосы – распущенные, длинные, свободно развевавшиеся на ветру. Когда они наползали на лоб, Мария вскидывала голову, чтобы сбросить волосы с лица.
|
|
|
-- Там тётя Мария… из нашего садика! – закричал вдруг Женька, показывая пальцем на противоположный склон оврага. – Она мне прививку делала… от оспы! Видишь?.. – Женька задрал левый рукав рубашки и показал брату два пятнышка на предплечье. – Почему она без туфелек?.. Что они будут с ней делать?..
-- Не кричи! – ответил Вовка.
Мать подняла Женьку на руки, поправила его повязку и прижала Женькину голову к своему плечу:
-- Нечего тебе... туда смотреть.
Растолкав толпу, полицай рванулся к матери и сдёрнул Женьку с материнских рук:
-- Все должны смотреть! Все! Это вам наука!
-- Господи, да зачем это ребёнку-то?..
-- Я что сказал! – взвизгнул полицай.
-- …Сталинград пал… Последний комиссар, удирая из города, утонул вчера в Волге, -- продолжал выкрикивать в рупор полицай-переводчик. – Всякое сопротивление доблестным германским войскам обречено. Настоящие русские патриоты должны не противодействовать, а сотрудничать с новой властью. Тех, кто не хочет этого понять, ждёт судьба этой девки, попавшейся на удочку большевистской пропаганды… -- В толпе раздались рыдания. – Многие из вас знают эту местную комсомолку. Родители не научили её уму-разуму… Германский солдат всегда проявлял рыцарское отношение к женщине. Но она стреляла в германских солдат и собиралась бороться с новой властью в так называемом подполье…
-- Машенька, Машенька… доченька моя… что я скажу отцу?.. Что я ему скажу? – повторяла в толпе женщина в чёрном платке.
-- Кто это? – раздался голос за Вовкиной спиной.
-- Кто, кто… Клавдия, мать её.
-- О, господи!..
-- … она не пожелала назвать имена своих сообщников…
-- Не надо тебе смотреть, Клава, не надо…
-- Бабы, да отведите её от края!
-- Держите её, крепче держите!..
Выйдя вперёд, женщина лет сорока загородила собой Клавдию Павловну. Но с какой-то упрямой силой та оттолкнула свою заступницу:
-- Нет, надо. Надо!.. Я всё должна видеть!.. И всё запомнить!
Кофточка Марии по-прежнему белела на склоне оврага. И, как и прежде, она отбрасывала наползавшие на глаза волосы. Но рядом с Марией теперь не было никого. Немецкие автоматчики стояли слева, выше офицеров, полицаи ниже. Трое солдат напротив приговорённой снимали с плеч карабины.
Стволы карабинов поползли вверх… но неожиданно остановились. А солдаты отошли в сторону.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 140; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!