Д. Первичный и вторичный процессы – вытеснение
Стремясь глубже проникнуть в психологию процессов сновидения, я поставил перед собой чрезвычайно трудную задачу, которая навряд ли для меня выполнима. Элементы этого сложного целостного явления, которые в действительности происходят одновременно, в моем описании могут быть представлены лишь последовательно, и, представляя их один за другим, я смог не забегать вперед, размышляя о том, на какой основе они развиваются: иначе мне было бы с ними не справиться. Это происходит оттого, что я при исследовании психологии сновидений не могу следовать за историческим процессом развития моих собственных взглядов. Моя точка зрения в отношении сновидений сформировалась с учетом работ моих предшественников в области психологии неврозов, на которые я здесь не могу опираться. Но мне приходится постоянно упоминать о них, поскольку лично мне хотелось бы идти обратным путем, сначала изучая сновидения и лишь после этого перейти к психологии неврозов. Я понимаю, как трудно приходится моим читателям, но что же поделаешь.
Поскольку меня не устраивает такое положение дел, я с удовольствием останавливаюсь, чтобы представить другую точку зрения, которая придает большую ценность затраченным мной усилиям. Я хотел ответить на вопрос, который вызвал столько разногласий среди авторитетных ученых и о котором шла речь в первой главе этой книги. Изучая сновидения, я уделял много внимания такого рода разногласиям. Две подобные точки зрения – что сновидение бессмысленно и что оно представляет собою соматическое явление – мы категорически опровергли. Но многие другие, противоречившие друг другу точки зрения отчасти согласовывались с некоторыми моими сложными тезисами, и я стремился продемонстрировать, что благодаря им отчасти удалось пролить свет на эту проблему.
|
|
|
Тезис о том, что в сновидении продолжаются действия и живут интересы, связанные с состоянием бодрствования, полностью подтвердился открытием факта существования скрытых мыслей в сновидении, которые направлены лишь на то, что кажется нам особенно важным и привлекает наш интерес. Сновидение никогда не занимается мелочами. Но мы убедились и в обратном: сновидения накапливают фрагменты нейтральных воспоминаний дня накануне сновидения и не могут осуществлять контроль над важными мыслями из состояния бодрствования, пока они не будут до некоторой степени отделены от действий в этом состоянии. Нам удалось выяснить, что это влияет на содержание сновидения, которое выражает мысли в сновидении в измененной форме, под влиянием процесса искажения. В силу тех законов, которые управляют образованием ассоциаций, в сновидение значительно легче проникает недавний или нейтральный материал, еще не взятый под контроль бодрствующим мышлением; благодаря цензуре он переносит психическую интенсивность с того, что существенно, но вызывает протест, на нечто нейтральное.
|
|
|
Сновидениям свойственна гипермнезия, и у них есть доступ к событиям детства – вот два основных тезиса нашей теории сновидений. В ней желания, уходящие корнями в детство, рассматриваются как основной мотив формирования сновидений.
Мы, естественно, не сомневались в экспериментально доказанном значении внешних чувственных раздражений во время сна, но мы полагаем, что этот материал так же зависит от желаний в сновидении, как и фрагменты воспоминаний из состояния бодрствования. Мы согласны с тем, что сновидение перерабатывает объективные чувственные стимулы в иллюзии, но мы выявили оставшийся неясным для большинства исследователей мотив этого изменения. При этом интерпретация происходит так, что воспринимаемый объект не заставляет спящего проснуться и может быть использован для осуществления желания во сне. Но мы не считаем субъективные состояния возбуждения органов чувств во сне, наличие которого безусловно установил Трамбалл Лэдд (Trumbull Ladd, 1892, см. выше), самостоятельным источником сновидений. Мы можем объяснить его пробуждением воспоминаний вследствие регрессии, которые находятся «за кадром» сновидений. Ощущения во внутренних органах, которые так охотно признаются основным источником сновидений, на наш взгляд, играют довольно ограниченную роль. Они – в качестве ощущений, сопровождающих образы падения, полета и невозможности сдвинуться с места, – представляют собой материал, который всегда под рукой, и в случае необходимости он используется процессами, регулирующими сновидения, для изображения мыслей, которые спровоцировали его формирование.
|
|
|
Когда высказывают точку зрения о том, что сновидения протекают быстро и стремительно, это представляется нам вполне правильным, если говорить о восприятии содержания сновидения сознанием; и нам кажется вполне вероятным, что предыдущие стадии этого процесса, наоборот, развиваются более медленно и спокойно. Мы смогли внести свой вклад в разрешение загадки сновидений, богатых разнообразным материалом, который сжат в самые кратчайшие промежутки времени, мы предположили, что в этом случае в сновидении используются те структуры, которые уже проникли в сознание человека заранее. Мы согласны с тем, что в воспоминаниях сновидение искажается, но мы считаем, что это нельзя считать отрицательным явлением, так как это – проявление лишь последней, доступной наблюдению, стадии процесса искажения, который действует с самого начала формирования сновидения. В ожесточенных спорах о том, отключается ли сознание во сне или обладает теми же свойствами, что и в состоянии бодрствования, мы смогли отчасти согласиться с аргументами как с одной, так и другой стороны, хотя ни одну из этих точек зрения полностью не разделяли. В мыслях, которые послужили толчком к формированию сновидения, мы выявили следы чрезвычайно сложной деятельности, в которой задействованы почти все ресурсы душевного аппарата; но нельзя отрицать, что эти мысли сформировались в состоянии бодрствования, и мы допускаем, что психика может погрузиться в сон. Итак, даже теория частичного сна казалась оправданной, хотя мы обнаружили, что состояние сна – это не распад внутренних связей психического аппарата, а концентрация психики, которая активна днем, на желании погрузиться в сон. Тот факт, что происходит отключение сознания от внешнего мира, имеет значение в предложенной нами схеме; именно он обусловливает регрессивный характер репрезентации в сновидениях. Прекращение произвольного потока мыслей в сновидениях не вызывает сомнений, но это не значит, что деятельность психики становится поэтому бесцельной, поскольку, как нам известно, после отказа от произвольных целенаправленных мыслей возникают непроизвольные и начинают контролировать происходящее в сновидении. Мы не только признали слабость ассоциативных связей в сновидении, но и доказали, что они уходят корнями гораздо глубже, чем можно было бы предположить; и мы при этом обнаружили, что такие разветвленные связи просто заменяют другие, значимые и ценные. Мы тоже признавали абсурдность сновидений, но примеры убедили нас в том, что в так называемых абсурдных сновидениях, оказывается, заключен глубокий смысл.
|
|
|
Наше мнение по поводу функций сновидений не отличается от мнения других исследователей. Точка зрения, что сновидения, как защитный барьер, защищают сознание и что, как полагал Роберт (Robert, 1886), в сновидении становятся безвредными многие вредные вещи, не только в точности совпадает с нашей теорией двойного осуществления желаний, но и была нами более подробно разработана по сравнению с тем, что сделал он. Мнение о том, что сознание свободно парит в сновидениях, представлено в нашей теории о деятельности предсознательного, которое придает сновидениями направление. Такие выражения, как «возвращение сознания в сновидениях к эмбриональному состоянию», и замечание Гавеллока Эллиса (Havelock Ellis, 1899) поразительно похожи на наше утверждение о том, что примитивные режимы деятельности сознания, которые подавлялись в течение дня, принимают участие в формировании сновидений. Мы абсолютно солидарны с тем, что сформулировал Салли (Sully, 1893): «В наших снах просто сохраняются эти более ранние формы личности человека, одна за другой. Когда мы засыпаем, мы возвращаемся к нашим старым взглядам на вещи, к тем чувствам, импульсам и действиям, которые были нам свойственны много лет назад» (там же). Точно так же, как и Делаж (Delage, 1891): «то, что подверглось подавлению», стало «движущей силой сновидений».
Мы полностью согласны с той ролью, которую Шернер (Scherner, 1861) приписывает фантазии в сновидении, и самой теорией Шернера в целом, но мы были вынуждены, так сказать, определить ей место в общей схеме разрешения проблем сновидений. Не само по себе сновидение создает фантазию, а бессознательная деятельность этой фантазии принимает те мысли, которые формируют сновидение. Заслуга Шернера в том, что он указал на источник мыслей, которые послужили толчком к формированию сновидения; но почти все, что он приписывает процессам, управляющим сновидениями, на самом деле относится к деятельности бессознательного в состоянии бодрствования, именно оно порождает и сновидения, и невротические симптомы. Нам пришлось выделить «процессы, управляющие сновидениями» в качестве самостоятельного явления, значение которого более ограниченно.
Итак, мы не отказались от обсуждения того, как именно взаимосвязаны сновидения и душевные расстройства, но наша теория построена на иной, новой основе.
Таким образом, нам удалось найти место в разработанной нами схеме сновидений, для самых различных и противоречивых открытий предыдущих исследователей, благодаря новизне нашей теории сновидений, которая объединяет их, так сказать, в схему более высокого порядка. Некоторым из этих открытий мы отвели новую роль, а отвергли очень немногие из них. Но наша конструкция еще не достроена. Стремясь разрешить многие психологические загадки, пытаясь ответить на сложнейшие вопросы, мы, похоже, столкнулись с новым противоречием. С одной стороны, мы говорили, что мысли, которые послужили толчком к формированию сновидения, возникают в результате привычной умственной деятельности, но нам удалось выявить и целый ряд противоречащих норме мыслительных процессов, оказывающих влияние на эти мысли и содержание сновидения, на которых мы затем строим наше толкование сновидений. Все, что мы обозначили терминами «процессы, управляющие сновидениями», вероятно, настолько отличается от известных нам нормальных психических процессов, что даже самые резкие критические суждения некоторых исследователей по поводу слабой активности психики во время сновидений должны представляться абсолютно оправданными.
Вполне вероятно, что мы сможем во всем этом разобраться, продолжив наше исследование. Начнем с более тщательного исследования одной из комбинаций, которые способствуют формированию сновидения.
Как мы уже убедились, сновидение заменяет собой последовательность мыслей, которые связаны с нашим состоянием бодрствования и вполне логично связаны друг с другом. Без сомнений, эти мысли возникают в состоянии бодрствования. В мыслях, которые спровоцировали сновидение, мы можем обнаружить все свойства, которыми обладают и мысли в состоянии бодрствования и которые характеризуют их как сложные продукты высшей нервной деятельности. Но мы не утверждаем, что подобная мыслительная активность происходит во сне – что внесло бы большую путаницу в наши устоявшиеся представления о том, что представляет собой психическое состояние во время сна. Напротив, эти мысли могут быть результатом происходившего накануне сновидения; они могли существовать незаметно для сознания и уже окончательно оформиться к моменту погружения человека в сон. Из этого мы можем заключить, что самая сложная мыслительная деятельность может происходить без участия сознания; но это нам известно из психоанализа любого человека, страдающего истерией или навязчивыми состояниями. Эти мысли, которые послужили толчком к образованию сновидения, способны сами проникать в сознание; мы не осознаем их в течение дня в силу целого ряда причин. Сознательное состояние связано с использованием особой психической функции, а именно – функции внимания, которая, похоже, доступна нам лишь в особом состоянии, и при этом наши мысли изменяют свое направление и ориентируются на какую-то определенную цель[491]. Это еще один способ отвлечь поток мыслей из сферы сознательного. Поток наших осознанных размышлений является свидетельством того, что мы следуем по определенному пути, направляя туда свое внимание. Если, следуя по этому пути, мы столкнемся с мыслью, которая не выдерживает нашей критики, поток наших мыслей прерывается: и тогда истощается энергетический заряд нашего внимания. Создается впечатление, что поток мыслей, которые были таким образом инициированы, затем был прерван, продолжает крутиться сам собой, но больше не привлекает к себе внимания, пока в какой-то момент не достигает особенно высокой степени интенсивности, которая притягивает к себе внимание. Так эта цепочка мыслей отвергается (возможно, сознательно) на основе бесполезного или ложного суждения, с точки зрения тех интеллектуальных задач, которые стоят перед человеком в данный момент. И в результате поток этих мыслей продолжит свое движение, недоступное сознанию, пока человек не погрузится в сон.
Итак, мы называем такой ход мыслей предсознательным, считаем, что он абсолютно рационален, и полагаем, что он может ускользнуть от внимания, просто прерваться или подвергнуться процессу подавления. Теперь о том, как нам видится формирование цепочки таких мыслей. Мы полагаем, что, начиная от целенаправленной мысли, определенный заряд возбуждения, который мы называем «энергетической нагрузкой», подвергается процессу смещения на всем протяжении ассоциативных путей, которые были выбраны под влиянием такой целенаправленной мысли. «Не обращают внимания» на ту цепочку мыслей, которая не получила этой энергетической нагрузки; тот поток мыслей, который подвергся «подавлению» или «был отвергнут», был лишен этой энергетической нагрузки. В обоих случаях эти мысли предоставлены сами себе в том, что касается импульсов возбуждения. При определенных условиях поток мыслей с целенаправленной энергетической нагрузкой способен привлечь к себе внимание сознания, и в этом случае, опираясь на его ресурсы, он получает «сверх энергетической нагрузки». Теперь нам придется разъяснить свою точку зрения на природу и функции сознания.
Поток мыслей, который подобным образом вписался в область предсознательного, может или спонтанно прекратить свое движение, или продолжить его. В первом случае его энергия, насытившая собой поток мыслей, продолжает свое движение по всем расходящимся от него во все стороны ассоциативным направлениям и повергает всю цепь мыслей в состояние возбуждения, которое на какой-то краткий момент поддерживается, а затем сразу исчезает. В этом случае весь процесс не имеет никакого значения для формирования сновидений. Но в области нашего предсознательного присутствуют и другие целенаправленные мысли, возникающие из источников наших бессознательных и постоянно активно действующих желаний, которые могут захватить контроль над возбуждением тех мыслей, которые свободно двигаются, предоставленные сами себе; они образуют связь между ним и каким-то бессознательным желанием, насыщают его энергией бессознательного, и с этого момента ускользнувший от внимания или подавленный ход мыслей способен сохраниться, но пробиться к сознанию все же не может. Мы можем утверждать, что ход мыслей, который до сих пор протекал как предсознательный, теперь «проник в область бессознательного».
У формирования сновидений могут быть и другие предпосылки: предсознательный ход мыслей с самого начала соединяется с бессознательным желанием и потому наталкивается на сопротивление со стороны основного целенаправленного энергетического заряда; бессознательное желание может стать активным в силу других причин, например в результате соматического импульса, и самостоятельно овладевает фрагментами психики, которые не подверглись энергетическому насыщению со стороны Прс. Все эти три случая сходятся вместе: в предсознательной сфере образуется ход мыслей, который, утратив подкрепление со стороны этой области психики, находит другое, в области бессознательного желания.
Вслед за этим мысли переживают целый ряд преобразований, которые мы уже не рассматриваем как нормальные психические процессы, и в результате которых возникает патологическая психологическая структура. Итак, давайте рассмотрим подробнее эти процессы и составим их классификацию.
(1) Энергетические заряды отдельных мыслей приобретают способность массовой разрядки и переходят от одной мысли к другой так, что формируются новые идеи с повышенным энергетическим насыщением. После многократного повторения этого процесса энергетическая насыщенность целой цепочки мыслей может накопиться в одной из них. Вот это и есть процесс компрессии, или сгущения, с которым мы познакомились при рассмотрении деятельности сновидения. Именно из-за него и формируется такое странное впечатление от сновидения, потому что в обычной, доступной сознанию жизни мы ни с чем подобным не сталкиваемся. В обычной жизни мы имеем дело с множеством цепочек мыслей, обладающих мощным психическим значением; но эта значимость не выражается на сенсорном уровне, доступном внутреннему восприятию; и связанная с этим мысль не становится энергетически нагруженной. Но в процессе сгущения все психические связи трансформируются. И их мыслительное содержание становится более энергетически нагруженным и интенсивным. Это как важное слово в книге, которое я прошу, чтобы привлечь к нему внимание, набрать жирным шрифтом. В разговоре я произнес бы это слово громко, медленно и с ударением. Первое сравнение напоминает пример процессов в сновидении (триметиламин в сновидении об инъекции Ирме. Историки искусства привлекают наше внимание к тому, что древнейшие исторические скульпторы следуют тому же принципу, выражая степень общественного положения изображаемых лиц, увеличивая размер статуи. Царь изображается вдвое или втрое выше, чем его свита или поверженный враг. Произведения скульптуры эпохи Древнего Рима для достижения тех же целей используют более утонченные выразительные средства. Скульптор поместит фигуру императора посредине, придаст ему величественную осанку, украсит его фигуру, расположит врагов у его ног, но уже не станет изображать его великаном среди карликов. Когда мы кланяемся кому-то, кто занимает более высокое положение в социальной иерархии, это представляет собой отголосок тех далеких времен и воспроизводит то же самое старинное выразительное средство.
Направление, по которому протекает процесс сгущения сновидения, зависит, с одной стороны, от логики предсознательной связи между мыслями, которые стали толчком к формированию сновидений, и, с другой стороны, от активизации зрительных воспоминаний в сфере бессознательного. Результат процесса сгущения направлен на достижение тех энергетических зарядов, которые необходимы для сопротивления системам восприятия.
(2) Благодаря свободному перенесению энергетической напряженности и в целях сгущения образуются мысли-связки – своего рода компромиссы (ср. многочисленные примеры выше. Это совершенно не свойственно нормальному процессу мышления, в котором прежде всего выбираются и фиксируются «правильные» элементы мыслей. А вот сложные и компромиссные образования встречаются очень часто, когда мы подыскиваем словесные выражения предсознательных мыслей. Их часто рассматривают как один из вариантов так называемых «оговорок».
(3) У мыслей, которые переносят свою энергетическую нагрузку друг на друга, чрезвычайно слабые связи друг с другом, и они объединяются друг с другом такими ассоциациями, которые ускользают от нашего мышления и используются только в остроумной игре слов. Особенно много ассоциаций можно выявить на основе омонимов и сходства глаголов, между которыми устанавливается знак равенства.
(4) Те мысли, которые противоречат друг другу, не стремятся друг друга уничтожить, они существуют параллельно друг другу, и очень часто, словно и не было никакого противоречия между ними, они объединяются в продукты сгущения или стремятся к компромиссам, которые мы никогда не допустили бы в обычном состоянии мышления, но с которыми согласуются наши действия.
Вот некоторые из наиболее распространенных, не привычных нам процессов, которым подчиняются мысли в сновидении, до того бывшие рациональными. Как мы убедимся, основной характеристикой этих процессов является то обстоятельство, что основной акцент здесь приходится на придание энергетической нагрузке подвижности и способности к разрядке; содержание и соответствующее значение здесь менее важны. Можно было бы предположить, что сгущение и образование компромиссов происходит лишь для осуществления процесса регрессии, если речь идет о превращении мыслей в образы. Но в ходе анализа и тем более синтеза сновидений, в которых отсутствует регрессия, как, например, в сновидении «исправление собственной ошибки – разговор с чиновником Н.», проявляются те же процессы сгущения и вытеснения.
Итак, мы приходим к выводу, что в формировании сновидений принимают участие два различных психических процесса. Один из них порождает абсолютно рациональные мысли в сновидении, которые ничем не отличаются от мыслей в состоянии бодрствования; а в результате другого с мыслями происходит нечто абсолютно невразумительное и иррациональное. Последний процесс мы уже рассмотрели в главе VI как одно из свойств сновидения. Каково происхождение этого процесса?
Мы не смогли бы ответить на этот вопрос, если бы не приступили к тщательному изучению психологии невроза, в особенности истерии, при этом мы выяснили, что те же иррациональные психические процессы, наряду с другими, о которых мы не упоминали, способствуют образованию истерических симптомов, но начнем с того, что нам ничего не известно о такой форме их существования, и мы можем выявить их лишь постепенно. Если они когда-нибудь становятся доступны нашему восприятию, то при анализе сформировавшегося симптома мы выясняем, что эти нормальные мысли подверглись анормальному воздействию: они были трансформированы в симптом посредством сгущения и образования компромиссов, с помощью поверхностных ассоциаций, игнорируя возникающие при этом противоречия, а также с помощью регрессии.Поскольку особенности процессов, управляющих сновидением, и психическая деятельность, которая продуцирует психоневротические симптомы, абсолютно идентичны, то мы считаем оправданным применять в отношении сновидений те выводы, к которым мы пришли при изучении истерии.
Из теории истерии мы заимствуем и утверждение о том, что нормальный поток мыслей лишь подчиняется анормальным психическим воздействиям, подобные которым мы уже определили как подсознательные желания, которые корнями уходят в детство, и, поскольку они подверглись подавлению, были перенесены на эти мысли. В соответствии с этим принципом мы сформулировали теорию сновидений, предположив в ней, что желание в сновидении, которое представляет собой мотивирующую силу, обязательно обусловлено тем, что происходит из области бессознательного, что, как мы сами признавались, не всегда можно доказать, но и нельзя опровергнуть. Но чтобы точнее определить, что именно представляет собой процесс «вытеснения», с которым мы уже неоднократно сталкивались, нам придется продолжить несколько возведение нашей психологической конструкции.
Мы уже подробно рассматривали функции примитивного психического аппарата, процессы в котором стремились избежать накопления возбуждения и по возможности уклоняться от него. В основе этого психического аппарата лежали рефлексы; моторика, как путь к внутреннему изменению тела служила способом разрядки накопившегося напряжения. Затем мы обсуждали психические последствия «переживания удовлетворения», в связи с этим выдвинули другую гипотезу: что скопившееся возбуждение (каким образом это произошло, нас не интересует), переживается в форме неприятного ощущения и приводит аппарат в движение, чтобы снова испытать чувство удовлетворения, при котором разрядка этого возбуждения приносит приятные ощущения. Это целенаправленное движение внутри психического аппарата, которое начинается с неприятного чувства и нацелено на получение удовольствия, мы обозначаем термином «желание»; мы утверждали, что именно это желание и приводит в движение психический аппарат и что процесс возбуждения в нем автоматически регулируется приятными и неприятными чувствами. Первым желанием, скорее всего, было воспоминание-галлюцинация чувства удовлетворения. Но если подобные галлюцинации не отреагированы полностью, то не вызывают чувства удовлетворения потребности, то есть приятного чувства, связанного с удовлетворением.
Затем стал необходимым второй психический процесс – или, как мы это формулируем, второй вид деятельности второй системы, которая не допускала бы выхода заряда энергетической нагрузки за пределы системы восприятия и ограничивала деятельность психических сил, а отвлекала бы возникающий процесс возбуждения от самой потребности по обходному пути и в конечном счете непроизвольно изменяла бы внутренний мир так, что можно было бы в действительности воспринимать объект, соответствующий удовлетворению этой потребности. Мы уже представили в этой книге нашу схему психического аппарата; и обе эти системы представляют собою то, что в полностью сформированном психическом аппарате мы обозначили системами Бзс. и Прс.
Чтобы с помощью движений эффективно воздействовать на внешний мир, внося необходимые изменения, необходимо накопить значительный опыт в системах воспоминаний и запомнить большое количество ассоциаций, которые возникают в памяти под воздействием различных целенаправленных идей. Теперь мы можем сделать еще один шаг вперед в развитии нашей гипотезы. Деятельность этой второй системы, которая постоянно интуитивно нащупывает свой путь, а иногда продуцирует энергетический заряд или уклоняется от него, с одной стороны, испытывает потребность в полном объеме воспоминаний, но, с другой стороны, было бы неразумным расходом энергии, если бы она направляла большое количество энергетической нагрузки параллельно потоку мыслей, и, таким образом, сновидение отклонялось бы от какой бы то ни было полезной цели, растрачивая энергию, необходимую для взаимодействия с внешним миром. Итак, я выдвигаю тезис о том, что это было бы целесообразно, и предполагаю, что второй системе удастся сохранить большую часть энергии и использовать при процессе смещения лишь ее незначительную часть. Механизм этих процессов мне совершенно неизвестен; всем, кто захотел бы заняться серьезным исследованием этого процесса, я бы рекомендовал опираться на аналогичные явления из области физиологии и выявить способ изобразить подобное движение, которое сопровождает возбуждение нейронов. Я лишь с уверенностью могу утверждать, что деятельность первой ψ-системы направлена на то, чтобы обеспечить свободную разрядку разных объемов возбуждения, а вторая ψ-система с помощью исходящей от нее энергетической нагрузки успешно подавляет эту разрядку и переводит эту энергетическую нагрузку в латентное состояние, и при этом, без сомнения, ее энергетический потенциал повышается. Итак, я предполагаю, что под воздействием второй системы разрядка возбуждения происходит при совершенно иных механических условиях, в отличие от той силы, которая действует как основная в первой системе. Как только вторая система завершила свою исследовательскую мыслительную деятельность, она ослабляет свое угнетающее воздействие на процессы возбуждения и позволяет им получить разрядку в двигательной деятельности.
Мы можем обнаружить нечто весьма интересное, если задумаемся над взаимодействием подобного подавления разрядки возбуждения, которое осуществляется второй системой, и регуляцией, которая осуществляется посредством принципа неудовольствия[492]. Рассмотрим нечто противоположное первичному состоянию удовлетворения – а именно то состояние, когда под воздействием внешних факторов возникает чувство страха. Давайте предположим, что на примитивный психический аппарат здесь воздействует некий внешний символ, который является источником болезненного возбуждения. В результате этого воздействия будут продолжаться беспорядочные моторные действия до тех пор, пока одно из них не защитит психический аппарат от воздействия этого внешнего источника раздражения; при его повторении будут повторяться и эти действия (например, готовность к бегству) до тех пор, пока этот внешний стимул вновь не исчезнет. В этом случае не возникнет тенденции к вторичной энергетической нагрузке восприятия источника боли, галлюцинаторно или каким-то иным способом. Наоборот, в примитивном психическом аппарате будет заложена склонность тотчас же по пробуждении после этого неприятного воспоминания от него уклониться, если вдруг оно снова возникнет, по той причине, что исходящее от него возбуждение заполнит собой канал восприятия и возникнет чувство неудовольствия (или, точнее, оно начнет формироваться). Уход от того воспоминания, которое лишь повторяет предыдущую попытку уклониться от этого переживания, упрощается оттого, что память, в отличие от восприятия, не обладает необходимыми свойствами для возбуждения сознания и, таким образом, не может привлечь к себе свежий заряд энергетической нагрузки. Это не требующее никаких усилий и регулярно совершающееся отклонение психического процесса от воспоминания о чем-либо, в свое время неприятном, и является первым примером психического вытеснения. Нам известно, сколько таких попыток избегать того, что неприятно, – и занимать «страусиную позицию», – присутствует в нормальном сознании взрослых людей.
Вследствие принципа неудовольствия первая ψ-система не в состоянии помыслить о чем-то неприятном. Она имеет дело лишь с желаниями. Но если бы она остановилась на этом, то на пути мыслительной деятельности второй системы возникли бы серьезные препятствия, поскольку ей необходим доступ ко всем хранящимся в памяти воспоминаниям. Здесь есть два варианта: либо деятельность второй системы освобождается от зависимости от принципа неудовольствия и продолжает двигаться дальше, не обращая внимания на неприятные воспоминания, или она находит возможность так подвергнуть угнетению какое-то неприятное воспоминание, что оно не вызовет неприятного ощущения. Первую возможность мы отвергаем, так как принцип неудовольствия регулирует и процесс возбуждения во второй системе; итак, лишь вторая система, которая так воздействует на эти воспоминания, что угнетает процесс их разрядки, включая и само подавление этой разрядки (это сравнимо с моторной иннервацией в том направлении, в котором развиваются неприятные ощущения). На гипотезу о том, что энергетическая нагрузка второй системы предполагает одновременное угнетение разрядки возбуждения, нас наводят мысли о двух явлениях: принципе неудовольствия и (как указывалось в предыдущем абзаце) принципе минимального расхода энергии при иннервации. Давайте прочно запомним, поскольку именно в этом и состоит ключ ко всему учению о вытеснении, – что вторая система может осуществить энергетическую нагрузку какой-то мысли лишь в том случае, если она способна угнетать исходящее от него неприятное ощущение. То, что не подвергается подобному угнетению, будет недоступным для второй системы, как и для первой тоже, поскольку от этого откажутся в соответствии с принципом неудовольствия. Подавление принципа удовольствия может быть и неполным: оно может начаться, поскольку именно так вторая система узнает, к какому именно воспоминанию у нее открывается доступ, и о том, что подобное воспоминание может оказаться непригодным для цели, на которую направлен в этом случае мыслительный процесс.
Я предлагаю обозначить термином «первичный процесс» тот психический процесс, протекающий только в первой системе; а тот, который возникает в результате угнетения второй системы, – «вторичным процессом»[493].
Существует и другая причина, по которой, как я в состоянии доказать, второй системе приходится корректировать первичный процесс, который способствует разрядке напряжения, чтобы с помощью накопленного таким образом возбуждения можно было бы установить «перцептивную идентичность» (и ощущение удовлетворения. Вторичный процесс на это не направлен, у него другая задача – способствовать идентичности мышления (с таким же ощущением). Мышление – это лишь обходный путь от воспоминания об удовлетворении потребности (воспоминании, которое хранится в памяти в качестве целенаправленной мысли) до идентичного овладения тем же воспоминанием, что снова становится возможным благодаря промежуточным моторным действиям и переживаниям. Мышление должно соединять мысли друг с другом, не давая вводить себя в заблуждение интенсивностью их проявления. Но совершенно очевидно, что сгущение мыслей, а также промежуточные и компромиссные структуры препятствуют достижению этой цели; заменяя одну мысль другой, они отклоняются от своего начального. Подобных процессов вторичное мышление тщательно избегает. Нетрудно понять, что принцип неудовольствия возводит препятствия в самых важных узловых точках на пути мыслительного процесса к достижению идентичности мышления. Потому мышление должно быть направлено на освобождение от исключительного господства принципа неудовольствия, и при этом роль аффектов в мышлении сводится к минимуму, и они используются лишь в качестве сигнала[494]. Добиться такого совершенства функций можно с помощью дальнейшей сверхэнергетической нагрузки, которую осуществляет сознание. Но нам известно, что это происходит чрезвычайно редко даже в абсолютно нормальном сознании: наше мышление постоянно подвергается фальсификации со стороны принципа неудовольствия.
Но это не представляет собой пробела в функциональной эффективности нашего аппарата сознания, благодаря которому мысли, появившиеся в результате вторичной мыслительной деятельности, подвергаются воздействию первичного психического процесса. Этой формулой мы и воспользуемся теперь для изображения процесса, в результате которого формируются и сновидение, и истерические симптомы. Когда совпадают два фактора истории нашего развития, эта система начинает работать неэффективно. Один из этих факторов полностью обусловлен аппаратом сознания и оказывает решающее воздействие на взаимосвязь этих двух систем, а другой развивается сам собой и в нем проявляются инстинктивные силы органического происхождения, вторгающиеся в сознание. И то и другое корнями уходят в детство и являются продуктом различных изменений, которые происходят с нашим сознанием и телом с самого раннего детства.
Когда я охарактеризовал один из психических процессов как «первичный», я имел в виду не только степень важности этих процессов по отношению друг к другу или степень их эффективности; я также стремился в этом названии отразить хронологию этих процессов. Насколько нам известно, не существует психического аппарата, который обладал бы всего лишь первичными процессами, поэтому такое образование представляет собой теоретическую абстракцию. Но вот какой факт: первичные процессы присутствуют в психике с самого начала жизни, а вторичные развиваются постепенно, угнетают первичные, но достигают полного господства лишь в зрелом возрасте. Оттого что вторичные процессы формируются позже, суть нашей личности, состоящая из бессознательных импульсов, направленных на осуществление желаний, остается недоступной для понимания и не поддается угнетению со стороны области предсознательного, его роль сразу же ограничивается тем, что они направляют наши импульсы, направленные на удовлетворение желаний, которые зарождаются в сфере бессознательного. Такие бессознательные желания управляют всеми направлениями мысли, которые сформируются позднее, этой силе они вынуждены будут подчиняться или постараются обойти и направиться на более возвышенные цели. Еще одним результатом того, что вторичные процессы формируются позднее, является то обстоятельство, что довольно обширная область мнемического материала становится недоступной для энергетической нагрузки из области предсознательного.
Среди этих импульсов, направленных на осуществление желаний, которые зародились в раннем детстве, которые нельзя ни разрушить, ни подвергнуть подавлению, существуют такие, осуществление которых будет противоречить целенаправленным мыслям из области вторичных процессов. Осуществление этих желаний вызвало бы уже не удовольствие, а неприятие, и подобная смена аффектов составляет сущность того, что мы называем «вытеснением». Чтобы понять, что такое «вытеснение», необходимо выяснить, каким образом, при участии каких движущих сил происходит подобная трансформация, но эту проблему мы здесь будет обсуждать весьма поверхностно[495]. Мы просто уточним, что подобная трансформация аффектов происходит в процессе развития человека – например, чувство отвращения у человека возникает не сразу – и что она обусловлена вмешательством процессов второй системы. Воспоминания, из которых бессознательное желание формирует аффекты, никогда не бывают доступны системе Прс; и потому такое проявление аффектов и не подвергается угнетению. Именно благодаря этому проявлению аффектов эти мысли теперь недоступны и для предсознательных мыслей, которые они наполнили силой своих желаний. Здесь проявляется принцип неудовольствия, побуждая систему Прс.отвергнуть эти мысли. Тогда они становятся предоставлены самим себе, то есть подвергаются «вытеснению», – именно так и проявляется множество детских воспоминаний, которые с самого начала не могли пробиться в область Прс, это и становится sine qua поп — основным условием вытеснения.
В самых благоприятных случаях неприятные ощущения прекращаются, как только система Прс.отвергает эти мысли; так проявляется целесообразность вмешательства принципа неудовольствия. Все происходит иначе, когда вытесненное бессознательное желание получает органическое подкрепление, которым оно может наполнить свои мысли; таким образом, они могут последовать за связанным с ними возбуждением, даже если утратили энергетическую нагрузку из области Прс.Начинается оборонительная война – система Прс, в свою очередь, сопротивляется вытесненным мыслям, то есть продуцирует антиэнергетическую нагрузку. И с этого момента перенос мыслей, которые являются средством перемещения подсознательных желаний, прокладывает им путь к своеобразному компромиссу, который достигается при формировании симптома. Но с этого момента вытесненные мысли получают мощную энергетическую нагрузку со стороны бессознательного импульса, направленного на осуществление желания, а с другой стороны, на них перестает действовать энергетическая нагрузка из области предсознательного, они подвергаются воздействию первичных психических процессов и стремятся к разрядке в области моторики, или, если путь для них открыт, к оживлению этого желания в галлюцинациях желаемой чувственной идентичности. Нам уже удалось выявить эмпирическим путем, что эти иррациональные процессы воздействуют лишь на те мысли, которые подверглись вытеснению. Теперь ситуация начинает немного проясняться. И мы совершаем еще один шаг вперед. Эти иррациональные процессы являются первичными процессами в области психики; они действуют там, где мысли утрачивают энергетическую нагрузку из области предсознательного, предоставляются самим себе и могут осуществиться благодаря ничем не стесняемой энергии из сферы бессознательного, стремящейся найти себе выход. Некоторые наблюдения убеждают в том, что подобные иррациональные процессы не представляют собой фальсификации нормальных процессов – мыслительных ошибок, это лишь те формы деятельности психики, которые не подверглись подавлению. Итак, мы можем убедиться, что переход от возбуждения из области предсознательного к двигательной активности происходит таким же образом и что соединение бессознательных мыслей со словами точно так же подвержено процессам смещения и в нем царит путаница, которую потом приписывают невнимательности. И наконец, доказательством повышения активности, которая становится необходимой при подавлении этих первичных процессов, является то, что мы сталкиваемся с комическим эффектом, то есть переизбытком энергии, которая получает разрядку в смехе, если мы позволим этому настроению проникнуть в наше сознание[496].
В теории психоневрозов утверждается в качестве бесспорного и непреложного факта, что только импульсы, нацеленные на осуществление желаний в раннем детстве, которые подверглись вытеснению (то есть трансформации аффекта) в период перехода к старшему детскому возрасту, смогут в дальнейшем ожить в более поздние периоды развития (в результате сексуальной конституции человека, которая развивается из первоначальной бисексуальности или в результате неблагоприятных условий для его сексуальной жизни) и потому могут стать мотивирующей силой для формирования разнообразных психоневрологических симптомов[497]. Лишь с учетом воздействия этих сексуальных движущих сил можно заполнить пробелы в знаниях в области теории вытеснения. Я оставляю открытым вопрос о том, одинаково ли значение сексуально детерминированных факторов и тех, которые уходят корнями в детские воспоминания: в данный момент я оставлю эту теорию незавершенной, поскольку я уже совершил шаг в сторону от того, что может быть продемонстрировано в поддержку утверждения о том, что желания в сновидениях обусловлены исключительно тем, что происходит в области подсознания[498]. Также я не предлагаю далее рассуждать о природе различий между разнообразием физических сил, которые принимают участие в формировании сновидений и истерических симптомов: у нас все еще недостаточно точных знаний об одном или двух объектах этого сравнения.
И есть еще очень важный для меня момент; я должен признать, что лишь по этой причине я предложил здесь обсудить все эти вопросы, связанные с двумя физическими системами, режимом их работы и репрессией. Теперь возникает вопрос: насколько корректно мое мнение о психологических факторах, которые нас здесь интересуют, или насколько картина, которую я обрисовал, может быть искаженной или неполной. Какими бы различными ни были наши интерпретации психической цензуры и рациональных и анормальных изменений, которые возникают в содержании сновидения, истина в том, что подобного рода процессы способствуют формированию сновидений, и они максимально приближены к сути тех процессов, которые наблюдаются при формировании симптомов истерии. Но сновидение – это не патологическое явление; при нем не происходит нарушения психического равновесия; оно не связано с потерей дееспособности. Можно предположить, что из моих примеров нельзя делать никаких выводов в отношении сновидений здоровых людей или моих пациентов, но это возражение, я полагаю, вполне можно проигнорировать. И если мы вернемся к движущим силам сновидений, нам придется признать, что физический механизм, лежащий в основе неврозов, не создается под влиянием патологических изменений в сознании, а присутствует в режиме работы здорового сознания. Две психические системы, которые мы обсуждали, и цензура, которая регулирует переход от одной из них к другой, угнетение и контроль, которые одна система осуществляет в отношении другой, взаимосвязь обеих этих систем с сознанием – или более корректные интерпретации наблюдаемых фактов могут занять их место, – все это представляет собой компоненты нашего сознания, а сновидения указывают нам одно из направлений для изучения и понимания их структуры. Если мы ограничимся тем минимальным знанием, которым мы с уверенностью располагаем, то все еще можем утверждать о сновидениях следующее: они доказали: все, что подверглось подавлению, продолжает существовать и у нормальных людей, и у тех, кто страдает расстройствами психики и при этом сохраняет способность выполнять свои психические функции. Сами по себе сновидения являются примерами проявления такого подавляемого материала; это теоретически происходит в каждом случае, а эмпирически можно наблюдать по крайней мере в большинстве случаев, и особенно в тех ситуациях, где особенно ярко проявляются свойства сновидений. В состоянии бодрствования подавляемый материал не может проявиться и отрезан от внутреннего восприятия из-за того, что в нем устранены внутренние противоречия – одна его сторона подчеркивается в ущерб другой; но ночью, под влиянием стремления к компромиссу, этот подавляемый материал находит способы и средства для того, чтобы пробиться к сознанию.
Flectere si nequeo superos, Acheronta movebo[499].
Толкование сновидений – это королевский путь к познанию подсознательных процессов сознания.
Анализируя сновидения, мы сумеем совершить еще один шаг вперед в нашем понимании того, как устроен этот самый удивительный и самый таинственный из всех инструментов. И этот первый шаг позволит нам продолжать анализировать его на основе других структур, которые можно обозначить как патологические. Поскольку заболевания – по крайней мере, те из них, которые справедливо характеризуются как функциональные, – не предполагают дезинтеграции аппарата сознания или образования новых нарушений внутри его. Их следует трактовать на динамической основе — как усиление или ослабление каких-то взаимосвязанных друг с другом сил, многие проявления которых скрыты от нас, в то время, как их функции соответствуют норме. Я надеюсь, что мне еще представится возможность продемонстрировать, каким образом компоненты этого аппарата, состоящего из двух движущих сил, заставляют и здоровое сознание функционировать с той же изощренностью, которая была бы невозможна, если бы одна из этих сил отсутствовала[500].
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 260; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!