Подготовка текста и перевод Т. Ф. Волковой, комментарии Т. Ф. Волковой и И. А. Лобаковой 52 страница
И увидела тогда царица, и все упомянутые казанские правители, и все простые земские люди — низовая черемиса, а по-русски чернь, что пришел касимовский царь Шигалей с многочисленным русским воинством и большими стенобитными орудиями и, словно насмехаясь над ними и играючи, всего за несколько дней построил им на удивление город посреди их земли, словно у них на плечах. И когда изменила им черемиса горной стороны со всеми своими войсками и покорилась московскому самодержцу, казанцы долгое время ничего об этом не знали: ни о построении города, ни об измене черемисы. И хотя многие говорили им об этом, казанцы, снедаемые гордостью, не верили им, думая, что построен лишь малый городок, называемый «гуляй». Такой ведь городок, поставленный на колеса и скрепленный железными цепями, много раз ходил с воеводами к Казани; некогда часть его была захвачена казанцами вместе с семью пушками.
И егда же великий град Свияжский поставлен бысть, и тогда истину увѣдаша и начаша тужити и тосковати. И возбояся царица и вси велможи казанския, и вси людие устрашишася зѣло, и вниде трепетъ, и ужасошася кости ихъ, и вся мозги ихъ, и крѣпость ихъ вся изчезе, и мудрость ихъ и гордѣние поглощено бысть Христовою силою. И рекоша сами к себѣ: «Что сотворихом и что не убудихомся, и како уснухомъ, и како не устрѣгохомъ, и како оболсти нас, аки во снѣ, Русь, лукавая Москва?» И думаша много со царицею.
|
|
|
И только тогда, когда болыпой город Свияжск был уже построен, узнали они правду и начали тужить и тосковать. И испугались царица и все казанские вельможи, и сильно устрашились все люди, и охватил их трепет, и ужаснулись они до мозга костей, и вся сила их исчезла, и поглощены были Христовою силой мудрость их и высокомерие. И говорили они сами себе: «Что натворили мы и почему не проснулись, и как могли мы уснуть и не устеречь, и как обольстила нас, как во сне, Русь, лукавая Москва?» И долго совещались они с царицею.
Она бо, яко лютая лвица, неукротимо рыкаше и веляше имъ в Казани осаду крѣпити и вой многих на помощ отвсюду собирати и отколе пойдутъ к ним: от Нагай и от Астрахани, и от Азова, и от Крыма, аще не достанет столко своих людей на противление Руси, и давати им царския казны, елико хотят, и царя Касимовского, и воевод руских со всею силою рускою изгнати из земли своея Казанския; и град новый отъяти, и всячески противитися, доколе мочно.
А она, словно свирепая львица, неукротимо зарычала и повелела им готовить Казань к осаде и, если не хватит своих людей для того, чтобы оказать русским сопротивление, собирать на помощь многочисленных воинов отовсюду, откуда пойдут к ним: из Ногайской Орды, и из Астрахани, и из Азова, и из Крыма, и платить им из царской казны, сколько они захотят, и изгнать из Казанской своей земли касимовского царя и русских воевод со всею русскою силой, и отнять у них новый город, и сопротивляться им, покуда возможно.
|
|
|
И нихто же их не послушаше тогда. Аще и царица вѣдаше сама неизбытие свое, но волею предатися не хотяше. Единъ бо ея нѣкто подкрѣпляше и крѣпце с нею стояше за Казань, и противляшеся без лѣсти самодержцу московскому и воемъ его, и премогаяся с ним пять лѣтъ по наказу царя своего и по смерти его, той бяше саном почтенъ от царя выше всѣх велмож казанских, воеводства ради и мужества на бранѣх, реченный преже, мало вышъше, Кощак царевич, муж величав и свирѣпъ. К нему же приложишася крымцы и нагаи, и вси приѣзжыи языцы брань составляти с Русью.
Но никто из них не послушал ее тогда. Царица же, хотя и знала, что она обречена, но по своей воле не хотела сдаваться. И только один человек поддерживал ее и вместе с ней твердо отстаивал Казань и нелицемерно сопротивлялся московскому самодержцу и его войскам, пять лет воюя с ними по наказу своего царя после его смерти, — упоминавшийся прежде, немного выше, царевич Кощак, человек величавый и свирепый, удостоенный царем самого высокого сана среди казанских вельмож за то, что показал себя в боях мужественным воеводой. К нему присоединились крымцы, и ногаи, и другие народы, приехавшие, чтобы воевать с Русью.
|
|
|
Казанцы же всѣ не хотяху, глаголюще яко: «Мы не мощни есмы нынѣ и несилны противитися руским людемъ, понеже не изучены и несилны». И бысть между всѣх пря и несогласие во едину мысль. И за сие погибоша.
Казанцы же не хотели этого, говоря так: «Не в состоянии мы сейчас и не в силах противиться русским людям, поскольку необучены и несильны». И началась между ними распря, и никак не могли они придти к единому мнению. Из-за этого и погибли.
О ЛЮБВИ БЛУДНОЙ СО ЦАРИЦЕЮ КОЩАКА[122] И О ИЗБѢЖЕНИИ ЕГО ИЗ КАЗАНИ, И О ЯТИИ ЕГО, И О СМЕРТИ ЕГО. ГЛАВА 34
О ГРЕХОВНОЙ ЛЮБВИ ЦАРИЦЫ И КОЩАКА, И О БЕГСТВЕ ЕГО ИЗ КАЗАНИ, И О ПЛЕНЕНИИ ЕГО И СМЕРТИ. ГЛАВА 34
Того же царевича Кощака не токмо вси казанстии людие вѣдяху от своея жены прелюбы со царицею творяща после царя, но и на Москвѣ слышашеся рѣчь та, и во многих ордах. Еще же и злѣе того — мысляше с нею царевича младаго убити и велмож всѣх, обличающих его о беззаконии томъ, и царицу поняти за себе, и воцаритися в Казани. Таково бо женское естество полско ко грѣху! И никий же бо лютый звѣрь убиваетъ щенцы свои, и ни лукавая змиа пожирает изчадий своих!
|
|
|
О том, как царевич Кощак втайне от своей жены прелюбодействует с царицей после смерти царя, знали не только казанцы: слышали об этом в Москве и во многих ордах. Но и хуже того — вместе с нею задумал он убить юного царевича и всех вельмож, обличающих его за то беззаконие, потом взять царицу себе в жены и воцариться в Казани. Вот до чего женское естество склонно к греху! Ведь даже дикий зверь не убивает щенков своих, и не пожирает коварная змея своих детенышей!
Сверстницы же его и велможы возбраняху ему, да престанет от злодѣяниа того, и убийством прещаху ему. Онъ же, яко власть имый надо всѣми, не смотряше ни на когождо ихъ. Любляше бо его царица и зазираше добротѣ его, и разжиганми плотскими сердце уязвися к нему всегда, и не можаше ни мало быти без него и не видѣв лица его, огнеными похотми разпалаема.
Близкие же ему люди и вельможи требовали, чтобы прекратил он злодеяние свое, и грозились его убить. Он же, имея власть надо всеми, ни на кого не обращал внимания. Царица же любила его и любовалась его красотой, и всегда сердце ее было уязвлено плотским влечением к нему, и не могла она даже на малое время оставаться без него, не видя его лица, распаляемая огнем похоти.
Кощак же царевич, видѣвъ царство всѣ и люди волнуемы, и разумѣ неможение свое и неизбытие, и неминующую бѣду свою, и казанцевъ мятущихся всѣх и не слушающих его ни в чем же. И умысливъ бѣгством сохранити животъ свой, начатъ у казанцев проситися из Казани ласковыми словесы, яко да отпустят в Крымъ. И отпустиша его честнѣ, куда ему любо, со всѣм имѣнием его, бѣ бо богатъ зѣло, яко да не метет всѣми людми.
Царевич же Кощак, видя, что взбудоражено все царство и все казанцы пришли в смятение и ни в чем не слушаются его, понял, что бессилен он и обречен и что ждет его неминуемая беда. Тогда, задумав бегством сохранить себе жизнь, начал он ласковыми словами уговаривать казанцев, чтобы отпустили они его из Казани в Крым. И отпустили они его честно, куда он хочет, со всем имуществом его — а был он очень богат, — чтобы не возбуждал он смуты среди людей.
Онъ же, собрався со многими варвары, жившими в Казани, и взявъ брата своего, и жену свою, и два сына своя,[123] и вся стяжаниа своя, и нощию воставъ, побѣжа из Казани, не являяся, яко побѣже, но яко збирати войска пойде самъ, не вѣруя посланым от него, вси бо посылаемыя имъ не дохождаху тамо, удуже посланы бываху на собрание войска: к Москвѣ з грамотами приѣзжаху и отдаваху самодержцу. Казанцы же, испустивше его, и даша вѣсть ко царю Шихалею, яко да не взыдетъ на них вина бѣжания его, не любляху бо его за то казанцы, что онъ, иноземецъ сый, яко царь, силно владѣяше ими.
Он же, собрав многих варваров, живших в Казани, и взяв с собой брата, жену, и двух своих сыновей, и все нажитые богатства, побежал, поднявшись среди ночи, из Казани, представив все так, будто он не убегает, а отправляется сам набирать войско, не доверяя больше своим посланцам, ибо все, посылавшиеся им, не доходили туда, куда посылали их для найма воинов: вместо этого приезжали они в Москву со своими грамотами и отдавали их самодержцу. Казанцы же, выпустив его, послали весть царю Шигалею, дабы не возложил он на них вину за его бегство, ибо не любили его казанцы за то, что он, будучи иноземцем, правил ими как царь.
Царь же посла за ним в погоню воеводу Ивана Шеремѣтева, 10 000 с ним легких людей. Воевода же догна его в полѣ, бѣжаща меж двою рѣкъ великихъ — Доном и Волгою.[124] И поби всѣх бѣжащих с нимъ 5000, и взяша много богатства ихъ. Самого же улана Кощака и з братом его жива взяша, и з женою его, и с малыми двѣма сыны его, и с ним 300 добрых воинъ,[125] в них же бѣ 7 князей и двѣнатцеть мурзъ. И послаша его к Москвѣ оттуду.
Царь же послал за ними в погоню воеводу Ивана Шереметева с десятью тысячами легковооруженных людей. Воевода же догнал его в поле, когда бежал он между двумя великими реками — Доном и Волгою. И перебил он всех, бежавших с ним, пять тысяч, и захватил у них много богатства. Самого же улана Кощака, и брата его, и жену, и двух его маленьких сыновей взяли живыми и вместе с ними захватили триста добрых воинов, среди которых было семь князей и двенадцать мурз. И послали его оттуда в Москву.
И приведоша его, варвара, во царствующий град Москву безчестна, аки лютаго звѣря, всего желѣзными чепми окована — не хотяща добромъ смиритися, и Богъ неволею предаде его. И вопросиша его повелѣнием самодержца, о аще хощет креститися и служити ему, и то да милость прииметъ от него и живъ будет. Онъ же раб его быти хотяше, креститися отрицашеся, ни мыслию внимаше, и не восхотѣ благословения, и удалися от него.
И привели его, варвара, в царствующий город Москву без чести, как лютого зверя, закованным в железные цепи — не хотел он добром смириться, и вот Бог против его воли отдал его в руки русским. И по повелению самодержца спросили его, хочет ли он креститься и служить ему, ибо тогда он будет помилован и останется жив. Тот же рабом его быть хотел, креститься же отказался, даже мысли об этом не допускал, и не захотел благословения, и удалился от него.
И по нѣколицех днех державше его в тѣмницѣ и усѣкоша его не во граде, но на усѣкателномъ мѣсте, со всѣми его варвары. И побиша паличием всѣх. А жену его крестиша[126] со двѣма сынми его в православную вѣру. И взят ю к себѣ христолюбивая царица жити в полату свою. А два сына Кощаковы взят к себѣ во двор царь и великий князь и изучи их руской грамотѣ гораздно.
И, продержав его несколько дней в темнице, казнили его вместе со всеми его варварами, но не в городе, а на месте, предназначенном для казней. И побили нх всех палицами. А жену его вместе с двумя сыновьями крестили в православную веру. И взяла ее христолюбивая царица к себе в палату. А двух сыновей Кощака взял к себе во двор царь и великий князь и хорошо обучил их русской грамоте.
О ДУМѢ ВЕЛМОЖ КАЗАНСКИХ СО ЦАРИЦЕЮ О КАЗАНИ И О МИРУ, ЕЖЕ СО ЦАРЕМЪ ШИХАЛЕЕМ И С ВОЕВОДАМИ. ГЛАВА 35
О ДУМЕ КАЗАНСКИХ ВЕЛЬМОЖ И ЦАРИЦЫ О КАЗАНИ И О МИРЕ, ЗАКЛЮЧЕННОМ ИМИ С ЦАРЕМ ШИГАЛЕЕМ И ВОЕВОДАМИ. ГЛАВА 35
По избѣжании из Казани царевича Кощака собрашася ко царице все казанстии великии велможи, глаголюще: «Что имамы сотворити, царице, и что дума твоя с нами еже о нас, и когда утѣшимся от скорби и печалей, нашедшихъ на ны? Уже бо прииде кончина твоему царствованию и нашему владѣнию с тобою, яко же мы сами себѣ дивимся. За великое наше согрѣшение и неправду, бывшую на руских людех, постиже царство наше гнѣвъ Божий, и намъ — плач не утѣшим и до смерти нашея. Вѣси убо и сама уже и видѣла еси, колико побѣждахомъ Руси и погубляхом, с великимъ таким царством много лѣтъ боряхомся, и паче и боле ихъ множается: есть Богъ ихъ с ними всегда, побѣждая нас. И аще убо нынѣ хощем стати супротивъ Руси бранию, яко же ты пущаеши и понуждаеши, руским бо воеводам многим сущим и готовым убо, и великий наряд огненый у себя имущим, и на то пришедших, еже с нами братися, нам же немногими людми, не собравшимся и не изготовльшимся, — да вѣдаем и сами себѣ, яко побѣжденым намъ быти от них, неже побѣдити их. А храбрый Кощак царевич, его же держахом у себя и в царя мѣсто почитахом его, и покоряхомся ему по цареву приказу, и надѣяхомся на него, аки на царя же, и онъ в горкое се время нужное преже всѣх нас устрашися и оставя нас в печали и в мятежи, и взяв вся имѣниа, своя многая и чюжая, и храбрых людей, тайно изыде от нас, яко всему царству нашему грубя. И побѣжа с великою корыстию, хотя единъ угонзнути Божиа суда, и от коихъ бѣгаше, бояся изыманиа ихъ, и к тѣмъ сам прибѣжа, впад в руце, и погибе. Нынѣ же гордѣние наше и высокоумие преложимъ на кротость и смирение и, вся оставльше нелѣпыя наши думы, и идемъ ко царю Шихалѣю с мирением и с молением от лица твоего, яко да не бы помнил нашея вины и наруганиа, еже когда сотворихом ему, хотяще многажды убити его, егда бо был на Казани, царемъ чтобы ныне былъ и взял бы тебя чесно женою себѣ, не гордяся тобою, но с любовию, не яко горкую плѣнницу, но яко царицу, любимую и прекрасную, дабы укротилосъ сердце его и смирятся воеводы всѣ». И люба бысть рѣчь сиа царицѣ и всѣм велможам ея, и всему народу казанскому.
После бегства из Казани царевича Кощака собрались к царице все знатные казанские вельможи, говоря так: «Что будем делать, царица, и что думаешь ты вместе с нами о нашей судьбе, и когда утешимся мы от скорби и печалей, на нас нашедших? Ибо пришел уже конец твоему царствованию и нашему с тобой правлению, так что удивляемся мы сами себе. За великое наше согрешение и неправду, творимую над русскими людьми, постиг царство наше гнев Божий, а нас — безутешный плач до самой смерти. Знаешь ведь уже и сама и видела ты, сколько раз побеждали мы и губили Русь и много лет с таким большим царством боролись, но становится оно все больше и больше, ибо всегда с ними Бог их, побеждающий нас. И если мы теперь решим выступить против Руси, как ты нас посылаешь и понуждаешь, в то время как русские воеводы, специально пришедшие, чтобы с нами биться, располагают большим войском и огнестрельным нарядом и готовы к бою, а у нас и людей немного, и к войне мы не приготовились, не собрались с силами — знаем мы, что будем мы ими побеждены, нежели победим. А храбрый царевич Кощак, которого держали мы у себя и почитали, как царя, и которому покорялись по царскому приказу и, как на царя, надеялись на него! Он в горькое это трудное время устрашился раньше нас всех, оставив нас в печали и в смятении и, захватив все свои пожитки, а также и чужое имущество, и храбрых людей, тайно бежал от нас, нанеся обиду всему нашему царству. И побежал он с огромной добычей, желая один избежать Божьего суда, но от кого убегал, боясь быть пойманным, к тем сам и прибежал, попав к ним прямо в руки, и погиб. Ныне же сменим нашу гордость и высокомерие на кротость и смирение и, оставив все нелепые наши замыслы, пойдем к царю Шигалею от твоего лица, чтобы помириться с ним и умолить его, дабы не помнил он нашей вины и надругательства, которое сотворили над ним в прошлом, много раз пытаясь убить его, когда жил он в Казани, и чтобы стал он теперь царем и взял бы тебя честно в жены, не пренебрегая тобой в высокомерии, но с любовью, не как горькую пленницу, а как любимую прекрасную царицу, чтобы укротилось сердце его и смирились все воеводы». И люба была эта речь царице, и всем вельможам ее, и всему казанскому народу.
И сими словесы совѣщавшеся, и болша сихъ, и поидоста от царицы болшиа велможи и улановѣ, князи и мурзы казанския во Свияжский град ко царю Шихалѣю и к воеводам и, пришедше к ним, даша им дары свѣтлы и начаша им тихо глаголати о смирении от всего сердца их, не лѣстно молити царя Шихалея, яко да изыдет к нимъ на царство, ничтоже сумняся. «Молим тя, — глаголаху, — волный царю, и кланяемся вамъ всѣм, воеводам великим, не погубити нас всѣх до конца, раб своих, но приимите смирение наше и покорение: великий град нашъ и вся земля державы нашея пред вами есть и ваша да будет. У нас же на царствѣ нѣсть царя, и того ради меж нами бывает мятеж великий и межусобица, и нестроение земное. Ты же, аще помилуеши нас, царю, и всего зла нашего забудешь, и не воспомянешь древния обиды своея, и не отмстиши нам, и царицу нашю возмѣши за себя, то все царство наше и со всѣми нами повинны тебѣ будут и не противны».
И, сказав ей все это и больше того, пошли от царицы знатные вельможи и уланы, князья и мурзы казанские в город Свияжск к царю Шигалею и к воеводам, и, придя к ним, вручили им богатые дары, и начали с кротостью говорить им от чистого сердца о смирении своем и нелицемерно умолять царя Шигалея, чтобы шел он к ним на царство, ни в чем не сомневаясь. «Молим тебя, — говорили они, — вольный царь, и кланяемся вам всем, воеводам великим, не погубите окончательно всех нас, рабов ваших, но примите смирение наше и покорность: великий город наш и вся земля нашей державы — перед вами, и да будет она вашей. Нет ведь у нас на царстве царя, и бывают между нами из-за этого большие разногласия, и междоусобицы, и ссоры. Если же ты, царь, помилуешь нас, и забудешь все наше зло, и не вспомнишь старые свои обиды, и не будешь мстить нам, и возьмешь за себя нашу царицу, то все наше царство и все мы покоримся тебе и не будем ни в чем противиться».
Царь же совѣтовав с воеводами и о себѣ ничто же не здѣла, и прият смирение казанцев, и нача у них быти царем на Казани, и царицу хотѣ поняти. И приѣзжаху казанцы на зговор по пятнадесять дней и пироваху, и веселяхуся у царя и воевод. И уложи царь с казанцы меж собою миръ вѣчный. И приѣхаша в Казань велможи, и сказаша царице вся, яко: «Мир со царемъ совершенъ прияша и царство предаша ему, и тебе хощетъ поняти».
Царь же ничего не стал решать сам, но посоветовался с воеводами и тогда принял смирение казанцев, и начал царствовать в Казани, и захотел взять в жены их царицу. И в течение пятнадцати дней приезжали казанцы на сговор, и пировали, и веселились с царем и воеводами. И заключил царь с казанцами вечный мир. И приехали в Казань вельможи и рассказали царице обо всем: «Заключили мы с царем полный мир и передали ему царство, и хочет он взять тебя в жены».
О ЦАРИЦЫНЕ ОТРАВѢ, ДАННЫЕ НА СМЕРТЬ ЦАРЮ И О ГНѢВЕ ЕГО НА ЦАРИЦУ. ГЛАВА 36
ОБ ОТРАВЕ, ПОСЛАННОЙ ЦАРИЦЕЮ НА ПОГИБЕЛЬ ЦАРЮ, И О ЕГО ГНЕВЕ НА ЦАРИЦУ. ГЛАВА 36
Она же, аки на радости, посла ко царю дары нѣкиа честны, и брашно нѣкое царское и питие смертное устроивъ. Онъ же повелѣ искусити — часть малу дати псу снѣсти, его же излити. Песъ же брашна того языком лизнув и разторжеся на кусы. В другие же посла к нему срачицу, дѣлав своима рукама. Царь же даде ю носити служащему своему отроку, на смерть осужденому. Отрок же воздѣвъ на себе срачицу и в том часѣ пад на землю, корчаяся, вопия и умре, яко всѣм, ту бывшим и видѣвшим сие, устрашитися.
И послала она царю, якобы на радостях, некие честные дары, и угощение некое царское, и питье, отравой смертной напитав их. Он же повелел их проверить, — отлив немного, дать отведать псу. Пса же, когда лизнул он немного того кушанья, разорвало на куски. В другой раз послала она ему сорочку, сшив ее своими руками. Царь же дал ее поносить своему слуге, отроку, осужденному на смерть. Отрок же надел на себя сорочку и тотчас же упал на землю, корчась и вопя, и умер, так что все, бывшие там и видевшие это, испугались.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 198; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!