Подготовка текста и перевод Т. Ф. Волковой, комментарии Т. Ф. Волковой и И. А. Лобаковой 54 страница
И проводиша ю честно всѣм народомъ: мужи и жены, и дѣвицы, и малии и велицыи, на брег Казани рѣки, плачюще и горко вопиюще по ней, аки по мертвой, вси от мала и до велика. И плакася по ней весь градъ и вся земля неутѣшимо лѣто цѣло, поминающе разумъ ея и премудрость, и велможам честь, и середнимъ и ко обычным милование и дарование, ко всему народу брежение великое.
И проводил ее с честью весь народ: мужчины и женщины и девушки, и маленькие и большие, на берег реки Казани, и плакали все от мала до велика, и горько рыдали по ней, словно по мертвой. И плакали по ней неутешно весь город и вся земля целый год, вспоминая разум ее, и мудрость, и почести, которые оказывала она вельможам, и милость ее, и подарки к менее знатным и совсем простым людям, и большую заботу обо всем народе.
И приѣхавъ царица в колымазѣ своей на брег к рѣце, и пояша ю под руки ис колымаги ея, не можаше бо востати сама о себѣ от великия печали. И обратися и поклонися казанцемъ всѣм. Народ же казанский припадоша на землю, на колѣнех своихъ поклонение свое дающе по своей вѣре. И ведоша ю во уготовленый царский струг, в нем же когда царь на потѣху ѣздяше, борзохожением же подобенъ лѣтанию птичию и утворенъ златом и сребром; и мѣсто царицыно посредѣ струга — тѣремецъ сткляничной вздѣланъ, свѣтел аки фонарь, злачеными дсками покрыт, в нем же царица сѣдяше, аки свѣща, на всѣ страны видя. С нею же взят воевода от женъ красных и дѣвицъ 30 благородныхъ на утѣху царицы. И положиша ю в теремцѣ на царской постѣле ея, аки болну или пияну, упившуся непросыпною печалью, аки вином.
|
|
|
Когда же приехала царица в своей повозке на берег реки, под руки высаживали ее из колымаги, ибо сама она не могла подняться из-за сильной печали. И обернулась она и поклонилась всем казанцам. Народ же казанский попадал на землю, на коленях творя поклоны, как подобает по их вере. И повели ее в приготовленный для нее царский струг, в котором царь обычно ездил на потеху, быстроходностью своей подобный птичьему полету и украшенный золотом и серебром; посередине струга было сделано помещение для царицы — стеклянный теремок, светлый, как фонарь, покрытый золочеными досками, в котором, как свеча, сидела царица, видя во все стороны. С нею отправил воевода тридцать благородных и красивых женщин и девиц на утеху царице. И положили ее в теремке на царскую ее постель, словно больную или пьяную, упившуюся, как вином, беспробудною печалью.
Воевода же и велможи казанския идоша по своимъ стругомъ. Мнози же от гражан, простая чадь, пѣши провожаху царицу, мужи и жены, и дѣти, по обѣма странама Казани рѣки идущем имъ и очима зрящим въслѣд ея, доколѣ видѣти, и едва возвращахуся назад с плачем и с рыданием великим. Пред царицею же, впреди и назади, в боевых струзѣх огненыя стрелцы идяху, страх велик дающе казанцемъ, силно биюще ис пищалей.
|
|
|
Воевода же и казанские вельможи разошлись по своим стругам. А горожане, простые люди — мужчины, женщины, дети — пешком провожали царицу, идя по обоим берегам реки Казани и смотря ей вслед, пока можно было ее видеть, и неохотно возвращались назад с громким плачем и рыданиями. Впереди же царицы и за нею в боевых стругах плыли пищальники, нагоняя на казанцев сильный страх частой пальбой из пищалей.
И проводиша царицу велможи и обычныя казанцы до града Свияжского, и вси возвратишася в Казань, тужаще и плачюще, и полѣзная впредь о животѣ своемъ промышляюще.
И проводили царицу вельможи и простые казанцы до Свияжского города, и возвратились все в Казань, тужа и плача, озабоченные своим будущим.
О ПОВЕДЕНИИ ЦАРИЦИНѢ К МОСКВѢ ИЗ КАЗАНИ И О ПЛАЧЕ ЕЯ ОТ СВИЯЖСКОГО ГРАДА ИДУЩИ. ГЛАВА 40
О ТОМ, КАК ВЕЛИ ЦАРИЦУ ИЗ КАЗАНИ В МОСКВУ, И О ПЛАЧЕ ЕЕ ПОСЛЕ ВЫХОДА ИЗ ГОРОДКА СВИЯЖСКА. ГЛАВА 40
И проводиша царицу от Свияжского града два воеводы с силою до рускаго рубежа, до Василя-города, третий же воевода, приставник царицынъ, бояшеся, егда како отдумают казанцы, раскаются, и, сустигши царицу, отъимут у единаго воеводы и его не спустят жива: многажды бо извѣрившеся, преступающе клятву.
|
|
|
И проводили царицу от Свияжского городка до русской границы — Василя-города — два воеводы с войском, ибо третий воевода — блюститель царицын, боялся, как бы казанцы не передумали, не раскаялись и, догнав царицу, не отняли ее у одного воеводы; тогда и самого его не отпустили бы они живым: много раз ведь нарушали они договор, преступая клятву.
Царица же казанская, егда поведена бысть к Москвѣ, и горко плакашеся, Волгою ѣдучи, зряше прямо очима на Казань: «Горе тебѣ, граде кровавый! Горе тебѣ, граде унылый! И что еще гордостию возносишися, уже бо спаде вѣнец со главы твоея! Яко жена худа и вдова, являешися, осиротѣв, и раб еси, а не господинъ. Пройде царская слава и вся скончася! Ты же, изнемогши, падеся, аки звѣрь, не имущи главы. Срамъ ти есть! Аще бы и вавилонския стѣны имѣлъ еси и римския превысокия столпове, то бы ни тѣ от таковаго царя силнаго устояли еси, и всегда от него воюему тебѣ и обидиму, всякое бо царство царемъ премудрымъ содержится, а не стенами столповыми, и рати силныя воеводами крѣпки бываютъ. И без тѣх хто тебѣ, царство, не одолѣет? Царь твой силный умре, и воеводы изнемогоша, и вси людие охудѣвше и ослабѣша, и царства иные не сташа о тебѣ, не давше пособия ни мала, и нынѣ всячески побѣжден еси.
|
|
|
Царица же казанская, когда повели ее в Москву, горько плакала, едучи по Волге, обратив глаза свои к Казани: «Горе тебе, город кровавый! Горе тебе, город унылый! Что возносишься ты в своей гордыне, когда упал уже венец с твоей головы! Стал ты, осиротев, подобен женщине, бедной и вдовой, и раб ты теперь, а не господин. Прошла царская слава и вся кончилась! И пал ты, лишившись сил, словно зверь, не имеющий головы. Позор тебе! Если бы имел ты даже вавилонские стены и высокие римские столбы, все равно не устоял бы ты перед таким могущественным царем, постоянно им разоряемый и обижаемый, ибо всякое царство охраняемо бывает мудрым царем, а не стенами крепкими, так же как сильные войска крепки своими воеводами. А без них кто тебя, царство, не одолеет? Царь твой могущественный умер, и воеводы изнемогли, и все люди обеднели и ослабели, а другие царства за тебя не вступились, даже малой помощи не прислали, вот ныне ты и побеждено.
И се восплачися со мною, о всекрасный граде, и воспомяни славу свою и праздницы, и торжествия своя, и пиршества, и веселия всегдашния! Гдѣ нынѣ бывшая в тебѣ иногда царския пирове и веселия всегдашния? Гдѣ улановѣй и князей, и мурзъ твоих красование и величание? Гдѣ младых женъ и красных дѣвицъ ликове и пѣсни, и плясания? — Вся та нынѣ изчезоша и погибоша, и в тѣх мѣсто быша в тебѣ многонародная стѣнания и воздыхания, и плачевѣ, и рыдания непрестанно. Тогда в тебѣ рѣки медвеныя и потоцы винныя тецаху, нынѣ же в тебѣ людей твоих крови проливаются, и слез горящих источники лиются и не изсякнут. И мечь руский не отъимется, дондеже вся люди твоя изгубитъ.
Плачь же со мной, о прекрасный город, и вспоминай славу свою, и праздники, и торжества свои, и пиршества, и всегдашнее веселие! Где теперь былые царские пиры и постоянные увеселения? Где уланов твоих, князей и мурз красование и величание? Где молодых женщин и прекрасных девушек лица, и песни, и пляски? Все это теперь исчезло и погибло, а вместо них слышатся в тебе всенародные стенания, и воздыхания, и плач, и непрестанные рыдания. Тогда в тебе лились медовые реки и винные потоки, ныне же льется кровь твоих людей, и бьют неиссякаемые источники горячих слез. И не остановится меч русский, пока не погубит всех твоих людей.
Увы мнѣ, господине, гдѣ возму птицу борзолѣтную и глаголющую языком человеческим, да пошлю ко отцу моему и матери, да возвѣстит случившаяся чаду ихъ? Суди, Богь, и мсти во всем супостату нашему и злому врагу царю Шихалѣю, и буди вся наша скорбь на нем и на всѣх казанцех, что предаша мя ему! И ят мя по воли ихъ, и самодержцу мя оболсти, не хотя мя, плѣнницу, поняти, болшею женою взяти и имѣти, и единъ захотѣ, без мене, царствовати з женами своими в Казани, и разгнѣватися на мя сотвори великаго князя и самодержца, и его повелѣниемъ изгоняетъ нас из царства нашего неповинно.
Увы мне, господин, где возьму я птицу быстролетную и говорящую на человеческом языке, чтобы послать ее к отцу моему и матери, да отнесет им весть о случившемся с их чадом! Осуди же, Бог, и отомсти за все супостату нашему и злому врагу — царю Шигалею, и пусть отольется ему и всем казанцам, которые отдали меня ему, вся наша скорбь! Взял он меня по их воле и оболгал меня перед самодержцем, не желая меня, пленницу, взять в жены, старшей женою своею сделать, и захотел один, без меня, царствовать в Казани с женами своими и сделал так, что разгневался на меня великий князь и самодержец и теперь по его повелению без вины изгоняет нас из нашего царства.
И за что лишаетъ насъ от царства нашего и от земли нашея и пленуетъ? И болши сего не хотѣла бых ничего от него, но толко дал бы мнѣ гдѣ в Казани улусецъ малъ земли, иже бы могла до смерти моей прожити в немъ, или бы мя отпустил во отечествие свое, в Нагайскую землю, ко отцу моему Исупу, великому князю заяицкому, от нея же страны взята есмь за царя казанского, да тамо жила бы, у отца моего в дому сидѣла вдовою, аки неугодная раба его, свѣта дневнаго не зря, и плакалася бы сиротства своего и вдовства моего и до смерти моея! Но и того бы ми лучше было, гдѣ царствовах с мужемъ моим, ту и заточение нужное прияти и горкою смертию умрети, неже к Москвѣ быти ведены в поругание и во всѣх наших срацынских ордах, от царей и князей владомых, и ото всѣх людей горкою пленницею слыти».
И за что лишает он нас нашего царства и земли нашей и в плен ведет? Не хотела бы я ничего большего от него, только дал бы он мне в Казани где-нибудь небольшой улусец земли, чтобы могла я прожить до смерти моей в нем, или отпустил бы он меня в мое отечество, в Ногайскую землю, откуда взята была я в жены казанским царем, к отцу моему Юсупу, великому князю заяицкому, дабы жила я там как неугодившая ему раба, сидела вдовою в доме отца моего, света дневного не видя, и плакала бы о сиротстве моем и вдовстве до самой смерти! И даже лучше было бы мне попасть в тягостное заточение и умереть горькой смертью, но там, где царствовала я с мужем моим, нежели быть ведомой на поругание в Москву и слыть во всех наших сарацинских ордах между правящими в них царями и князьями и всеми людьми горькой пленницей».
И хотяше царица сама ся убити, но не можаше, приставника ради крѣпкаго брежения. Ведущии же ю приставницы не можаху утѣшити ея, и до Москвы путем идущи, от великаго умиленнаго и горкаго плача ея, обѣщавающе ей великие дары от царя самодержца прияти.
И хотела царица убить себя, но не смогла, ибо крепко берег ее блюститель. Сопровождавшие же ее стражники, обещая ей, что получит она от царя-самодержца дорогие подарки, не могли утешить царицу, которая до самой Москвы громко, жалобно и горько плакала.
Приставникъ же воевода, аки орелъ похищая себѣ сладок ловъ, мчаше царицу, не мочая, день и нощъ, и скоро бѣжаху в великих стругахъ до Нижнего Нова града, от того же града по Окѣ рекѣ к Мурому и к Володимиру, из Володимеря же посади ю на царския колымаги, на красныя и позлащенныя, яко царице честь творяше.
Блюститель же воевода, словно орел, уносящий сладкую добычу, мчал царицу, не медля, день и ночь и вскоре доплыл на больших стругах до Нижнего Новгорода, а из этого города по реке Оке к Мурому и Владимиру, во Владимире же посадил ее на красивые, позолоченные царские повозки, как царице, честь оказывая.
О БЫВШЕЙ ВѢСТИ У ТУРСКАГО ЦАРЯ О КАЗАНИ, И О ЦАРИЦЫ, И О ПОСЛАНИИ ЕГО К МУРЗАМЪ НАГАЙСКИМЪ. ГЛАВА 41
О ВЕСТИ, ПОЛУЧЕННОЙ ТУРЕЦКИМ ЦАРЕМ О КАЗАНИ, И О ЦАРИЦЕ, И О ПОСЛАНИИ ЕГО К НОГАЙСКИМ МУРЗАМ. ГЛАВА 41
Скоро же дойде вѣсть о Казани и о царице и до самого нечестиваго царя турскаго салтана во Царьградъ. И воспечалися о том велми турский царь салтанъ, яко все свое злато египетское погубль,[127] болши всѣх даней земных его, приносимых к нему. И не довѣде, кое пособие дати Казанскому царству, далече бо от него отстоитъ.
Вскоре дошла весть о Казани и о царице и до самого нечестивого турецкого царя-султана в Царьград. И сильно опечалился турецкий султан, что истратил уже все свое египетское золото — самую большую из всех даней, приносимых ему разными землями. И не знал, какую помощь оказать Казанскому царству, ибо находилось оно далеко от него.
Умысли с паши своими посылати в Нагаи послы ко всѣм началным болшимъ мурзамъ со многими дары, глаголя тако: «О силные нагаи и многие, станите и мене послушайте: соединитеся с казанцы во едино сердце в поможение за Казань на московского царя и великого князя и паче же за вѣру древнюю нашю и великую, яко близ его живуще. И не давайтеся во обиду ему, мощно бо есть противитися ему, яко слышю всегда про вас, аще хощете. Зѣло бо воюетъ на вѣру нашю и хощет до конца потребити ю. И аз о семъ в велицей печали есмь и боюся, еда помале и вамъ то же будетъ от него, яко же и Казани, и в несогласии живуще меж собою, изгонзнете, и орды ваши запустѣют».
И решил он с пашами своими послать послов с многочисленными дарами в Ногайскую Орду ко всем старшим большим мурзам, чтобы сказали они им так: «О могущественные и многочисленные ногаи, станьте и послушайте меня: соединитесь с казанцами в одно сердце на защиту Казани от московского царя и великого князя и более того, — за великую и древнюю нашу веру, ведь поблизости от него живете. И не позволяйте ему обижать себя, ведь можете вы, как я всегда про вас слышу, оказывать ему сопротивление, когда захотите. Сильно воюет он против нашей веры и хочет до конца ее истребить. И сильно печалюсь я об этом и боюсь, что вскоре и вам то же будет от него, что и Казани, и, живя в несогласии друг с другом, погибнете вы, и орды ваши запустеют».
Нагайския же мурзы всѣ отмолвиша ему, рекуще: «Ты, о великий царю салтане, собою пецыся, а не нами: и не царь еси намъ, и земли нашей не строиши, и нами не владѣеши, и живеши от нас за моремъ, богатъ еси и силенъ, и всѣм изобиленъ, и никаяждо нужда потреб житейскихъ не обдержит тя. Нам же, убогимъ и скуднымъ всѣм, и аще бы потребными нашу землю не наполнял московский царь, то уже бы не могли быти ни единаго дни. Да за сие добро лѣпо есть нам всячески помогати ему на казанцы за их прежнее великое лукавство и неправду, аще и язык нашъ с ними единъ, и вѣра едина. Но довлѣет намъ правду имѣти: не токмо же на казанцев помогати ему, но и на тебя самого, царя царемъ, аще востанеши на нь. Или нѣси то слышил, каково зло всегда казанцы сотворяют ему: непрестанно землю его воюют и людей руских губят, многажды преступают клятву и мир, измѣняютъ. А еже реклъ еси: нам то же будет от него, что и Казани, не срам есть нам покоритися и служити ему, точен бо есть онъ тебѣ во всем: и богатством, и силою. Пишют бо наши книги и христианския, яко в послѣдниа лѣта соединятся вси языцы и будут во единой вѣре христианской и под тою же державою, да которая же есть вѣра таковая, якоже христианская, святая, еже есть руская, во всѣх наших темных вѣрах, яко пресвѣтлое солнце сияет». И тако мурзы нагайския написавше ему и с тѣм к нему отпустиша пословъ его, вземше у них напрасно многоценныя дары великия.
Все же ногайские мурзы ответили ему так: «Ты, о великий царь-султан, о себе пекись, а не о нас: не царь ты нам, и землей нашей не управляешь, и нами не владеешь, и живешь от нас за морем, богатый и сильный, все имея в изобилии, не зная нужды ни в каких житейских потребах. Мы же, убогие, в скудости живущие, если бы не наполнял нашу землю всем необходимым московский царь, то и дня бы уже прожить не могли. За такое добро пристало нам всячески помогать ему против казанцев за их прежнее лицемерие и вероломство, хоть и язык у нас с ними один и вера одна. Но хотим мы поступать по правде: не только против казанцев помогать ему, но и против тебя самого, царя царей, если поднимешься против него. Или не слышал ты, сколько зла казанцы всегда причиняют ему: непрестанно землю его разоряют и губят русских людей, часто нарушают клятву и мир, изменяют ему. А то, что ты сказал: нам будет то же от него, что и Казани, — не позор для нас и покориться ему, и служить, ибо равен он во всем тебе: и богатством, и силою. Пишут ведь и наши книги и христианские, что в последние годы соединятся все народы и будут в единой христианской вере и под властью того народа, кто эту веру исповедует, ибо христианская вера, русская вера, среди всех наших темных вер как пресветлое солнце сияет». И, написав так, ногайские мурзы отпустили с этим посланием назад к нему его послов, силой отобрав у них многочисленные богатые дары.
О ПОШЕСТВИИ В КАЗАНЬ ЦАРЯ ШИГАЛЕЯ ТРЕТИЕ И О ПОСАЖЕНИИ ЕГО НА ЦАРСТВО, И О ИЗБИЕНИИ ОТ НЕГО ВЕЛМОЖЪ КАЗАНСКИХ. ГЛАВА 42
О ТОМ, КАК В ТРЕТИЙ РАЗ ПОШЕЛ В КАЗАНЬ ЦАРЬ ШИГАЛЕЙ, И О ПОСАЖЕНИИ ЕГО НА ЦАРСТВО, И ОБ ИЗБИЕНИИ ИМ КАЗАНСКИХ ВЕЛЬМОЖ. ГЛАВА 42
Царь Шихалей посла царицу к Москвѣ, изымавъ ю, вины ради ея, яко хотѣла его отравою окормити, якоже преже рѣх, но Богь его сохрани от нея; и по царице поѣха в Казань на царство, вземъ с собою в помощъ единаго воеводу московского Ивана Хабарова и служивых своих варваръ дватцать тысяч и 5 000 огненых стрелцовъ, да той воевода с нимъ царство строит и его брежет самого. А во граде Свияжскомъ воеводы осташася со всею силою рускою.
Царь Шигалей отправил царицу в Москву, лишив ее царства за вину ее, за то, что хотела она окормить его отравой, да уберег его Бог, о чем рассказал я прежде; и после этого с двадцатью тысячами варваров, находившихся у него в услужении, и пятью тысячами пищальников поехал на царство в Казань, захватив себе в помощь одного московского воеводу — Ивана Хабарова, чтобы тот вместе с ним управлял царством и охранял его. А в городе Свияжске остались воеводы со всею русской силой.
Казанцы же с великою честию и радостию поставиша его царя на Казани, царем дважщи же и убити его хотяху. Казанцы же град свой предаша великому князю, самодержцу московскому, и сами за него всѣ заложишася и со всею другою половиною болшею земли своея, с нею же и черемиса нижняя казанская, доброволно и без брани, и без пролития крови, на всей воли его, якоже есть любо ему. И служити обѣщашася ему нелестно и дани давати, яко и всѣм бывшимъ своимъ царемъ казанским, и роту написаша по вѣре своей, яко же обычай есть имъ клятися.
Казанцы же с великой честью и радостью посадили его на царство, а до этого дважды хотели его убить, когда был он царем в Казани. И передали казанцы свой город великому князю, московскому самодержцу, и добровольно, без борьбы, без пролития крови вместе со всей низовой казанской черемисой, населявшей другую половину их земли, отдались под его покровительство, в полную его власть, чтобы владел он ими, как ему хочется. И обещали они преданно служить ему и давать дани, как и всем прежним своим казанским царям, и по своему обычаю написали клятву о верности ему.
Царь же, вшед во град, и сѣде на царствѣ и жити нача бережно по царскому своему обычаю. И пристави ко всѣм вратом граднымъ стражи своя и воротники — огненыя стрелцы, на всякую нощъ ключа повелѣ къ воеводѣ своему приносити. Такоже и двора его стрежаху по 1000 огненых стрелцовъ в день, а в нощи по 3000 со оружием. Воеводскаго же двора стрежаху по пятисот человекъ в день, а в нощи по 1000. И мало царь на коего казанца окомъ ярымъ поглянул или перстомъ показал, они же вскорѣ того, вскочивше, оружием своим разсецаху на кусы.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 177; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!