Цепь трагических обстоятельств
Новостей нет. Делать ничего не хочется. На стене в Васиной комнате висит календарь – мы с ним отмечаем дни до окончания учебного года. Я уже не очень настойчиво напоминаю про уроки, Вася вяло отбрыкивается. На столе уже неделю валяется очередная пачка с годовыми тестами. Никто не помнит, когда их нужно сдавать и нужно ли вообще сдавать. И вообще – кому это все нужно?
Вася играет в футбол после школы. Это, по‑моему, единственное, что его там еще держит. Нельзя подвести команду. В последние дни все было как‑то подозрительно тихо и мирно. Я ждала подвоха. Дождалась.
Василий попросил разрешения пообедать в своей комнате. Он нашел «Детское радио» и слушает его круглосуточно. Решила не связываться. Принесла на подносе тарелку со щами. Через пять минут раздался грохот. Сын опрокинул поднос. Щи были везде – на кровати, на полу, на стуле. Но самое ужасное – на портфеле и на листах с тестами.
– Вася, тесты! – закричала я.
– Мама, моя любимая тарелочка! – зарыдал ребенок.
– Они промокли!
– Она разбилась!
Портфель я отмыла, хотя он все равно пах щами. Что было делать с тестами – непонятно. На листах остались пятна в форме нашинкованной капусты. Бумага тоже пахла щами. Вася продолжал оплакивать разбитую тарелку, а я лихорадочно соображала. Пойти к учительнице, признаться, что тесты утонули в щах, и попросить заменить? Оставить все, как есть, наплевав на пятна? Придумать другое объяснение? Например, что листы описал кот, или что наш папа пролил на них кофе, или что бабушка затушила в них окурок? Гнилые отмазки, как говорят старшеклассники. Или уже не так говорят? Кота нет и никогда не было, а если бы он и был, то, учитывая страсть главы нашего семейства к чистоте, несколько раз подумал, прежде чем вообще писать. Глава семейства никогда не будет пить кофе в неположенном для этого месте, а когда видит, как я пью кофе над компьютером, смотрит так, что я рискую поперхнуться. А бабушка – она, конечно, курит, но в ее характере скорее сжечь надоевшие всем тесты вместе со школой.
|
|
|
– Что теперь делать? – спросила я сына.
– Ничего не делать, – ответил Вася.
– В каком смысле?
– Тесты не делать.
– А что ты скажешь Светлане Александровне?
– То и скажу. Скажу, что я сидел и делал тесты, никого не трогал, а ты принесла мне обед, а стул у меня крутящийся, потому что ты никак не купишь нормальный, хотя всем известно, что первоклассники должны сидеть на нормальных стульях, ты плохо поставила поднос, он и упал.
– То есть я во всем виновата?
– Нет, цепь трагических обстоятельств.
– Че‑го?
– Это я по телевизору слышал. Когда ты вроде бы хочешь все сделать, а не получается, то это не ты виноват, а обстоятельства. Вот смотри. Ты сварила щи, а если бы не сварила, то ничего бы и не было.
|
|
|
В общем, мы решили отложить тесты и подождать, пока они высохнут.
Апреля
Нервов нет. Кончились
Нашла в портфеле ребенка распечатку со сметой на ремонт туалета – демонтаж дверей, навес дверей, вывоз мусора, плитка для стены, стяжка пола – и косметический ремонт в классе. Взнос за одного ученика – 5 тысяч. Ремонт будут делать летом. Приписка к смете гласила: «Сдайте указанную сумму в срок или предложите свою смету и организуйте ремонт». Гениально. Речь шла, как я выяснила у чьей‑то бабушки, о ремонте учительского туалета и перекраске стен в классе. Видимо, цвет персика потребовалось освежить. Или они в другой цвет стены покрасят?
– Ладно, кому сдавать? – спросила я бабушку.
– Активистке. А вон, видите, женщина на джипе уезжает? – показала рукой бабушка.
– Вижу.
– Она отказалась сдавать. Сказала, что не может – ее мальчик… кстати, чья она мама – не знаете?
– Нет.
– Так вот она, видите ли, много тратит на секции. Как будто мы мало тратим! А еще на джипе, – возмущалась бабушка. – Ой, устала я. Скорей бы все уже закончилось.
|
|
|
– Да, мы уже тоже на последнем издыхании. Сейчас хоть майские праздники будут.
– Лишь бы ничего не задавали на эти праздники. Мои – дочка с мужем и внуком – в Египет уезжают. На десять дней. Как они там задание будут делать? Его же не засадишь! Здесь‑то не делает, а там вообще книжку не откроет.
– У нас то же самое. А где они, не знаете? Должны были уже выйти…
– Выйдут, никуда не денутся. Наверняка на факультатив убежали.
Вася вышел откуда‑то из‑за школы. Грязный, с синяком на носу, уставший.
– Ты где был? Я не видела, как ты вышел!
– Да я тут давно. Мы камни таскали.
– Какие камни?
– Для очага. А до этого я на факультатив пошел.
По дороге домой я узнала подробности. Оказывается, у них есть специальные занятия с психологом для желающих. Из Васиного класса ходят три человека – две девочки и мальчик.
– Понимаешь, мы у них спрашивали, что они там интересного делают, а они не отвечают. Как только мы их не просили рассказать – молчат! Вот Дима и решил сходить и узнать тайну этих занятий. А я с ним пошел. Вдруг бы он узнал и не рассказал!
– И что выяснили?
– Да ничего интересного. Надо на всякие вопросы отвечать, рисунки рассматривать. Скукота. Больше не пойду. Учительница там странная. Она Диму по голове погладила и засмеялась, хотя никто не шутил.
|
|
|
Ну, так вот. После этого они с Димой решили придумать себе более интересное занятие и придумали – устроить кострище и зажечь костер. Дима сказал, что надо собрать камни для кострища. Костер так и не сложили, зато стали метать камни, как гранаты. На дальность. Хорошо еще не на точность.
Они к концу года стали совсем неуправляемые – кричат, носятся, врезаясь друг в друга, дерутся. Не только мальчики, но и девочки.
– Совсем с цепи сорвались, – сказала та знакомая бабушка, глядя, как две девочки мутузят друг дружку сменками.
– Наверное, нервное истощение, – ответила я.
– Это у меня скоро будет нервное истощение! – воскликнула бабуля. – Нервов уже нет, кончились!
– И не говорите…
Мая
Нервов нет, кончились.
Мая
Нервов нет, кончились.
Мая
Чистый лист
Родительское собрание по итогам года. Боюсь ужасно. Иду как на плаху.
Той бабушки с «хоралом», жаль, не было. Не было и папы, которому бабушка советовала валерьяночки попить. Зато пришла мама, обеспокоенная межличностным общением. На партах у детей уже не было учебников и тетрадей – конец года, многое уже закончили.
– Не вижу учебного материала на столе! – села она за парту дочери.
Светлана Александровна сказала, что год закончился, тройки есть, но в целом – нормально.
– А у кого какие оценки? – спросила мама.
– Знаете, мне неудобно называть пофамильно, – сказала учительница, – это как‑то непедагогично. Тем более что оценки я для себя ставила. У нас безоценочная система в первом классе.
– Очень даже педагогично! – не успокоилась мама. – Называйте прямо по партам. Интересно же!
– Ладно, – согласилась Светлана Александровна и стала называть.
«Хорошо, пятерки и четверки, хорошо, хорошо…»
– Что, у всех одинаково? – расстроилась мама.
– У кого‑то чуть лучше, у кого‑то чуть хуже… Вот Лизе я могу поставить смело пятерки.
– Ой, в нее мой Леша влюблен, – сказала мама Леши.
– И Илюша, и еще полкласса, – ответила Светлана Александровна, – так, дальше… у вас хорошо, но никакой самодисциплины. Внимание – пять минут, максимум. Так, Вася, – учительница дошла до меня, – четверки, пятерки, но вы потом, после собрания задержитесь. Я с вами поговорю.
– Не пугайте меня, – прошептала я.
– Дисциплинка, дисциплинка хромает, – сказала мне с соседнего ряда мама‑отличница и погрозила пальцем, – а еще расскажите про детей, – попросила она учительницу.
Светлана Александровна тяжело вздохнула.
– Фонетика как хромала, так и хромает. Дисциплина тоже оставляет желать лучшего. Домашние задания не делаются или делаются, но не сдаются. Не могу же я к ним в портфель лазить. На следующий год давайте договоримся – никаких игр и телефоны должны лежать в портфеле. Отключенными на время урока.
– А у них где? – спросила чья‑то бабушка.
– На шее или в кармане.
– Ой, это ж вредно, – запричитала бабушка, – это ж радиация. Особенно мальчикам. Сейчас по телефонам говорят, а потом у них детей не будет.
– Да нет, я о другом. Я понимаю – вам спокойнее, безопаснее, но бывают вопиющие случаи. Вот есть ученик, не буду называть фамилии, знаете, что он сделал на контрольной?
– Что? – выдохнула мама‑отличница, готовая слушать страшилку.
– Он вставил наушники в уши и как ни в чем не бывало через телефон стал слушать музыку. Ну что прикажете мне делать?
– Какой ужас! – воскликнула мама.
– Вундеркинд! – сказала другая.
– Болящий он, – подвела итог бабушка, – точно вам говорю. Бо‑ля‑щий.
– Зато мы писали годовую контрольную, – сказала учительница, – другие классы по полтора часа писали, а наши сдали через тридцать – тридцать пять минут.
– Гарвард! – сказала мама‑отличница.
– Интересно, какие в вашем Гарварде результаты будут, – хмыкнула бабушка.
– И еще, – продолжала Светлана Александровна, – нам с вами еще четыре года учиться, нет, уже три, слава Богу, очень вас прошу, если вам что‑то не нравится или ваш ребенок не тянет нагрузку, подойдите, мы с вами все решим. Спокойно. Нельзя же сразу… – Учительница замолчала.
– А что такое? Что такое? – засуетилась мама‑отличница.
– Да опять кто‑то настучал в министерство, – сказала активистка родительского комитета.
– Кто? А что сказал? Мужчина или женщина? А по какому поводу?
Светлана Александровна молчала.
– Аноним, – ответила активистка, – сказал, что в классе поборы и невыполнимые, не по программе тесты. А когда его попросили представиться, он сказал, что «боится – его ребенка будут прессинговать».
– Кажется, я догадываюсь, кто это, – задумалась мама‑отличница.
А чего тут догадываться? Наверняка это тот папа‑«хорал». Это в его стиле и слово из его лексикона.
– А давайте мы вычислим этого родителя и поговорим. Если ему не нравится, пусть уходят в другую школу, – сказала активистка.
– А я хотела уточнить по поводу ремонта. Почему мы должны сдавать на ремонт? Мы же уже сдавали. Пусть другие родители первоклассников делают, которые в этом году придут… – сказала мама, до этого молчавшая.
Мама‑отличница посмотрела на нее с подозрением.
– Это не я, я не писала в министерство, – испугалась родительница, – просто если мы сделаем туалет, то пусть наши дети туда ходят. А другие не ходят.
– И как вы себе это представляете? – спросила активистка.
– Давайте лучше о школьной форме поговорим, – подключилась еще одна мама, – опять будет синяя?
– Нет, серая, – сказала активистка.
– Фу, почему серая? Мне не нравится.
– В этом году серый был в моде, – сказала активистка.
Мама поникла.
Светлана Александровна в момент обсуждения туалетов и формы вышла. Я выскочила за ней в коридор.
– О чем вы хотели со мной поговорить? – спросила я, вытирая мокрые от волнения ладони о джинсы.
– Нет, все в порядке, просто пусть Вася будет поактивнее. А то я его вызываю, он на меня такими глазами смотрит… Как будто я его ругать буду. А ведь он все знает… Нам на следующий год в олимпиадах участвовать, в концертах… Надо, чтобы он был поактивнее.
– Хорошо, постараемся, спасибо… Он же и музыкой год занимался, и эрудированный…
– Вот и я о том же. А то некого было на конкурс самодеятельности выставить…
В классе тем временем разбились по интересам и перешли на личности. Стоял крик.
– У меня четверо детей! – перекрикивала всех мама.
– У меня тоже четверо детей! – отвечала ей другая.
– Давайте разделим полномочия! – взывала активистка. – Вот вы конкретно будете отвечать за сбор на охрану? – обратилась она к родительнице.
– Почему я? Я не могу! – испугалась та.
– Никто не может!
– Все‑таки давайте решим с ремонтом!
– А нельзя внести предложения по форме?
– Из‑за одного родителя, которому неймется, весь класс страдает…
– Да точно этот папаша настучал. Он мне сразу не понравился, еще первого сентября. И по утрам вечно скандалит. А жену я его никогда не видела.
– Да вы вообще молчите, не можете сдать – не сдавайте!
– А вы со мной так не разговаривайте! Я вам не подружка!
– Я не могу за экскурсии отвечать, я же работаю!
– Да вечно везде туалеты ломаются. Они же дергают и дергают…
– А мальчики еще и писают мимо. Дома они тоже мимо писают?
– Это уж как приучили.
– Вот я и говорю. Какие родители, такие и дети…
– А в старшую школу даже с одной тройкой не переводят…
– Да за материальный взнос переведут…
– А что толку‑то? Учиться как будут?
– Этот ЕГЭ – одно мучение. Все‑таки старая система лучше была. Когда устно отвечали.
– Да, точно. Я вообще в этом ничего не понимаю.
– Да до ЕГЭ еще дожить надо!
– Не успеете оглянуться!
– А почему наш класс должен туалет делать, а другой – только в классе дверь менять? Затраты‑то разные. Кто это решал?
– Да кто сейчас это выяснит?
– Может быть, не просто серые сарафаны, а хотя бы с розовым?
– Купите розовую блузку, будет вам серый с розовым.
– Вот он и не пришел на собрание. Испугался. Рыльце‑то в пушку.
– Ребенка жалко.
Сидели уже два часа. Я тихо встала, спрятала за спиной сумку и выскользнула из класса.
Кажется, никто не заметил.
Пришла домой.
– Ну? – спросил Вася.
– Все хорошо. Ты окончил на четверки и пятерки.
– Я знаю, – сказал ребенок, – тоже мне новость.
– Васюш, а почему ты в конкурсе самодеятельности не участвовал? Что там хоть было?
– Ну, на пианино играли и на этой, как ее, дудочке.
– Ты же тоже мог сыграть.
– Там надо было в четыре руки. А где я тебе еще две возьму?
– Я бы с тобой сыграла…
– Нет, там две девочки играли, знаешь как? Вот так.
Вася двумя руками стал тарабанить по столу.
– Я так не умею. И, если честно, мне так не нравится играть. Мне по одной нравится. Хотя им цветы подарили. Красивые. Только девочкам на пианино – по одному. А девочке на дудочке – сразу два.
– Ладно, на следующий год будешь выступать. Ты у меня молодец. Только руку поднимай.
– Что, завтра?
– Нет, на следующий год.
– Вот в следующем году и напомнишь. Я за лето все забуду. Буду как «чистый лист».
– Это ты от кого услышал?
– Да все учителя так говорят и чужие родители. Придете, говорят, после лета как «чистый лист».
Мая
Последний раз в первый класс
Идем нарядные, торжественные и веселые. Уроков не будет. Дети подготовили концерт для родителей. После концерта – торжественная часть с вручением грамот, фотографий и памятных подарков.
Я с утра чуть не прослезилась. Так это волнительно… Муж тоже ходил в лирическом настроении.
– Надо же, уже первый класс закончился, – сказал он.
– Да, мне тоже не верится.
– Грустно, он так быстро вырос…
Дети собирались в рекреации.
– Вася, привет! Мы все лето с тобой не увидимся! – закричал другу Антон.
– Почему? – удивился Вася.
– Потому что каникулы! Сто дней! – опять закричал Антон. От восторга он мог только кричать.
– А я буду Илью видеть! – подскочил к мальчикам Дима. – Он в моем доме живет!
– А я… а я… А я с Машей не расстанусь! – воскликнул Антон.
– Нет! Она не в твоем доме живет! – возразил Дима.
– А я ее в гости приглашу!
Мальчики задумались.
– Маша, ты ко мне в гости пойдешь?! – крикнул своей возлюбленной Антон.
– Не‑а, – кокетливо ответила Маша и поправила косичку, – больше мне делать нечего… Я вообще уезжаю.
– Ты будешь меня вспоминать?
– Я буду таблицу умножения учить и вспоминать.
Антон опустил голову и пошел на Машу.
– Маша, – взял он ее за руки, – запомни, ты будешь меня вспоминать. Запомни, – потребовал Антон, встряхивая Машу.
– Ну хорошо, отпусти, буду, – вырвалась девочка.
Антон, удовлетворенный, вернулся к мальчишкам.
Дети расселись на стульчиках. Начался концерт. Они пели песни, читали стихи, танцевали.
Когда стих читала Маша, Антон ей хлопал громче всех. И даже ногами притопывал. У Маши был длинный стих – она накручивала и раскручивала пальцами подол юбки. На последнем заходе палец запутался в ткани. Маша дергала юбку, пытаясь высвободить руку.
Раздали фотографии. Все, как положено, – учительница в середине, дети, фамилии‑имена. Фотографии Васи и Насти – по обеим сторонам от учительницы. Мы с мамами сидели и умилялись.
– А Настя и Вася – лучшие ученики? – спросила обиженно мама‑отличница.
– Не знаю, – ответила я. – А что?
– Рядом с учительницей всегда ставили фото лучших в классе. На моих фотографиях я всегда в первом ряду.
– Я не знала такой традиции.
– Ну, может быть, сейчас все изменилось…
– А я тоже помню свое фото, – сказала мама‑активистка, на удивление спокойная, тихая и медлительная, – я так о большом банте мечтала и хвостике. И чтобы бант – на макушке. Огромный, как корона! А мама мне заплетала косу и завязывала атласную ленту. Как я ненавидела эту ленту!
– Да, а помните, тогда готовых бантов не было! – воскликнула мама‑отличница. – Из ленты на нитку надо было собирать! Ой, сколько я тогда их нашила! Если лента длинная – то и бант большой.
– Как я плакала от этой фотографии! – продолжала вспоминать мама‑активистка. – Я была в очках, таких, в жуткой оправе… Хорошо еще, что они блики давали – фотограф мучился, мучился и велел их снять. Как же я была счастлива! Но фотография все равно ужасной получилась. Фартук белый, я сама – бледная блондинка. Фото – черно‑белое. Ужас!
– Оля, что ты там попой пол вытираешь! В белых колготках! – запричитала бабушка.
– Ой, а помните наши колготки? – встрепенулась активистка. – Это же ужас. Все время сползали.
– Да‑да, – подхватила мама‑отличница, – и в зацепках. Как сядешь на стул, обязательно за гвоздь зацепишься. Так и ходишь с ниткой. У меня были коричневые, зеленые и бордовые.
– А у меня красных десять пар на год, – сказала активистка, – другого цвета в магазине не было.
– А зимой – шерстяные, – охнула от воспоминания мама‑хорошистка, – чесались ужасно!
– Точно! Точно! И у меня такие же были!
– А помните, помните баранки? – подхватила еще одна мама.
Детей отвели завтракать, а мы, родительницы, сидели на партах дружной кучкой и, перебивая друг друга, делились общими воспоминаниями.
– Какие баранки? – не поняла активистка.
– Ну, баранки… Косу заплетаешь и в баранку. Или две баранки, когда мама на работу не спешит…
– У меня это кольцо называлось. Два кольца над ушами.
– Красиво же. А моей не нравится. Говорит, так не ходят.
– Да, помню, я просила маму не отстригать косу, чтобы баранка большая получилась!
– Ой, а я застревала всегда в платье, когда надо было на физру переодеваться. Стягиваешь через голову и застреваешь бантом и кольцами, пока учительница не вытащит!
– И я тоже застревала!
– А у мальчишек всегда брюки короткие были! По щиколотку!
– Конечно, их же на несколько лет покупали.
Пора было расходиться, но никто не спешил. Мамы обменивались телефонами, которыми не обменялись в течение года. Никто не скандалил, не ругался. Все обнимались, целовали и тискали чужих, подвернувшихся под руку детей. Дети носились по классу, валялись на полу, Антон обнимался с Машей, Вася пытался поцеловать Настю и Лизу одновременно, Илья тянул Лизу за руку, чтобы тоже поцеловать.
– Ой, она у вас такая красотка! – доносилось с разных концов класса.
– А у вас такая молодец!
– Мальчик такой замечательный. Он мне сразу понравился!
– А ваш такой самостоятельный!
– Да не переживайте вы из‑за этих контрольных! Их еще столько будет! Она же умничка!
– Давайте поблагодарим Светлану Александровну! – предложила активистка.
Мы хлопали в ладоши, кричали «спасибо!» и все дружно хотели ее обнять и расцеловать. Потом опять аплодировали и кричали «Поздравляем!», выяснив, что у Илюши день рождения.
Дружной гурьбой вывалились из класса. В школе вкусно пахло пирожками.
– Пирожки, как в детстве, – сказала я.
– Идите скорее, их в это время из печки достают, – посоветовала активистка, – берите с капустой.
Я и еще несколько мам побежали в столовую за пирожками. Набрали и с капустой, и с картошкой, и сладких. Выходили из школы, прощаясь с набитым ртом: «До швиданья, ушачи». Пирожки были теплые, мы ели их по дороге домой. Смеялись, шлепая повидло на грудь…
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 175; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!