Эффект К.Э.Циолковского 11 страница



[ Лефлер, Фридрих (1852—1815) — немецкий микробиолог, ученик и сотрудник Р.Коха. В 1883—1913 гг. — профессор Грейфевальдского университета. Широко известен открытием в 1884 г. возбудителя дифтерии, что дало возможность Э.Берингу и Э.Ру приготовить антитоксическую сыворотку. Разработал методику окраски бактерий метиленовой синью, предложил пительную среду для выделения бактерий дифтерии и др. Установил возбудителя ряда заболеваний (сап, ящур, рожа и чума свиней, мышиный тиф). Его исследования способствовали развитию учения о вирусных заболеваниях.]

Наблюдения С. Т. Вельховера, изложенные им в письмах ко мне, получили дальнейшее развитие и были опубликованы им позже на русском языке в статье «О некоторых функциональных свойствах коринебактерии» («Журнал микробиологии, эпидемиологии и иммунобиологии». 1935. Т. 15. № 16). В этой статье он излагает методику своих исследований и приходит к выводу о том, что усиленный рост коринебактерии происходит периодически, причем эти периоды имеют особые качества, подчиняясь капризам солнцедеятельности.

Волютиновая субстанция коринебактерийной клетки представляет собой рецепторный аппарат, «настроенный» на излучения определенной длины волны или определенные корпускулярные потоки. Этот тезис является рабочей гипотезой, подкрепляемой экспериментами ряда авторов, получавших метахроматические метаморфозы у микробов при искусственном облучении их лучами с короткой длиной волны.

Метахромазия, являясь функцией волютина коринебактерийной клетки, может быть точно измеряема степенью цветистости. В случае метиленовой сини этапы этой цветистости таковы: темно-синяя, темно-фиолетовая, темно-красная, красная и ярко-красная. Красная метахромазия — это реакция волютина коринебактерийной клетки на определенные электрические воздействия Солнца. У различных коринебактерий она проявляется неодинаково.

Путем математического анализа интервалов, представляемых в виде членов некоего полинома, открылась возможность заранее высчитать сроки наступления некоторых будущих событий.

Не вдаваясь в подробный разбор работы С. Т. Вельховера, отметим, что его работа имеет принципиальное значение как с общебиологической, так и с эпидемиолого-бактериологической точки зрения.

Нетрудно себе представить, какие перспективы откроются в плане прогнозирования опасности благодаря повышенной вирулентности бактерий.

Итак, можно сказать следующее: рецепторный аппарат коринебактерий воспринимает импульсы внеземных излучений и реагирует на них изменением своих физико-химических свойств, выводя, по-видимому, бактерии из состояния покоя в состояние активной жизни. С. Т. Вельховер полагает, что действующим агентом в этих изменениях является коротковолновое излучение Солнца. Пока нет оснований опровергать это мнение, в котором есть много достоверного, но следует подумать и о других излучениях (выбросах) Солнца.

Так, доктор С. Т. Вельховер в своих письмах от 28 июня и 8 июля 1936 года сообщал мне, что на основании больших статистических материалов им был сделан такого рода вывод: частота периодов «больших факторов» соответствует относительным числам солнечных пятен, а длина этих периодов — площадям протуберанцев. А так как на основании математических выкладок имеется возможность по ходу «больших факторов», т. е. по росту и окраске бактерий, предсказывать ход того же явления в ближайшие месяцы и даже годы, то не только микробиологи или эпидемиологи, но и астрономы и космонавты должны заинтересоваться этими явлениями. И, разрешите пофантазировать, быть может, недалеко то время, когда астрофизические явления на Солнце мы будем предсказывать, изучая под микроскопом изменчивость микроорганизмов. Уже и в настоящее время для нас на основании наших личных статистических и лабораторных работ совершенно ясно, что кривые эпидемиологические и микробиологические отражают или, вернее, предваряют кривые гелиофизические. Это становится понятным, если мы вспомним, что очаги возмущений возникают первоначально в глубине Солнца: ни глаз астронома, ни фотографическая пластинка их не видят. Но корпускулы, или короткое излучение, выбрасываемые ими в мировое пространство, встречают живую клетку бактерий или нервный аппарат человека и животных и немедленно влияют на него. И только по прошествии некоторого времени очаги возмущения появляются на поверхности Солнца и становятся доступными визуальному наблюдению и фотографированию. Следовательно, нет ничего невероятного в том, что микробиологический препарат вскоре станет наиболее чувствительным астрономическим прибором, который будет предсказывать некоторые физические процессы на Солнце, и, уж конечно, точнее всякого физического прибора!

Не надо закрывать глаза перед предстоящими трудностями. Когда я закладывал фундамент этой новой науки, я предвидел многие сложности. И в настоящий момент положение дел мало изменилось. Еще сделано очень мало. Еще очень много темных, неясных мест в моей концепции функциональной зависимости микроорганизмов от специфических радиаций Солнца. Еще почти никто из микробиологов за многие десятки лет серьезно не заинтересовывался этим вопросом. Со смертью выдающегося русского микробиолога С. Т. Вельховера углубление моих работ было приостановлено. Но теперь точка зрения об исследованиях такого рода изменилась: теперь это надо практике жизни, надо для осуществления полета космических кораблей, надо для расширения и углубления учения Константина Эдуардовича Циолковского.

По прошествии двадцати двух лет от начала моих работ, а именно в 1937 году, Парижская академия медицины в лице действительного члена этой академии профессора Леньель-Лавастина обратилась ко мне за разрешением собрать в единую монографию мои основные работы по медицинской космобиологии, опубликованные во Франции и в Германии, и издать их в Париже под грифом Парижской академии медицины. Меня же профессор Леньель-Лавастин просил написать введение и заключение. В следующем 1938 году моя монография «Эпидемии и электромагнитные пертурбации внешней среды» вышла в свет на французском языке. Ее доброжелательно приняли во многих странах мира. Я получил сотни писем из Европы и Америки, сотни вопросов зарубежных врачей эпидемиологов, бактериологов и микробиологов и сотни поздравлений. У нас же моя книга была встречена гробовым молчанием. Заговор молчания торжествовал. Мало того, кое-кто написал новый очередной донос в «органы» о том, что я продолжаю заниматься недозволенными занятиями, «морочу голову с помощью Солнца»...

И вот в том же году моя книга об эпидемиях была названа крамольной. Не так реагировали ученые за границей. И если моя французская книга до сих пор не издана на русском языке вследствие глухоты и слепоты некоторых наших эпидемиологов, то другие страны приняли ее весьма доброжелательно. Конечно, этим дело не ограничилось и во многих странах у меня появились доброжелатели. В сентябре 1939 года за обоснование космической биологии я был избран почетным президентом Международного конгресса по биологической физике и космической биологии в Нью-Йорке.

В том же году японские ученые М. Таката, С. Таката и Т. Мурацуги, исходя из моих работ 1915—1929 годов, установили коллоидную ЭФ-реакцию крови человека на воздействие солнечных вспышек. Тогда же сотни врачей во всем мире могли удостоверить справедливость этой реакции. При отсутствии солнечных вспышек реакция не осуществляется. Стены домов или облачность не уничтожают феномена. Он возникает сразу же с первым лучом восходящего бурного Солнца и прекращается с его последним лучом, то есть с закатом. Реакция Таката — Таката — Мурацуги является поистине тончайшим мастерством биологического эксперимента. Она появляется только при строго определенных условиях. Во-первых, необходимо, чтобы возмущенное место на Солнце находилось в плоскости центрального солнечного меридиана, во-вторых, испытуемый человек и лаборант, берущий кровь у него, должны помещаться на хорошем изоляторе, то есть они должны быть электрически изолированы от земли.

В период 1951—1962 годов профессор физической химии Дж. Пиккарди (Флоренция) показал, что скорость коллоидных и физико-химических реакций по всей поверхности планеты (биосферы) стоит в прямой зависимости от солнечных вспышек и отчасти от географического положения места на земном меридиане, что было мною предсказано еще в двадцатых годах как результат наклона земной оси. Эти исследования привлекли всеобщее внимание ученых. Во многих пунктах Европы и Америки по указанию Дж. Пиккарди были получены определенные результаты со многими автоматизированными реакциями (для получения совершенной точности). Эти замечательные работы при огромном числе реакций (свыше 200 000) позволили вплотную подойти к разгадке механизма действия нестационарных солнечных радиаций на живые клетки. Как и следовало ожидать, этот механизм лежит на молекулярном уровне. Но и лучи Дж. Пиккарди, действующие на химические реакции, могут быть экранированы металлическим листком, и тогда обычной реакции не наступает. Естественно задать вопрос: что же это за лучи? Уж не те ли это лучи, от которых я искал защиты для больных в бронированных камерах ровно четверть века назад?

[ Пиккарди, Джордж (1897—1972) — выдающийся итальянский физикохимик, профессор Флорентийского университета, с 1958 г. был в переписке с А.Л.Чижевским. Установил, что коллоидные системы чутко реагируют на гелиогеофизические факторы. Предложил физико-химические тесты, которые могут служить индикаторами биогенных возмущений, конечная причина которых внеземного происхождения. Итогом его работ явилась книга «Химические основы медицинской климатологии» (1963), переведенная на русский язык и изданная в Москве в 1967 г.]

Наконец, укажу, что в Нью-Йорке уже в течение ряда лет выходит «Журнал по исследованию циклов», в котором за период 1956—1960 годов мои работы в области космической биологии и медицины 1915—1960 годов были отмечены обширными статьями (статьи доктора Е. Дьюи, В. де Смидта, Хорпеля и др.).

Космические корабли, входя в конус солнечных выбросов высоких энергий, вылетающих из возмущенных мест на Солнце, попадают в особо опасное состояние, для изучения которого необходимы специальные приборы. Прежде всего, траектория движения космического корабля должна быть, конечно, таковой, чтобы он не попал в этот поток, поэтому расчеты траекторий должны производиться в теснейшем контакте с гелиофизиками, учитывающими циклическо-спорадический ход этого грозного явления. Гелиофизики знают мощность выбросов на Солнце. В самом деле, поток солнечной плазмы плотностью 1012—1014 частиц на квадратный сантиметр в секунду и имеющий в космическом пространстве скорость в пределах около тысячи километров в секунду, обладает способностью высокого проникновения в вещество. Попадая в живую клетку, солнечный выброс должен произвести быстрое разрушающее действие и прервать жизнь. По предварительным расчетам, защита от выбросов или вспышек в космическом пространстве на определенном расстоянии от Солнца затруднительна.

Из изложенного следует, что при изучении траектории полета космического корабля необходимо заранее принимать во внимание солнечные выбросы, время их появления и затухания, их расположение и движение в околосолнечном пространстве и другие физические и геометрические их параметры. Моя точка зрения привлекла внимание К. Э. Циолковского, хотя в те времена она не могла быть достаточно физически обоснована.

В наши дни наука о влиянии космических излучений на живые организмы насчитывает уже многие сотни исследований. Академические органы печати за рубежом не боятся представлять адептам космобиологии свои страницы, о чем сравнительно недавно не могло быть и речи. Истина рвется вперед, ломая все нелепые преграды, созданные на ее пути отжившими догмами, боязнью новизны и глупостью человека. К числу ретроградов могут быть отнесены, например, авторы книги «Учение о гриппе» (Москва, 1958), в которой вопросы космической эпидемиологии обходятся весьма явно. Авторы игнорируют не только мои работы, но и работы Г. А. Ивашенцова, А. А. Садова, Г. Ф. Вогралика, Дюжарик де ля Ривьера, С. Дюбо, Г. Д. Белоновского, Г. Берга и многих других. Конечно, отсталость такого рода не к лицу советской медицине.

Сейчас солнечными вспышками и их влиянием на человека и на биосферу Земли занимаются в большинстве стран мира. Та же тема непосредственного электромагнитного, или корпускулярного, воздействия солнечных бурь на некоторые химические реакции была включена в программу Международного геофизического года, и ученые обоих полушарий интенсивно заняты экспериментальным изучением этого огромного вопроса.

Не только геофизики и астрономы усиленно занимаются этим вопросом, например в СССР хорошо известны работы профессора М. С. Эйгенсона, но даже химики, физики, биохимики и биофизики координируют свои изыскания в Международном совете обществ и в смешанной комиссии по изучению зависимости между космическими и земными явлениями. Подобно тому как мы много лет не признавали кибернетику, считали ее лженаукой и контрреволюционным измышлением и потому сильно отстали от других стран, так и наука о космических и солнечных влияниях, родившаяся и обоснованная у нас в СССР, уже начинает сильно отставать от успехов зарубежных ученых именно в этой области.

Модельные опыты профессора Дж. Пиккарди и его многочисленных коллег являются великолепным подтверждением всех моих работ в области космической биологии. Это триумф научного мышления, совершивший долгий путь от статистических закономерностей (первых наблюдений и интуиции) к явлениям, протекающим в колбе. Для этого понадобилось сорок пять лет неоценимого, забытого и упорного труда.

Однако для того, чтобы от сложных статистических обобщений перейти к химическому эксперименту, понадобились большие открытия в смежных областях науки. За истекшие годы было установлено, что вода при температуре до 35°C имеет кристаллическое строение, а свыше 35°C плавится. В организме теплокровных вода лишена своей тетраздической структуры.

И вот оказывается, что взрывные излучения Солнца разрушают структуру воды при комнатной температуре. «Те свойства воды, которые зависят от ее структуры, легко нарушаются под воздействием космических сил, — пишет профессор Дж. Пиккарди. — Для изменения структуры воды и, следовательно, ее тонких свойств требуется воздействие очень небольшого количества энергии». Скорость химических реакций, происходящих вне времени солнечных взрывов, то есть когда вода в обычных условиях имеет кристаллическую структуру, резко изменяется при гелиовоздействии, то есть когда вода эту структуру теряет под влиянием энергии, притекающей извне. То же происходит с эволюцией (осаждением) коллоидов. Как только пропадает пространственная структура воды, коллоидные частицы быстро седиментируют.

Как известно, наш организм, его клетки, ткани и органы, представляют собой коллоидные образования, дисперсные системы, погруженные в дисперсионную среду — воду. Легко понять, какое фундаментальное значение для познания жизненных отправлений организма, его различных функций, и особенно для разгадки механизма старения, имеют эти работы, связывающие космические явления с наиболее важными отправлениями живого вещества. В свете этих данных кажутся ясными выводы из больших статистических исследований о разных массовых заболеваниях, эпидемиях и общей смертности. Тысячи физиологов, специализировавшихся на изучении деятельности нервной системы в течение более чем столетия, не заметили этого капитального факта, который был установлен на основании изучения статистического материала. Они награждали меня ехидными улыбками как человека заблуждающегося, а я считал их слепцами и откровенно указывал им причину этой отсталости. Это взаимное непонимание длилось многие десятилетия, и только теперь следовало бы положить конец столь длительному недоразумению.

Мои первоначальные работы в области космической биологии в конечном счете сводились к основным положениям:

1. Определить степень влияния солнечных пертурбаций на те или иные биологические явления.

2. Получить возможность предвидения, или прогноза, за достаточно длительный срок до их наступления.

3. Научиться бороться с неблагоприятными воздействиями на организм солнечных пертурбаций и выработать способы реальной защиты от них. Таким образом, мои космобиологические работы должны были привести к тому, к чему приводит развитие всякой биологической науки, — к раннему предвидению патологических явлений и защите жизни. Только неосведомленные люди могли злостно протестовать против этих работ и в течение нескольких десятилетий преследовать автора. Предстояло открыть природу этих воздействующих на организм агентов и уточнить физиологические приемники их. С тех пор утекло много времени... Новые люди пришли в науку, новые искатели истины... И они забыли о своих предках... Возникает вопрос о том, насколько неотвратимы солнечные воздействия на человека. Найдет ли он когда-нибудь защиту от них или будет навсегда обречен влачить цепи рабства у солнечных вспышек и солнечных извержений? Что можно сказать по данному поводу? Оказывается, можно сказать немало. Так, например, я установил, что до введения прививок от дифтерии кривая частоты смертности от этой болезни была контрпараллельна солнечному числу Вольфа. После введения серотерапии строгая графическая связь с солнцедеятельностью исчезла. Что это значит? Это значит, что человек силой науки пресек стихийную деятельность природы и смог преодолеть солнечные приказы. Чем глубже будут спускаться биологические и медицинские науки в самую суть явлений, тем легче будет человеку справляться со стихийными силами Космоса. Самая тонкая и глубокая теория всегда приводит к практике. Например, еще в 1937 году я опубликовал две работы, в которых писал, что каждая больница должна иметь особые бронированные палаты, прочно защищающие человека от опасных излучений возмущенных мест на Солнце.

Такие палаты должны быть герметичными, с кондиционированным и ионизированным воздухом и со сплошной металлической защитой, но толщина слоя металла должна быть определена соответствующими исследованиями, о чем до сих пор никто хорошенько не подумал, хотя я в свое время показал, что общая смертность во всех странах за столетний период резко сгущается в дни солнечных бурь. В такие дни необходимо некоторых больных помещать в бронированные палаты или опускать под землю, в глубокие бронированные больницы-подвалы, оборудованные с исключительным техническим совершенством, на высоком уровне техники XX века. Какие же это больные? Это — инфекционные больные в дни кризиса, люди, страдающие острыми и хроническими заболеваниями нервной и сердечно-сосудистой системы, старые люди с ослабленной деятельностью сердца, с теми или другими поражениями жизненно важных органов.

Взрыв, или вспышка, на Солнце как меч, подобно декапитации, пресекает жизнь таких больных. Все эти больные подлежат в дни солнечных бурь защите в проектируемых мною бронированных палатах или подземных замках. Огромный статистический материал о смертности, опубликованный мною под редакцией доктора Ульянова и профессора Семашко в 1924—1928 годах, данные Т. и Д. Дюлль в 1936—1937 годах и многих других авторов говорят о том, что тысячи людей могли бы избежать преждевременной гибели, если бы не консерватизм медицинской науки, который, как это легко видеть, безраздельно царствует во всем мире.

Представьте себе, что на ваших руках находится молодой человек, болеющий какой-то острой инфекционной болезнью, ну, скажем, сыпным или брюшным тифом. Здоровое сердце превозмогает инфекцию, хорошо борется с ней. Настали дни кризиса, и одновременно, увы, начались взрывы на Солнце. Физикохимия организма претерпела некоторые изменения. Сердце сдало, сосудистая система — тоже, центральная нервная система и ее периферический аппарат также сдали, и... человек умер. И в то же время, если бы такого больного можно было защитить от взрывных излучений на Солнце, экранировать его, поместить в соответствующую палату, он бы перенес болезнь и жил еще полвека. Неужели же даже после такого примера врачи не поймут значения этих работ? А сколько погибает подобных людей!

Только два человека — мои друзья доктор медицины Андре Денье и профессор-медик Жюль Реньо — во Франции пытались осуществить мой проект, но у них для этого не хватило личных средств. Французы стояли тогда на передовых позициях научной мысли. Они опубликовали мои статьи и даже поблагодарили меня, в то время как редакции наших медицинских журналов высокомерно их отвергали. Мало того, по моему совету во Франции академик Морис Фор организовал Международный институт по изучению солнечных, земных и космических радиаций и их биологического и патологического действия, а Медико-астрономическая служба Солнца начала особое информирование больниц и клиник о прохождении возмущенных мест через центральный меридиан Солнца. Информационные бюллетени рассылались заблаговременно, за 10—12 и более дней до опасного периода. Это давало врачам сигнал к действию. Они предупреждали своих пациентов, госпитализировали их и прописывали им медикаментозные средства для поддержания деятельности сердца и т. д. Информацию подобного рода можно было легче осуществить, чем построить бронированные палаты в больницах, госпиталях и клиниках. Для начала было хорошо и это. По данным доктора М. Фора, данное мероприятие спасло десятки тысяч человеческих жизней.

Война 1939—1945 годов, прекратила это благое начинание, направленное на усовершенствование защиты жизни человека. Много моих друзей ушло из жизни. Умер инициативный врач, доктор медицины, академик М. Фор, последний из славной тройки (Г. Саарду, Ж. Валло), боровшийся до последних часов жизни за передовую космическую медицину, умеющую предсказывать заранее опасные для больного часы и дни. Умер другой мой друг — профессор медицинского факультета Лионского университета доктор М. Пьери, одним из первых оценивший мои работы еще в двадцатых годах. Умер мой друг, профессор французской Военно-медицинской академии доктор Жюль Реньо, в течение ряда лет печатавший пространные отчеты о моих работах в редактируемом им научном органе. И еще один друг покинул нас в те же годы — профессор микробиологии медицинского факультета Нансийского университета доктор Филипп Лассер, живо интересовавшийся моими работами в течение ряда десятилетий и освещавший их во французской научной прессе. Наконец, не стало других моих друзей — знаменитого биолога Огюста Люмьера, профессора биофизики Страсбургского университета Фреда Влеса, с которым мы предполагали высоко поднять проблему «Взрывы на Солнце — смерти на Земле». О судьбах других моих научных друзей за рубежом я ничего не знаю, но они больше не печатаются... Живы ли они? Может быть, постарели, как доктор Этьен Будаи, профессор И. Хольмгрен, ушедшие в отставку в связи с глубокой старостью. Ничего мы не знаем о немецких ученых Б. и Т. Дюлль. Где эти отважные искатели в области космической биологии?

Кстати, два слова о Дюллях. Они, базируясь на десятках тысяч случаев смертности в разных странах, показали полное совпадение пиков двух кривых — смертности и солнечных взрывов. Они подтвердили мои основные выводы: синхронность со взрывами на Солнце обнаруживает смертность от нервных и сердечно-сосудистых заболеваний, затем следует смертность от острых инфекционных заболеваний (дифтерия, скарлатина) и наименее связанной, но все же связанной со взрывами на Солнце является смертность от туберкулеза легких.

Французские врачи В. Пумеллю и Р. Виар отметили в докладе, прочитанном в Парижской академии медицины, что инфаркты миокарда в преобладающем большинстве случаев падают на дни, когда через центральный меридиан Солнца проходят возмущенные места. Следует отметить работы английского врача доктора К. К. Моррелла, шведского физиолога Г. Эдстрема, немецкого климатолога профессора Б. де Руддера и многих других, которые с разных сторон подтвердили мои исследования.

Влияние солнечных бурь на кроветворение у человека было в последнее время изучено сочинским врачом Н. А. Шульцом. Он доказал синфазность месячных колебаний частоты функциональных лейкопений и изменений солнечной активности.

Может ли медицина после всех этих исследований отворачиваться от них и не принимать во внимание практических следствий, вытекающих из них? Оказывается, может. Медицина отворачивалась и поносила все прогрессивные открытия: Гарвея, Дженнера, Пастера, Мечникова и многих, многих других...

Я хочу окончить этот очерк так же, как и закончил свою статью «Солнце», помещенную в журнале «Знание — сила» в 1927 году (№ 9).

«Будем наблюдать! Уже давно человек понял ту истину, что успех в научном познании и творчестве зависит от способностей человека наблюдать за явлениями природы.

Самые простые вещи, встречающиеся на каждом шагу, могут стать для человека источником научного открытия, толкнуть его ум на изобретение.

Рассказывают, что падающее с дерева яблоко навело великого Ньютона на мысль о всемирном тяготении, а качающаяся люстра в церкви помогла Галилею установить законы качания маятника.

Теперь перед нами открывается интересная эпоха увеличения пятнообразовательной деятельности Солнца. Опять на севере заиграют огни полярных сияний, возбужденно заколеблются магнитные стрелки, увеличится число гроз, бурь и ураганов, усиленно забурлят соки в растениях, невидимо усиливая ход их жизненных процессов, и произойдет немало явлений, которые еще предстоит открыть человеку. Юным наблюдателям открыто широкое поле деятельности.

Но начнем с малого. Закоптим кусок стекла и будем следить за пятнами на Солнце, за их движениями, за их размерами, будем записывать наши наблюдения в тетрадь. А там, кто знает, может быть, нам удастся подметить, что в те дни, когда через середину Солнца проползает пятно, пчелы больше собирают меда в полях, вылетая ранее из своих ульев, паук усерднее ткет свою паутину, птички сильнее поют, а стрекозы громче стрекочут...

Будем же наблюдать явления природы, делать открытия и этим облегчать человеку его борьбу за существование».

Наука не остановилась на такого рода допущениях. За ряд десятилетий русские люди проторили пути во Вселенную и научились понимать многие из ее знаков.


Дата добавления: 2015-12-20; просмотров: 33; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!