Эффект К.Э.Циолковского 7 страница
И рядом с гекатомбами жертв твоей жестокости, которым ты все же открываешь свои маленькие тайны и взамен этих тайн берешь их жизнь, несметными полками идут те, которым ты ничего не говоришь, — это неудачники в жизни, счастливцы, укрывшиеся в твоей роскошной тени. Своим сжигающим светом ты не убиваешь их, ты не выжигаешь их глаза, не околдовываешь их мозг. О, как хорошо, как спокойно живется им в твоей чудесной тени!.. Даже когда они совершают преступления против морали и честности, они умирают раньше, чем закон настигает и карает их!
ГНЕВЫ СОЛНЦА
Все эти широкие обобщения и смелые мысли высказываются автором в научной литературе впервые, что придает им большую ценность и возбуждает интерес.
...Этот труд является примером слияния различных наук воедино на монистической почве физико-математического анализа.
К. Э. Циолковский
Мой характер не был похож на характер К. Э. Циолковского. Там — покорность и непротивление злу, здесь — открытая борьба и никаких уступок, никаких компромиссов, там — успокоение и добродушная усмешка, здесь — перерыв в борьбе только на минуту, затем удар в самое сердце, без всяких ограничений. Там — мир, тут — борьба. Там — враги жили годы, тут — самоуничтожались или уходили в забвение. Там — возможное примирение, тут — примирения нет. Но и там и тут — вечная борьба, когда одни люди сменяют других. Но и там и тут вокруг главенствовали человеческая подлость, корысть, зависть, клевета, хула, заговор молчания...
|
|
|
Поведение ученого, борющегося за свои идеи и убеждения, может быть только двояким: либо ученый становится в непримиримую оппозицию по отношению к своим противникам и начинает войну за свои идеалы, либо, следуя дипломатическому кодексу, ведет «игру», принимая компромиссы, чтобы в конце концов выиграть или проиграть. Выбор поведения зависит от темперамента и уверенности в своих силах. Но нельзя также быть в такой мере уступчивым, чтобы получать пощечины. Принципиальность — это основная линия поведения ученого, а метод борьбы, наступательный или выжидательный,— дело душевного склада и тактики человека. Плохо все — и то и другое. И то и другое требует затраты сил, которые расходуются зря. Поэтому война лучше подлого и позорного мира. Лучше смерть, чем ярмо раба и вечные галеры. Ни первый, ни второй методы не дают уверенности в победе, не обеспечивают ее. Поэтому лучше открытое негодование, чем унизительная покорность тем, кто еще вдобавок имеет неузаконенное право издеваться. Я выбрал борьбу до последней капли крови и потому пострадал, но в то же время я всегда чувствовал себя победителем и наконец победил на самом деле. Вечный позор лег на имена моих врагов.
|
|
|
Углубляясь в этот очерк, читатель увидит, насколько мои исследовательские работы в области космической биологии вообще и космической медицины в частности, опубликованные в многочисленных научных периодических органах многих стран, были тесно связаны с насущными интересами Константина Эдуардовича Циолковского и в то же время имели не только космонавтическое значение, но и значение для земной медицины. Читатель увидит не только мою кровную заинтересованность в этих исследованиях как первооткрывателя вопроса, но и тот визг и скрежет зубовный, которые сопровождали возникновение этих работ и их становление, увидит он также и те невероятные трудности, зависть и клевету, которые следовали по пятам за моими работами в данной области, и то зловещее поругание моего имени, которое по временам приостанавливало, как некий, казалось непреодолимый, тормоз, победное шествие этих исследований, начатое мною сорок семь лет назад и крепко забытое современной наукой, чтобы воскреснуть, как феникс, в самые ближайшие годы, ибо начало этого воскресения уже чувствуется в современных писаниях различных российских и иноплеменных «Иванов, не помнящих родства». Надеюсь, что правнукам все же придется вспомнить своего дедушку хотя бы уже потому, что он еще жив и может вызвать кого надо на кулачный бой на Москву-реку.
|
|
|
Необходимо рассказать о том, как автор этих строк пришел к изучению данного вопроса — вопроса нового и в то же время давно смущавшего ум пытливого человека. Мне довелось стать расшифровщиком замечательных наблюдений древних летоцисцев. Многие века существовали письменности, высеченные на каменных или мраморных глыбах, начертанные на пергаментах и льняной бумаге. Сотни высококультурных людей тех далеких времен обращали настойчивые и пытливые взоры на поразительную одновременность солнечных и земных явлений. В 1914 году меня увлекла мысль об этой необычайной синхронности. В магазинах, в букинистических лавках и на книжных базарах Москвы, Петрограда и Калуги я мог приобрести русские летописи и зарубежные анналы и хроники, глубоко вчитаться в них и постараться понять одновременность явлений, протекающих на Солнце и Земле, даже не предполагая, что из моих юношеских сопоставлений возникнут новые науки, имеющие прямое отношение к будущей жизни человека. Я пытался еще тогда вскрыть эту закономерность, не представляя себе, что она значит.
|
|
|
Поэтому я должен теперь же сказать, что мысль об особом солнечном влиянии на организм принадлежит не одному мне, а сотням и тысячам тех летописцев и хроникеров, которые записывали необычайные явления на Солнце, глад, моровые поветрия и другие массовые явления на Земле. Но я облек древнюю мысль в форму чисел, таблиц и графиков и показал возможность прогнозирования, указав методы возможной борьбы с ними в пределах биосферы и опасность, грозящую космонавтам в космическом пространстве.
Мои работы в Московском археологическом институте в 1914—1917 годах уже вплотную сталкивали меня с этими явлениями, на которые я обратил пристальное внимание. Увы, ученейшие мужи всех времен и народов вплоть до 1914 года оставались глухи к этим поразительным наблюдениям древних летописцев. Глухи, слепы и безразличны. Они, эти ученейшие мужи, проходили мимо этих явлений, как мы проходим мимо куста или дерева, мимо хаты или избы. Что можно извлечь, думаем мы, из созерцания зеленой листвы или жалкого строения бедняка? Что?
Замечательное совпадение во времени ряда земных и солнечных явлений было только отмечено, но это совпадение никогда не было изучено. Китайский энциклопедист Ма-Туан-Линь, живший задолго до нашей эры, авторы арабских и армянских записей, киево-печерские и новгородские летописцы, создатели галльских и германских хроник, которые мне пришлось расшифровывать и комментировать в своих научных работах по всеобщей истории или археографии, зачастую сопоставляли явления, отмеченные на Солнце в виде темных «образований» (слово «пятно» было введено в начале 17 века), с земными явлениями в виде грандиозных геофизических катастроф, смертоносных эпидемических заболеваний и массового голода. Эти замечательные наблюдения, повторяющиеся из века в век и зафиксированные в разных странах, вынудили меня к тому, что я обратил на них самое серьезное внимание и решил сам лично разобраться в их правдоподобности, в их достоверности.
Изучение летописей, анналов и хроник дает полную уверенность в том, что все виды обычных геофизических событий являются звеньями одной системы: поражения засухой быстро сменяются поражениями от воды. Вместе с этими атмосферными явлениями узнаешь о неслыханных землетрясениях во многих странах или на целых континентах. Извергаются вулканы, но тут же пресса сообщает о полярных сияниях, видимых во всей Европе и даже в субтропических странах. Проходит ряд лет, и все эти разнообразные события затихают. Приходится смотреть на метеорологические и геофизические явления как на звенья единой цепи — системы всего тела Земли.
Шел грозный 1915 год. Первые наблюдения в этом направлении были сделаны мною летом этого года. Я, подготовленный археологическими работами, обратил внимание на связь между наибольшим числом военных действий, наиболее жестокими сражениями и резкими подъемами в циклической деятельности Солнца. Расскажу, что побудило меня к развитию идей подобного рода. Возможно, только случайность... У меня в комнате над кроватью висела большая карта западной части России, Волыни, Царства Польского и прибалтийских стран, по которой белыми и черными флажками на булавках были отмечены военные фронты. Почти ежедневно по сводкам Верховного Главнокомандования я фиксировал движение наших войск и войск противника. Мой отец, Леонид Васильевич, моя дядя, Аркадий Васильевич, мои родственники и старшие, друзья были на фронте, в жарких боях отстаивая честь и славу Родины. Большинство из них сложили там свои головы. Отзывчивая юность зорко следила за развитием военных действий, с печалью принимала трагические известия.
Как раз этим летом я получил возможность вести зарисовки солнечной поверхности, пользуясь мощным телескопом Секретана. Первые уроки зарисовок мне дал знакомый нашей семьи доцент (впоследствии профессор) Сергей Николаевич Блажко, специалист по переменным звездам. И вот в те дни, когда мне приходилось много возиться с перестановкой флажков на карте военных действий, приходилось и больше всего вести зарисовок возмущений солнечной поверхности.
[ Блажко Сергей Николаевич (1870—1956) — астроном, член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. Окончил Московский университет, с 1910 г. — доцент и с 1918 г. — профессор там же. В 1918—1931 гг. возглавлял Московскую обсерваторию. Его работы посвящены исследованию переменных звезд и практической астрономии. В 1885 г. начал систематическое фотографирование звездного неба короткофокусной камерой, положившее начало богатой коллекции снимков Московской обсерватории. Исследовал свыше 200 переменных звезд различных типов.]
Может быть, некоторые скажут: какая блажь! Случайные совпадения — не доказательство. Но по-видимому, мною было подмечено и еще что-то неосознанное и невыраженное, что составляет область интуиции. Я увлекся этими совпадениями и был уверен, что в данной области надо предпринять очень обширные исследования... Но к кому бы я ни обращался за советом, все смеялись, все потешались надо мной, язвительно характеризуя мое увлечение. Ученые мужи, с которыми я заводил речь об этих явлениях, поднимали меня на смех. Но я не сдавался... Даже Сергей Николаевич обиделся.
— Если бы я знал, к чему приведут мои уроки, — говорил он, — я, пожалуй, постарался бы отучить тебя от астрономии. Своими, с позволения сказать, работами ты профанируешь науку о небе.
Открытые мною совпадения приобретали особую выпуклость именно потому, что находящиеся между ними промежутки времени отличались относительным спокойствием как в солнечном, так и в человеческом мире. А потом сразу и почти одновременно начинала бушевать огневая стихия вверху и внизу. Как можно было объяснить эти странные совпадения, имея в виду, что ведение современной войны, передвижения войск и битвы обусловлены не только боевым порывом бойцов, не каким-либо стихийным явлением, а стратегическими соображениями, рожденными иногда задолго до этого в генеральных штабах? Однако, несмотря на всю ясность подобного рода доводов и мой личный скепсис к этому роду наблюдений, они имели место много раз и отличались явной синхронностью.
Вокруг моих работ начался нездоровый ажиотаж. Я могу припомнить дерзкие возражения, сделанные мне еще в 1917—1918 годах крупными учеными. Хотя бы возражения знаменитого ботаника профессора К. А. Тимирязева, который считал, что «разгромил» мой доклад 1917 года. Но его точка зрения была ничуть не убедительна для меня, и игра словами не могла поколебать моих наблюдений и собранных мною данных. Свою точку зрения на мои работы он передал по наследству своему сыну физику А. К. Тимирязеву, который пятью годами позже пытался опорочить мои работы своим отзывом. Ни отец, ни сын не могли возвыситься до смелых научных обобщений и злобствовали каждый раз, когда сталкивались с новыми идеями.
[ Тимирязев Климент Аркадьевич (1843—1920) — выдающийся русский ботаник и физиолог растений, член-корреспондент Петербургской Академии наук, профессор Московского университета. Основные труды посвящены экспериментальной и теоретической разработке проблемы фотосинтеза, многолетние исследования на данном направлении обобщил в работе «Космическая роль растений» (1903). Внес сущесивенный вклад в выяснение вопросов минерального питания и засухоустойчивости растений. Основатель русской школы физиологов растений. Член Лондонского Королевского общества, почетный член ряда европейских университетов и многих научных обществ.]
Но профессора A. И. Успенский и В. К. Мальмберг внимательно отнеслись к моим работам и даже одобрили их: «Это интересно! Чем черт не шутит, когда Бог спит!» Но не все думали так. Я рассказал об этих наблюдениях одному моему родственнику, большому знатоку истории астрономии. На его лице появилась улыбка.
— Желаю тебе, — сказал он покровительственно, — приобрести большую ученость, чтобы никогда не сопоставлять несопоставимые явления. Берегись, ты будешь осмеян, и начало твоей научной деятельности пройдет под знаком ошибок. Этого тебе никогда не простят.
— Позвольте, — возразил я, — из двадцати двух случаев двадцать два совпадают.
— Не только двадцать два случая, но и тысяча случаев совпадений не имеют достоверности, так как они в корне нелепы и абсурдны. Пойми это наконец!
Но я не захотел этого понять и продолжал рассуждать в данном направлении. И не только рассуждать. Что мне оставалось делать — я верил в то, что стою на правильном пути. Кстати сказать, Константин Эдуардович с большим недоверием принял мой рассказ об этих феноменах, посмеялся, а потом, поразмыслив, сказал:
— Накапливайте материал! Побольше и пошире. Пока это только интересно, а надо, чтобы это было научно, убедительно, строго.
В то время он, мне кажется, не верил в возможность такого синхронизма. Но затем сдался... Тут будет уместно рассказать читателю, что глупая калужская сплетня вскоре довела до моего сведения, что не я, а мой родственник, потешавшийся надо мной и предупреждавший меня о никчемности моих работ, является истинным их творцом. Было и такое, и это пришлось перенести И принять как некий провинциальный анекдот.
С того же времени я решил вести тщательные наблюдения за самим собой, записывая изменения в тех или иных отправлениях моего организма. В течение восьми месяцев мною был собран материал, который я мог обработать статистически и затем сравнить полученный результат с ежедневными астрономическими наблюдениями за Солнцем. Когда в начале 1916 года я получил возможность заняться обработкой материала, то был поражен полученными результатами — настолько они хорошо совпадали с принятой мною рабочей гипотезой.
В то же время я предложил некоторым своим знакомым записывать, по выработанной мною анкете, те же явления, не сообщая им о цели записей. Я раздал двадцать пять анкет, затем синхронизировал по дням полученные данные и сравнил их с деятельностью Солнца. Совпадение пиков кривых оказалось удивительным! Это было откровением, поразившим мое воображение, и я вдохновенно приступил к разработке вопроса. К этой работе я привлек статистику массовых явлений самого разного характера и всюду находил полное подтверждение моему наблюдению. Только теперь, спустя почти полстолетия, об этих вещах можно говорить без боязни быть осмеянным и опозоренным. Мировая наука уже подбирается к этим явлениям и ловит их за ушко. Наука, занимающаяся изучением этого вопроса и вопросов сопредельных, была названа мною космической биологией (космобиологией, биокосмикой и т. п.) и уже давно вошла в состав биологических наук во всем мире, только мы запаздываем... и с этим, подобно тому как запоздали с кибернетикой.
В начале 1917 года эти записи были мною обработаны и в итоге дали тот же результат, какой был мною получен ранее: сильные пертурбации на Солнце почти во всех случаях и у большинства лиц одновременно вызывали определенные изменения при повышенной нервной возбудимости, резко выраженную эмоциональность и избыток моторики.
Некоторые такое состояние характеризовали как экзальтационное или как «избыток жизненной энергии». При обработке собранных данных мною было замечено, что в записях многих лиц ясно обнаруживается недельный, двухнедельный и четырехнедельный периоды, т. е. как раз те периоды, которые мы находим в солнцедеятельности и которые происходят от движения возмущенных мест на Солнце при вращении его вокруг своей оси. Так, например, промежуток времени, занимаемый движением пятна с момента его появления на восточном краю Солнца до вступления его в плоскость центрального солнечного меридиана, равен 6—7 дням; промежуток времени, занимаемый движением пятна по всему видимому диску, колеблется в пределах 13—14 дней. Если пятно сохраняет еще свою жизнедеятельность, оно, пройдя раз по диску, появляется на прежних местах через 26—28 дней. Почти во всех записях, полученных мною, самыми отчетливыми оказались периоды в 13—14 и особенно в 27—28 дней.
Начиная с февраля 1917 года область моих наблюдений значительно расширилась. Вследствие происшедшей революции крестьянские и рабочие массы вступили с этого времени на арену общественной жизни. Начиная с апреля и до поздней осени по всей необозримой поверхности страны, во всех городах, больших и малых, во всех селах и деревнях кипела и бурлила общественная жизнь, одним из первых проявлений которой были митинги. Митинги возникали повсюду: на площадях, скверах, рынках, улицах, в театрах, кафе. Центром зарождения митинга мог сделаться всякий. С невероятной скоростью его окружала человеческая масса. Эти случайные агрегаты отличались обостренной импульсивностью и представляли для меня интереснейший объект наблюдения. О всех массовых явлениях, о тех или иных выступлениях, о количестве митингов я собирал статистические данные из ряда газет и сам занимался наблюдением за поведением толпы. Эти далеко не точные подсчеты и несовершенные наблюдения все же подтвердили во всех деталях мои первоначальные заключения: в дни сильных напряжений в солнцедеятельности, извержений и выбросов число массовых явлений резко увеличивалось; вырастала реактивность коллективов, как случайных, так и организованных.
В это же время я обратился к доктору А. С. Соловьеву с просьбой организовать ряд подобных наблюдений. Еще со времени появления работ Гельпаха, Декстера, Лемана и Педерсена, Нижегородцева и других стало известно о влиянии на психическую деятельность ряда метеорологических факторов, как-то: барометрического давления, температуры, степени влажности воздуха и т. д. Однако вопрос о соотношении между взрывами на Солнце и физиологическими явлениями, если не считать беглых, но прозорливых высказываний знаменитого астронома Гершеля и естествоиспытателя и врача Л. Буцорини, не исследовался. Наблюдения А. С. Соловьева дали крайне любопытные результаты, подтверждающие влияние крупных бурь на Солнце на психическую сферу нервнобольных. Это влияние сказывалось в расстройствах самочувствия и затемнении сознания, нарушении волевых действий, влечений, резко повышенной эмоциональной возбудимости, раздражительности, расстройствах моторной, сердечно-сосудистой деятельности, в нарушениях сна и т. д. Женщины, как общее правило, обнаруживали большую реактивность, чем мужчины. Зная о состоянии солнцедеятельности, можно было заранее, за неделю, предсказывать четырех-пятидневные периоды общего возбуждения больных.
Доктором А. С. Соловьевым по моей просьбе были организованы наблюдения над дефективными детьми, находящимися в одном из патронатов. Еще задолго до моего обращения к нему медицинским и административным персоналом патроната было замечено, что поведение детей иногда резко отличается от средней нормы. В такие дни часто происходят свалки и драки, кончающиеся нанесением ушибов или увечий. Для возникновения подобного рода коллективных действий бывает достаточно малейшего повода, ничтожного предлога. Заинтересовавшись этими явлениями, я просил предоставить мне сведения за более или менее продолжительное время, дабы сличить их с периодами активности Солнца. И в этом случае я получил положительный результат. Таким образом, несмотря на недостаточность представленных мне данных, я мог считать, что арсенал моих наблюдений пополнен еще рядом доказательств.
Одновременно с этим я усиленно вел обширные исторические изыскания. На основании полученных данных, после статистической проработки исключительно большого материала, я пришел к следующему основному заключению: количество массовых движений во всех странах возрастает по мере возрастания активности Солнца и достигает максимума в годы максимума солнцедеятельности. Затем это количество начинает убывать и в годы низкой солнцедеятельности достигает своего минимума. Эти циклические колебания всемирно-исторического процесса были обнаружены мною во всех странах и во всех столетиях начиная с 500 года до нашей эры.
Сто двадцать тысяч случаев позволили установить с исключительной точностью их процентное распределение по одиннадцатилетнему циклу:
1. На 3 года минимума приходится 5
2. На 2 года подъема приходится 20
3. На 3 года максимума приходится 60
4. На 3 года падения приходится 15
Итого: 11 лет — 100
Соответственно на один год приходится (в процентах):
1 — 1,7
2 — 10,0
3 — 20,0
4 — 5,0
Еще весной 1917 года, сразу же после защиты кандидатской диссертации, по согласованию с профессором Александром Ивановичем Успенским и профессором Николаем Ивановичем Кареевым я принялся за составление докторской диссертации на тему «О периодичности всемирно-исторического процесса». Материал для диссертации был собран мною за 1915—1917 годы. По совету А. И. Успенского я переговорил об этом с профессором Сергеем Федоровичем Платоновым и просил его быть моим вторым оппонентом. Целых три дня мы разговаривали с Сергеем Федоровичем, который изучил мои синхронистические таблицы, после чего было получено его согласие. Как Н. И. Кареев, так и С. Ф. Платонов были в то время членами-корреспондентами Академии наук.
Диссертация через год была готова и защищена в одной из аудиторий Московского университета в присутствии Ученого совета Московского археологического института и трех лиц от историко-филологического факультета Московского университета. В некотором роде тема диссертации была сенсационной, но мало кто в те холодные и голодные месяцы думал о науке, и поэтому публики совсем не было. Защита свелась к чисто формальному чтению выводов. Оппоненты прислали свои письменные отзывы, и члены комиссии подписали протокол. Так незаметно и скромно прошло мимо ученого мира одно из научных открытий, чреватое большими последствиями.
Еще через год я значительно расширил свой труд, и он, напечатанный на машинке, занимал уже более 900 страниц большого формата. Экземпляр труда я передал Анатолию Васильевичу Луначарскому. Ознакомившись с ним, он вызвал меня к себе домой в Кремль, и мы, сидя за чашкой чая, обсуждали вопрос о том, как осветить мою концепцию светом исторического материализма. Он обещал мне это сделать сам и даже написать введение, но, увы, так и не выполнил своего обещания. Он хотел по этому вопросу посоветоваться также с В. И. Лениным, но в то время было все некогда, а затем Владимир Ильич заболел. Так мой труд в этой его чисто теоретической части остался незавершенным и полностью не изданным, к большому моему огорчению. Он покоится в моем книжном шкафу и в научном сейфе Колумбийского университета.
Эти исследования позволили установить гармонию в том хаосе, который до сих пор существовал. По мнению знаменитых историков, лишенных шор, моя работа открывает новую эру в понимании всемирно-исторического процесса, но, по их мнению, понадобится полстолетия, прежде чем эта работа получит право гражданства, то есть... за моей смертью.
В моем докладе, опубликованном на французском языке в 1939 году (Вторая конференция по биологическим ритмам, Утрехт), названном «Космическая биология и ритм внешней среды», я писал следующее:
«Одной из основных задач космической биологии является в первую очередь изучение и выявление пагубных влияний тех или иных воздействий внешней среды на человека».
«Космос или, точнее, космоземной окружающий нас мир представляет собой источник бесконечного количества сигналов, непрерывно бомбардирующих нас со всех сторон. Если бы все эти сигналы воспринимались нашим сознанием, то жизнь человека предельно сократилась бы, ибо тотчас же после начала процесса жизни наступило бы катастрофическое переутомление организма. Пределы световых и звуковых колебаний ограничены. Для восприятия прочих бесчисленных сигналов природа не одарила нас специальными органами. Но некоторые весьма смутные, расплывчатые и темные наши ощущения, а также и физические приборы, далеко не совершенные, говорят о том, что окружающий нас мир преисполнен вибраций, колебаний, толчков, потоков, возмущений и т. д.».
«Не доходя до сознания, они могут явиться причиной ряда ощущений, вызвать «беспричинное» чувство бодрости или угнетения, склонить организм к болезни или к выздоровлению, способствовать или мешать творческой работе и т. д., то есть создают среду, в которой цветет и увядает, радуется или печалится, волнуется или успокаивается, творит или бездействует, выздоравливает или умирает человек».
«Мы говорим здесь о среде жизни, создаваемой неведомыми нам силами окружающей природы. Только наше малое знание создает иллюзию свободы, независимости от этих сил. Мы уверенно двигаем по желанию членами нашего тела, качаем головой, машем руками, и нам кажется, что мы свободны в выборе нашего поведения. Но мы забываем, что все эти движения мы можем делать только тогда, когда не встречаем препятствий со стороны внешней среды. Однако сколь беспомощны становимся мы, когда пробираемся ощупью в темном помещении. Мы стремимся обострить наши чувства, вытягиваем руки, как щупальца, напрягаем слух и зрение — замедляем наш ход до возможного предела».
«Мы живем в нашем мире так, как если бы он был ярко освещен миллионами огней, забывая, что живем, по существу, почти что в полной темноте. Но об этом нам напоминает наука. Она, развенчивая приятный мираж заблуждения, указывает нам способы освещения нашего пути: она требует изучения этой темноты, этого мрака окружающей нас среды».
«То, что большинство воздействий внешнего мира остается за пределами круга наших ощущений, является фактором двойственного значения: с одной стороны, эти воздействия, не доходя до сознания, охраняют организм от вредного переутомления, с другой стороны, они могут оказать крайне пагубное влияние и даже, при известных условиях, привести организм к гибели, ибо воздействуют на организм неуловимым образом».
«Одной из основных задач космической биологии является в первую очередь изучение и выявление пагубных влияний тех или иных воздействий внешней среды на человека. Подобно тому как мы снабжены органами и функциями, позволяющими нам устранять себя от внешних влияний (веко устраняет действие света, сон отключает кору головного мозга от внешнего мира), космическая биология должна нас снабдить техническими приборами, которые позволят нам защитить себя от многочисленных и многообразных пагубных воздействий Космоса и, наоборот, облегчить к нам доступ воздействий полезных, благотворных».
«Ритмы, свойственные явлениям окружающего нас мира, говорят о стройности его механизмов, об их устойчивости. Каждый длительный процесс требует для своего осуществления устойчивости, охранения от случайных или спорадических явлений. Такое охранение возможно только для процессов периодических, то есть представляющих последовательное повторение одного и того же или одинакового по типу явления в пространстве и во времени. Периодичность дает возможность придать явлению условия, охраняющие от случайностей. Индивидуальная жизнь могла развиваться в природе только при условии строгой периодичности составляющих ее эндогенных процессов и строгой периодичности экзогенных процессов, на нее воздействующих. Изучение сложной совокупности ритмов внешнего мира и ритмов организма должно явиться одной из серьезнейших задач космической биологии».
«Но для того, чтобы уметь победить природу, надо ее изучить, и притом изучить до возможной глубины. Без этого глубокого изучения победа над природой невозможна, и попытки борьбы с природой бессмысленны. «Побеждать природу возможно, только соблюдая ее законы», — учил Бэкон. Международная солидарность и усилия ученых в области космической биологии должны вскрыть доселе «темные» влияния внешней среды на человека и тем самым защитить, охранить и продлить жизнь как отдельных индивидуумов, так и всего человечества в целом. Никаких усилий и никаких средств нельзя жалеть для достижения этой величайшей гуманной цели».
Еще в 1927 году мне пришлось всемерно и всемирно отстаивать космическую биологию, что в наши дни уже можно считать анахронизмом, тогда же это была борьба за новое направление в науке, еще не понятое и будто бы ненужное. Я писал:
«Громадное недоразумение царит еще в умах многих биологов по отношению к космической биологии. Одни путают ее с астрологией и отворачиваются от нее, как от вредной фантазии. Другие считают, что космическая биология — псевдонаука, повествующая о проблематической жизни на других планетах. Третьи полагают, что космическая биология занимается философскими обобщениями в духе аристотелевского ta meta ta jvsica [* Буквально: после физики, т. е. метафизика.]. Наконец, вполне невежественные люди убеждены, что космическая биология граничит с магическим знанием. Такое ложное отношение к космической биологии вредит успешному ее развитию и тормозит разрешение ряда наиболее передовых и актуальных ее задач, которые космобиологи непрерывно начиная с двадцатых годов текущего века ставят уму современного человека, — задач, решение которых сулит человеку охранение и утверждение его жизни на Земле».
Дата добавления: 2015-12-20; просмотров: 21; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!