Метод К. С. Станиславского и физиология эмоций 4 страница
Биологические особенности вегетативных реакций получили отражение в принципах корковой регуляции внутренних органов.
\39\
Вегетативные сдвиги при непосредственном раздражении коры были зарегистрированы В.М.Бехтеревым и другими исследователями еще в конце прошлого века. Неопровержим доказательством кортикальных влияний на деятельность внутренних органов и систем явились факты, полученные методом условных рефлексов (К.М.Быков и его многочисленные сотрудники). Однако сейчас нас уже не удовлетворяет описательная феноменология предыдущих этапов развития науки. Возможность получить условнорефлекторное изменение в деятельное желудка, почек, сердца и т.д. еще ничего не говорит о том какова природа коркового представительства внутренних органов, чем отличается кортикальная регуляция вегетатики от регуляции опорно-двигательных функций, через какие подкорковые звенья реализуется условный вегетативный рефлекс. У.Пенфилд и Г.Джаспер (1958), систематически, на протяжении многих лет раздражали самые различные точки коры, нашли всего несколько пунктов, непосредственно связанных с вегетативной сферой организма. По данным Пенфилда и Джаспера, в коре представлены: 1) центр слюноотделения - рядом с двигательными центрами глотания и жевания в нижнем конце роландовой области, несколько выше сильвиевой борозды; 2) центры желудочно-кишечного тракта в области островка. Раздражение этих центров вызывает тошноту, отрыжку, позыв к дефекации; 3) центр дыхания, тесно связанный с двигательным центром фонации. Авторам ни разу не удалось наблюдать при раздражении коры мочеиспускания, слезотечения, пиломоторных изменений, дрожи, потоотделения, расширения сосудов, хотя все эти реакции имели представительство в гипоталамусе.
|
|
|
Факты, полученные Пенфилдом и Джаспером, интересны и с другой стороны: они показывают, что корковые представительства вегетатики функционально объединены с центрами определенных моторных реакций. Следует напомнить, что, по данным Лассека (A.Lassek, 1954), пирамидный тракт, идущий от двигательных клеток коры больших полушарий, на 80% состоит из вегетативных волокон.
Завершая свой обстоятельный обзор вегетативных функций коры головного мозга, А.М.Гринштейн (1958) пришел к выводу, что зона, связанная с моторикой (передняя центральная извилина, дорсальная половина наружной поверхности лобной доли)] контролирует те вегетативные функции, которые обеспечивают двигательные акты: сосудистые реакции и потоотделение. Обонятельная кора регулирует дыхание и пищеварение, а верхнетеменная кора, куда приходят болевые импульсы, связана со многими внутренними органами, вовлекаемыми в защитно-приспособительные рефлексы. Один и тот же орган нередко представлен в различных пунктах коры, в зависимости от того, в какую рефлекторную структуру этот орган может быть включен. Так, слюноотделение
|
|
|
\40\
в комбинации с жеванием входит в состав пищевого рефлекса, а слюноотделение с дыханием - в состав рефлекса терморегуляции (у собак).
В свете этих данных нельзя не согласиться с требованием изучить не кортикальную регуляцию отдельных вегетативных функций и внутренних органов, а кортикальную регуляцию безусловных рефлексов, имеющих представительство на различных уровнях центральной нервной системы (Э.А.Асратян, 1453, 1959). Следует заметить, что само выражение «кортико-висцеральная физиология» не всегда понимается правильно. Это название отражает исторически необходимый аналитический этап в изучении корковой регуляции вегетативных функций. Оно эвучит не менее условно, чем «кортико-моторная» и «кортико-трофическая» физиология (Н.Н.Трауготт, Л.Я.Балонов и А.Е.Личко, 1957), ибо большинство безусловных рефлексов представляет собой структурное и функциональное единство моторных, висцеральных и трофических компонентов.
|
|
|
Важным методом изучения роли коры больших полушарий и регуляции функций внутренних органов является метод ее хирургического удаления.
Экстирпация коры головного мозга не препятствует осуществивши) основных жизненных функций организма; регуляция сердечно-сосудистой системы, дыхания, пищеварения, теплообмена протекает по тем же закономерностям, что и у нормальных животных (Н.В.Клыков, 1957). У декортицированных собак сохраняются даже такие сложные функции, как вынашивание, рождение и вскармливание щенков (Л.В.Лобанова, 1959). Сохраняется «механическая» секреция желудочного сока (А.С.Чечулин, 1957, 1958). Удаление коры не изменяет уровня кровяного давления и рефлексов с синокаротидной зоны (Н.Ю.Беленков и Г.Н.Сметанкин, 1958).
Сказанное не означает, что удаление коры безразлично для безусловнорефлекторной деятельности животных. Прежде всего необходимо подчеркнуть значение эволюционного подхода к проблеме. Так, двустороннее удаление неокортекса не нарушает половой активности кролика (Брукс - Ch.Brooks, 1936), но устраняет половые реакции у кошек (Бич - F.Beach, 1956).
В большинстве случаев экстирпация коры ведет к повышению возбудимости подкорковых центров, к возрастанию величины реакций. По данным А.С.Чечулина (1957), экстирпация коры у кошек усиливает «механическую» секрецию желудочного сока. Повышение возбудимости сосудо-двигательных центров подкорки наблюдал А.И.Смирнов (1951). Южлен и Бонвалле (Hugelin, Bonvallet, 1957) показали, что раздражение сетевидной формации ствола мозга у интактных кошек вызывало облегчение рефлеторного разряда мотонейронов жевательных мышц с последующим торможением. У декортицированных кошек
|
|
|
\41\
наблюдалось только облегчение. По мнению авторов, тормозная система коры, контролирующая сотевидную формацию, локализуете диффузию по всей коре, а тормозящие влияния с коры большие полушарий осуществляются, через экстрапирамидный путь.
Не следует думать, что изменения вегетативных реакций бесполушарных животных сводятся к их усилению. Исследованиями сотрудников Э.А.Асратяна показано, что меняется качество этих реакций. Они становятся примитивнее, грубее, перестают тонко соответствовать характеру действующего раздражителя. По данным А.А.Марковой (1957, 1959), после удаления коры больших полушарий сохраняется зависимость величины секреторного ответа желудка от числа проглоченных кусочков мяса или хлеба, т.е. от величины раздражения, однако кривые сокоотделения на хлеб, мясо и молоко становятся одинаковыми приспособительная изменчивость желудочного сокоотделения исчезает. У бесполушарных собак отсутствует периодичность желудочной секреции. Аналогичные результаты были получены сотрудниками Э.А.Асратяна при исследовании слюнной секреции, желчеотделения, лейкоцитарных реакций и ряда других безусловных рефлексов. Установлено, что у декортицированных животных резко возрастает значение гуморальных факторов, моральные агенты становятся более сильными раздражителями. Это обстоятельство позволило Э.А.Асратяну (1957) рассматривать экстирпацию коры больших полушарий как своеобразную «тотальную денервацию организма» и сопоставлять полученые факты с действием гуморальных агентов на денервированньи структуры.
Теоретически обобщив свои многолетние исследования двигательных и вегетативных безусловных рефлексов у декортицированных животных, Э.А.Асратян (1952, 1955, 1959) создал известную концепцию безусловного рефлекса как сложной структуры, ветви которой проходят на разных уровнях центральной нервной системы. Выключение высокорасположенных ветвей препятствует осуществлению безусловного рефлекса в целом однако каждый уровень регуляции вносит в облик этого рефлекс определенные черты. Высший, корковый уровень (корковое представительство) обеспечивает наиболее совершенное функционирование безусловного рефлекса, наиболее тонкое и точное соответствие реакции количественной и качественной характеристики раздражителя. Концепция Э.А.Асратяна имеет большое значение и для правильного понимания механизма замыкания временной нервной связи. Рассматривая условный рефлексе качеств синтеза двух или нескольких безусловных рефлексов, мы вплотную подходим к экспериментальному решению вопроса о какую роль играет в замыкании временной связи каждый из уровней реализации безусловного рефлекса, вместо схоластических дебатов на тему: «кора или подкорка».
\42\
Если относительная независимость деятельности внутренних органов от коры больших полушарий обеспечивает их вовлечение и реакцию только по биологически важным поводам, если это является целесообразным для сохранения оптимальных параметров внутренней среды, то, с другой стороны, указанное обстоятельство «разгружает» кору от непосредственного регулирования идущих вегетативных процессов. Импульсация из рецепторных образований внутренних органов редко достигает «светлого пятна сознания». В коре больших полушарий не возникают сколько-нибудь оформленные чувственные запечатления сдвигов во внутренней среде организма; по меткому определению И.М.Сеченова, они носят характер «темных чувств». Состояние вегетативной сферы организма, как правило, отражается в неопределенных ощущениях благополучия или недомогания, бодрости или утомления, спокойствия или тревоги. Несколько более конкретны чувства голода и жажды. Даже половое возбуждение нередко ощущается как общее беспокойство и «томление». Только существенное нарушение в деятельности внутреннего органа порождает болевые ощущения, которые отнюдь не всегда позволяют определить истинный источник болевых импульсов. Нетрудно понять, почему в процессе эволюции интероцептив ля сигнализация не привела к формированию чувственных образов деятельности внутренних органов. До недавнего времени подобные образы были совершенно бесполезны. Как бы ясно человек ни представлял себе локализацию язвы желудка, он еще несколько столетий тому назад был бессилен использовать этот явственный образ. Зато чувство тошноты и утрата аппетита вели к подавлению пищевой активности и, в известной мере, создавали щадящие условия для желудка, способствуя репаративным процессам в пораженном участке его слизистой. Под влиянием сигналов из внутренней среды организма в коре больших полушарий возникают не образы сдвигов в этой среде, а чувственные запечатления тех внешних объектов и явлений, которые оказались связанными удовлетворением данной потребности. Так, обеднение крови питательными веществами (тканевой голод) порождает в зависимости от обстановки поток мысленных образов еды, столовой, буфета, растений, пригодных для употребления в пишу, средств охоты, рыбной ловли и т.д. и т.п. Благодаря этим образам поиск пищи становится более локальным, целенаправленным, происходит локализация поиска. Человек непрерывно сопоставляет запечатления своего прошлого опыта с теми объектами, которые его окружают в данный момент, что и определяет направление действий по утолению голода. Я хорошо помню, как во время ленинградской блокады у меня почти не возникали ассоциации, связанные с блюдами мирного времени, с сервировкой стола и другими предвестниками
\43\
еды, явно противоречащими реальной обстановке. Зато я вспоминал сотни вариантов утоления голода в чрезвычайных условиях путешественниками, мореплавателями, беглецами. Однажды я вспомнил увиденные летом капустные поля на окраина Ленинграда. И, действительно, отправившись туда с товарищами по школе, мы нашли под снегом остатки капустных листьев, которые сильно поддержали жизнь наших семей.
Итак, природа сама указывает нам путь воздействия на состояние внутренних органов. Этим путем является воспроизведение той ситуации, тех конкретных условий, которые вызывают вегетативные реакции организма. Применительно к словесным сигналам здесь могут встретиться следующие основные варианты. Мы рассмотрим их на примере непроизвольной вегетативной реакции сужения кровеносных сосудов кожи. Эту реакцию можно получить при охлаждении руки холодной водой. Состояние кровеносных сосудов регистрируется в подобных случаях при помощи специального прибора - плетизмографа.
1-й вариант: слово - условный, слуховой или зрительный раздражитель. Если сочетать какое-либо слово с охлаждением рук это слово превратится в условный раздражитель реакции на охлаждение. Достаточно будет произнести это слово или показать его испытуемому написанным на бумаге, как чувствительны прибор зарегистрирует сужение кровеносных сосудов. В данном случае безразлично, какое именно слово употребляется в качестве условного сигнала, важно только, чтобы действие этого слова на зрительный или слуховой анализатор совпало с действием холода. Мы можем взять слово, значение которого непонятно испытуемому, слово из иностранного языка, и все же реакция будет налицо, ибо в нашем примере условным сигналом может стать только звуковая (графическая) сторона слова без его предметно-логического содержания. В последнем случае слово - условный сигнал принципиально не отличается от таких условных раздражителей, как звонок, вспышка лампочки, запах и т.д. Опыты показывают, что в ряде случаев слово, лишенное смысла является более адекватным для человека раздражителем, чем другие непосредственные сигналы (звуковые, световые и т.д.). Так, у некоторых психических больных условные мигательные рефлексы на слова, лишенные смысла, образуются скорее, чем на другие раздражители (Н.М.Трофимов и А.Г.Усов, 1956)1. Специфические особенности слова как «сигнала сигналов», как раздражителя второй сигнальной системы действительности выявляются в следующем примере.
2-й вариант: реакция на слово, обозначающее условный раздражитель, сочетавшийся с действием безусловного. Если мы будем сочетать действие холода с зажиганием электрической лампочки, вспышка лампочки превратится в условный сигнал. После образования прочного условного рефлекса заменим
\44\
вспышку лампочки словами «лампочка» или «свет». Показания прибора убедят нас, что эти слова, сами по себе никогда не сочетавшиеся с холодом, приобрели свойство вызывать сужение кровеносных сосудов. Чем же объясняется это явление? Какой физиологический механизм лежит в его основе? В процессе овладения речью слова «лампочка» и «свет» много раз сочетались с видом горящей электрической лампочки. Между зрительным запечатлением лампочки и ее словесным обозначением образовались прочные условные связи. Благодаря нашему эксперименту возникло еще одно звено, которое соединило ранее образованные связи. Теперь достаточно произнести слово «лампочка», т.е. вызвать процесс возбуждения в речевом анализаторе, чтобы возбуждение распространилось по готовым нервным путям к сосудо-двигательным центрам и обусловило реакцию сужения кровеносных сосудов.
Эксперимент и жизнь дают нам множество примеров подобных приведенному выше. Действие света на глаз вызывает сужение зрачка. Надавливание на глазное яблоко замедляет ритм сердцебиений. Выполнение физических упражнений приводит к повышению кровяного давления. В опытах Л.И.Котляревского, Н.И.Козина и других сужение зрачка, замедление пульса, повышение кровяного давления наблюдались и в том случае, когда произносились слова, обозначающие условные раздражители этих реакций, т.е. раздражители, ранее сочетавшиеся с засветом, надавливанием на глазное яблоко, физическими упражнениями.
Более сложная система временных связей выступила в опытаx Г.Д.Народицкой и Н.И.Козина. Эти авторы получили реакцию на слово «небо» у ребенка с выработанным рефлексом на голубой свет. Здесь возможны два пути распространения процесса возбуждения. Первый путь мог быть обусловлен частым сочетанием слов «голубое небо». Второй путь предполагает замыкание нервной связи через непосредственный зрительный образ голубого неба. Для осуществления условной реакции на словесный раздражитель необязательно, чтобы слово произносилось экспериментатором. Реакция наблюдается и в том случае, когда данное слово произносится самим испытуемым, вслух или про себя. В.С.Мерлин (1954) наблюдал усиление кожно-гальванической реакции, если испытуемый произносил название условного раздражителя в момент его действия. На основании полученных фактов В.С.Мерлин высказал предположение о существовании скрытого подкрепления зрительных, слуховых и тому подобных раздражителей вследствие того, что человек мысленно называет эти раздражители в момент, когда они на него действуют.
Следует отметить, что в некоторых случаях при замене непосредственного раздражителя его словесным обозначением
\45\
условная реакция отсутствует. Означает ли этот факт, что словом и чувственным запечатлением обозначаемого им сигнала нет временной нервной связи? Вряд ли. Можно думать, что отсутствие реакции является результатом тонкой дифференцировки словесного раздражителя от непосредственного чувственного сигнала (В.С.Кочергина,
1955).
При словесном обозначении непосредственного условного раздражителя реакция выражена особенно отчетливо и сильно, если слово обозначает условный сигнал, много раз сочетавшийся с действием безусловного, или натуральный условный раздражитель. Натуральными условными раздражителями мы называем свойства такого предмета, который другими своими свойствами вызывает безусловный рефлекс (Э.А.Асратян). В нашем примере сужение кровеносных сосудов вызывается действием холода. Тогда блеск снега, его вид, его свойства, воспринимаемые на ощупь, могут рассматриваться в качестве натуральных условных раздражителей. Словесное обозначение различных свойств снега способно вызвать условную сосудистую реакцию.
3-й вариант: реакция на слово, обозначающее безусловной раздражение. В опытах с охлаждением руки условная сосудистая реакция (сужение сосудов) может быть получена в ответ на слово, обозначающее безусловный раздражитель («холод»). И здесь слово выступает в качестве раздражителя второй сигнальной системы, в качестве обобщенного сигнала такого явления природы, как низкая температура. В данном случае обобщающая функция слова выступает особенно отчетливо, и это не случайно. Безусловные врожденные рефлексы вызываются раздражителями имеющими важное и устойчивое значение для организма. Обычно это раздражители, действующие на многие поколения живых существ, раздражители, непосредственно способствующие или угрожающие самому существованию организма. Среди безусловных раздражителей мы встречаем пищевые вещества, высокие и низкие температуры, газовый состав воздуха, механические воздействия и т.д. Огромное множество предметов внешней среды наделено свойствами, способными вызвать врожденные рефлексы. Вот почему словесное обозначение безусловных раздражителей - «пища», «холод», «тепло» и т.д., как правило, сопряжены с высокими степенями обобщения, ибо слово «пища» обозначает все пищевые вещества, употребляемые человеком, а слово «холод» обозначает качество, присущее и снегу, и зимнему воздуху и холодной воде, и охлажденному металлу.
Нам осталось рассмотреть последний, 4-й вариант: реакции: на слово, эту реакцию обозначающее. Вот здесь-то мы и встречаемся с той гранью, которая отделяет произвольное от непроизвольного. Для словесных раздражителей, обозначающих реакцию человека и вместе с тем призванных эти реакции вызывать, системе языка существует специальная императивная форма
\46\
"Поднимите руку», «Встаньте», «Бегите» и т.д. Если мы в нашем примере дадим словесный сигнал, обозначающий требуемую реакцию: «Сожмите кровеносные сосуды руки!», никакой реакции не последует. Мы должны констатировать отсутствие непосредственных связей между второй сигнальной системы и вегетативными (в нашем примере - сосудистыми) реакциями организма.
Итак, для того чтобы слово могло вызвать вегетативную реакцию, оно должно или само сочетаться с действием безусловного раздражителя, или обозначать конкретный условный сигнал данной реакции, или обозначать ее безусловный раздражитель. Варианты, рассмотренные нами выше, требуют особых лабораторных условий. В природе условные и безусловные раздражители почти никогда не действуют изолированно. Как правило, мы встречаемся в жизни с комплексами условных и безусловных раздражителей. Вот почему мы скорее получим вегетативную реакцию на словесное обозначение не отдельного условного раздражителя, а предмета, наделенного свойствами, вызывающими условный рефлекс («снег», «лед» - в нашем примере), или ситуации, в которой обычно действует безусловный раздражитель. Если бы мы, продолжая наш опыт с охлаждением руки, решили экспериментально проверить эффективность различных словесных сигналов, то мы бы убедились, что в одних случаях реакция сужения сосудов выражена совершенно отчетливо, в других реакция слаба, едва заметна, в третьих - отсутствует совершенно. От каких условий зависит величина реакции на словесный раздражитель? Каким должно быть словесное воздействие для того, чтобы вегетативная реакция оказалась максимальной? Чем и отделяется сила словесного воздействия? Физиология высшей нервной деятельности позволяет нам, хотя бы частично, ответить на поставленные вопросы. Сила словесного воздействия зависит от того, насколько свежи непосредственные чувственные запечатления, обозначаемые этим словом. Вернемся к нашему опыту. Мы несколько раз охлаждали руку испытуемого холодной водой. Теперь достаточно произнести слово «холод» или фразу «даю холод», чтобы прибор регистрировал сужение кровеносных сосудов. Прекратим опыт и сделаем перерыв на один-два месяца. Когда после перерыва чипа будет применено слово «холод», реакция сосудов окажется заметно слабее или совсем не выявится. Стоит лишь нам несколько раз охладить кожу руки, как слово «холод» вновь причитает свойство вызывать условный рефлекс. В нашем опыте мы не производили специальных сочетаний слова «холод» с действием холодной воды. Однако, охлаждая руку испытуемого, мы "оживили» чувственное представление о «холодном» и тем самым усилили действие словесного раздражителя.
\47\
Психиатр И.С.Сумбаев (1946) указывает, что гипнотическим внушением можно вызвать только те изменения в организме, которые запечатлелись в личном опыте загипнотизированного Условно-рефлекторная связь между чувственным впечатление (слуховым, зрительным, осязательным) и соответствующим ему словом образуется у человека в детстве. Раз образовавшись, эта связь сохраняется в течение всей жизни. Однако для распространения процесса возбуждения, для образования новых комбинаций временных связей важно, чтобы однажды проложенный нервный путь не бездействовал, но систематически «обновлялся повторными сочетаниями чувственных впечатлений с обозначающими их словами.
Сила словесного воздействия зависит от его конкретности, от степени обобщения, содержащегося в слове.
В отличие от раздражителей первой сигнальной системы словесные раздражители представляют собой обобщенные сигналы определенных, подчас очень больших, групп однородных явлений.
Эта качественная особенность словесных сигналов неоднократно подчеркивалась классиками марксизма. «Чувства показывают реальность; мысль и слово - общее. Всякое слово речи уже обобщает» (В.И.Ленин). Физиологической основой общения служит развитие системы множественных условных связей на данное слово (М.М.Кольцова, 1956). Смысловое значение слова с физиологической стороны представляет комплекс условных связей, образованных на данное слово в первой и второй сигнальных системах действительности.
Обобщающая функция слова возникает на определенной ступени умственного развития ребенка. До известного момента слово «мама» - конкретный сигнал единичного явления - матери данного ребенка. «Мама» для ребенка – это только его мама, вот эта женщина, которую он видит возле себя, которая заботится о нем, кормит его и ласкает. Здесь слово еще не отличается принципиально от раздражителей первой сигнальной систем слуховых, зрительных, тактильных. Постепенно «мама» становится словесным обозначением не только своей мамы, но и матерей других детей, матери отца - бабушки. Более того, ребенок видит кошку с котятами и, показывая на нее, говорит "мама". Только на этом этапе овладения речью слово становится словом - специально человеческим, обобщенным раздражителем второй сигнальной системы. Постепенно смысловая сторона слова начинает преобладать над его внешней графической стороной. Это позволяет заменять одни речевые сигналы другими, отличными по форме, но идентичными по содержанию. Например, вместо цифры 5 употребить сигнал 100:20 или вместо слова «путь" использовать в опыте слово «дорога» (В.Я.Кряжев, 1955). По мнению М. М. Кольцовой (1949), вторая Сигнальная
\48\
система возникает во второй половине второго года жизни ребенка. Исследования М. М. Кольцовой убедительно показали, что в основе превращения слова в «сигнал сигналов» лежит увеличение числа условных связей, образованных на это слово. Слово приобретает у ребенка значение обобщенного раздражителя, когда на него образовано 15-20 условных рефлексов[2]. При этом особенно важные условные связи с участием двигательного анализатора, возникающие в процессе игр, при выработке бытовых двигательных стыков, ибо движение есть основная форма овладения внешней средой (М. М. Кольцова, 1956). Важное значение для формирования, абстрагирующей функции второй сигнальной системы имеет принцип обратных связей (П. К. Анохин, 1957), о котором мы уже говорили выше, а также индукционные отношения между двумя сигнальными системами (Л. Б. Гаккель, 1955). Словесное значение предмета индукционно тормозит воспроизведение чувственного запечатления этого предмета, благодаря чему словесный сигнал становится все более отвлеченным.
Высшие формы обобщения предполагают развитую способность к анализу, к выделению у ряда предметов их общих и притом существенных признаков. Подобный анализ требует участия тормозного процесса, тонких дифференцировок, сложных индукционных отношений. При искусственном ослаблении тормозного процесса наблюдается постепенный переход к более низким формам, обобщения по цвету, по форме предметов и т.д. (М.M.Кольцова, 1955).
Обобщающая функция слова, как наиболее сложная, является наиболее «хрупкой», наиболее «ранимой». Если мы выработали у человека условный сосудистый рефлекс на слово «дом», то вначале сосудистую реакцию будут давать как слова, сходные с условным сигналом по смыслу (the house), так и слова, сходные по звучанию (дым). По мере упрочения условного рефлекса звуковая генерализация исчезнет (затормозится), а смысловая останется. Если мы дадим испытуемому снотворное, выявятся обратные отношения: смысловая генерализация нарушится, слово the house перестанет давать условный эффект, а более примитивная звуковая генерализация (дом-дым) окажется налицо (Л.А.Шварц, 1954). Нарушения обобщающей функции слова отчетливо выступают у психических больных (А.Д.Зурабашвилли, 1953; Н.Н.Трауготт, 1957). Задача назвать одним словом од однородных предметов оказывается непосильной для некоторых больных, страдающих шизофренией (Н.В.Виноградов и I А. Рейсер, 1953).
\49\
Таким образом, обобщение является одним из характернейших признаков словесного раздражителя, качественно отличающих его от раздражителей первой сигнальной системы. Здесь-то мы и встречаемся с закономерностью, имеющей исключительное значение для предмета нашего исследования. В лаборатории профессора Н.И.Красногорского (1952) был поставлен следующий опыт. У ребенка был выработан условный пищевой рефлекс на слово «грач». Это слово, как правило, давало семь-восемь капель слюны. При испытании слов с различной степенью обобщения оказалось, что слово «птица» дает десять капель, «летают» - четыре-пять капель, «живут» - одну каплю. Экспериментатор имел возможность наблюдать, как по мере нарастания степени обобщения вегетативная условная реакция становится все меньше и меньше. Аналогичные факты наблюдал А.Д.Зурабашвили (1955). В опыте с кожно-гальваническим рефлексом слово «иголка» давало больший эффект, чем слово «укол». Следует признать, что существительное «иголка» обладает более конкретным содержанием, чем существительное «укол». Чем выше уровень абстракции или иными словами, чем больше отдаляется словесный сигнал от непосредственного чувственного впечатления, тем слабее вегетативная реакция. Указанное правило нетрудно продемонстрировать в опыте над читающим эти строки. Я говорю: «лимон». Вы прекрасно понимаете, что речь идет о предмете, хорошо вам знакомом, вы усваиваете предметно-логическое содержание данного словесного сигнала. Но вот я говорю: «Представьте себе, что вы берете лимон, острым ножом разрезаете его на ломтики, видите как сок стекает по лезвию ножа. Потом вы берете один влажный от сока ломтик, макаете его в сахар и кладете в рот». Сознайтесь, что в данную минуту ваш рот наполнился слюной? Что я сделал? Своим словесным описанием я постарался вызвать у вас чувственное (зрительное, вкусовое, осязательное) представление о лимоне. Я хотел добиться не только логического, но и чувственного восприятия словесных сигналов. Это и позволило мне получить вегетативную слюноотделительную реакцию.
Для того чтобы словесное воздействие сопровождалось выраженным вегетативным эффектом, оно должно содержать в себе словесное обозначение не только безусловных, но и условных раздражителей. Условный раздражитель, будучи несущественным, безразличным для организма по своей физической природе, является сигналом важных безусловных воздействий (боль, пища, враг и т. д.). Казалось бы, что именно словесному обозначению этих важных воздействий, т. е. словесному обозначению безусловных раздражителей, должно быть отдано предпочтение. Однако физиология располагает фактами, свидетельствующими о том, что нередко условный раздражитель дает эффект, значительно превосходящий по своей величине эффект безусловного
\50\
раздражения. Это особенно относится к тем случаям, где условный раздражитель является сигналом какого-либо угрожающего, разрушительного воздействия.
В 1935 г. Э.А.Асратян вырабатывал у собаки условный оборонительный рефлекс с помощью болевого раздражения лапы электрическим током. Опыты показали, что на условный сигнал (вспышку лампочки) собака отвечает бурной двигательной реакцией, превосходящей рефлекс на раздражение электрическим током. Более того, оказалось, что применение тока тормозит условную оборонительную реакцию, успокаивает собаку, впоследствии аналогичные факты были получены и другими исследователями (Б.И.Ходоров, 1955 и др.). Анализируя результаты опытов Э.А.Асратяна, И.П.Павлов вспомнил русскую народную пословицу: «Не так страшен черт, как его малюют».
Дата добавления: 2016-01-05; просмотров: 56; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!