Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 23 страница
Дима повернулся к Максу, у которого был такой вид, как будто внезапно наступил Новый год и к нему явился Дед Мороз.
— Ты нас не видел, ясно?
— Мы что, похожи на стукачей?
— Извини, не хотел обидеть.
— Ничего. Будьте осторожны. И вот еще, возьми. — Он открыл ящик. — Может пригодиться.
Он протянул Диме моток толстого кабеля.
64
Передовая оперативная база «Спартак», Курдистан, Ирак
У дверей стояли двое военных полицейских. «Напрасно тратите время», — подумал Блэкберн. Он едва держался на ногах и уж тем более не в силах был бежать, но ему все равно сковали ноги. Теперь он был заключенным — возможно, навсегда.
К Эндрюсу и Дершовицу присоединился третий человек — в боевой форме и футболке с Брюсом Спрингстином.[17] Блэкберну его не представили, но другие называли его Уэс. Он принес с собой небольшой ноутбук с экраном высокого разрешения.
Они в третий раз просматривали снимки со спутника и смонтированное из них видео. На снимках был изображен особняк и выход из туннеля, и с каждым разом Уэс увеличивал его все сильнее. И изображение, вместо того чтобы становиться размытым, делалось все четче.
— Так, смотрите, наши сурки опять вылезают из норы.
Уэс говорил как ковбой, с протяжным техасским акцентом, странно звучавшим в душном сарайчике, набитом потными людьми. Они просмотрели видео по новой. Сначала из туннеля вышел Дима, осмотрел гору, повернулся к двери, жестом поманил кого-то. Затем появился Блэкберн, закрывая глаза рукой от ослепительного солнечного света. Дима поднес к уху телефон.
|
|
|
— Левша. Интересно.
Двое других вопросительно взглянули на Уэса.
— В этих местах левой рукой только задницу подтирают.
Он промотал вперед спуск Димы и Блэкберна к остаткам сарая, укрытым камуфляжной сеткой.
— Как трогательно: прикрыли машину сеткой, как будто мы ее не разглядим.
Все трое умудрились выдавить улыбки.
На экране крупным планом появилось изображение Владимира и Кролля.
— Что-то они не спешат бросаться тебе на шею. Наверное, наш Дуфус говорит что-то типа: «Кого ты вытащил из этого коридора, парень? Мне вот кажется, что ты добыл себе американского морпеха».
Дима, быстро жестикулируя, объяснял:
— А Гуфи,[18] по-моему, отвечает: «Как же! Это предатель. Никакой это не американский морпех. На самом деле он даже не человек. Это же просто пес».
Уэс покосился на Блэкберна и довольно рассмеялся над собственной шуточкой.
— Да уж, нам сейчас столько всяких уродов попадается, работы невпроворот.
Он снова посмотрел на экран и покачал головой:
— Итак, сержант Блэкберн. Ты, конечно, если хочешь, можешь хранить молчание. Не уверен, что именно это тебе даст, потому что мои люди будут анализировать это видео до тех пор, пока мы точно не выясним, что ты там говорил.
|
|
|
У Блэкберна снова все перевернулось внутри, хотя его желудок был практически пуст. Он ничего не ел и не пил шесть часов.
Уэс закрыл ноутбук. Другие двое откинулись на спинки стульев. Дершовиц вытащил из носа козявку и принялся ее рассматривать.
— Какой позор, сержант Блэкберн, — произнес он. — Столько денег потрачено на твое обучение. Ты сын рядового Майкла Блэкберна, морпеха и ветерана вьетнамской войны, внук лейтенанта Джорджа Блэкберна, героя Второй мировой, из семьи приличных людей, посвятивших жизнь службе своей стране. Так что же произошло, Генри? Когда это началось?
65
Дорога на Москву
— Как приятно снова оказаться на твердой земле, вернуться в Россию-матушку, — произнес Кролль.
Одной рукой он держал руль, другой сжимал банку кока-колы. Они проехали уже пятьсот километров, оставалось еще полторы тысячи.
— Знаешь, мне кажется, эти «мерседесы W220» — мои любимые. Ну или, может быть, «W126». А тот, который был между ними, мне не особенно нравится — ну, знаешь, на котором принцесса Ди…
Дима протянул руку и зажал ему рот:
— У меня есть две просьбы, дружище. Первая: помолчи. Вторая: сегодня или завтра тебе придется лететь в Париж, так что не настраивайся на Россию-матушку. Следи за дорогой и смотри не попадись полиции. Если увидят азербайджанские номера, еще подумают, что мы торговцы людьми.
|
|
|
Настало время Диме звонить в Париж. Россен сразу взял трубку. Дима попытался представить себе, где он сейчас: наверняка сидит за своим любимым столиком в «Кафе дез Артист» в Марэ, зажав между пальцами самокрутку, перед ним разложены «Пари матч» и «Экономист» — он был человеком разносторонних интересов.
— Bonjour. C’est Mayakovsky.[19]
Ему показалось, что он расслышал звон бьющейся кофейной чашки.
— Простите, это имя мне незнакомо.
— Хватит дурака валять, Россен.
Тот вздохнул:
— Твоя страшная русская рожа висит на всех полицейских сайтах и сайтах служб безопасности. По-видимому, ты украл какую-то бомбу и решил начать третью мировую войну — главным образом для того, чтобы опозорить Россию.
Дима постарался говорить пренебрежительным тоном:
— Небольшая ошибка вышла. На самом деле все это сотворил один наш с тобой старый друг.
— Кто именно?
— Если ты стоишь, то сядь. Это Соломон.
Он ожидал молчания. Это имя обычно вызывало молчание.
— До свидания, Дима.
|
|
|
— Погоди! Выслушай меня до конца.
— Я в отставке.
— Ты не можешь себе позволить уйти в отставку. Никто из нас не может.
— Я только что это сделал — полминуты назад.
— Прошу тебя о последнем одолжении, ради нашей старой дружбы. Ты никогда больше обо мне не услышишь. Обещаю, клянусь могилой матери.
— Твоя мать умерла в лагере. У нее нет могилы.
— Хоть кое-какую информацию. Денек наружного наблюдения. И больше ничего.
— Соломон мертв. Мы все это знаем.
— Мы ошибались. Он выжидал. Это его большой пинок под зад Западу. Прошу тебя, выслушай меня. Его цель — Биржа. Скорее всего, в качестве агентов он использует работников кафетерия или уборщиков.
— Их там больше сотни.
— Проверь их всех.
— Сколько у меня времени?
— Двенадцать часов.
— Ха-ха-ха.
— Я могу заплатить.
Когда Дима закончил разговор, Кролль произнес:
— Что ты там говорил насчет «заплатить»?
— Ничего не говорил.
— Да я просто хотел…
— Помнишь насчет просьбы замолчать? Я упомяну тебя в завещании.
— Ну и когда вскроют это твое завещание?
— Скоро. Завтра вечером я, скорее всего, буду мертв. А теперь оставь меня в покое. Мне нужно еще раз поговорить с Оморовой.
66
Москва
Здание бань отнюдь не радовало глаз. Оно было построено в тридцатых годах без всяких барочных излишеств, которые украшали другие сто с лишним московских заведений для мытья. Но, несмотря на строгую архитектуру, призванную привлекать комиссаров, незадолго до открытия бань Сталин заявил, что гигиена — это буржуазно-декадентский пережиток, и несколько десятков лет здание пустовало. Дима любил эти бани не только потому, что они напоминали ему о юности, но и потому, что здесь заправляли главным образом кавказцы и цыгане. Несмотря на то что его имя находилось на первом месте в списке разыскиваемых террористов, здесь его вряд ли могли засечь.
Дима провел в парной на десять минут дольше, чем обычно, чтобы смыть слои грязи, собранной за последние несколько дней. Затем прыгнул в прохладный бассейн, сделал сорок кругов и вышел оттуда новым человеком, готовым спасать мир. Дима побрился, подстриг волосы и ногти и, облачившись в одежду, купленную Кроллем, отправился в свой любимый город.
Ему приходилось путешествовать гораздо больше, чем среднестатистическому жителю России. Он был, можно сказать, космополитом, но этот город он любил больше других. Дима надеялся, когда придет его время, а при его работе это могло произойти в любой момент, умереть здесь, в Москве.
На такси он доехал до Либерийского кредитно-коммерческого банка. Кредитами в банке почти не занимались, с коммерцией тоже было туговато, но зато здесь содержали надежные сейфовые ячейки. Именно здесь Дима хранил свою запасную жизнь. Паспорта: европейские, бразильский, египетский; валюта: евро, американские доллары, немного иен; кредитные карты «Виза» и «Америкэн Экспресс»; «макаров» с запасом патронов, достаточным для небольшой перестрелки.
Консьерж как-то странно посмотрел на него, но Дима не обратил на это особого внимания. Подойдя к столу, он попросил о доступе к своей ячейке, назвав фамилию Смоленкович, которой пользовался только в этом банке. Клерк с несколько беспокойным видом пригласил его за собой в хранилище. Он впустил Диму в помещение и остановился неподалеку, чтобы наблюдать за происходящим. Проверив местонахождение видеокамеры, Дима открыл ячейку — ничего. Не было даже его запасного французского свидетельства о рождении. Он захлопнул ячейку, прошагал мимо несчастного клерка, мимо стола администратора, мимо консьержа и толкнул вращающуюся дверь с такой силой, что она еще продолжала вертеться, когда он вышел на улицу.
Дима почувствовал удар в грудь и упал навзничь. Никто не сказал «стой» или «не двигаться». Убийца решил стрелять без предупреждения, с близкого расстояния, чтобы не попасть в случайных прохожих. Прямо в сердце. Стреляли из пистолета ГШ-18, гораздо более шумного, чем ПСС, любимое оружие спецназовцев, но сейчас скрытность была не важна. Все равно двадцать прохожих, находившихся поблизости, не могли пропустить этого происшествия.
Какая-то женщина не переставая кричала, почти заглушая вой сирены фургона ГАЗ без опознавательных знаков, который резко затормозил около тела. Несмотря на то что все случившееся заняло несколько секунд, какой-то умник ухитрился вытащить телефон, заснять убийство на видео и выложить его в Интернете еще до того, как фургон умчался прочь. Любитель ужасов с телефоном сфотографировал отдельно лужу крови, оставшуюся на асфальте напротив входа в Либерийский банк.
Оказавшись внутри фургона, убийца сняла маску и тряхнула волосами.
— Все никак не могу поверить в то, что я на это согласилась, — произнесла Оморова.
67
«Зеленая зона», Багдад, Ирак
Блэкберну никогда раньше не приходилось бывать в «Зеленой зоне», да и сейчас он мало что увидел, поскольку глаза у него были завязаны. Интересно, какой в этом смысл? Он спросил об этом у военного полицейского, который менял пластиковые наручники на более надежные стальные.
— Смысл, сынок, в том, что ты шпион. А мы не хотим, чтобы шпионы видели то, что им не положено.
Шпион. И убийца.
Они нашли тело Коула. Они копали всю ночь и большую часть следующего дня, разгребли обломки, раскопали шале и добрались до бункера. Полевой патологоанатом извлек из тела пулю, и группе судмедэкспертов понадобилось всего полчаса на то, чтобы подтвердить: отметины на ней аналогичны отметинам на других пулях, выпущенных из конфискованного у Блэкберна автомата. И чтобы быть окончательно уверенными, они сняли с автомата отпечатки пальцев и нашли только его собственные.
Честер Хейн-младший не походил на своего подчиненного, Уэса. Хейн имел вид человека из состоятельной семьи с Восточного побережья, выпускника престижного университета. К этому добавлялись манеры американца, достаточно долго прожившего за границей и знавшего, как слиться с обстановкой и не привлекать излишнего внимания. У него был несколько отстраненный вид, и Блэкберн решил: наверное, это из-за того, что он всю жизнь провел, пытаясь читать между строк. Возможно, он сумеет прочесть что-нибудь между строк той истории, которую намеревался рассказать ему Блэкберн.
Ему теперь было нечего терять.
— Могу я поговорить с вами наедине, сэр?
Честер Хейн-младший оглянулся на человека, известного Блэкберну только как Уэс. Он так и не представился и жевал жвачку с чавканьем, от которого мать отучила Блэкберна еще до того, как тот пошел в школу.
— Уэсли?
Хейн кивнул на дверь. Уэс перестал жевать, захлопнул ноутбук резким движением, выдававшим его недовольство, и молча вышел.
В комнате как будто прибавилось свежего воздуха.
Хейн налил в два стакана воды и пододвинул один Блэкберну.
— В здешних местах все время хочется пить. Пейте. Вы ведь много пили раньше, когда пустыню патрулировали, да?
В его манере держаться было что-то почти отеческое. Блэкберн взял стакан двумя руками — из-за наручников он не мог иначе, — одним глотком выпил воду и поставил стакан на разделявший их серый металлический стол.
— Можно начинать?
Хейн сложил руки:
— Валяйте.
Блэк ожидал увидеть ноутбук или по крайней мере блокнот, но Хейн просто откинулся на спинку стула со спокойным видом, словно покупатель, которому перечисляют технические характеристики «бьюика».
Блэкберн рассказал все подробности происшедшего в подвале, какие только смог вспомнить, начиная с того момента, когда увидел Диму. Он дословно повторил их разговор, рассказал, как они обменялись сведениями о Соломоне, упомянул о впечатлении, которое произвели на Диму его слова. Блэкберн описал падение бетонной балки, то, как Дима пытался его спасти, и то, что оружие вылетело у него из рук. Потом он перешел к появлению Коула. Блэк передал Хейну все, начиная с реакции его командира на смерть Харкера, рассказал о хранилище, о смерти Башира.
— Я считаю, что Коул меня провоцировал, сэр. Он пытался мне доказать, что я слабак, который не в состоянии казнить врага.
Блэкберну показалось, что все идет неплохо. Хейн слушал его очень внимательно. Все это время он не отводил взгляда и не менял позы. Казалось, его окружало некое силовое поле, которое втягивало в себя слова Блэкберна быстрее, чем он успевал осмыслить их. Но Блэк уже не задумывался над тем, что говорил. Ему все равно конец. Лучшее, на что он мог надеяться, — это то, что его добровольное признание учтут.
Когда Блэкберн смолк, Хейн еще несколько секунд смотрел на него.
— Спасибо вам за откровенность, Генри. — Он вздохнул. — Но дело в том, что у нас возникли две проблемы. Одна из них — бомба. Мы исследовали ее. Оказалось, что это нечто вроде «куклы». В ней нет расщепляющегося вещества. Тот, кто продал ее иранцам, — мошенник.
Хейн смолк, пока Блэкберн обдумывал это сообщение. Затем наклонился вперед, сложив руки, как будто собрался молиться:
— Вторая проблема заключается в том, что власти Российской Федерации только что объявили в международный розыск некоего Дмитрия Маяковского, который обвиняется в краже оружия у Российской армии.
Он поднялся и направился к двери:
— Вы застрелили не того парня, Генри.
68
Москва
Уже стемнело, когда Кролль вышел со станции метро «Серпуховская» с огромным букетом и направился к многоквартирному дому, расположенному в двух кварталах от станции. Во времена Брежнева квартиры здесь были доступны лишь избранным. Получение жилья в этом месте свидетельствовало об успешной карьере в спецслужбе. Сегодня, подобно многим своим стареющим обитателям, квартал потерял вид и сильно нуждался в услугах пластического хирурга.
Прежде чем войти, Кролль тщательно осмотрел здание. Оказавшись внутри, он махнул перед носом консьержа пропуском ГРУ, которым обзавелся после спасения дочери Булганова. С головорезами Палева этот фокус не прошел бы, но в здание Кролль проник. Затем он отправился доставлять цветы некой Ксении Мороновой. Поскольку Ксенией Мороновой звали его тринадцатилетнюю дочь, которую он видел всего несколько раз в жизни, он знал, что вряд ли добьется здесь успеха, но, позвонив во множество дверей и предложив букет многочисленным обитателям, примерно ознакомился с расположением охраны Палева и планом дома.
Двадцать минут спустя Дима, в новой одежде, подъехал к дому на «мерсе» и забрал Кролля.
— Там есть вентиляционная шахта, куда выходят кухонные окна. Можно приставить лестницу из окна Каспаровых. Они очень старые и почти глухие…
Дима прервал его, погрозив пальцем:
— Ты же сказал, что у двери всего два охранника. Я не собираюсь тут ползать, как мышь. Я им предложу убираться к чертовой матери, а не уйдут — пристрелю.
Кролль вздохнул:
— Ну как хочешь.
Дима сердито посмотрел на него:
— Сейчас надо действовать быстро, нам еще нужно успеть в Париж.
— Кстати, насчет Парижа. Как мы туда доберемся?
Дима не ответил. Он думал о другом.
Они поднялись по лестнице на нужный этаж и подошли к охранникам. Кроме одежды, Дима обзавелся новеньким бесшумным ПСС, который раздобыла для него Оморова. Охранники, только взглянув на оружие, сразу подняли руки вверх. «Могли бы посопротивляться для приличия», — подумал Дима, приказав лечь на пол, чтобы Кролль мог их связать. Дима забрал у охранников пистолеты ХР-9, сунул один Кроллю, второй взял себе. Запасное оружие всегда пригодится. Кролль отвел связанных охранников к служебному лифту, затолкал их внутрь и застопорил кабину.
Палев спал в кресле. За последние несколько дней он состарился лет на десять.
Он словно почувствовал присутствие Димы и поднял веки — медленно, как будто они были налиты свинцом. Посмотрел на незваного гостя:
— Я думал, ты мертв.
— Ага, я это тоже слышал.
— Об этом говорили по телевизору.
— Значит, это правда.
Палев снова начал закрывать глаза. Дима похлопал его по щекам:
— Они что, накачали вас наркотой?
— Наверное. Сам не знаю почему, но мне кажется, что я уже мертвец.
— Тимофеев?
Бывший начальник кивнул:
— Похоже, я впал в немилость.
— Не волнуйтесь, в этом вы не одиноки. Вы знали, что операция по спасению Кафарова опиралась на ложные данные и провалилась еще до того, как мы вылетели из Рязани?
На мгновение Палев вернулся к жизни, словно клокотавший где-то глубоко внутри гнев прорвался на поверхность.
— Тимофееву нужны были пустышки — никчемные люди, расходный материал. Я твердо решил дать тебе все, что нужно. Но он хотел, чтобы вы погибли.
Гнев утих. Палев покачал головой:
— И зачем ему этот Кафаров… эта бомба…
— Кафаров мертв.
Лицо Палева прояснилось.
— Рано радоваться. Угадайте, кто забрал бомбы?
Дима сказал. Палев опустил голову. Соломон — этот совершенный агент, одаренный, безжалостный, без прошлого, без привязанностей — был также и созданием Палева.
Последовала долгая пауза. Старик переваривал это сообщение.
— Я столько работал ради страны, и вот теперь это…
— Мы заключили сделку, не забывайте. Я еду в Париж.
— Ах, Париж. Твой любимый город.
На губах Палева возникла бессмысленная улыбка. Веки его снова опустились.
— Фотографии, помните?
Палев нахмурился. Дима ощутил непреодолимое желание его придушить, но удовлетворился очередной сильной пощечиной.
— Мой сын, помнишь? На фотографиях. Ты обещал мне имя и адрес.
Взгляд Палева снова стал осмысленным, обмякшее лицо напряглось. Но оно выражало не внимание — на нем был написан ужас.
— Твой сын?
Дима схватил его за плечи:
— Те гребаные фотографии. Ты мне их показал. Из-за них я согласился участвовать в вашей поганой операции.
Палев поднес руку к лицу:
— Мне опять плохо. — Он закатил глаза.
Дима видел перед собой снимки, четко, в мельчайших деталях. Кое-что от Камиллы, кое-что от него. Красивый мальчик. «Мой сын».
— Прости, это… — В водянистых глазах старика мелькнуло недоумение. — Их дал мне Тимофеев. Это его люди поработали. Он не рассказал мне, кто этот мальчик.
Дата добавления: 2023-01-08; просмотров: 89; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!