РАЗЛИЧИЕ ПОЛОЖЕНИЯ В КОНЦЕ ДРЕВНЕГО МИРА, ОКОЛО 300 г., И В КОНЦЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ — 1453 г.28 26 страница

* * *

Причинность ³³. Первое, что нам бросается в глаза при рас­смотрении движущейся материи, — это взаимная связь отдельных движений отдельных тел между собою, их обусловленность друг другом. Но мы находим не только то, что за известным движением следует другое движение, мы находим также, что мы в состоянии вызвать определенное движение, создав те условия, при которых оно происходит в природе; мы находим даже, что мы в состоянии вызвать такие движения, которые вовсе не встречаются в природе (промышленность),—по крайней мере, не встречаются в таком виде,—и что мы можем придать этим движениям определенные заранее направление и размеры. Благодаря этому, благодаря дея­тельности человека и обосновывается представление о причинно­сти, представление о том, что одно движение есть причина дру­гого. Правда, уже одно правильное чередование известных явле­ний природы может породить представление о причинности — теплота и свет, появляющиеся вместо с солнцем, — однако здесь еще нет доказательства, и постольку юмовскпй скептицизм был бы прав в своем утверждении, что регулярно повторяющееся post hoc [после чего-нибудь] никогда не может обосновать propter hoc [по причине чего-нибудь]. Но деятельность человека произ­водит проверку насчет причинности. Если при помощи вогнутого зеркала мы концентрируем в фокусе солнечные лучи и вызываем ими такой же эффект, какой дает аналогичная концентрация лучей обыкновенного огня, то мы доказываем этим, что теплота полу­чается от солнца. Если мы вложим в ружье капсюль, заряд и пулю и затем выстрелим, то мы рассчитываем ³⁴ на заранее известный по опыту эффект, так как мы в состоянии проследить во всех дета­

{183}

лях весь процесс воспламенения, сгорания, взрыва, вызванного внезапным превращением в газ, давление газа на пулю. И здесь скептик уже не вправе утверждать, что из прошлого опыта не следует, будто и в следующий раз повторится то же самое. Дей­ствительно, иногда случается, что не повторяется того же самого, что капсюль или порох отказываются служить, что ствол ружья разрывается и т. д. Но именно это доказывает причинность, а не опровергает ее, ибо для каждого подобного отклонения от пра­вила мы можем, произведя соответствующее исследование, найти его причину: химическое разложение капсюльного ударного со­става, сырость и т. д. пороха, поврежденность ствола и т. д., так что здесь производится, так сказать, двойная проверка причинности.

Как естествознание, так и философия до сих пор совершенно пренебрегали исследованием влияния деятельности человека на его мышление. Они знают, с одной стороны, только природу, а с другой — только мысль. Но существеннейшей и ближайшей основой человеческого мышления является как раз изменение природы человеком, а не одна прирост как таковая, и разум человека раз­вивался соответственно тому, как человек научался изменять природу. Поэтому натуралистическое понимание истории — как оно встречается, например, в той или другой мере у Дрепера и дру­гих естествоиспытателей, стоящих на той точке зрения, что только природа действует на человека и что только природные условия опре/кэляют повсюду его историческое развитие,—страдает од­носторонностью и забывает, что и человек воздействует обратно на природу, изменяет ее, создает себе новые условия существова­ния. От «природы» Германии, какой она была в эпоху переселения в нее германцев, осталось чертовски мало. Поверхность земли, климат, растительность, животный мир, даже сами люди бесконеч­но изменились, и все это благодаря человеческой деятельности, между тем как изменения, происшедшие за это время в природе Германии без человеческого содействия, ничтожно малы.

* * *

Взаимодействие — вот первое, что выступает перед нами, когда мы рассматриваем движущуюся материю в целом с точки зрения теперешнего естествознания. Мы наблюдаем ряд форм дви­жения: механическое движение, теплоту, свет, электричество, магнетизм, химическое соединение и разложение, переходы агре­гатных состояний, органическую жизнь, которые все — если исключить пока органическую жизнь — переходят друг в друга, обусловливают взаимно друг друга, являются здесь причиной, там действием, причем общая сумма движения, при всех измене­ниях формы, остается одной и той же (спинозовское: субстан­ция есть causa sui [причина самой себя] — прекрасно выражает взаимодействие). Механическое движение превращается в теплоту,

{184}

электричество, магнетизм, свет и т. д., и обратно. Так естествозна­нием подтверждается то, что говорит Гегель (где?), —что взаимо­действие является истинной causa finalis [конечной причиной] вещей. Мы не можем пойти дальше познания этого взаимодействия именно потому, что позади него нечего больше познавать. Раз мы познали формы движения материи (для чего, правда, нам нехватает еще очень многого ввиду кратковременности существования есте­ствознания), то мы познали самое материю, и этим исчерпывается познание. (У Грова все недоразумение насчет причинности осно­вывается на том, что он не справляется с категорией взаимодей­ствия. Суть дела у него имеется, но он ее не выражает в форме абстрактной мысли, и отсюда путаница. Стр. 10—14³⁵.) Только исходя из этого универсального взаимодействия, мы приходим к действительному каузальному отношению. Чтобы понять от­дельные явления, мы должны вырвать их из всеобщей связи и рассматривать их изолированно, а в таком случае сменяющиеся движения выступают перед нами — одно как причина, другое как действие ³⁰.

* * *

Для того, кто отрицает причинность, всякий закон природы есть гипотеза, и в том числе также и химический анализ небесных тел посредством призматического спектра. Что за плоское мышле­ние у тех, кто не идет дальше этого 1³⁷

* * *

О НЕГЕЛИЕВСКОЙ НЕСПОСОБНОСТИ ПОЗНАВАТЬ БЕСКОНЕЧНОЕ ³⁸

Негели, стр. 12—13 ³⁹

Негели сперва заявляет, что мы не в состоянии познавать дей­ствительно качественных различий, а вслед за этим тут же гово­рит, что подобные «абсолютные различия» не встречаются в при­роде! (стр. 12).

Во-первых, всякое качество имеет бесконечно много количе­ственных градаций, например оттенки цветов, жесткость и мяг­кость, долговечность и т. д., и, хотя они качественно различны, они доступны измерению и познанию.

Во-вторых, существуют не качества, а только вещи, обладающие качествами, и притом бесконечно многими качествами. У двух различных вещей всегда имеются известные общие качества (по крайней мере, свойства телесности), другие качества отличаются между собою по степени, наконец, иные качества могут совершенно отсутствовать у одной из этих вещей. Если мы станем сопоставлять в отдельности друг с другом такие две до крайности различные вещи—например какой-нибудь метеорит и какого-нибудь чело­

{185}

века, — то тут мы откроем мало общего, в лучшем случае то, что обоим присуща тяжесть и другие общие свойства тел. Но между обеими этими вещами имеется бесконечный ряд других вещей и процессов природы, позволяющих нам заполнить ряд от метеорита до человека и указать каждому члену ряда свое место в системе природы и таким образом познать их. Это признает и сам Негели.

В-третьих, наши различные органы чувств могли бы доста­влять нам абсолютно различные в качественном отношении впе­чатления. В этом случае свойства, которые мы узнаем при посред­стве зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания, были бы абсо­лютно различны. Но и здесь различия стираются по мере прогресса исследования. Давно уже признано, что обоняние и вкус являются родственными, однородными чувствами, воспринимающими од­нородные, если не тождественные, свойства. Как зрение, так и слух воспринимают волновые колебания. Осязание и зрение до такой степени взаимно дополняют друг друга, что мы часто на основании зрительного облика какой-нибудь вещи можем предсказать ее тактильные свойства. И, наконец, всегда одно и то же «я» вбирает в себя все эти различные чувственные впечатления, перерабатывает их и, таким образом, объединяет в одно целое; а с другой стороны, эти различные впечатления доставляются одной и той же вещью, выступают как ее совместные свойства и дают, таким образом, воз­можность познать эту вещь. Объяснить эти различные, доступные лишь различным органам чувств свойства, привести их во вну­треннюю связь между собою как раз и является задачей науки, которая до сих пор не жаловалась на то, что мы не имеем, вместо пяти специальных чувств, одного общего чувства или что мы не способны видеть либо слышать запахов и вкусов.

Куда мы ни посмотрим, мы нигде не встречаем в природе по­добных «качественно или абсолютно различных областей», о кото­рых нам говорят, что они непонятны. Вся эта путаница происте­кает из путаницы в вопросе о качестве и количестве. В соответствии с господствующей механической точкой зрения Негели считает, что качественные различия поддаются объяснению лишь постольку, поскольку они могут быть сведены к количественным различиям (об этом в другом месте). Для него качество и количество являются абсолютно различными категориями. Метафизика.

«Мы можем познавать только конечное и т. д.» ⁴⁰ Это постольку совершенно верно, поскольку в сферу нашего познания попадают лишь конечные предметы. Но это положение нуждается вместе с тем в дополнении: «по существу мы можем познавать только бесконечное». И в самом деле, всякое действительное, исчерпываю­щее познание заключается лишь в том, что мы в мыслях подни­маем единичное из единичности в особенность, а из этой послед­ней во всеобщность; заключается в том, что мы находим и конста­тируем бесконечное в конечном, вечное — в преходящем. Но форма всеобщности есть форма внутренней завершенности и тем

{186}

^{___________________}

самым бесконечности; она есть соединение многих конечных вещей в бесконечное. Мы знаем, что хлор и водород под действием света соединяются при известных условиях температуры и давления в хлористоводородный газ, давая взрыв; а раз мы это знаем, то мы знаем также, что это происходит всегда и повсюду, где имеются на­лицо вышеуказанные условия, и совершенно безразлично, произой­дет ли это один раз или повторится миллионы раз и на скольких небесных телах. Форма всеобщности в природе — это закон, и никто не говорит так много о вечности законов природы, как естествоиспытатели. Поэтому когда Негели заявляет, что мы делаем конечное непостижимым, если не ограничиваемся исследо­ванием только этого конечного, а примешиваем к нему вечное, то он отрицает либо познаваемость законов природы, либо их веч­ность. Всякое истинное познание природы есть познание вечного, бесконечного, и поэтому оно по существу абсолютно.

Но у этого абсолютного познания есть серьезное затруднение. Подобно тому как бесконечность познаваемого материала сла­гается из одних лишь конечных предметов, так и бесконечность абсолютно познающего мышления слагается из бесконечного мно­жества конечных человеческих голов, которые работают над этим бесконечным познанием друг возле друга и в ряде сменяющих друг друга поколений, делают практические и теоретические промахи, исходят из неудачных, односторонних, ложных пред­посылок, идут ложными, кривыми, ненадежными путями и часто не находят правильного решения даже тогда, когда уткнутся в него носом (Пристли) ⁴¹. Поэтому познание бесконечного окру­жено двоякого рода трудностями и может, по самой своей при­роде, совершаться только в виде некоторого бесконечного асимпто­тического прогресса. И этого для нас вполне достаточно, чтобы мы имели право сказать: бесконечное столь же познаваемо, сколь и непознаваемо, а это все, что нам нужно.

Комичным образом Негели говорит то же самое: «Мы можем познавать только конечное, но зато все конечное, попадающее в сферу нашего чувственного восприятия»⁴². Конечное, попадаю­щее в сферу ит. д., дает в сумме бесконечное, ибо Негели составил себе свое представление о бесконечном именно на основании этой, суммы. Ведь без этого конечного и т. д. он не имел бы никакого представления о бесконечном.

(О дурной бесконечности как таковой поговорить в другом месте.)

Перед этим исследованием бесконечности — следующее:

1) «Крошечная область» в пространстве и времени.

2) «Вероятно недостаточное развитие органов чувств».

3) «Мы способны познавать только конечное, изменчивое, преходящее, только по степени различное и относительное, так

{187}

как мы можем лишь переносить математические понятия на вещи природы и судить о последних лишь по тем меркам, которые сняты с них самих. Для бесконечного или вечного, для посто­янного и устойчивого, для абсолютных различий у нас нет ника­ких представлений. Мы точно знаем, что означает один час, один метр, один килограмм, но мы не знаем, что такое время, простран­ство, сила и материя, движение и покой, причина и действие»⁴³.

Это старая история. Сперва создают абстракции, отвлекая их от чувственных вещей, а затем желают познавать их чувственно, желают видеть время и обонять пространство. Эмпирик до того втягивается в привычное ему эмпирическое познание, что во­ображает себя все еще находящимся в области чувственного по­знания даже тогда, когда он оперирует абстракциями. Мы знаем, что такое час, метр, но не знаем, что такое время и пространство! Как будто время есть что-то иное, нежели совокупность часов, а пространство что-то иное, Нежели совокупность кубических метров! Разумеется, обе эти формы существования материи без матерый суть ничто, пустые представления, абстракции, суще­ствующие только в нашей голове. Но ведь нам говорят, что мы не знаем также и того, что такое материя и движение! Разумеется, не знаем, ибо материю как таковую и движение как таковое никто еще не видел и не испытал каким-нибудь иным чувственным обра­зом; люди имеют дело только с различными реально существую­щими веществами и формами движения. Вещество, материя есть не что иное, как совокупность веществ, из которой абстрагирова­но это понятие; движение как таковое есть не что иное, как сово­купность всех чувственно воспринимаемых форм движения; такие слова, как «материя» и «движение», суть не более, как со­кращения, в которых мы охватываем, сообразно их общим свой­ствам, множество различных чувственно воспринимаемых вещей. Поэтому материю и движение можно познать лишь путем изу­чения отдельных веществ и отдельных форм движения; и поскольку мы познаем последние, постольку мы познаем также и материю и движение как таковые. Поэтому когда Негели говорит, что мы не знаем, что такое время, пространство, материя, движение, причина и действие, то он этим лишь утверждает, что мы при по­мощи своей головы сперва создаем себе абстракции, отвлекая их от действительного мира, а затем оказываемся не в состоянии по­знать этих нами самими созданных абстракций, потому что они умственные, а не чувственные вещи, всякое же познание есть⁴⁴ чувственное измерение! Это точь-в-точь как указываемое Гегелем затруднение насчет того, что мы можем, конечно, есть вишни и сливы, но не можем есть плода, потому что никто еще не ел плода как такового ⁴⁵.

{188}

Когда Негели утверждает, что в природе существует, вероятно, множество таких форм движения, которых мы неспособны вос­принять нашими чувствами, то это жалкая отговорка, равносиль­ная — по крайней мере для нашего познания — отказу от закона о несотворимости движения. Ведь эти невоспринимаемые формы движения могут превратиться в доступное нашему восприятию движение! В таком случае было бы без труда объяснено, например, контактное электричество!

* * *

Ад. уосот [по поводу] Негели ⁴⁶. Непостижимость бесконеч­ного. Когда мы говорим, что материя и движение не сотворены и не уничтожимы, то мы говорим, что мир существует как бесконеч­ный прогресс, т. е. в форме дурной бесконечности; и тем самым мы поняли в этом процессе все, что здесь нужно понять. Самое большее, возникает еще вопрос, представляет ли этот процесс некоторое — в виде больших круговоротов — вечное повторение одного и того же или же круговороты имеют нисходящие и восхо­дящие ветви.

* * *

Дурная бесконечность ⁴⁷. Истинная бесконечность была уже Гегелем правильно вложена в заполненное пространство и время, в процесс природы и в историю. Теперь также и вся природа рас­творилась в истории, и история отличается от истории природы только как процесс развития само сознательных организмов. Это бесконечное многообразие природы и истории заключает в себе бесконечность пространства и времени — дурную бесконечность — только как снятый, хотя и существенный, но не преобладающий момент. Крайней границей нашего естествознания является до сих пор наша вселенная, и, для того чтобы познавать природу, мы не нуждаемся в тех бесконечно многих вселенных, которые находятся за пределами нашей вселенной. Более того, только одно солнце из миллионов солнц и его система образуют существенную основу нашего астрономического исследования. Для земной механики, физики и химии нам приходится более или менее, а для органи­ческой науки всецело, ограничиваться нашей маленькой землей. И тем не менее это не наносит существенного ущерба практически бесконечному многообразию явления и познанию природы, точно так же как не вредит истории аналогичное, но еще большее огра­ничение ее сравнительно коротким периодом времени и неболь­шою частью земли.

* * *

1) Бесконечный прогресс есть, по Гегелю, унылая пустота, потому что он выступает только как вечное повторение одного и того же: 1+1-1-1 и т. д.

{189}

2) Но в действительности он вовсе не повторение, а развитие, движение вперед или назад, и благодаря этому он становится не­обходимой формой движения. Не говоря уже о том, что он вовсе не бесконечен: уже и теперь можно предвидеть конец периода жизни земли. Зато и земля не есть весь мир. В гегелевской системе для истории природы во времени было исключено всякое развитие, ибо в противном случае пррхрода не была бы вне-себя-бытием духа. Но в человеческой истории Гегель признает бесконечный прогресс единственной истинной формой существования «духа», хотя фан­тастическим образом он принимает конец этого развития — в уста­новлении гегелевской философии.

3) Существует также бесконечное познание *: questa infinitд che le cose non hanno in progresso, la hanno in giro [ту бесконеч­ность, которую вещи не имеют в прогрессе, они имеют в круге] ⁴⁹. Так, закон о смене форм движения является бесконечным, замы­кающимся в себе. Но подобные бесконечности заражены в свою очередь конечностью, проявляются лишь по частям. Так и ^а-⁵⁰

* * *

Вечные законы природы также превращаются все более и более в исторические законы. Что вода при температуре от 0 до 100° С жидка — это вечный закон природы, но, чтобы он мог иметь силу, должны быть налицо: 1) вода, 2) данная температура и 3) нормаль­ное давление. На луне вовсе нет воды, на солнце имеются только составляющие ее элементы, и для этих небесных тел указанный закон не существует. — Законы метеорологии тоже вечны, но только для земли или же для такого небесного тела, которое обла­дает величиной, плотностью, наклоном оси и температурой земли, и при предположении, что это тело окружено атмосферой из такой же смеси кислорода и азота и с такими же количествами испаряю­щегося и осаждающегося водяного пара. На луне совсем нет ат­мосферы; солнце обладает атмосферой из раскаленных паров ме­таллов; поэтому на луне нет совсем метеорологии, на солнце же она совершенно иная, чем у нас. — Вся наша официальная фи­зика, химия и биология исключительно геоцентричны, рассчи­таны только для земли. Мы совершенно еще не знаем отношений электрических и магнитных напряжений на солнце, на неподвиж­ных звездах, в туманностях и даже на планетах, обладающих иной плотностью. На солнце вследствие высокой температуры за­коны химических соединений элементов теряют силу или же имеют только кратковременное действие на границах солнечной атмо­сферы, причем соединения эти снова разлагаются при приближе­нии к солнцу. Химия солнца только что нарождается, и она по

---

Дата добавления: 2021-05-18; просмотров: 78; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!