РАЗЛИЧИЕ ПОЛОЖЕНИЯ В КОНЦЕ ДРЕВНЕГО МИРА, ОКОЛО 300 г., И В КОНЦЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ — 1453 г.28 28 страница

2. Эти различные силы (за исключением звука) — физика не­бесных тел —

a) переходят друг в друга и взаимно замещают друг друга, и

b) на известной ступени количественного нарастания каждой из этих сил, различной для каждого тела, в подвергающихся их действию телах — будут ли это химически сложные тела или несколько химически простых тел — появляются химические из­менения. И мы попадаем в область химии. Химия небесных тел. Кристаллография —часть химии.

3. Физика должна была или могла оставлять без рассмотрения живое органическое тело, химия же находит настоящий ключ к истинной природе наиважнейших тел только при исследовании органических соединений: с другой стороны, она синтезирует такие тела, которые встречаются только в органической природе. Здесь химия подводит к органической жизни, и она продвинулась до­статочно далеко вперед, чтобы гарантировать нам, что она одна объяснит нам диалектический переход к организму.

4. Но действительный переход только в истории — солнеч­ной системы, земли; реальная предпосылка органической природы.

5. Органическая природа.

Классификация наук, из которых каждая анализирует отдель­ную форму движения или ряд связанных между собою и перехо­дящих друг в друга форм движения, является вместе с тем клас­сификацией, расположением, согласно внутренне присущей им последовательности, самих этих форм движения, и в этом именно и заключается се значение.

В конце прошлого [XVIII] столетия, после французских ма­териалистов, материализм которых был по преимуществу меха­ническим, обнаружилась потребность энциклопедически резюми­ровать все естествознание старой иыотоно-линнеевской школы, и за это дело взялись два гениальнейших человека—Сен-Симон (не закончил) и Гегель. Теперь, когда новое воззрение на природу в своих основных чертах готово, ощущается та же самая потреб­

{199}

ность и предпринимаются попытки в этом направлении. Но так как теперь в природе выявлена всеобщая связь развития, то внеш­няя группировка материала в виде такого ряда, члены которого просто прикладываются одни к другому, в настоящее время столь же недостаточна, как и гегелевские искусственные диалектические переходы. Переходы должны совершаться сами собою, должны быть естественными. Подобно тому как одна форма движения разви­вается из другой, так и отражения этих форм, различные науки, должны с необходимостью вытекать одна из другой²³.

* * *

Как мало Конт является автором своей, списанной им у Сен-Симона, энциклопедической иерархии естественных наук, видно уже из того, что она служит ему лишь ради расположения учеб­ного материала и в целях преподавания, приводя тем самым к не­суразному enseignement intйgral [интегральному обучению], где каждая наука исчерпывается прежде, чем успели хотя бы только приступить к другой, где правильная в основе мысль математиче­ски утрируется до абсурда²⁰.

Гегелевское (первоначальное) деление на механизм, химизм, организм²⁷ было совершенным для своего времени. Механизм-— это движение масс, химизм — это молекулярное (ибо сюда вклю­чена и физика, и обе—как физика, так и химия — относятся ведь к одному и тому же порядку) и атомное движение; организм — это движение таких тел, в которых одно от другого неотделимо. Ибо организм есть, несомненно, высшее единство, связывающее в себе в одно целое механику, физику и химию, так что эту троицу нельзя больше разделить. В организме механическое движение прямо вызывается физическим и химическим изменением, и это относится к питанию, дыханию, выделению и т. д. в такой же мере, как и к чисто мускульному движению.

Каждая группа, в свою очередь, двойственна. Механика г 1) небесная, 2) земная.

Молекулярное движение: 1) физика, 2) химия.

Организм: 1) растение, 2) животное.

* * *

Физиография²⁸. После того как сделан переход от химии к жизни, надо прежде всего рассмотреть те условия, в которых возникла и существует жизнь,—следовательно, прежде всего геологию, метеорологию и остальное. А затем и сами различные формы жизни, которые ведь без этого и непонятны.

{200}

* * *

О «МЕХАНИЧЕСКОМ» ПОНИМАНИИ ПРИРОДЫ ²⁹ К стр. 48 ³⁰: различные формы движения и изучающие их науки

С тех пор как появилась эта статья («Vorwдrts» от 9 февраля 1877 г.)³¹, Кекуле («Die wissenschaftlichen Ziele und Leistungen der Chemie») ³² дал совершенно аналогичное определение механи­ки, физики и химии: «Если положить в основу это представление о сущности материи, то химию можно будет определить как науку об атомах, а физику как науку о молекулах; и тогда сама собою напрашивается мысль выделить ту часть современной физики, которая занимается массами, в особую дисциплину, оставив для нее название механики. Таким образом, механика оказывается основой физики и химии, поскольку та и другая, при рассмотрении определенных сторон явлений и особенно при вычислениях, долж­ны трактовать свои молекулы й, соответственно, атомы как массы»³³. Эта формулировка отличается, как мы видим, от той, которая дана в тексте³⁴ и в предыдущем примечании³⁵, только своей несколько меньшей определенностью. Но когда один ан­глийский журнал («Nature») придал вышеприведенному положе­нию Кекуле такой вид, что механика — это статика и динамика масс, физика — статика и динамика молекул, химия — статика и динамика атомов³⁶, то, по моему мнению, такое безусловное све­дение даже химических процессов к чисто механическим су­живает неподобающим образом поле исследования, по меньшей мере в области химии. И тем не менее это сведение стало столь мод­ным, что, например, у Геккеля слова «механический» и «мони­стический» постоянно употребляются как равнозначащие и что, по его мнению, «современная физиология... дает в своей области место только физико-химическим, или в широком смысле слова механическим, силам» (Peiigenosis)³⁷.

Называя физику механикой молекул, химию—физикой атомов и далее биологию — химией белков, я желаю этим выра­зить переход одной из этих наук в другую, — следовательно, как существующую между ними связь, непрерывность, так и разли­чие, дискретность обеих. Итти дальше этого, называть химию юже своего рода механикой, представляется мне недопустимым. Механика в более широком или узком смысле слова знает только количества, она оперирует скоростями и массами и, в луч­шем случае, объемами. Там, где на пути у нее появляется каче­ство тел, как, например, в гидростатике и аэростатике, она не может обойтись без рассмотрения молекулярных состояний и мо­лекулярных движений, и сама она является здесь только вспо­могательной наукой, предпосылкой физики. В физике же, а еще более в химии, не только имеет место постоянное качественное из­менение в результате количественных изменений, т. е. переход

{201}

количества в качество, но приходится также рассматривать множество таких качественных изменений, обусловленность кото­рых количественным изменением совершенно не установлена. Можно охотно согласиться с тем, что современное течение в науке движется в этом направлении, но это не доказывает, что оно является исключительно правильным и что, следуя этому тече­нию, мы до конца исчерпаем физику и химию. Всякое движение заключает в себе механическое движение, перемещение больших или мельчайших частей материи; познать эти механические движе­ния является первой задачей науки, однако лишь первой ее зада­чей. Но это механическое движение не исчерпывает движения вообще. Двюкение — это не только перемена места; в надмеханиче-ских областях оно является также и изменением качества. Откры­тие, что теплота представляет собою некоторое молекулярное двюкение, составило эпоху в науке. Но если я не имею ничего другого сказать о теплоте кроме того, что она представляет собою известное перемещение молекул, то лучше мне замолчать. Химия, повидимому, находится на верном пути к тому, чтобы из отноше­ния атомных объемов к атомным весам объяснить целый ряд хи­мических и физических свойств элементов. Но ни один химик не решится утверждать, что все свойства какого-нибудь элемента исчерпывающим образом выражаются его положением на кривой Лотара Мейера³⁸, что этим одним можно будет когда-нибудь объяснить, например, своеобразные свойства углерода, которые делают его главным носителем органической жизни, или же необ­ходимость наличия фосфора в мозгу. И тем не менее «механиче­ская» концепция сводится именно к этому. Всякое изменение она объясняет перемещением, все качественные различия — количественными, не замечая, что отношение между качеством и количеством взаимно, что качество так же переходит в количе­ство, как и количество в качество, что здесь имеет место взаимодей­ствие. Если все различия и изменения качества должны быть сводимы к количественным различиям и изменениям, к механи­ческим перемещениям, то мы с необходимостью приходим к те­зису, что вся материя состоит из тождественных мельчайших частиц и что все качественные различия химических элементов материи вызываются количественными различиями, различиями в числе и пространственной группировке этих мельчайших частиц при их объединении в атомы. Но до этого мы еще не дошли.

Только незнакомство наших современных естествоиспытате­лей с иной философией, кроме той ординарнейшей вульгарной философии, которая распространилась ныне в немецких универ­ситетах, позволяет им в таком духе оперировать выражениями вроде «механический», причем они не отдают себе отчета или даже не подозревают, к каким вытекающим отсюда выводам они тем самым с необходимостью обязывают себя. Ведь у теории об абсо­лютной качественной тождественности материи имеются свои

{202}

приверженцы; эмпирически ее так же нельзя опровергнуть, как и нельзя доказать. Но если спросить людей, желающих объяснить все «механическим образом», сознают ли они неизбежность этого вывода и признают ли тождественность материи, то сколько раз­личных ответов услышим мы на этот вопрос 1

Самое комичное — это то, что приравнение «материалисти­ческого» и «механического» идет от Гегеля, который хотел унизить материализм эпитетом «механический». Но дело в том, что кри­тикуемый Гегелем материализм — французский материализм XV11I века — был действительно исключительно механическим, п по той весьма естественной причине, что в то время физика, химия и биология были еще в пеленках и отнюдь не могли слу­жить основой для некоторого общего воззрепия на природу. Точно так же у Гегеля заимствует Геккель перевод выражения causae efficientes через «механически действующие причины» и выраже­ния causae finales — через «целесообразно действующие причины»; но Гегель понимает здесь под словом «механический» — слепо, бессознательно действующий, а не механический в геккелевском смысле. При этом для самого Гегеля все это противоположение до такой степени является превзойденной точкой зрения, что он даже не упоминает о нем ни в одном из обоих своих изложений причинности в «Логике» и затрагивает его только в «Истории фи­лософии», в тех местах, где оно выступает как исторический факт (следовательно, у Геккеля мы имеем здесь чистое недоразумение, результат поверхностности!) и совершенно мимоходом при рассмо­трении телеологии («Логика», III, II, 3) ³⁹, где об этом противополо­жении упоминается как о той форме, в которой старая метафизика формулировала противоположность между механизмом и те­леологией. Вообще же он трактует указанное противоположение как давно уже преодоленную точку зрения. Таким образом, Гек­кель просто неверно списал у Гегеля, радуясь тому, что он здесь, как ему показалось, нашел подтверждение своей «механической» концепции, и этим путем он приходит к тому блестящему результату, что когда естественный отбор создает у того или дру­гого животного или растения какое-нибудь определенное изме­нение, то это происходит благодаря causa efficiens; если же это самое изменение вызывается искусственным отбором, то это про­исходит благодаря causa finalis! Зоотехник есть causa finalis! Конечно, диалектик калибра Гегеля не мог путаться в пределах узкой противоположности между causa efficiens и causa finalis. А для теперешней стадии развития науки всей бесплодной бол­товне об этой противоположности кладет конец то обстоятельство, что мы знаем из опыта и теории, что материя и ее форма бытия — движение — несотворимы и, следовательно, являются своими собственными конечными причинами; между тем как у тех отдель­ных причин, которые на отдельные моменты времени п в отдельных местах изолируют себя в рамках взаимодействия движения

{203}

вселенной или изолируются там нашей мыслью, не прибавляет­ся решительно никакого нового определения, а лишь внося­щий путаницу элемент в том случае, если мы их называем действуюгцими причинами. Причина, которая не действует, не есть вовсе причина.

N6. Материя как таковая, это — чистое создание мысли и абстракция. Мы отвлекаемся от качественных различий вещей, когда объединяем их, как телесно существующие, под понятием материи. Материя как таковая, в отличие от определенных, су­ществующих материй, не является, таким образом, чем-то чув­ственно существующим. Когда естествознание ставит себе целью отыскать единообразную материю как таковую п свести каче­ственные различия к чисто количественным различиям, образуе­мым сочетаниями тождественных мельчайших частиц, то оно по­ступает таким же образом, как если бы оно вместо вишен, груш, яблок желало видеть плод как таковой⁴⁰, вместо кошек, собак, овец и т. д. — млекопитающее как таковое, газ как таковой, ме­талл как таковой, камень как таковой, химическое соединение как таковое, движение как таковое. Теория Дарвина требует подоб­ного первичного млекопитающего, Рготатта1е Гекколя, по должна в то же время признать, что если оно содержало в себе в зародыше всех будущих и ныне существующих млекопитаю­щих, то в действительности оно стояло ниже всех теперешних млекопитающих и было первобытно грубым, а поэтому п более преходящим, чем все они. Как доказал уже Гегель («Энциклопе­дия», I, стр. 199)⁴¹, это воззрение, эта «односторонне математическая точка зрения>>, согласно которой материя определима только количественным образом, а качественно искони одинакова, есть «не что иное, как точка зрения» французского материализма XVIII века. Она является даже возвратом к Пифагору, который уже рассматривал число, количественную определенность, как сущность вещей.

*

Во-первых, Кекулс ⁴². Далее: систематизацию естествознания, которая становится теперь все более и более необходимой, можно найти не иначе, как в связях самих явлений. Так, механическое движение небольших масс на каком-нибудь небесном теле кон­чается контактом двух тел, который имеет две формы, отличаю­щиеся друг от друга лишь по степени: трение и удар. Поэтому мы изучаем сперва механическое действие трения и удара. Но мы находим, что дело этим не исчерпывается: трение производит теплоту, свет н электричество; удар — теплоту и свет, а, может быть, также и электричество. Таким образом, мы имеем превраще­ние движения масс в молекулярное движение. Мы вступаем в область молекулярного движения, в физику, и продолжаем исследовать дальше. Но и здесь мы находим, что исследование

{204}

молекулярным движением не заканчивается. Электричество пере­ходит в химические превращения и возникает из химических пре­вращений; теплота и свет тоже. Молекулярное движение переходит в атомное движение: химия. Изучение химических процессов находит перед собою, как подлежащую исследованию область, органический мир, т. е. такой мир, в котором химические про­цессы происходят согласно тем же самым законам, по при иных условиях, чем в неорганическом мире, для объяснения которого достаточно химии. А все химические исследования органического мира приводят в последнем счете к такому телу, которое, будучи результатом обычных химических процессов, отличается от всех других тел тем, что оно есть сам себя осуществляющий перманент­ный химический процесс, — приводят к белку. Если химии удаст­ся изготовить этот белок в том опре/взленном виде, в котором он, очевидно, возник, в виде так называемой протоплазмы, — в том определенном или, вернее, неопределенном виде, в котором он потенциально содержит в себе все другие формы белка (причем пет нужды принимать, что существует только один вид прото­плазмы), то диалектический переход будет здесь доказан также и реально, т. е. целиком и полностью. До тех пор дело остается в области мышления, alias [иначе говоря] гипотезы. Когда химия порождает белок, химический процесс выходит за свои собствен­ные рамки, как мы видели это выше относительно механического процесса. Он вступает в некоторую более богатую содержанием область — область органической жизни. Физиология есть, ра­зумеется, физика и в особенности химия живого тела, но вместо с тем она перестает быть специально химией: с одной стороны, сфера ее действия ограничивается, но, с другой стороны, она вместе с тем поднимается здесь на некоторую более высокую ступень.

[МАТЕМАТИКА]

***

Так называемые аксиомы математики — это те немногие мы­слительные определения, которые необходимы в математике в ка­честве исходного пункта. Математика — это наука о величинах; она исходит из понятия величины. Она дает последней скудную, недостаточную дефиницию и прибавляет затем внешним образом, в качестве аксиом, другие элементарные определенности вели­чины, которые не содержатся в дефиниции, после чего они высту­пают как недоказанные и, разумеется, также и недоказуемые математически. Анализ величины выявил бы все эти аксиомати­ческие определения как необходимые определения величины. Спен­сер прав в том отношении, что кажущаяся нам самоочевидность этих аксиом унаследована нами. Они доказуемы диалектически, поскольку они не чистые тавтологии ¹.

Из области математики². Ничто, кажется, не покоится на такой непоколебимой основе, как различие между четырьмя арифметическими действиями, элементами всей математики. И тем не менее уже с самого начала умножение оказывается сокращен­ным сложением, деление — сокращенным вычитанием опреде­ленного количества одинаковых чисел, а в одном случае — если делитель есть дробь — деление производится путем умножения па обратную дробь. А в алгебре идут гораздо дальше этого. Каж­дое вычитание (a - b) можно изобразить как сложение (- b + a), каждое деление как умножение . При действиях со степе­нями идут еще значительно дальше. Все неизменные различия математических действий исчезают, все можно изобразить в про­тивоположной форме. Степень — в виде корня корень — в виде степени
.Единицу, деленную на

{206}

степень или на корень, — в виде степени знаменателя . Умножение или деление степеней какой-нибудь вели­чины превращается в сложение или вычитание их показателей. Каждое число можно рассматривать и изображать в виде сте­пени всякого другого числа (логарифмы, ). И это превраще­ние из одной формы в другую, противоположную, вовсе не празд­ная игра, — это один из самых могучих рычагов математической науки, без которого в настоящее время нельзя произвести ни одного сколько-нибудь сложного вычисления. Пусть кто-нибудь попробует вычеркнуть из математики хотя бы только отрица­тельные и дробные степени, — и он увидит, что без них далеко не уедешь.

---

Дата добавления: 2021-05-18; просмотров: 66; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!