В котомках растут, подрастают потомки 26 страница



Анна не сразу заметила мужа, стоявшего в глубине крыльца. Она отдала ключи охраннику. Глядясь в боковое зеркальце, привела прическу в порядок и потом уже огляделась.

- Привет, - спокойным ничего не выражающим тоном поприветствовала мужа и грациозной, только ей свойственной, походкой пош…нет двинулась к дому.

- Ты давно здесь и отчего? – они стояли так близко, что тепло женского тела его запахи были для мужчины явно ощутимы. Незнакомы те запахи были мужчине.

- Давно. А отчего? Оттого, что здесь мой дом и мой сын. Или ты забыла в ауре увлечений плотских?

- Мог бы и проще выражаться. Я девочка что надо, - она отпрянула и свысока «вонзилась» взглядом в мужчину. Львица, - так и скажем: в объятиях любовника.

Ветер перешёл от сильного до почти ураганного. С крон деревьев полетали листы и сучья. И собака волк замолчала, и вся дворовая прислуга укрылась кто где. На крыльце, не замечая непогоды, стояли двое. Ещё несколько дней назад бывших супругами в изначальном смысле этого слова.

- Может, в дом войдём, - Анна отошла к балюстраде и встала там в первую позицию.

- Ветра боишься?

- Нет. Отчего же. Я всякую стихию люблю, - помолчала и добавила, - Ты был моей первой в жизни стихией, - ещё помолчала, - после танца.

- Тогда, пройдемся по парку? Поговорим.

- Момент. Переоденусь и пойдем.

- Пусть так. Я тоже в дом зайду, - Николай Васильевич решил взять на «прогулку» свою любимую фляжку и поменять трубку на пачку сигарет.

- Вера, - позвал он прислугу, стоя на пороге дома, дабы не наследить, - Вера, где ты?

- Тут я, Николай Васильевич, - Вера сидела в его кресле у камина, - Ой, простите. Что-то задрогла я.

- Ничего. Отогрелась. Принеси мне фляжку с водкой и пару каких-нибудь фруктин, - и в вдогонку быстро уходившей женщины, - пачку сигарет возьми в шкатулке. Слышишь? Что ли?

- Слышу я, хозяин, - с обидой в голосе.

Муж и жена шли по аллее, устланной рано опавшей листвой. Шли и молчали. Ветер утих и с Невы потянуло прохладой ранней осени. Шли и молчали. Анна одела широкий «пыльник» и панаму цвета хаки. На ногах легкие полусапожки подчеркивали изящество её лодыжек и стройность икр.

- О чём мочим, Никола, - давно не называла она так своего мужа.

- Мне представляется, об одном и том же, - как правилен её профиль. Недаром говорили – классический.

- Я так понимаю, наша Вера успела наговорить тебе обо мне кучу гадостей. Что же, слушай теперь «первоисточник».

- Может, присядем, - под столетним дубом, огороженным цепью стояла скамья из толстых досок без спинки.

- Ты, как истинный джентльмен не можешь говорить с женщиной на ходу, - бросила взгляд и хитро улыбнулась.

Ох, эти её улыбки и взгляды. «Сводили с ума». Когда-то. Не теперь.

Да, она увлечена, именно этот глагол выбрала балерина, да давно, да хочет быть с ним. Всё говорилось на одном дыхании. Как бы торопясь, чтобы не прервали, не остановили.

- Остановись, - Николай Васильевич положил свою ладонь на её плечо, - Мне все и так ясно. Это ничего, Анна. Это в природе вещей.

- Я не вещь, - сбросила руку с плеча, - я не вещь. Понятно Вам, бесчувственный магнат.

Вот так. Он и магнат и бесчувственный. И вспомнилось недавнее былое. Париж. Музей искусства Д,Орсэ. Чудаковатого бывшего военного моряка назвавшегося Всеволодом Ивановичем. Тот неожиданно нагрянувший ураган с градом. Баржу. Песни Патрисии Касс. Их необыкновенную близость и нежность. Магнат!

- Я не хотел тебя обидеть. Может быть, в твоих глазах я сегодня лишь магнат. Может быть всё, что я делаю противно тебе, - не говорить же ей, что всё, чем она живет сегодня, дом, машины, прислуга, бомонд ежедневных встреч, тренажеры и многие часы аренды репетиционного зала (я не имею права потерять форму), всё это итог его «бесчувственности». Да, он не щадил ему подчиненных, не щадил врагов. Но так, же он был беспощаден к себе.

- Господин Поспелов, если Вы не прислушаетесь к нашим рекомендациям, я не могу гарантировать, что в любой момент Ваше сердце не откажет Вам, - так говорил две недели назад доктор наук, генерал-майор медицины, заведующий Кафедрой госпитальной хирургии ВМА.

- И я готов принять новую жизнь. Ты свободна в своих поступках.

Заметно потемнело и похолодало.

- Пошли домой, Николай. Я что-то замерзла.

В тепле, за богато сервированным столом, Вера постаралась, Анна и Николай спокойно обсудили все вопросы их развода. Дом и все находящиеся на его территории постройки, механизмы, машины и прочая и прочая оставались Анне Петровне. Николай Васильевич назначает ей пособие в размере, пропустим – пусть это останется их последней совместной тайной. Отдельной строкой прописано все, что касается сына. Денежное содержание, воспитание и так далее.

Через месяц после регистрации расторжения брака, Анна вышла замуж за сорокапятилетнего полковника в запасе ГРУ, а ныне работавшего в городском отделении Торговой палаты России. А еще через год она уедет с ним в далекую Венесуэлу (!?) по линии Агентства Россвооружение. Там все еще будет властвовать человек по имени Уго. Многие сотни миллионов он будет тратить на закупку российских СУ и МиГ,ов. Систем залпового огня и прочего.

Николай Васильевич два месяца пролежит на койке в палате-люкс, если можно так назвать больничную палату. Острая сердечная недостаточность и гипертония какой-то там степени «свалили» его на совещании в Правительстве. Каждый день к нему будет приходить Вера Геннадиевна. Она домоправительница в апартаментах на Театральной площади. Николенька, его мама в Венесуэлу не взяла, будет ходить в гимназию и одновременно дома заниматься языками. Английский, немецкий и испанский.

Николай Васильевич став сенатором от Псковской области передаст все свои дела и в строительной корпорации, и в банке, и в рестораторном деле в доверительное пользование ей – Вере Геннадиевне. Он начнет новую «главную» стройку. В 67 километрах от города, на берегу большого озера встанет дом.

- Николай Васильевич, дорогой, - Вера в исключительных случаях именно так обращалась к мужу, - ты скоро станешь отцом девочки.

- Ну, ты даешь, Верунчик, - она смеётся. Открыто и располагающе.

- Это не я «даю», это ты даешь. Да, ещё как. Врачи говорят, плод здоров.

- И то, что девочка, говорят?

- Техника.

______________________________________

 

- Как думаешь провести отпуск, Николай Васильевич, - Председатель и сенатор сидели на террасе дома Федерального собрания за «чашкой» коньячка.

- Поеду к себе. Васька выросла и уже пошла.

Ярко светились купола соборов за стеной Кремля. По прогнозам синоптиков лето предстояло жаркое.

- Пригласил бы к себе, - у председателя на верхней губе проступили капельки пота, возраст.

- Милости прошу. Рады будем. Вера Геннадиевна ругает меня. Мало дома бываю.

- Кстати, Николай, как она справляется с делами твоими?

- Удивительно, но она очень ловко управляется. Природное чутье, такт, решительность и даже, трудно представить, умение рисковать.

Председатель громко смеётся – Ты, брат уж и не у дел. Смотри, отодвинет тебя в сторонку. Найдет молодого, - и тут замечает, как мрачнеет лицо собеседника, - прости, прости. Зарапортовался.

- Пустое. Но ты прав. Вот, держи.

На полированный стол в буфете легло заявление об отставке Поспелова Николая Васильевича. 

Не мог он знать, что минута в минуту в другом месте Анна Петровна подписала прочитанный ею приказ о её назначении балетмейстером театра оперы и балета в Амстердаме.

______________________________________

 

 

- Василиса! Быстро выходи из воды. Простудишься.

Вера с низко надвинутой на брови шляпой, в купальнике «Бикини» сидела на берегу озера с красивым, но странно звучащим названием Сегозеро. Муж её в некотором отдалении от берега удил рыбу с борта яхты.

  

 

Роман от первого лица

Дети холодной войны

 

 

Главные герои

Я – 1947 года рождения, в 1964 году поступил в ЛКИ, вступил в брак в 1974 году

Елена, моя жена

Анна Скворцова, моя первая любовь

Прасковья Павловна,  женщина в деревне

Михаил Зиновьевич «старый» завхоз НИИ,

Зинаида Корзун новый завхоз,

1 Анатолий Поспелов, 1947 года рождения, из семьи военнослужащего;

Иван Иванович его отец и Валентина Ивановна его мать; мать умрет в 1972 году. Отец 1922 года рождения. Мать 1919 года рождения.

Лев Родионович Груздев, товарищ отца Толи Поспелова.

Ядвига, жена Груздева,

Сергей, милый друг Валентины Ивановны, 1928 года рождения,

Римма Аристарховна Копейкина, профессор филолог в ЛГУ.

 

2 Юрий Староверов, - того же года рождения, воспитанный матерью одиночкой;

Полина Васильевна, мать Юрия 1918 года рождения.

Отари Гогоберидзе – отец Юрия, летчик,

Виолетта, первая жена Юрия,

3 Георгий Клюквин, из рабочих;

Евгений Сидорович отец Георгия, слесарь, 1913 года рождения,

Клавдия Петровна мама Жоры, 1915 года рождения,

Нина, девушка Жоры

4 Николай Пулкиннен, из семьи натурализованных финнов, отец мастер

Ольга Даниловна, мать, 1922 года рождения.

Яков Михайлович, отец, 1915 года

Тамара, девушка Коли

Иван Осипович, отец Тамары, подполковник милиции,

Светлана Николаевна, мать Тамары,

5 Борис Бродов, тоже из семьи рабочих,

Павел Петрович, отец,

Федора Ивановна мать,

Роза Зисерсон, девочка из класса,

Юлия Пирогова тренер

Лина Сурова подружка Бори

Все они одного года рождения и учились в одной школе

Прозоров Виктор Иванович учитель литературы, куратор класса, где учились главные герои, майор в запасе, 1929 года рождения.

Ольга, его жена,

Ашхен хозяйка дома, где квартировали Оля и Витя.

Начало действия - лето 1964 года

 

Главные герои моего рассказа сверстники. Мальчишки моей школы.

Анатолий Поспелов, сын полковника. В послевоенные годы офицеры пользовались беспрекословным авторитетом. Толю уважали не только потому, что папа его полковник. Сам Толя был мальчиком рассудительным и уверенно спокойным.

Юрий Староверов. Как он не отвечал своей фамилии! Всегда шумный, энергично жестикулирующий. Воспитывался матерью одиночкой. 

Георгий Клюквин. Бойкий малый. В анкетах он позже станет писать в графе «происхождение» - из рабочих. И будет прав. Отец его работал слесарем на заводе.

Николай Пулкиннен, из семьи натурализованных финнов, отец мастер на заводе.

Борис Бродов, тоже из семьи рабочих завода

Машиностроительный завод № N был, если можно так сказать, районообразующим предприятием.

И жили мы, за исключением Толи, в доме, возведенном методом народной стройки. Это значило, что рабочие и ИТР завода помогали строителям в свое нерабочее время.

Анатолий Поспелов жил в районе Комендантского аэродрома.

Начало действия - лето 1964 года

Все мои герои одного года рождения, 1947-го, и за исключением Анатолия Поспелова, учатся в одной школе. ШаЭрЭм – школе рабочей молодежи.

Естественно будет в моем рассказе много и других персонажей. Вы познакомитесь с ними по ходу повествования.

Необходимые документы того времени:

Газеты, журналы, письма.

 

Прощай отрочество. Здравствуй молодость!

 

- Пацаны, наш майор предложил отметить окончание ШаЭрЭм в ресторане. Класс! – Борис Бродов самый рослый и развитый мальчик.

За окнами здания довоенной постройки, где днем учатся дети обыкновенной средней школы, а вечером молодые люди в школе рабочей молодежи, течет Большая Невка. На противоположном берегу её Центральный парк культуры и отдыха имени Сергея Мироновича Кирова. 

Четверо учеников ШРМ № 64 сидят в пустом кабинете литературы и русского языка. В школе ученики, да и учителя, этот кабинет называют за глаза «кабинетом майора».

Майор это их классный «дядька», то есть куратор. Майор в запасе, со шрамом через всю левую щеку, преподает литературу. Почитатель таланта Александра Сергеевича Пушкина. Наизусть знает почти все его стихи.

Итак, их четверо. Четыре ученика неполной средней школы, решивших не продолжать учебу в обычной школе и учиться до одиннадцатого класса, а перейти в эту самую ШаЭрЭм – школу рабочей молодежи..

Вообще, в «нормальной» школе их, друзей «не разлей вода», было пятеро. Но Толя Поспелов остался доучиваться в средней школе. Но и он сейчас с друзьями тут.

- Я в ресторане был. Нас отец водил.

- И как там? – спрашивает Толю Поспелова Жора Клюквин, в обычной школе имевший прозвище Клюква.

- Классно, пацаны. Официанты все в белых рубашках.

- А еда, какая? – интересуется Боря.

- Все вкусно. Отец любит кавказскую кухню. Он служил там. Вот и привык.

По Большой Невке с треском промчался катер.

- Сосед Кольки катер испытывает, - поясняет Толя.

- Ты, Толя, с Колькой по-васям. Подговори его, чтобы сосед нас прокатил, - просит Боря. 

Беседу друзей прервал приход того самого майора, то бишь куратора выпускного класса.

- Сидим, бойцы, а на дворе весна, - учитель литературы, майор запаса четко начинает читать стихотворение Пушкина, - Гонимы вешними лучами, с окрестных гор уже снега сбежали мутными ручьями.

- У нас гор нет, - вставляет мрачный Жора Клюквин.

- Клюквин, Вы стремитесь соответствовать своей фамилии. Такая же кислятина. Это, Клюквин, поэзия. Я пришел к вам, как к взрослым людям, согласовать наше меню в ресторане. Но прежде, решим, куда пойдем.

В этом сила майора. Он к ребятам относится по-взрослому.

- По ресторанам у нас специалист Толя Поспелов, - подначивает друга Борис.

- Хорошо. Спросим Толю.

- Боря шутит. Я в ресторане был давно. Ребенком. Отец водил.

Майор улыбается. Им кажется, что они уже взрослые.

 

Несколько слов о майоре учителе. Когда началась война, Виктору Прозорову было двенадцать лет и жил он в пригороде Ленинграда городе Тихвине. Оккупацию города немцами он не застал. Родители в начале июня отправили мальчика на другой конец области, в поселок Токсово к бабушке. Там он и дождался окончания войны. Рвался на фронт, а посылали на лесозаготовки.

- Это твой фронт, - говорил инвалид без ноги, которую потерял при бомбежке на правом берегу Невы.

Окончил юноша Прозоров среднюю школу и по совету одного хорошего товарища подал документы на поступление в Высшее командное военное училище. Окончил его.

Стал командиром и неплохо командовал. Дослужился до майора. И дальше бы служил. Может быть, и до генерала дослужился, если бы один раз в поле нерадивый боец с гранатой не справился. Майор прикрыл собой товарищей. Не погиб, но получил такие ранения, что к дальнейшей службе стал непригоден. Еще в школе Витя пристрастился к чтению. Он и в армии читал запоем. Каждый вечер он посещал библиотеку. Товарищи так и прозвали его – библиотекарь.

Заочно окончил Педагогический институт и стал обыкновенным учителем. Звучит уничижительно? Нет обыкновенных профессий. Есть обыкновенные люди, не видящие в своей профессии романтики. Виктор Прозоров соответствовал своей фамилии. Был очень прозорлив. В школе он обрел себя.

Конец пятидесятых, начало шестидесятых…

Каждый, кто жил в то время, имеет свои воспоминания о тех годах. Кто-то вспомнит стадионы полные зрителей и выступления на них новых молодых поэтов. Евтушенко. Вознесенский. Рождественский. Ахмадулина.

Кто-то переезд из многонаселенной коммунальной квартиры в отдельную квартиру в пятиэтажном блочном доме, где в окна первого этажа мог заглянуть человек даже небольшого роста. Легендарные «хрущевки».

Председатель колхоза где-нибудь в Вологодской области, вспоминая те годы, станет чертыхаться, если не больше. Его и его товарищей заставляли сеять кукурузу.

От восторга до резкой и уничижающей критики, вот каков диапазон воспоминаний.

Учитель, товарищ майор в запасе, Прозоров вспоминает те годы с благодарностью. У него родилась дочь. Поздний ребенок, особенно дорог. Сегодня ей восемь годков. Девчушка мала, но разумна: «Я стану как папа». Это не значит, что она хочет стать военным. Она решила быть учителем.

Родился ребенок и сразу проблемы. Пеленки, распашонки.

- Это я сошью из простынь. Кроватку можно самим соорудить, - говорила Ольга немного сошедшему с ума мужу, - Но детскую коляску дома не сделаешь.

Молодой лейтенант, который по результатам учений получил благодарность от командования дивизии, растерялся.

- На магазины время не трать. В выходные поезжай в Ленинград и иди на барахолку.

- Ты соображаешь, что говоришь?! – возмущается предложением жены Виктор, - Лейтенант Советской Армии толчется на барахолке. 

- Штатское одень. Или ты уволишься и станешь на прогулки ребенка таскать на руках?

Ольга права. И поехал в ближайшее воскресенье Виктор в город. На барахолку.

Примета времени. Немного истории этих уникальных по-своему рынков. 

Одним из первых блошиных рынков был, скорее всего, Marché aux puces в Сент-Уан (район Сена — Сен-Дени в северных пригородах Парижа). Это большой базар на огромной территории, один из четырёх подобных в Париже.

Рынки получили своё название от продаваемой старой одежды, которая вся была изъедена молью и кишела блохами.

С конца XVII века подобные примечательные рынки под открытым воздухом в городе Сент-Уан стали организовываться со столами и скамейками на полях и различных «рыночных скверах», где старьёвщики и тряпичники продавали или обменивали свой товар за небольшие деньги.

В осажденном немецко-фашистскими захватчиками Ленинграде тоже была барахолка. Кто-то там, обменивая дорогие и иногда уникальные вещи, спасал жизнь себе и родным. А кто-то на этом наживался и после войны становился этаким Корейко.

У меня тоже есть воспоминания о барахолке. Уже в наши дома провели газ и печные плиты были разобраны, но летом, когда семья уезжала в деревню, мама нам кашу готовила на керосинке. Был такой бытовой прибор в те годы. Старый, служивший еще в годы блокады Ленинграда, испортился, и было решено купить новую керосинку. Хвать-похвать, а в магазинах уже нет. Пришлось маме ехать на барахолку. Меня с собой взяла. Оттуда и память об этом.

Потратив несколько строк на куратора класса, майора в запасе, Прозорова и приметы времени, возвращаю вас в май шестьдесят первого.

 

 

- Вижу я, какие вы знатоки злачных мест. Пойдем в ресторан «поплавок». Организационную сторону беру на себя.

Борис недовольно бурчит под нос: «Нас по боку. А ведь это наш выпускной».

- Борис, чего бубнишь себе под нос? Говори громче.

- Я и говорю громче. Это наш выпускной вечер.

- Парни, я не спорю, это ваш праздник. Но он и мой. Вы у меня, товарищи, первый выпуск. Так что отметим, как полагается.

Заказывать столик в ресторан «поплавок» под названием «Нева» поехали втроем. Виктор Иванович, Борис Бродов и Юра Староверов.

- Больше и не надо, - рассудил Анатолий Поспелов. Он и в классе слыл человеком рассудительным.

Рестораны «поплавки». Примета времени. В те годы в Ленинграде их было, если память мне не изменяет, четыре. Особый воздух. Аляповатые интерьеры. Чуть грубоватые официанты. И, что обязательно, громкие оркестры со своим репертуаром. Им его, также как и другим, утверждал худсовет Ленконцерта, но частенько солистки и оркестранты отступали от него и звучали песни запрещенного в послевоенные годы Вертинского и других неугодных цензорам от культуры певцов.


Дата добавления: 2021-05-18; просмотров: 50; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!