В котомках растут, подрастают потомки 20 страница
- Ашот! – прокричал я, перекрывая шум дождя, - Ашот, ты просто железный парнишка, - знающий, да поймёт, что это значит, - спасибо тебе.
- Николай, познакомься. Наш спонсор Ашот Врамович, - Анна была искренна. В её тоне и мимике не было и малого намёка на что-то непотребное. С точки зрения участницы всех мировых эмансипе.
- Мы, Анна Петровна с Николаем Васильевичем знакомы, - и через приличествующую паузу добавил, - накоротке.
Дождь, как начался, так же враз кончился, и в тишине проулка стало слышно, а может мне это только показалось, как стучит моё сердце. Спонсор. Что за спонсор? Не прошло и десяти дней, с последнего нашего свидания на осеннем ежегодном вернисаже в выставочном зале Союза художников, а вот вам и «спонсор».
Да, ты парень ревнивец. Мавр чёртов.
- Ашот, я Вам благодарна. Без Вашей помощи мне бы не получить этот контракт, - Анна поставила точку в моих треволнениях, - Пойдем Никола, мой рыцарь без страха и упрёка.
Она легким и изящным движением левой руки попрощалась с Ашотом и правой взяла меня за локоть. Мы вошли в подъезд и Анна тут и рассмеялась. Да, так, что и мои лицевые мышцы невольно подались в улыбке.
- Ты, что?
- Как ты был хорош, - и очередная порция смеха, - как хорош во гневе. Ты ревнивец, мой друг? Ашотик такой милый. Он имеет связи почти везде.
|
|
Мне надоело стоять в парадной.
- Может, пройдём в апартаменты, - Анна Петровна кивнула и покорно пошла за мной.
Я, узнав о намерении Анны Петровны провести сегодняшний вечер со мной распорядился, чтобы сюда заранее завезли всё необходимое. Напитки, еду, фрукты. Валера выполнил мою просьбу, – Купи всего самого вкусного и не забудь морских продуктов купить, - на все сто процентов.
- Как хорошо-то, Никола, - балерина радовалась, как ребёнок. Я на это обратил внимание ещё в наше первое свидание здесь. Открыв холодильник, она и вовсе зашлась в восторгах.
- Боже, это, что же лобстер? – и далее – Тут и креветки, и устрицы. Да, ты устроил здесь целый океан, - и тут же, - Можно мне попробовать?
- Кусочек рака съешь. Но не более. Наешься, что тогда за столом будем делать? Давай выпьем апперитивно по бокалу сухого Мартини и закусим устрицей.
За то время, пока мы с Анной здесь не были, я успел закончить не только оформление всех помещений, но и полностью обставить их. Самое большое помещение, как сказали бы некоторые, каминный зал я оформил в ретро-стиле. Тяжёлые занавески на окнах. Минимум мебели. И та из цельного дерева. Диван из дуба и бука. Стол со столешницей вишнёвого шпона. И так далее. Особо я гордился торшером у дивана. Где мой дизайнер достал это чудо, я не знаю, но это было настоящее произведение искусства. Высотой в полтора метра ваза китайского фарфора венчалась абажуром из того же китайского шёлка, расписанного тушью в стиле Го. В простенке у двери висела картина. Пейзаж, выполненный акварелью кисти Васнецова. Надеюсь, он не криминальный.
|
|
Спальня была, наоборот, полный модерн. Тонкая кисейная занавеска на окнах, белые стены с ажурным рисуночком под батик. Светлый, почти белый пол. Большущая кровать со спинками из металлических, анодированных реек с шарами по краям. Вот и хватит, пожалуй. А, то и Вам захочется там переспать.
- Никола, - я не возражал, пусть я буду Николой, - мы будем сегодня есть? Я имею право наедаться до утра послезавтра. Потом всё. В Париже я должна весить не более, - нельзя повторять. Иначе подумаете, что Анна страдает онкозаболеванием.
|
|
Наш, хотел сказать день, нет, сутки пролетели, как… А, вот так. Едва она прошепчет - Всё я изнемогла, и я насытилась тобою, как тут же я перечу ей – мой член готов трудиться без устали, до изнеможения. Позволь. И она позволяла.
В короткие антракты между партиями то соло, то дуэтом, мы наслаждались дарами флоры и фауны. Напитками от семи градусов до сорока.
За окнами синь утра сменялась серо-сиреневым днём, ему на смену приходил вечер со всполохами рекламы и шумом дождя. Казалось, что это по нашему заказу к ночи небеса разверзались потоками воды. Музыка Вивальди и лирические пьесы Эдварда Грига, особенно его «Танец с прыжками», вдохновляла нас на чудеса из капищ Эроса. Allegro giocoso. Именно так – быстро и игриво. Ах, как хороши были её пассы в этом музыкальном темпе.
- Выйдем на улицу. Подышим, - Анна Петровна Корсакова, прима балета, имеющая контракт на гастроль в Штатах, вышла из ванной комнаты удивительно свежа и нага. Ха!
|
|
- Так и пойдём. Нагишом, - я ещё валялся в кровати. Не в смокинге же.
- Ты, Никола, как и всё особи мужицкого пола пошл и вульгарен.
- Где уж нам, скобарям, - хотя рождён я был далеко от Пскова, но так сказал. Для «красного» словца.
Наша прогулка по ночному городу оказалась удивительно хороша. Дождя, почему бы это, не было. Небо прояснилось, и на нём ярко светили звезды, и огрызок Луны желтел над крышами домов.
- Смотри, Никола, там что-то светится, - Анна указывала на яркое пятно на противоположной стороне проспекта Римского-Корсакова.
- Пошли.
Мы перешли проспект наискосок, и перед нами оказалась дверь в какое-то заведение. Там звучала музыка в стиле «Кантри» и несколько пар танцевало в маленьком зале.
- Что это? – удивлению Анны мог бы позавидовать трехлетний ребёнок.
- Я знаю, - так по-одесски отвечал я.
- Войдем. Как интересно, - как будто не было двух ночей практически без сна, не было выпито немереное количество спиртного и съедено масса сытной еды.
Когда за нашими спинами закрылась дверь, прозвенев колокольчиком над входом, все танцующие остановились и уставились на нас.
Молчание прервал молодой человек за стойкой бара.
- Проходите, уж коли пришли. Пить что будете?
- Виски, - опередила меня Анна.
- У нас только безалкогольные напитки.
- Так, что ваши клиенты все поголовно наркоманы?
- Шустрая у Вас дамочка, - парень за стойкой ни на йоту не обиделся или рассердился.
Мы подошли к нему, и я увидел, что в руке его большая бутылка хорошего рома.
- Первый раз вижу безалкогольный ром.
- Попробуйте, - он откровенно смеялся над нами.
- Почём опиум для народа здесь? – Анна Петровна не смутилась.
Танцующие раньше пары расселись по углам. Музыка смолкла. Тихо.
- Так, почём? – не унималась танцовщица.
- Для Вас, мадам я отдам за бесценок. Пятьдесят грамм восемьдесят рублей.
- Ты, Никола сколько будешь?
Так началось наше ночное приключение. Через полчаса все уже галдели, смеялись и кто-то даже лез целоваться. А, ещё через час Анна села за электро-клавесин. Её голос оказался столь же силён, как и её ноги.
Он говорил мне: «Будь ты моею, и стану жить я, страстью сгорая…» - пела она под музыку Гуэрчия, сильно и уверенно играя на этой электронной допотопщине.
Мы выпили ещё.
- Пора, Анна и до хаты.
- Ещё пять минут, - в глазах Анны была почти собачья тоска. И я не посмел возразить ей. Она выпила остатки рома и вновь села за инструмент. Медленно и величаво вступила она в сонату № 2, одну из известных мне шести легких сонатин Бетховена. Larghetto maestoso, одним словом. Так мы и ушли из этого заведения. Под аплодисменты людей, ещё полтора часа назад танцующих под музыку «Кантри».
- Объявляется посадка на рейс номер 3488, Санкт-Петербург - Париж. Пассажиров просим пройти к шестой стойке.
- Ну, мне пора. Не скучай, - подумала секунду, - нет, скучай. И не смей вожжаться с девками. Приеду, кастрирую.
Мне был странно видеть Анну в таком расстройстве чувств.
- Я тоже уезжаю за границу. Через день.
- Ах, негодник. И ни слова мне. Куда же ты, если не секрет.
- В Германию. В Мангейм. На пять дней. От силы.
- Послушай, - Анна даже привстала на «пуанты», - так это же уже Европа. До Парижа всего-то каких-то пятьсот километров.
- Поживём, увидим, Анна.
На этом мы расстались у Green zone. Она легким взмахом руки попрощалась со мной. А-301 авиакомпании AirFrans начал рулёжку. Через полчаса он круто взмыл в небо над Пулково.
Через три дня я отсюда же вылетел в Германию. Там меня ждали непростые переговоры.
Отличный приём, хорошая гостиница, обильные возлияния, немцы почему-то до сих пор считают, что к русским самый короткий путь через алкоголь. И, в конце концов, после тяжёлых и нудных, но коротких и весьма для меня выгодных переговоров и я свободен. Дома я сказал, чтобы меня не ждали раньше, чем через две недели. О чём я думал тогда, не знаю. Вру! Знаю. Я в тайне даже от самого себя мечтал выехать в Париж. Там моя, а моя ли, Анна.
В аэропорту имени Шарля Де’ Голя я взял такси. Мои знания французского ограничивались расхожей фразой Шерше ля фам. Пожилой водитель такси знал русский не хуже нашего первоклассника и привёз меня в отель с четырьмя звездами. «Секвойя».
- Вам номер люкс, первого класса, - на отличнейшем русском спросила меня молодая француженка за стойкой бюро размещения. Reception.
- Вы отлично говорите по-русски
- Я русская. И почему же мне плохо говорить на родном языке, - парировала эта молодая мадемуазель.
Номер первого класса был мал, но удобен. Душ и почти двести граммов ещё немецкого шнапса привели меня в работоспособное состояние и, не откладывая, принялся за поиски русского балета в Париже. Скоро я узнал, что труппа нашего театра оперы и балета день назад отправилась в Шербур. Там они, по словам очень любезного месье, который тоже отлично говорил по-русски, дадут два спектакля и один сольный концерт примы, - О, Ваша Корзакова чудо. Он именно так произнёс фамилию Анны. Потом, со слов того же господина они будут отдыхать в одном из санаториев на побережье. С удивлением узнал, что и во Франции есть санатории. Из Парижа до полуострова Контанен, где и располагался известный мне по фильму «Шербургские зонтики» Шербур шёл скоростной поезд.
- Месье, мы ничем не можем Вам помочь. У нас в городе ваш балет выступал два дня назад и куда они уехали нам ничего не известно, - вот такой ответ я получил в одной из гостиниц Шербура.
Я зло выругался, определённо предполагая, что эта-то дамочка русский не знает.
- Отменный мат. Давно такого не слыхала, - и она громко и почти непотребно для её положения расхохоталась.
В баре маленького ресторана рядом с этой гостиницей я намеревался привести свои мысли и, что для моего положения естественно, чувства в порядок хорошей порцией абсента и чего покрепче. За панорамным окном передо мной лежала маленькая площадь с фонтаном посреди. Гуляли дамы и их кавалеры. Чушь! Французские тётки и их же французы мужики. Бегали дети. Ели какое-то странное мороженое и пили вездесущую Кока-Колу. Абсент - кислятина и только бокал хорошего коньяка, официант, но тут всё не так – гарсон, сказал, что это лучшее, что у них есть, я почувствовал, что могу принимать решения. Я допивал последний глоток этого «лучшего», как кто-то потрепал меня за плечо. За моей спиной стоял Ашот Врамович. несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Первым начал он.
- Николай, - и запнулся, я помог – можно просто Николай, - Николай, как Вы здесь оказались?!
Что ответить этому армянину? Что не одни армяне вправе ползать по миру, как отравившиеся хлорофосом тараканы. Обидится. Что и я имею право отдохнуть на побережье Ла-Манша? Или просто послать его к чёрту. А, вдруг он знает, где Анна? Тогда он мне, говоря классиком революционного учения, временный попутчик.
- Вот, - выразив на своем лице что-то похожее на радость от встречи с земляком, начал я. Но он прервал.
- Идемте немедленно ко мне. Что Вы тут, как какой-то клошар пьетё эту бурду.
Здесь он был бесспорно прав. То, что гарсон назвал «лучшим» было откровенно никчемным. Мягко говоря.
По извилистой дороге на новенькой «Рено-Меган» мы поехали вниз к побережью.
- Там я снял маленький домик на берегу. Вам должно понравиться, - он вел машину уверенно, как будто не раз бывал здесь, - Анне Петровне нужен хороший отдых.
У меня перехватило дыхание. Моим первым желанием было открыть дверцу машины и выйти. Горло тот час пересохло и на смог бы и ёкнуть.
- Заедем в одно место, - он, продолжая болтать все также, не снижая скорости, посылал машину вперёд. Вперёд. К моему фиаско. Мне хотелось выругаться от всей души, а не заезжать в «одно место». Во мне, тому, кто ещё семьдесят два часа назад шёл на риск и без оглядки спорил с упрямцем из Мюнхена, поднималось чувство страха. Анна с Ашотом!? Что скажу я ей? Я помню её слова – Да, это же Европа и до Парижа всего каких-то пятьсот километров. Что произошло за эти дни? Вот значит какой «санаторий» выбрала она. Тем временем Ашот лихо затормозил у какого-то сарая.
- Миль пардон, - стервец по-французски у него получается лучше, чем по-русски, - пять минут и мы поедем.
Сарай сараем. Но чист и красиво крашен. Вокруг сад. Ровно стриженый газон и кусты, подрезанные так ровненько, что кажется на них можно, постелив скатерть, позавтракать. Мужик в оранжевом комбинезоне ходит там и что распыляет из заплечного аэрозатора. Где-то играет кто-то, -француз, съерничал я про себя, - на фортепьяно. Прислушался. Наваждение. Опять одна из сонатин Бетховена. Анна тогда в ночном кафе играла вторую. Медленно и величаво. Этот же пианист насиловал клавиатуру истово. Allegro!
- Вот и я, - Ашот впихивал на заднее сиденье большой букет роз.
Я вспомнил моё ночное «путешествие» за цветами в оранжерею и мне стало тошно. Там ночь, туман после дождя, спящая Анна и полупьяный сторож. Здесь солнце, синее небо, фруктовый сад, соната № 3 Бетховена и этот толстый армянин с веником из роз. Роза не терпит компании. Так считал я. И не один я. Перечитайте Бунина. На досуге. А пианист перешёл к Allegro ma non troppo. В ритм музыки и моё сердце перестало выскакивать из клетки ребер.
- Вот, Николай мне тут почти задаром продают и цветы, и кое-что из фруктов.
Стервец! Имеет не менее миллиона американскими зелёными рублями и туда же. «Задаром». Но тут же я почти полюбил его. Этого толстого армянина в пропотевшей сетчатой футболке и сбитой на затылок ярко красной бейсболке.
- Вот положу цветы на могилку, - помолчал и при этом завернул вираж на повороте одним движением ладони, - наши ребята здесь похоронены.
Рено-Меган летела по шоссе в одиночестве. В открытое окно врывался перегретый, насыщенный запахами разнотравья и садов по краям его стоящих.
Поворот ещё один и Ашот влетает в сплетение улочек Шербура. Со ста пятидесяти он переходит на восемьдесят и, кажется, что творение французского автопрома остановилось.
- Не хорошо мне приезжать без подарка, - мои мозги к этому моменту охладились до приемлемой для мыслительной деятельности температуры, - притормози где-нибудь. Тебе, я вижу этот город знаком.
- Здесь я похоронил двоих моих друзей и теперь каждый год в это время приезжаю сюда, - и он продолжал, ловко выворачивая руль на крутых поворотах, - Анна Петровна после выступлений в Париже приехала сюда отдохнуть, - и опять машину повело на повороте, но Ашот продолжал, - Я Вам скажу, эти французы хуже немцев. Жмоты отъявленные. Запихнули нашу приму в такой крольчатник, что там я не поселил бы и свою прислугу, – ещё поворот и он мне, - Вот хороший магазин. Карен меня знает, так что я пойду с Вами.
Вот так. И здесь армянин. Час мы пробыли там. Свои покупки я сделал за десять минут. Остальное время приятели, земляки из Нахичевани трепали по-армянски своими армянскими же языками.
Полого спускаясь к берегу пролива, дорога привела нас к небольшому посёлку в окрестностях Шербура. Мне хорошо был виден обрез берега и далее тёмное зеркало воды. Вот эта вода долгие годы отделяла Британию, как замковый ров от Старой Европы. Теперь под дном проложен тоннель и, заплатив 100 евро, вы можете за считанные минуты пересечь пролив Ла-Манш.
- Приехали, - торжественно провозгласил Ашот и его Рено-Меган уперся своим носом в створки металлических ворот. Не выходя из авто, водитель с пульта открыл их, и мы въехали на территорию, где было начертано - “Private” и ниже – “No admittance! ”. Не хватало ещё – Стой! Стрелять буду!
А, вот и «маленький» домик армянина во Франции. Трехэтажный особняк в стиле позднего Рококо, замешанного на чисто азиатской привычке к излишествам стоял на взгорке. К нему вела, как по линейке проведенная, дорожка с покрытием из битого кирпича. Шик!
Ашот свернул налево и остановил машину у строения под стать нашим лейб-гвардейским конюшням. Тотчас оттуда выскочили двое. Не французы, отметил я. Ашот подхватил мои мысли – Турки дешевле, - и продолжил уже тише, - нелегалы. Что армянин, что иудей, всё едино – крохоборы в быту. Эти дешёвые нелегалы приняли у хозяина машину, а мы пошли по тропинке к дому. Я с неким напряжением ждал встречи с Анной. Но на высокий подиум крыльца вышел мужчина. Тонкий и одновременно с хорошо развитой мускулатурой ног и ягодиц, такая бывает только у танцоров, юноша быстро сбежал по ступеням и буквально бросился на шею толстому армянину. Я всё понял. Как прав был я, сказав, тогда – А, ты Ашот железный парнишка.
Вот она прославляемая всеми борцами за свободу «свободная» любовь. Ох, недаром говорят, что балеруны, натаскавшись женских тел на сцене, уже не ощущают их прелестей. У меня как бы обмякли нервы в спинном мозгу. Мне захотелось рассмеяться во весь голос.
Дата добавления: 2021-05-18; просмотров: 57; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!