Из книги «Тары-бары-растабары» 2 страница
Не знаю, сколько бы я таким образом промаялся, если бы не помог дядька-отставник, что живёт в Москве. У него были кое-какие связи, и он «разрулил» ситуацию…
Вот такой наш извечный бардак…
ПОМОГЛА ФУРАЖКА
– На железнодорожном вокзале в Уссурийске мне кассир привычно ответил бесцветным голосом: «Билетов нет».
После известных событий на Даманском острове в 1969 году мне дали отпуск. В боевых действиях не довелось участвовать – наша вторая застава находилась чуть дальше. Я отвечал за электросигнальную систему охраны нашего участка границы и обычно на дежурстве сидел за пультом. Если на каком-то участке замкнутся провода, которые были натянуты на столбиках вдоль реки Уссури, сразу выезжает наряд. Но это обычно оказывались не нарушители: то ворона сядет на верхний провод, то лисица перелезет – на контрольной полосе это видно по следам.
А в эти дни нас тоже «поставили под ружьё». Две недели мы находились в окопах. Каждый день из политинформаций узнавали о тревожных новостях. Рядом шли настоящие бои. Каждую ночь я до рези в глазах всматривался в прибрежную зону, где проходила разделительная полоса. Иногда казалось: вон за тем заснеженным кустом притаился китайский лазутчик в белом маскировочном халате, но это всё оказывалось миражом от перенапряжения.
Недалеко от нас на Красной сопке дислоцировалась мотострелковая дивизия. И вот в середине марта оттуда от всей души жахнули установками «Град». В то время это было секретное оружие – на китайском берегу выжгло всё вокруг на многие сотни метров вместе со складами, техникой и хунвейбинами. Потом каких только слухов не ходило – что это были лазеры, как показывали в фильме «Гиперболоид инженера Гарина». Сам, наверное, слышал в молодости. И после этого обстановка сразу разрядилась.
|
|
|
Что интересно, к нам в часть со всех уголков страны стали приходить посылки с продуктами, носками, тёплым бельём. Ежедневно за обедом нам пригоршнями раздавали конфеты. Среди них не было ни одной карамельки – только шоколадные…
Ну, так вот сижу я на вокзале в зале ожидания и не знаю, что предпринять. Перспектива ночевать на деревянной скамье не радовала.
Нашёл дежурного по вокзалу и объяснил ему ситуацию: отпуск десять дней, два дня до дома, два назад и неизвестно, сколько на вокзале проторчишь. Дежурный мне сразу:
– Фуражка с собой? Надень её и ещё раз подойди к кассе…
Я напялил пограничную фуражку и нарисовался в окошечке кассы. И сразу мне выдали чью-то бронь!
Пограничников тогда считали героями…
Часть 2
ЧЕСТЬ И ДОЛГ
Мы чести не изменим никогда
И воинскому братству вечно святы.
|
|
|
Нас не согнут прошедшие года –
По-прежнему мы – Родины солдаты.
Григорий ГОЛОВУШКИН
Евгения АМИРОВА
(Омск)
Мне ночами тревожными снится
(Видно память подкралась так близко):
Я - подбитая гордая птица
И мечусь средь немых обелисков.
Там мои светлокрылые дети
Что сгорели в Афганском пожаре,
Что рванулись в Саланг на рассвете
И погибли в чужом Кандагаре.
Десять лет с кровоточащим шрамом
И обугленным сердцем навеки
Вы летали над жарким Баграмом,
Расставляя судьбы своей вехи.
Тридцать лет вам война злая снится,
И парят над землёй низко-низко
Ваши души,как вешние птицы,
Охраняя покой обелисков.
Михаил КУЗИН
(Омск)
ПРАЗДНИК ПОБЕДЫ
Рассказ
После духоты комнаты на крыльце оказалось прохладно. Доставая сигарету, Иван зябко поёжился. По двору задумчиво бродили куры, останавливались, встряхивались – с перьев взлетала осыпь острых стеклянных капель. Дым, не растворяясь в сыром воздухе, завис над крыльцом. Влажный табак горел плохо, трещал – сумрачный дождик уже неделю напитывал окружающий мир, все вокруг промокло, поникло, и только неунывающая дочка наперегонки с дворняжкой носилась в ограде – резиновые сапожки оставляли дрожащие круги в мелких лужицах. Было слышно, как в доме густо бубнил, хохотал дядя Саша – сосед. Звенели тарелки, громко, застольно переговаривались женщины, яркие краски телевизора отбрасывали наружу – за занавески – неясные, приглушенные блики.
|
|
|
Дом, сараи, баня, крепкий забор – все было ухожено, в огороде на грядках уже вылезли стрелки лука, наклёвывалась редиска. «Скоро картошку садить, – Иван потянулся, – старикам помочь надо. А как сажать – грязь такая…». Весна в этом году была ранняя, снег сошел уже в начале апреля, а май внезапно отяжелел дождями…
«Ну, ты где, Ваня? – на крыльцо вывалился дядя Саша, – Давай твоих – хороших попробуем…»
Неспешно раскуривал сигарету, пахло от него солёными грибами, чесноком, крепко сдобренным водочным духом.
«Вот ты, Иван, не пьёшь совсем, приходится мне за тебя отдуваться перед бабами, – дядя Саша, осторожно сгибая хрустящие колени, присел на мокрую ступеньку. – Ты не подумай, это я не в укор тебе, прости Господи. Но ведь и праздник нынче – День Победы! Мой батя сгинул где-то на Волховском в сорок втором, да и твой дед-фронтовик, я ведь его хорошо помню, только пару годов после войны и прожил. Помню, как бабы убивались, когда военком в поселок приезжал призыв проводить. Помню, как эти же бабы голосили, когда объявили, что война кончилась…»
|
|
|
Без предупреждения зашелестело в траве, застучало мелко по крыше – снова зарядил дождь. «Настя, а ну, домой! – Иван пальцем погрозил дочке, – Вымокнешь вся!»
«Что водку не любишь – молодец, уважаю тебя за это… – Дядя Саша нетвердо поднялся, ткнулся колючей щетиной в щеку Ивана, – а ведь ты воевал, и Серёжка мой вместе с тобой, – старик всхлипнул, дрогнул плечами, – это ведь и ваш праздник, сынки…»
Иван подхватил на руки, влетевшую на крыльцо запыхавшуюся дочку. Толкнул дверь в тёмные сени, нащупал выключатель. Они учились с Серёгой в одном классе. Вместе призывались в армию. Вместе попали в учебку, потом на Кавказ. Когда боевики штурмовали Грозный, Серёга был первым, кто погиб тогда на блок-посту. Его тело, запорошенное землёй близких разрывов, полторы недели лежало вместе с другими «двухсотыми» в изгибе траншеи – возможности вывезти убитых не было. От грохота стрельбы закладывало уши. В горле стоял ком пороховых газов. Не хватало воды. Раненые бредили. Заканчивались боеприпасы. Трижды на блок-пост, помахивая белым флагом, приходил чеченец – полевой командир. Хищным взглядом окидывал измождённых солдат, предлагал сдаться, обещал жизнь. Вглядывался чёрными глазами, словно старался запомнить тех, кто, слушая его гортанную речь, улыбался растрескавшимися губами. После его ухода снова и снова гремели разрывы – чеченцы расстреливали огрызающийся блок-пост из гранатомётов…
Потом к ним с боем прорвалась бронеколонна от соседей-морпехов, танкисты прямой наводкой разбивали позиции боевиков, стрекотали в небе вертолёты, суетились над ранеными врачи, а Иван с бойцами, боясь не успеть к отходу колонны, разгребали землю, вытаскивали убитых, грузили окостеневшие тела на воняющий соляркой бронетранспортер…
«Ну, беги!» - Иван опустил дочку на пол. В комнате было светло, шумно, телевизор в очередной раз повторял столичный парад, женщины за столом перекрикивали друг друга:
- Тебе, Нинка, повезло, Иван-то не пьёт, работящий!
- Да уж, повезло, работы в поселке нет, сколько ему еще мотаться на заработки за тридевять земель!
- Да не будет нашего поселка через десять лет – смотрите, сколько людей уехало, сколько домов заколоченных стоит!
- Нинка, твой-то живой с войны вернулся, а что старикам делать? Хорошо, что помогаете, а иначе как жить…
Заплакали как по команде. Дядя Саша, разливал по рюмкам, что-то успокоительно бурчал…
Через полгода после дембеля Ивана вызвали в областной военкомат. Полковник долго тряс руку. Вручили орден. В красной орденской книжке стоял номер награды и подпись президента. «А Серёге?» - Иван, сжимая орден, ждал. Военком, положил ему руку на плечо: «Не подавало командование части наградных документов на рядового Рябченко. Но не беспокойся, похоронили его в поселке со всеми почестями, старики от государства получают, пусть и небольшую, пенсию по потере кормильца, я обещаю, что вопрос о его награде мы поставим…»
Трансляция парада прервалась, телевизор поперхнулся рекламой, женщины за столом, переглянувшись, с надрывом, с каким-то вызовом запели «Катюшу». Дядя Саша, отложив вилку, утирал глаза. Иван подозвал дочку, посадил её себе на колени…
Он редко вспоминал войну. Не до этого было. Женился. Родилась первая дочь. Сейчас она в городе – учится. Затем родилась вторая. Надо было работать. Несколько раз его приглашали в местную школу – выступать перед ребятишками. «Иван Петрович, это очень важно, – молоденькая учительница теребила его за рукав, – обязательно с наградами надо придти, рассказать о мужестве и героизме, патриотизм – основа основ воспитания подрастающего поколения…» Он улыбался, кивал, но на встречах больше отмалчивался. О чем было рассказывать? О том, как после таких собраний метался по комнате, хрустел кулаками, искал ответ: ради чего был тот страх, боль, кровь? Кому нужны их мужество и героизм? Остыв, он замыкался в себе, и тогда Нина ходила по дому молчком, дочки вели себя тише воды. Он не любил себя за эти минуты, старался не думать ни о чём, не вспоминать. И разве об этом расскажешь детям в школе?..
– Привет всей честной компании! – в комнату, отряхивая кепку, вошел глава посёлка Никифоров. – С праздником!
Стол загудел, сдвигали тарелки, освобождая место гостю.
– И не уговаривайте! – Никифоров накрывал ладонями рюмку. – Не могу! Новость у меня хорошая – сейчас приедут, эти, как их – инвесторы, которые лесопилку нашу купили и собираются производство восстанавливать, а там, глядишь, и до комбината дело дойдет! Так что, давайте, собирайтесь, понимаю, что праздник, но через час всех жду у администрации. Потом догуляете, ну и я с вами День Победы отмечу. Давайте-давайте, и дождик уже как раз кончился…
Иван, держа дочку на руках, старательно обходил глубокие лужи на когда-то асфальтированной дороге. Со всех сторон к центру увядающего посёлка тянулись люди. Было их мало, а когда-то здесь, в таёжной глуши кипела жизнь. Издалека приезжал народ наниматься на лесопункты, в лесхоз, в три смены работал деревообрабатывающий комбинат. Посёлок окружали четыре исправительных колонии, каждый вечер крутили фильмы в офицерском клубе, молодёжь бегала на танцы. Там он и познакомился с Ниной. По вечерам горел свет в библиотеках, пацаны из профтехучилища гоняли на стадионе футбольный мяч. Потом колонии закрылись, обанкротился комбинат, ушлые предприниматели разобрали и продали на металлолом рельсы железной дороги, по которой вывозился заготовленный лес. Автобус в райцентр стал ходить раз в неделю, и нередко водители отказывались ехать по разбитой вдрызг дороге. Мужики спивались, молодёжи не осталось совсем. Много раз Нина уговаривала его всё продать – дом, хозяйство и уехать ближе к городу, к дочке, к работе. «А старики? – Иван показывал на дом соседей, – они как же? С ними что будет? Не поеду»…
На крыльце администрации размахивало руками районное начальство, в чём-то горячо убеждая собравшихся людей. Одни по привычке хлопали, другие равнодушно наблюдали. Услышав за спиной рёв двигателей, Иван оглянулся – подпрыгивая на ухабах, к зданию подкатили три тонированных джипа. Захлопали дверцы машин – на крыльцо поднялись крепко сбитые чернявые пассажиры. «Вот и наш главный инвестор! – районный чиновник, растянув губы в улыбке, пожимал руку высокому мужчине в дорогом костюме, – Знакомьтесь: Ахмет Идрисович, уважаемый человек, инициатор восстановления здешнего производства!».
Смутное беспокойство подтолкнуло Ивана ближе. Глухо долетали до сознания слова чиновника: «Откроем больницу, отремонтируем стадион, молодёжь вернется, достойная зарплата…»
С высоты крыльца молчаливый бизнесмен цепко вглядывался в лица собравшихся людей чёрными блестящими глазами, как тогда – на расстрелянном, обгоревшем, но воюющем блок-посту. У Ивана перехватило дыхание, когда они встретились и зацепились взглядом. Он крепче прижал к себе дочку, не опустил глаза, только облизнул внезапно пересохшие, словно потрескавшиеся губы. «Лесопильный цех – это только начало, так мы договорились с уважаемыми бизнесменами… – чиновник уже устал и торопился, – Короче, завтра все приходите с документами устраиваться на работу….»
Новый хозяин лесопилки жестом подозвал к себе Никифорова и, коротким поворотом головы указав на Ивана, что-то спросил. Тот обстоятельно отвечал, а Иван, посадив дочку на плечи, не оглядываясь и, не обращая внимания на лужи под ногами, зашагал домой. «Иван, я к тёте Оле на часок загляну…» – Нина стояла с женщинами чуть в стороне, слышался смех. Он на ходу махнул рукой: «Хорошо». Снова посыпал на землю мелкий дождик…
«Папа, я наелась, можно пойду погуляю?» – Настя отодвинула тарелку и, сидя на высоком стуле, нетерпеливо болтала ногами. Иван не ответил – телевизор показывал сверкающие небоскрёбы заново отстроенного Грозного. Сжал кулаки – по широкому проспекту стройными рядами шагали вооруженные до зубов бородачи, а корреспондент, перекрикивая звуки маршей, радостно, с гортанным акцентом вещал о красочном параде в честь Дня Победы…
«Папа, ну, папа!» – дочкин голосок отвлек его экрана. «Можно?» – она чутко замерла в готовности прыгнуть со стула… «Если дождя нет, тогда иди во двор, сапожки обязательно надень…» – Иван подошел к окну, отодвинул занавеску. Замер – по улице к его дому, аккуратно объезжая колдобины, двигались три чёрных джипа…
Иван осторожно опустил на место занавеску, подозвал к себе дочку: «Настя, беги сейчас в спальню и не выходи» – он старался говорить спокойно, убедительно. – Хорошо, дочка? А потом мы вместе погуляем – ладно?». Настя кивнула. Он закрыл за ней дверь. Прислушался – за оградой хлопали дверцы машин, залилась лаем дворовая собачонка…
Иван метнулся к шкафу, рванул ремни кожаного чехла, в три приёма собрал ружьё. Переломил, заглянул в стволы, направив ружьё на яркий свет телевизора. Хромированная сталь зеркалом отразила экран, где победно маршировало бородатое войско. Вбил в стволы картечные патроны, и, сжав зубы, со стеклянным звоном толкнул наружу раму окна...
– Не стреляй, Иван! Погоди! Давай поговорим! – во дворе, как чёрный, насупившийся грач, с поднятыми руками, стоял Ахмет. – Сколько лет прошло… Но, у меня хорошая память. Вижу - и ты меня узнал… – от каркающего, нездешнего голоса у Ивана похолодела спина, мельком кинув взгляд на закрытую дверь спальни, он взвел курки двустволки…
– Ты тогда пришел на мою землю с оружием, Иван. Мы сражались. Ты храбрый воин, – подождав, медленно опустил руки, облегчённо выдохнул. На ткань дорогого костюма оседала водяная пыль, собиралась мелкими блестящими каплями, падала на землю. – Я пришел на твою землю не воевать, мы живем с тобой в одной стране, Иван. Ты – россиянин, и я – россиянин. У тебя дети, их кормить надо. Думай, Иван…
Не поворачиваясь спиной к окнам, попятился, закрыл за собой калитку. Взревели двигатели машин. Иван опустил ружьё. Его затрясло…
Через час в доме опять было людно, шумно, смеялись, пели. Раскрасневшийся, довольный приёмом районного начальства Никифоров, перекрикивая соседей, перегнулся к нему через стол: «Кавказец этот все про тебя, Ваня, спрашивал, встречались где?». Иван пожал плечами: «Не помню» «Ну и ладно, и пес с ним! – Глава поднял рюмку. – Тише! Хороший подарок к празднику нам сделали! Главное, что не умрёт теперь наш посёлок, есть у нас руки, головы на плечах. А люди вернутся, обязательно вернутся, разве можно не вернуться в жизнь? Давайте выпьем за это и за Победу!» Все встали, улыбались, чокались. Один дядя Саша заплакал над стопкой…
«Все теперь будет хорошо, Ваня, и уезжать никуда не надо, - Нина подсела, довольная прижалась к нему. – Завтра пойдёшь, устроишься на работу, говорят - зарплата хорошая будет. И дочке в городе будем помогать и стариков не оставим…» «Да, конечно. Ну, иди к столу, вон смотри – дядя Саша совсем расклеился… – Иван поднялся. - Я выйду ненадолго…» «Куда ты? – Нина уже раскладывала шумящим гостям по тарелкам дымящуюся картошку, - к Серёжке на кладбище? Так были же недавно – убрали оградку, цветы посадили. Ну, ладно, недолго там – сам знаешь - я без тебя Настю не уложу. Да и салют скоро будут показывать …».
Кладбище было недалеко – сразу за окраиной поселка. Многие могилы заросли бурьяном, завалились кресты, покосились жестяные обелиски с обшарпанными звездами – некому стало ухаживать за мертвыми…
Иван присел на сырую скамейку у мраморного постамента. Достал из кармана куртки бутылку водки, плеснул в стопку. Вынул из бархата коробки холодный блестящий орден и бережно положил его на могильную плиту. Придавил сверху бутылкой. Алую орденскую коробочку, повертев в руках, с размаху зашвырнул в кусты…
Курил, сжимая кулаки. Уже прилично стемнело. Снова зашуршал дождик и словно в ответ в поселке дружно закричали «ура!», заголосили – по телевизору показывали праздничный салют…
Григорий ГУРОВ
ОПЯТЬ РАБОТА ДЛЯ <<ТЮЛЬПАНА>>
Жизнь толкнула меня в Афганистан, а судьба, видно, спасла. В Баграме наш танковый взвод осуществлял охрану аэродрома. Впереди нас располагался, как мы называли, <<коммунистический>> кишлак, а немного вглубь и правее – старый, заброшенный кишлак, который частенько посещали душманы и откуда они обстреливали нашипозиции. Причём,день ото дня эти вылазки становились чаще и наглее.Чтобы покончить с этим, командование полка разработало операцию, в которой должны были участвовать мы и батальон пехоты.
Его командиру разрешили выдвинуть наше боевое охранение в опасную зону. Нашему взводу была поставлена задача:за пятнадцать минут собраться и догонять БМП пехоты, следуя по центральной дороге к заброшенному кишлаку.
А долго ли солдату собраться? Мы выехали раньше. Подъезжая к намеченной для нас позиции, мы увидели БТР без колеса: подорвался на мине. Другой БТР взял изуродованную машину на буксир, чтобы отогнать её на ближайшую ремонтную точку. Мы же остановились на дороге, прямо перед кишлаком. Чтобы лучше видеть местность, я вылез из танка и сел на башню, свесив ноги в люк. Пехотинцы стояли группами возле танка и тоже озирались по сторонам.
Тишина завораживала, но душманы давно уже услышали приближение нашей колонны и приготовились, как голодные волки, к нападению.И точно – вспышка огня справа из виноградника – шарахнули из гранатомёта по нашей машине; она была первой, но душман, видимо, волновался и промазал. К моему счастью. Иначе сделал бы он из меня <<металлиста>> - ведь снаряд прошёл всего в сантиметре от нашего танка…
Мгновенно был дан ответный огонь. Начался бой. Вместе с пехотинцами мы рванулись в безжалостную пасть смерти. Где ползком, где короткими перебежками, поливая всё вокруг себя автоматными очередями, ребята прочёсывали наиболее опасные места, а наш взвод поддерживал их огнём. Каждый метр давался с трудом. Душманы с потерями отступали и стали действовать поодиночке и хитро: в открытое столкновение не шли. Так было пройдено метров тридцать.
Тут один пехотинец даёт очередь в окно, и сам сунул туда голову. А там была стенка с дыркой,за которой притаился душман. Он выстрелил быстрее, чем пехотинец его заметил. Парень упал, кровь полилась ручьём. Ребята подбежали к нему, под прикрытием нашего огня сделали перевязку, уложили на БМП и рванули в госпиталь. Наша машина пошла в сопровождение. Когда ехали, я не замечал дороги, всё делал автоматически, и лишь одна мысль сверлила: << Останься, братишка, живой!..>>Довезли.
Дата добавления: 2019-08-30; просмотров: 155; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!