Из книги «Тары-бары-растабары» 1 страница
ФУНДАМЕНТ ИЗ СНАРЯДОВ
– Чего я только не насмотрелся, когда занимался разминированием! После войны в местах боёв осталось много неразорвавшихся снарядов, необнаруженных мин. То дети подрывались, то скот. Моя служба проходила на Украине в Винницкой области. Вот мы и занимались там разминированием с 1959 по 1961 год.
Трактор вспашет поле – надо проверять. Обязательно составляется акт. Если потом кто-то подорвётся – посадят…
Раз послали к нам посыльного из военкомата. В одном совхозе было озеро, где разводили рыбу. Рыбаки вытягивали сети, а в мотне оказалась мина.
Мы быстренько приехали на место – стрелка возле шлюза. Мина оказалась от семидесятипятимиллиметрового миномёта. Вызвали оцепление. Милиция никого не пускала. Рядом на берегу была больница – окнами на озеро. Она в считанные минуты обезлюдела.
Решили взорвать мину на месте. Значит, в больнице все стёкла посыплются. Вставили огнепроводный шнур и опустили мину на глубину два метра. После взрыва вся рыба на озере всплыла брюхом вверх. У неё от взрыва лопается воздушный пузырь и от этого она всплывает.
Мы набрали рыбы вдоволь, а потом и народ давай её выгребать. Столовая тоже сделала запасы. Мы ещё пошутили: «Теперь у вас не только в четверг будет рыбный день, а вся неделя». Да и наших солдат два дня кормили рыбой.
Конечно, рискованная была служба. Однажды я чуть не лишился глаза. Как всегда, обнаруженные на очередном поле мины мы сложили на безлюдье – в выкопанной ямочке. Сверху засыпали землёй – меньше будет осколков. Стали отъезжать на машине, а был дождь. В руке у меня зажжённый стержень – контролировать, когда будет взрыв. Бикфордов шнур горит со скоростью один сантиметр в минуту. Осталось примерно пятнадцать сантиметров, и тут машина застряла на раскисшей дороге.
|
|
|
Я сказал шофёру: «Быстро под машину!» Только залегли – услышали, как по кабине заскрежетали осколки. Чёрт дёрнул меня высунуться из-под заднего колеса. Сразу стало горячо на лбу. Спросил у шофёра: «Что здесь?..» А там – кровища. Рассекло бровь и верхнее веко на левом глазу.
В местной больнице наложили шов, но неудачно. В части переделали операцию, восстановили глазной нерв. Однако глаз стал хуже видеть – ноль шесть вместо единицы. А в карточке записали «ушиб при разминировании» вместо ранения…
Приходилось по контракту очищать от мин заливы в Сирии. Пробыл за границей два года. Там больше применяли тралы. Вообще на земле столько установлено мин, что если их полностью извлечь, на это понадобится не менее ста лет. Ведь многих карт минных полей не сохранилось или их вообще не делали.
Теперь я майор запаса. Подрабатываю завхозом в учебном центре, хотя у меня пенсия в три раза больше. Скучно сидеть в квартире. Вот когда стукнет семьдесят пять, тогда и буду сидеть дома…
|
|
|
Да, много видел такого, о чём нельзя было писать в газетах. Самый курьёзный случай был в Белоруссии – разок послали нас и туда. Один чудик в глухой деревне умудрился построить дом на снарядах. Там в лесу с камнями проблема – никаких карьеров поблизости. Зато снарядов много в лесу осталось. Он их натаскал, вырыл канаву под фундамент и наложил в неё этих снарядов целую уйму.
Когда нам сказали об этом, мы не знали, что делать. Из-под избы их не вытащишь, дом тоже не будешь разбирать. Так ничего и не придумали. Снаряды сами по себе не взорвутся, если только не случится хороший пожар.
Больше мы в том месте не бывали. Не знаю, цел ли тот дом до cих пор?..
ГАНСИК
– Во время войны оккупанты тоже разные были. В нашем Лидино, это в Воронежской области, над деревенскими поставили надсмотрщиком Ганса – высокий такой немчина, нескладный. Он жалел местных, которые батрачили на новых хозяев. Говорил, мол, когда ихние видят, «гут арбайтен», а когда их нет рядом – «мало-мало арбайтен».
И что вы думаете, нашёлся среди своих же подлец. Решил выслужиться и донёс на этого добряка. Боже мой, как немцы били Ганса! У него аж из ушей кровь текла…
|
|
|
А в селе была видная деваха Ганка. Она родила от этого Ганса пацанёнка. Целый день надо было гнуться на поле или на ферме. Обычно мальцов оставляли дома на тех, кто постарше. А этот грудной ещё. Как-то мать Ганки зашла в дочкин дом проведать малыша, а он в люльке лежит весь высохший, как скелет. Увидел её, улыбается…
Она своему деду:
– Что же Ганка делает! Уморить хочет мальца. А у него такие глаза…
А тот:
– Ты не лезь в это дело…
Так и заморила Ганка голодом этого мальца …
СМЕРТЕЛЬНО ОПАСНЫЕ ОРДЕНА
– К моему Матвею, как к фронтовику, иногда приходят журналисты написать что-нибудь в газету. И каждый раз это для него вместо радости стресс. Вы уж извините, что в прошлый раз я позвала соседей. Я всегда так делаю, когда приходят незнакомые люди. Теперь вижу, что вы человек порядочный, да и я, честно сказать, даже звонила на вашу работу по тому телефону, что вы давали. Там подтвердили, что вы корреспондент.
Такие времена пошли, что поделаешь. Всего надо опасаться. Мы живём вдвоём, дети давно отделились, только перезваниваемся, в основном. А тут зачастили какие-то тёмные личности под видом социальных работников. Нам на праздники приносят продуктовые наборы, но тех работников я знаю. А тут какие-то девушки цыганской внешности стали наведываться.
|
|
|
Одна такая позвонила, хорошо одетая, и давай расспрашивать, в чём мы нуждаемся. Потом попросила моего Матвея показать ордена. Он достал из шифоньера свой пиджак, он его надевает только на девятое мая. А эта цыганка всё расспрашивает: что за орден, что за медаль? А сама, вижу, попыталась отстегнуть один орденок. Но я об этом заранее подумала и пришила их все прямо к пиджаку, нитки подобрала под цвет, со стороны и не догадаешься…
Не получилось у этой девки ничего. Я поняла: что-то здесь не то. Решила испытать её. Спрашиваю: «А вам дают какие-нибудь удостоверения, чтобы людям показывать?» А той и нечего ответить, стала что-то крутить – вокруг да около. Тогда я попросила телефон с её работы. Деваха сразу засуетилась: «Ой, мне ещё других навестить надо. Я приду в другой раз с подарком…» И быстрее в дверь.
Самое интересное – откуда им известны адреса фронтовиков? Ведь не только к нам ходят, мне рассказывали об этом и другие люди. У этих жуликов есть вся информация. Значит, кто-то им за деньги передал её…
А если в следующий раз какая-нибудь придёт с мужиком? Не отобьёшься. У моего уже нет сил, даже на улицу выйти не может без моей помощи. В левом глазу с самой войны остался осколок; его врачи побоялись вытащить, чтобы не повредить глазной нерв. А недавно глаз сам выпал, видно, всё там выболело. Он уже им ничего не видел. Да и возраст у Матвея уже приличный – восемьдесят восемь. Пришлось ставить искусственный глаз.
Сейчас он прилёг, не хочется его будить, а то всю ночь промается – у него бессонница. Я передам ему газету, красивый портрет получился, цветной. Может, чайку? Вы уж извините нас. Такая жизнь пошла, сами знаете. Только и слышишь: то там убили за награды, то здесь. Люди своей кровью их заслужили. Рисковали жизнью. И кто бы подумал, что настанут такие времена: за свои же награды можно поплатиться этой самой жизнью…
РАЗЛИЧАЙ ВРАГА ПО ВЗГЛЯДУ…
– Герат в древности был столицей Афганистана, здесь жил Навои. Вдоль улиц рядами высятся редкостные в жарком климате сосны, там их считают священными деревьями. Ни один абориген даже в лютую стужу не срубит такую сосну – высокая, прямо корабельная. Зимой приноровились отапливаться мусором и сосновыми шишками. Детвора, да и взрослые залезают, как обезьянки, на самые верхушки. Ногами обхватят ствол, потом подтягиваются, раз-раз. Ты так не сможешь. Собирают загодя шишки за пазуху или прямо вниз кидают, а кто-то подбирает.
Торговцы на многочисленных базарах оставляют ночевать прямо на земле горы нераспроданных арбузов, и никто их не тронет. Здесь издавна жёстко карали за воровство, поэтому владельцы дуканов, если уходят по делам, просто вешают на дверь какой-нибудь маленький символический замочек. Это значит, хозяина нет дома.
Не думал, не гадал я, что окажусь среди такой экзотики. В 1981 году меня после полугодовой ашхабадской учебки отправили в Афганистан – там уже стояли наши войска. И дослужился до самого дембеля на этой чужой земле. Когда нас выстроили перед отправкой, один на колени упал, плакал, даже предлагал командиру деньги, чтобы оставили. Из местных. А командир ему: «Раньше надо было об этом подумать!» Даже мочу желтушную продавали в скляночках. Выпил – и заболел. После этого, конечно, не отправят в Афган.
Нелегко на эту тему говорить с несведущими. Если встретится бывший афганец, понимаем друг друга с полуслова. С другими сложнее. Раз стал читать какой-то рассказ известного писателя на афганскую тему и сморщился: там повествовалось, как наш солдат помогал дехканину убирать урожай пшеницы на комбайне. Видел бы кто эти местные нивы в гористой местности. Они очень крохотные и лепятся возле речек. На комбайне там просто не развернуться. Местный люд передвигается на ишаках и ослах, лошадь имеют лишь зажиточные, её трудно прокормить. О верблюдах вообще разговор особый, на них в основном возили товары через пустыни. Нет, комбайны действительно вначале посылали туда, но они горами металлолома громоздились на обочинах дорог, сам видел.
Я служил в разведроте. Поначалу даже в одиночку не боялись ходить по Герату, только не оставляй автомат без присмотра, чтобы не спёрли. Но потом стало опаснее. У местного населения стали накапливаться обиды на шурави (в переводе советский). На въезде в город были высажены целые плантации роз высотой в человеческий рост – глаза не могли налюбоваться, голова кружилась от густого аромата. Но в этих розах могли надёжно укрыться моджахеды, выстрелят и скроются. Пришлось скосить эту неземную красоту.
В другой раз наша танковая колонна отправилась на помощь своим, которые перестали выходит на связь. Холмистая дорога неожиданно оборвалась, упершись в дувал, а за ним глинобитная хижина с садом. Из дома никто не выходит, все спрятались. Карта показывает дорогу, но её нет. Видно, здесь редко ездили, и кто-то успел обжиться. Объехать дом средь камней не было возможности, бетонка заминирована, по ней никто не ездит. А время не ждёт, вдруг наших уже добивают. Командир посоветовался с нами, там всё по-простому. И принял единственно верное в этом случае решение: проехаться прямиком через дувал по цветущему саду. Тут уж ничего не поделаешь – на войне как на войне. Вот так и скапливались обиды у местных; их тоже можно понять – этот сад возделывался не один год…
Моджахедов было трудно вычислить среди коренных жителей. Кроме местной армии (саргосы), народного ополчения (царандой) и местных спецслужб (хат) оружие иногда получали и те, кто просто хотел оборонять свои семьи от тех же бандитов. Мы таких между собой называли «зелёные». Никаких документов у них обычно не было. Приходилось всегда быть начеку, в таких случаях на выручку приходила интуиция. Мне старослужащие бросали по-свойски: «Ничего, научишься различать врага по взгляду…»
Кстати, эти «зелёные» вели себя своеобразно. Раз остановили нашу машину за городом и попросили подбросить до ближайшего селения. А потом смотрим, пропали запасные обоймы, патроны – они валялись в кузове. Пока мы везли «зелёных», они всё это запихали себе за пазуху. Им только у своих нельзя ничего красть, а у чужих – это даже доблестью считается...
Разведчики редко подвергались нападениям, враги знали, что их всегда подстраховывают, могут и «вертушку» выслать в случае чего. Но однажды мы всё-таки попали в передрягу. Проводили операцию по зачистке Герата от бандитов. Когда поступает информация, что в определённом районе города скопились боевики, в таких случаях их старались взять в кольцо. Танковая колонна покинула часть, которая располагалась за околицей, двинулась по узкой улице между дувалами. Колонна уже растянулись на несколько сот метров, и вдруг два передних бронетранспортёра на пересечении улиц попали под шквальный огонь. Гранатомётами они сразу были подбиты, бойцы укрылись внутри, хотя солярка уже горела. А тут и с боков колонны раздались автоматные очереди. Стало ясно, что попали в ловушку – надо отступать. Но танкам не развернуться, можно только поочерёдно пятиться назад. Попавших в беду бойцов тоже не бросишь, но как до них добраться? Всё же двум танкам кое-как удалось проехать по склону оврага и добраться до транспортёров. Бойцы выскользнули в нижние люки и ползком перебрались в танки.
Даже взять в плен душмана было очень сложно – они ориентировались на местности лучше. Им на помощь приходили кяризы – колодцы с разветвлёнными подземными ходами. Без проводника там заблудишься.
А вообще-то вначале всё шло хорошо – наши строители прокладывали через всю страну бетонку – асфальт бы расплавился. Начали тянуть с двух точек – в Узбекистане и Таджикистане. Они должны были соединиться, но так и не достроили. Открывали что-то типа училищ, в которых обучали местную молодёжь хоть какому-то слесарному делу, ведь местная молодёжь ещё жила в феодализме. Лечили местное население от различных болезней. И всё же пришлось покинуть Афган. За всю историю его удалось завоевать лишь одному полководцу – Александру Македонскому.
Был помоложе – поддерживал отношения с земляками – с которыми вместе были в учебке. Но из четверых моих друзей-однополчан трое уже умерли из-за различных болезней – не следили за здоровьем. Попытался, было, завязать знакомства среди других «афганцев», пришёл в их клуб. А там увидел, что многие преследуют какие-то свои интересы, и больше я забыл туда дорогу. Попадаются и такие, которые «косят» под «афганцев». Один офицер начал мне вешать на уши лабуду, я задал ему пару вопросов – и всё стало ясно.
Вчитываешься иногда в открывающиеся с годами источники о той компании, пытаясь трезво оценить наши достижения и промахи. Но в мировой политике трудно уследить за всеми тончайшими нюансами. И всё-таки я считаю, что не надо было уходить из Афганистана, раз уж туда вошли. Мы ушли – и граница стала раскрытой, а Афган теперь – рассадник наркотиков. Опиум производится в огромных количествах и тоннами переправляется в нашу страну и Европу. У крестьян нет другой работы, кроме как выращивать мак. Вот это действительно страшно…
ЗЛОПОЛУЧНЫЙ МЕДАЛЬОН
– Солдатский медальон – вещь, конечно, необходимая. Во время боевых действий без него никак. На некоторых минных полях бывают такие заряды, что человек практически испаряется. Только по медальонам и можно отследить конкретную судьбу.
Но со мной этот медальон сыграл злую шутку. По собственной моей глупости, разумеется.
Было это во время первой чеченской кампании в 1998 году. После окончания СибАДИ меня призвали в 5 отряд 62 роты. Хотя у нас была военная кафедра, но я до конца её не прошёл, так как женился. Вот меня после защиты диплома и определили в одну Северо-Осетинскую учебку.
Каждый день по телевизору шли репортажи о боевых действиях в Чечне, тогда её называли Ичкерия, я даже деньги видел с такой надписью. Некоторые журналюги типа Бабицкого, – конкретный западный запроданец! – ёрничали в адрес нашей армии, называли бойцов чуть ли не оккупантами, а боевиков старались выставить национальными героями. Правозащитник Ковалёв брызгал слюной в праведном гневе против родной страны. Бабицкий умудрился даже взять интервью у самого Басаева где-то в горах. А на резонный вопрос феэсбешников, где тот скрывается, отрезал: не скажу, дал слово. Честь репортёра, видите ли. Этот субчик сполна показал свою «честь».
В такой обстановке нас готовили к спецоперации. Естественно, такое вот двусмысленное отношение нашего телевидения к армии никому из нас энтузиазма не добавляло. Когда все видят двойные, если не сказать, тройные стандарты, тем более тебе их приходится на собственной шкуре опробовать, – это уже получается не зачистка, не спецоперация, а непонятно что.
За время учёбы я подружился с одним пареньком из Ростова, Мы с Мишкой были как родные братья и даже обменялись своими медальонами. Побратались. По молодости, конечно. Как говорят в таких случаях, «хорошенько не подумали». А тут нам объявили, что завтра вылетать в Чечню на задание – будем с воздуха десантироваться, чтобы закрепиться на определённом участке.
В эту ночь мне приснился вещий сон, будто я погибну. До того всё это прочувствовал реально и детально, что проснулся в холодном поту. Это я воспринял как предостережение сверху, хотя и не суеверный. Жена молодая ждёт ребёнка – и вдруг меня не станет за здорово живёшь.
Я уже знал, что делать – ребята подсказали. Взял автомат и когда никого рядом не было, врезал прикладом по левой лодыжке. Кости сместились, ступня опухла. Тут главное не перестараться, чтобы не порвать связки. Во время настоящей войны, как в отечественную, на такое бы никогда не пошёл, а тут что-то непонятное. Командиру сказал, что подвернул ногу. Меня отправили в госпиталь, а позже комиссовали.
Я даже не подозревал, что на гражданке у меня начнутся большие проблемы, но не из-за членовредительства. Когда я пришёл в военкомат получать военный билет, заметил неподдельное удивление на лицах сотрудников. «Вы же погибли», – вырвалось у кого-то. Меня направили к военкому, и тот прояснил ситуацию:
–Загвоздка получается. Вы числитесь погибшим. Из той группы, где вы служили, не осталось никого в живых – они геройски погибли во время первого же задания…
У меня мурашки поползли по коже: сон в руку!
– Лишь один боец числится пропавшим без вести – не нашли его медальона на месте боя.
Из этих страшных слов я сразу понял, что от ребят просто ничего не осталось, раз собирали одни медальоны. Угодили на минное поле, что ли?.. Но должны были высаживать на чистое место.
– В Саратовской области поставили обелиск на месте братской могилы. В памятник вмонтировали и ваш медальон, там есть и ваша фамилия…
Тут я вспомнил про медальон:
– Вот он, с собой оказался. Мы с приятелем Мишкой Громовым обменялись ими накануне задания. Я подвернул ногу и вывихнул стопу. Потом отправили на дембель.
– Вот он и числится в списке пропавших. Сложная ситуация! – тяжело задумался военком. – Не следовало этого делать. Теперь такую путаницу не так-то просто исправить. По всем документам вы погибший. Ну, ладно, зайдите через пару месяцев, попробуем что-нибудь предпринять…
Без военного билета меня на серьёзную работу не принимали. Я решил съездить в Саратов. Нашёл то братское кладбище. Действительно, в стелу вмонтирован и мой медальон с номером 242, а под ним моя фамилия. В местном военкомате мне без обиняков рассказали подробности. Всю группу расстреляли ещё в воздухе под парашютами. Кто-то «сдал» с потрохами. Снайперы уже ждали и лупили разрывными пулями. Ни один не приземлился. А Громова до сих пор ждут родные, думают, попал в плен и где-нибудь в рабстве на отдалённой ферме.
Пришлось съездить к Мишкиным родителям и рассказать всё, как было.
А в нашем военкомате стали «тянуть резину»: придите через три месяца, ещё месяцок подождите. И так до бесконечности. Ни один мой довод не действовал. Я и родителей приводил, чтобы они подтвердили: я – это я. Военком только качал головой и нехотя раскрывал секреты: в Северной Осетии обнаружили подпольную клинику, где боевикам делали пластические операции. С целью теракта подготавливали клонов с внешностью видных наших военачальников.
Дали мне целый список для обследования: анализ ДНК, крови и т. д. Чёрт дёрнул меня заикнуться, что мне приснился вещий сон. Меня сразу направили в «дурку», где меня придирчиво обследовали психотерапевты с пронзительным тренированным взглядом. Задавали разные непонятные вопросы, словно ловили на чём-то. И всё-таки никаких отклонений не нашли.
Дата добавления: 2019-08-30; просмотров: 139; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!