Автор благодарит владельцев за предоставленные фотографии. 44 страница
— Почему не доложили?
Я:
— Да не хотел докладывать... Дисквалификация. И не боксер я, и звания никакого, а начинать опять с новичками...
Но он:
— Дурак, восстановим за пару месяцев, это же армия. И жить будешь, как на гражданке.
Но я уперся, как боров. Решил стать музыкантом. И рапорт уже есть.
— Рапорт рапортом, а пока собирайся в спортроту.
Она находилась в том же полку, только в другой казарме. Я, конечно, с одной стороны просто в санаторий попал. Если везде дневальные стояли, то здесь они не просто сидели, а еще и покурить могли. Да еще в казарме живут всего 20 человек. Какие виды спорта? Регби, гандбол. Городки. Очень
мощная команда хоккеистов. Но в общем это были одни и те же ребята, такие всесторонние. Универсальные мужики-спортсмены. И была команда боксеров. Я наотрез отказался сам боксировать. Занимался тренерской работой. Научился еще делать массаж. Мне даже выдали премию. Пятьдесят рублей, для солдата по тем временам сумасшедшие деньги. Так я просуществовал в спортроте почти что год. Мамашка мне прислала кларнет в армию, я все время занимался. В свободное время дудку из рук не выпускал. Спортсмены таскали меня по всяким своим соревнованиям. Для того, чтобыя их развлекал. Особенно меня любили гандболисты. Они вписывали меня в команду. Выпускали на пару минут. Забавное зрелище: маленький человечек бегает среди здоровенных ребят. Зато как боксер я котировался, потому что вел добросовестно боксерские тренировки. Постоянно был вторым партнером, «держал ребят на лапах». Так прошел год. Строевой мы не зани мались. Это же спортбанда, а не рота. Обо мне говорили: «Миша Чернов и по первому году «старик». Градации были такими: молодых называли «гусями», на второй год службы «фазанами», а третий год — «старики». Так что я с первого года был «стариком». И вот перевели меня, стал я играть в оркестре. И тут понял, что играть-то ни черта не умею. Они поднимали такие пласты классической музыки! Наш дирижер Александр Михайлович Пахомов был человеком одержимым. Человек моего поколения. Своему маленькому оркестру он сделал очень крутую программу. Полковой штатный оркестр. С третьего кларнета, после ухода дяди Саши Бахрушина на пенсию, я перешел на первый. Дирижер уговорил меня остаться сверхсрочно на два года. Был еще и эстрадный оркестр, играли джаз. Танцевальную музыку. Был мерзкий казенный саксофончик. Я поигрывал на нем в Доме отдыха, что рядом, на танцах. Сверхсрочно оставаться не хотелось, но думал так: приеду домой, инструмента нет, только плохонький кларнет. Дирижер убедил:
|
|
|
— Что ты поедешь домой? Мосты строить?
|
|
|
Абудучи в увольнении в Москве, я увидел в магазине кларнет «Бессонн». Была выставка британских инструментов, и с нее эти инструменты попали в магазин.
А Пахомов был кларнетистом. Я приехал из увольнения:
— Видел такой потрясающий кларнет за 200 рублей, купите его.
— А почему бы тебе самому его не купить?
— А где же мне взять деньги?
— Я тебе одолжу.
— А как я буду отдавать?
— Очень просто. Останешься на сверхсрочную, поступишь в кассу взаимопомощи и потихоньку отдашь эти деньги.
Я настолько был заведен на этот кларнет, что остался. Купил этот кларнет. Валера Легонький, наш трубач, который на срочной службе поступил и закончил музучилище, сказал мне:
— Я тебя в музучилище устрою.
Поступил в музучилище. И вот с этим новеньким кларнетом я поехал на педпрактику. Начал учиться. Год прошел на педпрактике. А потом основная учеба. Это болото начало меня засасывать. И так случилось, что мне предложили английский саксофончик, старенький-старенький, но звучащий отлично. Я его купил за 300 рублей. А получал 75. Написал матери и она прислала нужную сумму. Перед армией у меня была «Ява», я ее продал. Деньги лежали у матери. К окончанию службы я был упакован инстру ментами, то есть два года не прошли для меня даром. К тому же я позна комился с музыкантами, как говорится, «за забором». Был прекрасный ан самбль любителей, инженеров. Они играли во Фрязино, в Подмосковье, в поселочке ученых. Играя с этими ребятами на танцах, я вспомнил тот джаз, который играл до армии. Правда, ансамбль был на порядок выше и стал лауреатом фестиваля джаза в Москве, но это уже без меня. Я вернулся из армии профессиональным, готовым к работе музыкантом. В первый же день поступил работать в дирекцию музыкальных ансамблей — в ансамбль Питер ского кафе «Север». Играли джазовые вещи. В один из дней подошел паренек
|
|
|
и спросил:
— Что ты тут делаешь, тебе надо играть на большой сцене. Надо попасть в хороший оркестр.
А с большой сценой получилась такая петрушка. Я поступил в Ленин градский джаз-оркестр под управлением Анисимова. Поиграл. Не подошел. Я был ансамблевым саксофонистом, а не оркестровым. А из кафе уволился. Вот и остался без работы. Хвалить меня хвалили, а работы не было. И тут подвернулся случай: приглашение в джазовый оркестр Одесской филармонии. Там я работал три года. Покатался по Союзу. Гастроли — вещь интересная. Засосала меня Одесса, город такой интересный. Хоть жизнь безрадостная. В репетиционный период приходилось голодать. Таких музыкантов была целая группа. Миша Кастюшин, Рыбин — ныне художественный руководитель ДК пищевиков. Голодно жили. Поигрывали на халтурках, когда подворачи
|
|
|
валось заменять ребят в ресторане. За гостиницу платили сами. А гастроли были длительными и утомительными, по четыре-пять месяцев. Первая же гастроль от Южно-Сахалинска до Архангельска. Четыре месяца добирались. Владивосток, Хабаровск, Благовещенск, Иркутск, Томск, Новосибирск и Архангельск. Оркестр был не плохим, но на Украине свои порядки. Иногда перекрывали кислород. В этом оркестре я познакомился со многими людьми. С Мишей Жванецким. С Ромой Карцевым. Рома Карцев вел конферанс. Потом они уехали к Райкину. От Райкина они все уволились хором и вернулись назад, к нам — Жванецкий, Карцев, Ильченко. И мы начали делать совместную программу. Почти сделали, но у филармонии стало туго с деньгами, и оркестр сократили, выкинули балет. А Карцев, Ильченко и Жванецкий сделали свою программу. И мы разошлись. Но в дружеских отношениях остались до сих пор. Ильченко умер, а с Мишей Жванецким и Ромой Карцевым когда встречаемся, с удовольствием вспоминаем прошлое. Потому как действительно много времени проводили вместе, не только во время, но и после работы. Собирались где-нибудь на квартире, этакая богема. Но тогда было сказочное время. С одной стороны. С другой — и не очень. Там приходил еще ряд людей, которые ушли от Райкина. Нина Большакова, известная тем, что в фильме «Человек-амфибия» во время песни «Эй, моряк, ты слишком долго плавал», не знаю пела ли, но танцевала на сцене точно. Изображала певицу.
В общем, Одесса меня стала затягивать, а с другой стороны, очень хотелось
в Питер. Я уже стал более-менее известным музыкантом. Вот в Архангельске меня тогда знали. Архангельский Резицкий играл со мной на джем-сейшне
в кафе «Золотица». Вместе ездили на гастроли. В одном поезде. То же было и в других городах... Вернувшись в Питер, я попал не в очень хороший коллектив, гастрольный, от областной филармонии. Люди ограниченные в музыкальном отношении, особенно отвратительна певица. Таких халтурных коллективов существовало очень много. Их надо было разгонять поганой метлой, но держали. Они давали существовать многим музыкантам. Абсолютно мерзкий состав. Просто отвратительная бригада. Ездили по всяким захолустьям. На Дальнем Востоке при выходе из зала в каком-то селе нам запустили шикарную реплику: «Да, хорошая самодеятельность приехала из Ленинграда». Коллектив, слава Богу, в скором времени разогнали. Но, честное слово, не я тому виной. Просто певица была совершенно жуткая по фактуре, по внешности. Такой кошмар, жалкая пародия на Шульженко.
В той же филармонии я перешел в коллектив, который назывался «Невские гитары». Программа полный вперед. Художественный руководитель Анатолий Борисович Беленький. Все ребята молодые. Попсовые ребята. Торчали от рок-музыки. Рок-н-ролл тогда еще со сцены не крутился. Это было время «Самоцветов», «Поющих гитар» — время ВИА. Я попал в более-менее приличный ВИА. Я стал музыкальным руководителем этого ансамбля.
Несколько об ином. На гастролях я познакомился с барышней. Дело было в Череповце. С нами ездил Ленинградский Дом моделей. Вышло, что мы аккомпанировали манекенщицам. Там я познакомился с одной из них. Эта манекенщица была самая низенькая. Все остальные — такие кобылы! Она была хорошенькая и мне под рост. Стал ухаживать. Поженились. Ее звали Валя Бурлакова. Прима-манекенщица Дома моделей. Незадолго до этого у нее умерла мама, она очень переживала и много пила. Познакомилась со мной и тут вдруг закапризничала, что я много езжу на гастроли. Человек она хороший, мы дружим до сих пор, но тогда мне пришлось уйти из «Невских гитар», хотя работать мне там нравилось. Художественный руководитель меня в музыке не ограничивал. Но покончить с гастролями мне помогло еще то, что музыкальное училище Римского-Корсакого открыло курсы эстрадной специализации и набирало группы. Я решил туда поступить. Без образования было все хуже и хуже. Мне стукнуло 33 года, шел 1974 год. Поступил с большим скрипом. Не хотели брать по возрасту и потому, что я был профессиональным музыкантом. Но директор училища, пианист, Сердюк сказал:
— Такие люди нам тоже нужны.
И стал я учиться, совмещая работу в ресторане гостиницы «Европейская»,
в ансамбле Александра Колпашникова. Большой музыкальный эстет. Бывший лидер диксиленда «Нева», талантливый человек, киноактер, неплохой певец. Но жуткий характер. Совмещать было тяжело, но за всю учебу я не получил ни одной «четверки». С учебой большой проблемы не было. Все шло просто роскошно. На третьем курсе меня пригласил к себе работать Давид Голощекин. Это была уже заявка, потому как Голощекин единственный музыкант, который профессионально работал с джазовой музыкой. Не разменивался на всякие ресторанные штучки. Он играл джаз в ресторанчике Дворца молодежи, но то был настоящий джаз. Конечно, я туда пошел, хотя это и по деньгам было намного меньше, чем в «Европейской». Мы работали три раза в неделю. А главное, общение с Давидом мне очень много дало.
Произошла такая вещь, что взял очень сильных музыкантов и стал с ними концертировать, выступать на телевидении. А мы остались как бы «не пришей, не пристегни...», потому что мы были вторым составом. И мне это надоело. И хотя я играл на концертах с его партнерами, прекрасно понимал, что они намного круче меня. Но мне тоже хотелось! И я выступал в джаз-клубе уже в это время, питерском, с другими ансамблями. Валерий Смыслов там, они были местными лауреатами.
Училище я закончил. На выпускных экзаменах председателем госкомиссии был профессор Еремкин, преподаватель консерватории, фаготист. Он предложил поступить в его заведение. Я отказался. Но кончилось все-таки консерваторией. В тот же год я все-таки поступил. И предложили мне перейти в оркестр Иосифа Ванштейна, легендарный такой. Он гремел в свое время на всю Европу. Американская певица Джерри Скотт выбрала его для своих гастролей в России. Она сказала, что таких оркестров в Европе не встречала, только в Америке. Когда я послушал Бенни Гудмана, то сказал:
— Ну что, играют, как у Ванштейна!
Попасть туда было очень престижно. Такая крутизна. Дядька мне предложил играть у него. Дядька — это кличка Ванштейна. Я прослушался.
— Завтра же приходите играть. А с Додиком как-нибудь сами договоритесь. Звоню:
— Давид Семенович, меня пригласил к себе работать Ванштейн. Я подумал, хоть у Ванштейна и большой оркестр, но всюду вместе — в теле визоре, на концертах, на гастролях. Все равны, нет негров и белых.
Додик сказал:
— Я против не буду. Учти, у Ванштейна жуткий характер, он — негодяй.
Работать с ним тяжело, но обратно я тебя не возьму.
— Я и сам не вернусь. Но надеюсь, мы останемся в приятельских отношениях.
Додик мне этой измены не простил до сих пор. Мы здороваемся, но холодность отношений сохранилась. У Ванштейна действительно классная оркестровая работа. Он, конечно, безусловная сволочь. Негодяй из негодяев. В то же время жуткий как хохмач. Я работал, Дядька в конце концов стал неплохо ко мне относиться. Но случилась беда: оркестр пришлось сокращать, не смогла его содержать дирекция ресторана. Я пришел одним из последних, и меня сократили. Дядька пел мне дифирамбы, но все-таки уволил. На этот раз из-за борта меня подхватил Олег Леонидович Лундстрем. Там я работал
год 1980, олимпийский. На последних гастролях в Ярославле Олег Леонидович сказал мне:
— К сожалению, мы должны расстаться. Всех иногородних приказано уволить. Мы, Миша, расстаемся ненадолго.
Вернулся я в Питер и устроился в кабак. Мы работали в разных ресторанах. В «Астории» произошел казус. На одном из фестивалей я познакомился с саксофонистом из Финляндии. Он вычислил этот телефон и позвонил мне прямо в «Асторию», спросив, какие номера тростей мне нужны. Это расце-нилось как жуткий криминал, глубокая измена родине! После того разговора ресторанные перестали со мной здороваться. Глухарев, руково-дитель оркестра подошел и спросил:
— Миша, как ты расцениваешь этот международный разговор?
Короче, меня хотели с треском оттуда выкинуть, потому что интурис товский отель, КГБшный. Моментальный донос. Сашка Глухарев меня пожалел:
— Миша, иди в отпуск. Все утихнет. Перейдешь в ансамбль Егорова, а потом вернешься.
— Саша, единственное, что я тебе скажу, я на старое пастбище не возвра щаюсь.
Перешел к Егорову в «Карелию». Тем временем я закончил консерваторию. Пришел в отдел концертных организаций и сказал:
— Вот диплом, пора меня использовать по назначению.
— На танцы пойдешь руководителем?
Пошел в ДК Ленсовета. Там работал когда-то Ванштейн. А теперь я пришел руководителем оркестра, а Ванштейн уехал в Канаду. После этого там вообще все разогнали. Я сколько-то проработал, но случилось несчастье. Когда я возвращался домой, остановили милиционеры, жестоко избили. Очень жестоко. Просто глумились надо мной. Потом они сели в тюрьму за это. История ужасная. После нее руководить людьми я уже не мог. В моем коллективе было восемнадцать человек, люди разные, характеры разные, и пьяницы тоже. Я понял, что у меня просто полный паралич воли, совершенно растоптан. Сдачи я им не давал, хотя мог бы уложить парочку. Но я помнил тот давний случай и понимал, что если кого-то из них изувечу, меня точно посадят. Били меня здорово, попал в больницу. Мне сделали операцию. Вышел из больницы и полгода был недочеловеком. Не мог абсолютно ничего делать, тем более руководить. Ну, как обладателя консерваторского диплома
меня совсем не отпустили, перевели работать руководителем в ресторанный ансамбль. Постепенно излечился от всех душевных травм и вывел этот ансамбль в лауреаты. Нам дали хорошую точку — ресторан «Нарва».
И вот тут-то я и познакомился с рокерами. Дело это началось с той самой несчастной травмы. Мы учились вместе в музыкальном училище с Сережей Курехиным. Он играл авангард с Толей Вапировым, моим педагогом консерваторским, и был такой очень талантливый музыкальный разгильдяй. Абсолютно без царя в голове. Настоящий андеграунд. Училище его не выдержало, выгнало! Не ходил на занятия. Талантливейший человек, но толком так ничего и не знал. Не любил углубляться во что-то. Любил играть
по настроению. И вот он создал свою «Поп-механику». Это был такой знаменитый, как он сам говорил, массовый идиотизм. И однажды пригласил меня в эту «Поп-механику». Пришел. Там целая толпа. Борис Гребенщиков, Цой, короче, много людей. Я с ними отыграл одну «Поп-механику», отыграл вторую. Подходит ко мне Цой:
— Не мог бы ты, Миша, со мной записаться?
— Наверное, мог бы.
Но Цоя я продинамил. Не пошел на запись. Он на меня за это очень обиделся. А на группу «Кино» я вообще-то имел определенные виды. Но с «Кино» у меня ничего не получилось. Зато Тропилло записал меня с архангельским «Облачным краем». С Сережей Богаевым. Потом он меня записал с «Алисой». Причем «Алиса» сама об этом не знала. В альбоме «Энергия», в песне «Идет волна» на фонограмме требовалось соло саксофона. Я его сыграл, не будучи знакомым с «Алисой». Сделал несколько записей с «Аквариумом», с Борей Гребенщиковым. Таким образом, завязались знакомства с рокерами. Во Дворце молодежи был и джаз-клуб, что-то вроде рок-клуба. Ко мне подходит Кинчев:
— Это Вы играли с нами на «Энергии»? Очень здорово, спасибо. Не могли бы с нами еще записаться?
Я для них был «грейт», это такой профиль. Я к ним относился, как к самодеятельности. Очень скептически. Рок-н-ролл для меня не музыка, что ты.
— Конечно, ребята-музыканты, святое дело.
Дата добавления: 2019-02-22; просмотров: 206; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!