На «еросанях» мы понеслись вдоль улицы.



За заснеженной рекой под крутым правым берегом беспризорно чернели домики Слуды. Возле них выброшенными на берег рыбами дремали лодки-плоскодонки. Две толпы, от левого берега и от правого, двигались навстречу друг другу к середине реки, отмеченной длинной рваной прорубью в покрытом снегом льду. На молитовской стороне людей было заметно больше, чем на слудской.

Народ в толпе, только мужского полу, был разный. И подростки, и парни, и взрослые мужчины – в ватниках, поношенных шинелях, в модных тогда полупальто с высокими прямыми плечами и косыми карманами на животе, в шапках-ушанках и кепках, в ботинках, сапогах, валенках и унтах. Многие навеселе и с палками в руках. Карманы «бойцов» оттопыривались от «боеприпасов», то есть от набитых в них камней. В настроении толпы поначалу я не заметил ничего зловещего. Скорее это было настроение бесшабашного удальства. Даже угрозы, по большей части матерные, коими, сходясь, обменивались молитовские и слудские «бойцы», звучали как забористые, но беззлобные шутки. Однако следом полетели камни.

Первый был выпущен из слудской толпы. Поднявшись над прорубью и описав высокую дугу, он упал на молитовской стороне, не причинив никому вреда. Но теперь во все возраставшем числе камни полетели с обеих сторон. Увидев окровавленные лица, мы с Вовкой остановились. Выкрики в толпе зазвучали громче и злее. И теперь противников разделяла только прорубь. Когда молитовская толпа с двух сторон, в обход проруби, с рёвом рванулась вперед, подчиняясь инстинкту ротозеев, мы с «бараном» последовали за ней. И вскоре сквозь редевшую перед нами толпу я увидел спины спасавшихся бегством слудских и простоволосого парня с выпученными глазами, барахтавшегося в чёрной воде. Своим открытым ртом из последних сил он пытался поймать воздух...

В этот момент раздался крик, подхваченный десятками глоток:

-- Ля-агавые!

С молитовского берега на лёд спускалась полуторка, из кузова которой выпрыгивали милиционеры.

Толпа на мгновение замерла. Вслед за чем молитовские, забыв про слудских, бросились врассыпную: кто в сторону Канавина, кто в направлении Борзовки. На «еросанях» я рванулся вместе с теми, кто побежал вниз по Оке. И тут же увяз в глубоком снегу. От толчка в спину я упал. А когда поднялся, «еросаней» у меня уже не было.

Горе мое по причине утраты подарка Вовкиного отца было столь велико, что о милиции я тут же забыл. Отвесив мне на бегу затрещину, один из милиционеров крикнул: «А ну марш домой!».

Подняв слетевшую с головы шапку, я побрел, куда велели…

Вечером того же дня, уже стемнело, под нашими окнами раздался свист. Я выглянул на улицу. У подъезда стоял Хаджи-бей, держа в руке «еросани». Скатившись по «парадной» лестнице, я вылетел на улицу.

-- Твой? -- спросил татарчонок.

-- Мой... мои.

-- Крепка держать надо... раз мой.

-- Меня кто-то толкнул...

-- Зачем говоришь талкнул?.. Знаю, талкнул... нэ сэрчай... моя к лягавым никак нельзя... мать нэт... отец сыдит... и моя участковый обещала забрать.

С «еросанями» в руке я повернулся к оставшейся открытой двери подъезда. Но Хаджи-бей меня остановил:

-- Вот... держи... очин сладки.

С этими словами он протянул мне свернутый из газеты кулёк, в котором оказалось несколько сильно помятых, слипшихся меж собой сахарных подушечек с фруктовой начинкой.

 

-- Аж до затона на «еросанях» драпал, -- хвастал на другой день «баран», – и никто меня не догнал... А ты куда делся?

-- К холодильнику пошел.

-- Там же менты!

-- Ну и что?

-- Не забрали?

-- Нет.

-- Всё равно. Лучше ты им не попадайся. Знаешь, как бьют в околотке?.. В следующий раз...

-- В следующий раз я не пойду, – сказал я. – В Сталинграде свои своих не били.

-- А про эту драку, между прочим, даже «Голос Америки» говорил.

-- Какой «Голос Америки»?

-- Радиостанция американская.

-- Откуда ты знаешь?

-- Отец «поляка» по приёмнику поймал.

-- И что она говорила?

-- Ну... в городе Горьком советские безработные от нечего делать устроили беспорядки... один человек погиб... десятки получили ранения.

-- А как американцы узнали?

-- Так у них шпионы везде!

 

А Хаджи-бея все же забрали.

Это случилось в воскресенье. К «зимовке» подошли два милиционера. Один поднялся на крыльцо, а другой остался на улице и начал прогуливаться вдоль длинного сарая, примыкавшего к «зимовке». Внутри «зимовки» раздались крики. Со стекольным звоном распахнулось окно мансарды, и Хаджи-бей выпрыгнул через него на крышу «зимовки». Пробежав по ней, он спрыгнул на крышу сарая. По этой крыше добежал до дальнего угла и оказался на снегу. Здесь его и настиг второй милиционер, ударивший татарчонка сапогом в спину. Страж порядка не позволял Хаджи-бею подняться до тех пор, пока не подоспел его напарник. Вдвоем они повели татарчонка в сторону дома мясника Родионова, в котором размещалось отделение милиции.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 177; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!