А Громову пришлось всё это объезжать. После чего полуторка въехала в лес.
Сосны будто поредели, поубавились в росте и, промокнув от сырого снега, таявшего в их кронах, стояли съёжившись. Снег в лесу по обочинам дороги был белее, чем на открытом месте, и своей белизной лишь подчёркивал пустоту леса, его сырую и зябкую неуютность. В лесу они проехали мимо ещё одной немецкой легковушки, вернее, мимо того, что осталось от когда-то роскошного автомобиля с откидывающимся верхом. Машина была прижата к сосне, по всей видимости, нашим танком, и раздавлена в лепёшку.
Стволы сосен побежали в стороны. Полуторка выезжала из леса. Вовкино сердце сжалось и застучало в груди так гулко, что даже шум мотора трудяги-полуторки уплыл из-под Вовки в сторону. Кроме ударов сердца внутри себя он не слышал более ничего. С невероятной скоростью прямо на него надвигалась картина до боли знакомая и не знакомая одновременно. Слева от дороги открылось разрушенное здание заводской столовой с сожжёнными дворовыми постройками и обугленными остатками забора, огораживавшего некогда двор, а справа – засыпанная снегом груда развалин, оставшаяся от дома ИТР. В каком-то калейдоскопе в Вовкиной голове промелькнули картины большой комнаты их бывшей квартиры с отцовским письменным столом и книжными шкафами, деревянной лестницы в подъезде и полутёмного чердака. А следом -- видение пышущей жаром плиты посреди кухни, на которой хозяйничал повар в белой куртке и белом поварском колпаке. И обеденного зала заводской столовой. И сарая с поросятами, которых кормили Мария и Генкина мать. И холодного и тёмного погреба, где пережидали они вместе с поваром одну из бомбёжек. Где-то здесь, на краю леса, должны быть и могилы Степана Георгиевича и Феди Агапова. Повернув голову, Вовка пытается найти то место, где накануне прихода немцев они рыли могилы. Но вокруг всё однообразно, серо и уныло. А кусты на краю леса торчат из снега неприметными голыми ветками.
|
|
|
И в Вовке возникла острая обида на то, что полуторка проехала и мимо этих кустов, и мимо развалин заводской столовой, и мимо руин бывшего Вовкиного дома, не снижая скорости, просто-напросто не замечая ни кустов, ни развалин, ни руин. И он подумал, что надо бы остановить машину, выпрыгнуть из кузова и подойти. И к могилам, и к развалинам, и к руинам. Но было уже поздно. Мимо него плыли заснеженные бугры, из которых торчали стебли чахлого тростника.
Потом полуторка миновала искорёженную металлическую конструкцию, оставшуюся от поселковой водонапорной башни. Следам – полностью уцелевшую трансформаторную будку. А вот и блиндаж, в котором Вовка увидел своего первого фашистского солдата.
|
|
|
Неужели тогда перед тем солдатом, перед дулом «шмайссера», торчавшим от его живота, ни жив, ни мёртв, стоял он, Вовка? Сейчас ему казалось, что тот мальчишка, хоть и походил чем-то на него, был определённо другим. Нынешний Вовка знал, что, обжигая холодом душу, смерть на войне ходит близко, но и жизнь не упускает своего шанса. Знал он и то, что самонадеянный победитель может превратиться в жалкого побеждённого. И это вселяло в него уверенность в том, что враг будет разбит, а победа будет за нами…
Но сейчас он думал уже не столько о войне, сколько о том, останутся ли они, то есть мать, Женька и он, Вовка, в Разгуляевке или переберутся в рабочий посёлок? В один из бараков, где в настоящее время размещается полевой военный госпиталь. Разумеется, тогда, когда госпиталь покинет Разгуляевку вместе с воинской частью. Или уедут из Сталинграда совсем – в город Горький, на родину матери, где, как говорит мать, не только немцев не видели, но и не представляют, что такое настоящая бомбёжка. Мать уже не раз заводила разговор о переезде в Горький, и Вовка не раз воображал, как поплывут они по Волге на белоснежном многопалубном теплоходе.
Думал Вовка и об отце. От того, найдут они отца или нет, говорит мать, зависит то, останутся они в Сталинграде или уедут в Горький. Думал он и о своём младшем брате, который на днях со своим раненым глазом должен лечь в клинику. В военную глазную клинику, расположенную, как сказала мать, в Бекетовке.
|
|
|
Не мог не думать Вовка и о том, что они все трое будут есть, когда разведчики Васи-Василька и сам лейтенант уйдут на запад, чтобы и дальше гнать фашистов с советской земли. А ещё он думал о том, откроется ли осенью школа, как обещала Анна Семёновна, и сможет ли он учиться так же, как учился раньше. И ещё о том, что завтра в Городище в полуразрушенном здании церкви должен открыться кинотеатр, в котором обещали показать «Чапаева» и «Александра Невского». «Чапаева» Вовка уже видел. Больше всего из этого фильма ему запомнилось то, как чапаевцы отразили психическую атаку белых. И уже потому он был готов смотреть «Чапаева» хоть сто раз подряд…
-- Серёж! – кричит Вовка в сторону Сергея. – Об отце… о твоём отце ничего не слышно? – и тут же получает от стоящего рядом Генки тычок локтём в бок.
-- Ты чего?
-- А ты чего?.. Не знаешь, что ли?
-- Чего не знаю?
-- Погиб его отец. Сергей вчера узнал…
Дымок над печной трубой справа от дороги первым заметил Сергей. Издали он казался едва различимой серой змейкой. Но вскоре ветерок донёс не только запах дыма, но и дух какого-то варева. Среди заснеженных развалин топилась печь, а на плите готовили горячий обед. Эту чудо-печь они успели миновать, когда возле неё показалась женщина. А вскоре рядом с женщиной возникли худенькая девочка ростом с женщину, мальчик лет пяти и совсем малыш, которого женщина подняла на руки. Стоя у печи, все четверо махали полуторке вслед.
|
|
|
Кузов резко бросает вправо. И Генка наваливается на Вовкин левый бок, а Вовка съезжает в самый угол кузова. Когда же кузов снова принимает горизонтальное положение, Вовка поднимает голову и видит, что впереди неглубокая балка, а с противоположной её стороны, с пологого спуска к ней, на них движется армада немецких танков. Не один или два, не десяток, а действительно армада, которую невозможно охватить глазом, невозможно даже подсчитать, сколько здесь бронированных машин. Армада движется клином. Самая первая машина уже спустилась в балку и вот-вот вынырнет из неё и раздавит беззащитную полуторку. За первой готовы спуститься ещё три или четыре грязно-зелёных коробки, ощетинившихся жерлами пушечных стволов. Выше по склону танки образуют ещё более широкий ряд. И так до самого горизонта, приподнятого над балкой. Ощущение быстро приближающейся опасности простреливает Вовку насквозь. Что есть силы, он колотит кулаками по крыше кабины.
Полуторка замирает. И в наступившей густой тишине Вовка понимает, что это он в кузове полуторки быстро приближался к немецким танкам, а сами танки застыли на месте…
Вася-Василёк и Громов выходят из кабины. Болотов и мальчишки выпрыгивают из кузова. Вслед за лейтенантом все они идут вдоль балки к тому месту, где, окружённые высокими земляными брустверами, застыли исковерканные противотанковые орудия. Земля вокруг них буквально перепахана снарядами. А из-под снега выпирают стреляные гильзы.
-- Вот тут немцы и пытались прорваться основными силами, -- говорит Вася-Василёк. – Может, и прорвались бы, если бы не сорокопятки… невелика пташка, а знаменита. Результаты, как говорится, налицо… Дружок мой здесь погиб.
Вовка смотрит на кажущиеся игрушечными по сравнению с танками орудия и представляет себя на месте артиллеристов, призванных остановить движущуюся на них лавину фашистских чудовищ. А смог бы он, Вовка, выстоять на этом рубеже, не дрогнуть, не побежать? Всё, что он видел до сих пор, кажется ему совершенно ничтожным в сравнении с подвигом этих неизвестных ему людей.
-- Страшно им было? – спросил Генка, подняв глаза на Болотова.
-- На войне, Гена, всем страшно, -- ответил майор. – Особенно перед боем… потом о страхе думать некогда.
Громов подходит к лежащему на боку орудию и сметает ладонью снег со ствола:
-- Про них, про артиллерию противотанковую, так и говорят: ствол длинный, а жизнь короткая.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 154; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!