Когда Анна Семёновна вырвала «шмайссер» из Вовкиных рук, пошатываясь, он отошёл в сторону и прислонился спиной к стене сарая.



С чердака углового дома взлетела красная ракета. И тут же из оврага показались наши бойцы. В шапках-ушанках, полушубках и с автоматами в руках. Овраг выбрасывал их из себя целыми группами. Разворачиваясь в цепь, красноармейцы поднимались по склону, становились всё ближе и ближе. Всё больше и больше. А вот уже на солдатских руках из оврага выкатывается небольшая пушчонка с щитом и длинным стволом. За ней ещё одна. Грозное «Ура!» несётся теперь не только из оврага, но и со стороны железнодорожной станции. Волны атакующего клича нарастают, захлёстывают Разгуляевку.

На Вовкиных глазах навернулись слёзы, ноги ему окончательно отказали, и по глиняной стене сарая он бессильно сполз на снег…

 

Когда первый из наших бойцов достиг сарая, возле которого находились Сергей, Вовка, Вовкина мать и Анна Семёновна, державшая под дулом автомата здоровенного немца с поднятыми вверх руками, он остановился:

-- Сами разоружили? Молодцы!.. А ну пошёл! В овраг пошёл… Руки опустишь, пеняй на себя!

Последнее, что успели увидеть Вовка и Сергей в том бою, был этот фриц, неуклюже бежавший к оврагу с поднятыми руками навстречу лавине поднимавшихся по склону наших бойцов. После чего мальчишек загнали в сарай.

 Вспыхнув с новым ожесточением, стрельба быстро прекратилась. Какое-то время за стенами сарая короткими очередями трещали автоматы. Два раза громыхнула пушка. А когда на улице зазвучали громкие русские голоса, сопровождавшиеся смехом, ни мальчишек, ни Светлану удержать в сарае уже не смогли …

Через Разгуляевку шли советские танки.

В белом вихре они влетали в селение со стороны Гумрака и, взревев моторами, вкатывались на ту разгуляевскую улицу, что тянулась вдоль южного склона оврага. Подпрыгивая на снежных ухабах и изящно покачивая стволами орудий, по этой улице они мчались к угловому дому, взлетали на бугор, круто поворачивали -- так, что комья снега веером разлетались из-под гусениц -- и неслись вдоль железной дороги с застывшими на рельсах обгорелыми вагонами и цистернами. И одновременно мимо подслеповатых разгуляевских домиков, из окошек которых на своих освободителей смотрели мокрые от радостных слёз глаза. Затем столь же стремительно, ни на миг не снижая скорости, они делали ещё один поворот и, ещё раз взревев моторами, устремлялись на железнодорожный переезд.

По сравнению с танками КВ прошлого горького лета эти танки казались разгуляевской детворе не такими уж и большими. Но более стремительными, более решительными, более злыми.

О, как хотелось мальчишкам выбежать на самую середину дороги и закричать от радости так, чтобы сквозь рокочущий гул моторов их услышали люди, находившиеся внутри стремительных тридцатьчетвёрок – самые родные люди на земле! Как хотелось рвануться за машинами, догнать хотя бы одну из них, уцепиться, взобраться на броню, слиться с летящей в снежном вихре могучей стальной крепостью, умчаться вместе с ней туда, куда стремились эти машины – да хоть на край света!

Но танки шли через Разгуляевку с наглухо закрытыми люками. И лишь внимательные глаза механиков-водителей через узкие смотровые щели искали верную дорогу. И танкистам, и тридцатьчетвёркам было пока не до мальчишек. Они спешили к Волге.

Их ждал Сталинград.

Глава двадцать восьмая

Хлеб

В морозном небе ослепительно сияет солнце. Ни облачка, ни ветерка. Столбами стоят дымы над крышами. Искрится, весело поскрипывает снег под ногами наших бойцов. Они идут через Разгуляевку рота за ротой. Огромные в своих белых полушубках, с автоматами наперевес и ручными пулемётами на плечах, с поблескивающими эмалью красными звёздочками на шапках, в толстых валенках и меховых рукавицах с отростками для большого и указательного пальцев. Не моды ради эти отростки, а чтобы стрелять, не снимая рукавиц.

Идут через Разгуляевку краснозвёздные колонны. И бегут за ними разгуляевские мальчишки, любуясь своими освободителями. Но нет среди них ни Вовки, ни его младшего брата. И у того, и у другого уже третий день постельный режим.

А было так.

 

Отгремели выстрелы и отгрохотали танки в освобождённой Разгуляевке. Сергей убежал домой. А Вовка всё стоял у плетня, не имея ни малейшего желания возвращаться в сарай. Мать подвела к нему Женьку, сказав, что уходит вместе с Евдокией Егоровной, Анной Семёновной и Светланой посмотреть на то, что осталось от их дома. Вовка нагрёб под плетень снегу, утоптал его и поставил Женьку на снежную горку. Теперь Женькина голова в мамином платке и с перевязанным глазом торчала над плетнём. Так что младший получил возможность видеть то, что происходило на улице, не хуже старшего.

И надо было случиться, что первым, кто обратил внимание на две мальчишеских головы, торчавших над изгородью, оказался пожилой боец в валенках и подпоясанном ремнём ватнике. Он шёл по тропинке, протоптанной вдоль оград, неся за спиной огромный белый мешок, от которого на мальчишек пахнуло таким ядрёным духом свежевыпеченного хлеба, что, не остановись этот боец возле них, они бы сами перелезли через плетень и побежали за ним как собачонки. Но он остановился и снял мешок с плеча:

-- Никак голодные?..

От этого вопроса какая-то глыба льда растаяла в Вовкиной груди. И чтобы не зареветь, ему пришлось раз за разом глотать комок, снова и снова наворачивавшийся в его горле. Вовкины глаза затянулись мокрой пеленой. Очертания и бойца, и мешка расплылись. Но исходивший от мешка дух он ощущал по-прежнему остро, а в его голове застрял недоуменный вопрос: почему мешок с хлебом – с настоящим-то хлебом! – не завязан, а всего лишь закручен сверху. Разве можно так носить хлеб!

-- Синие, худющие… одни глаза остались. Зовут-то как?


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 141; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!