Стук всё же раздался. Сначала робкий, затем посмелее. Дверь долго не открывалась. И вдруг распахнулась ударом сапога изнутри. Так, что длинный немец вынужден был отпрянуть назад.
В шинели, накинутой на нижнюю рубашку, в проёме двери показался один из пяти тёткиных «квартирантов». Пришелец шагнул к нему. Но «квартирант», придерживая руками сползавшую с плеч шинель и пьяно раскачиваясь на пороге, и не подумал освободить ему дорогу. Тогда длинный заговорил. Однако его слова не возымели действия. И отодвинув пришельца от порога, «квартирант» захлопнул перед ним дверь.
Немец не пустил в дом немца. Такого Генка ещё не видел!
Вернулась Галина Петровна. Убедившись, что сын спит, не снимая ватника, она подошла к окну и присела на табуретку:
-- Что-то мать твоя загуляла…
-- Если через полчаса не придёт… придётся ей темноты дожидаться… в сумерках стреляют чаще всего, -- ответил Генка. – Не обижали… фрицы-то?
-- Им не до меня было… Ещё какой-то приходил. Подселиться, видать, хотел. Худой, длинный, лицо подмороженное… без оружия, без погон, без ремня…не говорит, а мычит… то ли контуженный, то ли чумной. Право, чумной… Так они его не пустили… В окошко на него поглядывали… и всё лаяли, лаяли…Что за люди?.. Своих готовы сожрать…
То, что оккупанты жили теперь не слишком дружно, Генка уже знал. Двумя днями раньше он и Вовка стали свидетелями того, как два фрица подрались из-за плитки шоколада возле колодца. Наледь вокруг колодца была на уровне сруба, и немцы вырывали друг у друга эту плитку до тех пор, пока один из них, поскользнувшись, не полетел в колодец. Генка и сейчас помнил то мстительное удовлетворение, какое он испытал, услышав крик, а затем и всплеск воды от свалившегося в колодец оккупанта. Так ему и надо!
|
|
|
Пока фрица доставали из колодца, Вовка рассказал Генке о том, как в их сарай среди ночи постучал итальянский солдат, и мать его впустила. Спал незваный пришелец, подстелив шинель, возле печки на земляном полу. А перед тем, как устроиться на ночлег, показывал Вовкиной матери фотографии своих родителей и плакал. Затем, стоя на коленях, молился. А когда утром ушёл, мать сказала, что он и на солдата-то не похож – совсем, мол, мальчишка.
-- Винтовка при нём была? – спросил Генка.
-- Была, -- ответил Вовка.
-- Тогда почему не похож?.. – сплюнул Генка. -- Молился бы в своей Италии.
Однако «чумного» фрица, которого только что прогнали от тёткиного крыльца, даже Генке было жалко.
-- Тётя Галя, а почему он без оружия?
-- А чёрт его знает! Может, потерял. А не то отобрали за какую провинность. У них не разберёшь.
Дверь летней кухни бесшумно открылась. Вошла Генкина мать:
-- А вот и я.
-- Слава богу, -- сказала Галина Петровна.
-- Попозже не могла?.. Жди тебя, жди…
-- Ладно, не ругайся, -- примирительно ответила Полина Петровна. – Тебе привет.
|
|
|
По всем признакам освобождение приближалось. Днём оно звучало отдалённым гулом артиллерийской канонады. По ночам слышалось в отчётливых всплесках «Ура!», доносившихся теперь не только с запада, но и с юга. Казалось, даже морозный воздух над Разгуляевкой с каждым днём густел, становился плотнее, сжимался сужавшимся обручем советского окружения. Свобода приближалась. Но немцы продолжали сопротивляться, и никто не знал ни часа, ни дня, когда свобода придёт. До свободы надо было ещё дожить. А чтобы жить, надо было каждый день хоть что-то есть.
Предстоящей ночью в очередной раз Генка собирался в «холодильник». Под его кроватью лежал мешок с подаренной Сергеем белой накидкой, остро наточенным ножом и пилой.
А Генка дремал теперь на кровати, чтобы набраться сил для ночного похода…
Когда последние лучи осеннего солнца, готовя землю под снег второй военной зимы, растопили снежную крупу, кое-где уже покрывавшую степь, между забором силикатного завода №4 и железнодорожным полотном из земли вылезла нежданная травка. И стреножив лошадь, кто-то из немцев пустил её попастись на этой траве. Неспешно перебирая спутанными ногами, лошадь двинулась от станции вдоль полотна, пощипывая зелень, которая едва высовывалась из земли. Но, видимо, даже такая она доставляла животному удовольствие, поскольку лошадь так и не подняла головы вплоть до того момента, когда подорвалась на мине. Взрывная волна оторвала ей одну из передних ног, и лошадь погибла мгновенно: лошадиные губы застыли нежно открытыми, а большой тёмно-коричневый глаз смотрел спокойно, не выражая никакого страдания.
|
|
|
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 131; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!