Информационные материалы ОГПУ—НКВД 331930 — 1934 гг . 2 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 208Следующая ⇒

Из приведенных данных видно, что основную массу раскулаченных составляла 2-я категория, подлежавшая высылке семьями. К ним присоединялись и уцелевшие члены семей раскулаченных по 1-й категории. Куда же отправлялись эти семьи? Где и как должны были создаваться спецпоселения? Эти и многие другие практические вопросы оставались без конкретных ответов как в директиве Политбюро от 30 января, так и в постановлениях ЦИК и СНК СССР от 1 февраля⁹.

Публикуемые нами распоряжения руководства ОГПУ о порядке выселения кулацких семей начинаются 8 февраля с телеграфного ответа на запросы с мест: «срок и порядок выселения будет решен 21 февраля, после чего будут даны указания» для всех районов страны, кроме Украины, Белоруссии, Северного Кавказа, Нижней и Средней Волги, Центрально-Черноземной области (док. № 28). Что же касается названных районов, то и у них не было никакого представления, куда и как высылать десятки тысяч семей с детьми и стариками. Об этом свидетельствует содержание последующих запросов и ответов, связанных уже с движущимися на север железнодорожными эшелонами. 20 февраля Центр пересылает из Свердловска в Ростов-на-Дону сообщение о том, что «вследствие отсутствия у выселяемых теплой обуви, имеется много случаев обмораживания, что осложняет дело расселения и трудового использования выселяемых» (док. № 31). Из последующих ответов на запросы с мест и распоряжений руководства ОГПУ выясняется, что у выселяемых нет не только теплой обуви, но и одежды, домашнего имущества и продуктов питания на время переезда, не говоря уже о возможности существования в местах высылки, где еще нет и никаких «спецпоселений». 26 февраля ОГПУ запрашивает свои местные органы о потребном количестве «плугов, борон для обеспечения и сельхозиспользования кулацких семейств на необжитых землях края»; 1 марта «всем ПП ОГПУ» напоминается о том, что «семьи кулаков, не имеющие трудоспособных членов, на Север выселению не подлежат и в эшелоны включаться не должны»; 2 марта предлагается «в связи с морозами принять меры размещения семей [с] детьми в ближайших селах впредь до навигации и потепления»; 18 марта рассылается требование «в пятидневный срок» согласовать с совпарторганизациями и представить «план организованного использования расселяемых в Вашем крае кулацких семейств...» и т.д., и т.п. (док. № 50—65). Перед нами характерный образец сталинского руководства — примитивизация общественных проблем, «чрезвычайные», то есть насильственные методы их решения, обрекавшие на гибель десятки и сотни тысяч ни в чем неповинных людей.

Конечно, сведения о положении, в котором оказывались высланные семьи, о «неправильно» раскулаченных и высланных тем или иным путем проникали наверх, в том числе и через каналы ОГПУ: запросы с мест, справки и даже записки «о чрезвычайном положении с обеспечением продовольствием» и с медицинским обслуживанием (док. № 74—76). К тому же в составе высшего руководства еще оставались такие, например, деятели как А.И. Рыков или С.И. Сырцов. 1 апреля А.И. Рыков, как председатель СНК СССР, подписал постановление об организации Секретной комиссии при правительстве по устройству высланных кулаков во главе с В.В. Шмидтом — заместителем председателя СНК СССР. 5 апреля Политбюро приняло решение о создании Комиссии С.А. Бергавинова для проверки неправильно высланных в Северный край. 10 апреля СНК РСФСР принял постановление о мерах по упорядочению расселения высланных семей¹⁰.

Тем не менее подлинную картину положения высланных крестьянских семей, их гибельной судьбы, бессмысленной жестокости к детям и старикам воссоздал и заставил увидеть центральную власть В.Н. Толмачев — нарком внутренних дел РСФСР, член республиканского правительства, возглавлявшегося С.И. Сырцовым, входивший в состав комиссий и В.В. Шмидта, и С.А. Бергавинова. Возможно, что он был первым предста-

вителем Центра, прибывшем на Север для ознакомления с положением спецпоселенцев. Увиденное В.Н. Толмачев описал 16 апреля 1930 г. в письме Д.З. Лебедю — заместителю председателя СНК РСФСР. Найденное в архивном фонде ОГПУ и, главное, касающееся деятельности ОГПУ, письмо Толмачева публикуется в настоящем издании как очень ценный исторический источник. Современная историография в лице Линн Виолы обратилась к документам этой интересной личности, в том числе и к названному письму по копии из архивов Архангельска¹¹. Естественно обращение к позиции Толмачева и при анализе альтернатив сталинизму в советском руководстве того времени¹².

Ко времени появления в Северном крае Толмачева там находилось уже 45 тыс. семей, в составе которых насчитывалось 158 тыс. человек, из них трудоспособными оказались всего 36 тысяч. Все они были отправлены «в разные места на работу». Нетрудоспособные женщины, дети, старики, больные (122 тыс.) были «размещены в бараках по линии Вологда—Архангельск и Вятка—Котлас»: «Теснота невероятная. Есть места, где на человека приходится 1/10 м² площади при постройке нар в несколько этажей (кубатура меньше гробовой). Полов в бараках нет, крыша сделана из жердей и слегка присыпана тающей и осыпающейся землей. Температура не выше 4°, как правило. Вшивость. При скверном питании, а для многих при почти полном его отсутствии, все это создает колоссальную заболеваемость и такую же смертность среди детей».

В письме приводится «Справка о заболеваемости и смертности среди высланных». Вот некоторые данные из этой справки: «По г. Архангельску за март и 10 дней апреля из 8000 детей заболело 6007... Умерло детей — 587.

По Севере-Двинскому округу на 12 апреля 1930 г. всего умерло — 784, из них детей — 634.

По Вологодскому округу с 29 марта по 15 апреля болело детей — 4850, из них умерло — 677, в том числе только за 12—13 апреля умерло 162... Причем болеют и мрут младшие возраста...»

Еще одно место из письма Толмачева: «...с высланными обращаются, как с опаснейшими заключенными, подлежащими строжайшей изоляции. Это исключает возможность использования их собственной инициативы и самодеятельности и налагает на нас совершенно непосильную обязанность их полного обслуживания. Это ведь не ящики, не тюки груза, который сам о себе не думает, а живые люди...»

Отметим также вполне убедительное мнение наркома, получающего информацию из всех районов РСФСР о том, что положение высланных семей в Сибири и на Урале «во всех отношениях должно быть еще хуже, чем здесь» (док. №97).

Все сказанное в письме Толмачева о бедствиях выселенных семей подтверждается в произведениях поэта Семена Милосердова, десятилетним мальчиком оказавшегося в одном из северных спецпоселений и спасенного приехавшим за ним крестным (благодаря письму Толмачева). Приведем здесь стихотворение «Бараки» как подлинное свидетельство спецпоселенца:

Незрячие, в метельном полумраке, Средь вологодских елок и снегов Я помню те холодные бараки Для спецпереселенцев, кулаков.

Январь. Трещали сосны на морозе.

Гуляли по баракам сквозняки.

На нарах умирала тетя Фрося,

И с голодухи пухли старики. Улыбки стерла и согнула плечи Тоскливая таежная судьба. И только в снах еще топились печи, Стояла под березами изба...

И нам была, мальчишкам, непонятна

Такая жизнь. И мы на весь барак

Скулили, как паршивые щенята,

Что брошены хозяином в овраг. И я не написал бы эти строки, Когда б не крестный, не его приезд... Болота. Мох. Вороны да сороки. Унылое безлюдье ссыльных мест.

И высились угрюмые, как знаки

Эпохи разоренья мужиков

Дощатые, щелястые бараки

Средь вологодских елок и снегов-^.

Публикуемая нами справка «Основные недовольства высланного кулачества и вытекающие из них настроения» (конец мая) воссоздает переживания и настроения людей, подвергшихся «депортации в никуда»: «Нас размещают как скот... и, наверное, собираются уморить как собак»; «...хуже этого не может быть, страшно даже вспоминать, можно с ума сойти...» (док. № 124).

Осенью 1930 г. В.Н. Толмачев вместе с С.И. Сырцовым окажется в последней антисталинской оппозиции и разделит ее судьбу. Но апрельское письмо наркома внутренних дел РСФСР произвело весьма сильное впечатление на руководство ОГПУ. 20 апреля на места был разослан меморандум, разрешающий родственникам «высланных кулацких семейств 2-й категории... вывоз детей кулаков с мест высылки на родину». При этом даже предписывалось «разрешать немедленно», ввиду «тяжелых условий пребывания малолетних детей на Севере», разумеется, «при согласии родителей» и в возрасте «до 14-ти лет»¹⁴. К сожалению, этот проблеск человечности продержался недолго — наплыв родственников и соседей в районы лагерей и спецпоселений был в принципе неприемлем сталинской системе репрессий, поскольку разглашалось то, что должно было держаться в строжайшем секрете. К тому же появление близких лиц и увоз ими детей облегчали побеги взрослых переселенцев.

Оперативная группа ОГПУ, непосредственно руководившая раскулачиванием, вывозом и «устройством» на местах, в справке от 12 июня 1930 г. сообщала, что к этому времени на Север было «переброшено» 230 005 человек, из которых с конца апреля, когда потеплело, бежали 14 123 (6,1%). При этом отмечалось: «Значительно облегчает побег взрослых кулаков отправка детей кулаков на родину». Приводились и «факты», которые мы частично воспроизведем, настолько они выразительны: «Из лагеря бежала Котельникова Мария 25 лет с сыном Александром 7 месяцев. Остальных своих детей Котельникова отдала гр. Сухих, с которыми уехала и сама... Из лагеря бежала Чебановская Ксения 32 лет из Запорожского округа, которая ходила провожать отправляемых на родину детей и в лагерь не возвратилась. Из лагеря бежали Юмахины Мария 20 лет и

Ирина 37 лет из Острогожского округа. Обе они бежали с отпущенными

на родину детьми......... Из лагеря бежали: Артеменко Лукерья 61 года,

Глушкова Мария 24 лет с ребенком Иваном 10 месяцев и Кривова Анастасия 63 лет. Бежали при отпуске детей на родину с родственниками, приехавшими за детьми» (док. № 128).

Тема бегства из спецпоселений представляет интерес не только с точки зрения характера и масштабов личных протестов пострадавших, но и с точки зрения отношения к «кулакам» крестьянской, как правило, соседской среды. В мае—июне 1930 г. еще сохранялись настроения «исправления ошибок», отразившиеся и в документах ОПТУ. Мы узнаем из них «о массовом возвращении бегущих кулаков на родину» — на Украину, в Белоруссию, Черноземный центр, Северный Кавказ... При этом сообщалось, что, например, «в Одесском округе в с. Васильевке... при попытке задержания бежавших из ссылки кулаков возникло массовое выступление с участием 150 женщин», требовавших не только оставления беглецов, но и возвращения им имущества. Больше того — «толпой женщин кулаки были вселены в свои прежние хаты». В Киевском округе отмечались «факты, когда активные колхозники не только ходатайствовали о возвращении высланных кулаков, но и укрывали их у себя». «В Гомельском округе Белоруссии самовозвращение кулаков в большинстве (!) районов обставляется весьма торжественно. Предварительно оповещенные родственники и знакомые собираются на станции и огромной толпой сопровождают их на место жительства...» Естественно, что «особо отрицательное влияние на политические настроения основных прослоек крестьянства оказывает возвращение детей. К прибывающим из ссылки детям собираются группами крестьяне, расспрашивают.., проникаются сочувствием к высланным и предъявляют различные незаконные (?) требования». И т.д. В справке Опергруппы ОГПУ по раскулачиванию от 12 июня отмечалось усиление «тенденции среди части крестьян за возвращение всех высланных кулаков» (док. № 126, 127, 128).

Конечно, спецслужбы не бездействовали. За 4—5 июня в одной Вологде было снято с поездов ехавших «на свидание с кулаками родственников до 800 человек, у которых при обыске найдено 154 поддельных документа для бегства... Снятые с поездов возвращены обратно, кроме лиц, у которых найдены подложные документы» (там же). «Наведение порядка» в поведении раскулаченных и высланных семей должен был обеспечить приказ ОГПУ № 223/106 от 10 июля 1930 г., потребовавший от местных органов «повести решительную работу по выявлению незаконно возвратившихся.., принятию мер по их задержанию, усилению мер репрессии в отношении их...» Предписывалось также «максимально усилить меры борьбы с бегством кулаков, ...привлекая к поимке бежавших кулаков милицию и местное население...» за «соответствующее премирование». Особое решение было принято по Северному краю: «Временно, впредь до расселения кулаков... в местах постоянного жительства, в силу особых условий...: а) не допускать приезда к высланным кулакам родственников и зажиточных, б) разрешать входящую к кулакам корреспонденцию только в виде открыток и телеграмм, а также посылок и денежных переводов»¹⁵. Цитированная выше справка от 12 июня сообщала о более крутых решениях, среди которых было и такое: «Прекращен отпуск на родину детей» (док. № 128).

Тема «беглых кулаков», возникшая зимой—весной 1930 г., окажется в документах ОГПУ одной из постоянных и важных на длительное время.

Кулаки станут силой, пополнявшей отряды «бандитов», ряды вредителей в городах и на стройках... Они же окажутся объектом массовых репрессий 1937—1938 гг. («Кулацкая операция» по приказу ОГПУ № 00447 станет одной из тем 4-го тома данного издания).

Обращаясь к теме крестьянского противостояния насильственной коллективизации, мы должны отметить, что в документах ОГПУ она отражена полнее, нежели в любых других, ибо главные функции этого учреждения и состояли в выявлении и подавлении (ликвидации) всех форм противоборства государственной политике, власти как таковой. Практически нет информационного документа ОГПУ о деревне за 1930 г., в котором не шла речь о «классовой борьбе» и сопротивлении сплошной коллективизации и раскулачиванию. Поэтому мы остановимся здесь лишь на документах, посвященных непосредственно противоборству крестьянства и власти на первом этапе «сплошной коллективизации» и раскулачивания. Фактически оно началось с «чрезвычайных» хлебозаготовок в январе 1928 г. и нарастало от одной кампании к другой. Инициатива в этой «классовой борьбе» принадлежала власти, а главным средством стали репрессии. Однако масштабы и характер репрессий с января 1930 г. радикально изменились.

Выше отмечалось, что «ликвидация кулачества как класса» сразу же стала трактоваться как уничтожение «кулацко-белогвардейско-бандитско-го элемента». Таким было первое собирательное определение противников сталинской политики в деревне. Все они заранее объявлялись «контрреволюционными» или «антисоветскими» элементами и подлежали ликвидации в первую очередь. Первым объектом собственно репрессивной деятельности ОГПУ в «ликвидации кулачества как класса» стали отнюдь не кулаки, а «контрреволюционные» (далее: к/р) и «антисоветские» (далее: а/с) элементы, независимо от связей с деревеней. Характерно для настроений начала 1930 г. название сводок, отражавших направление работы уже знакомого нам СОУ ОГПУ — «Оперразведсводка... о ходе операции по контрреволюционным кулацко-белогвардейским и бандитским элементам». Как известно, армейские разведсводки содержали сведения о противнике в условиях борьбы, военных действий, а не после его разгрома. Здесь же сообщались сведения о результатах операций СОУ по уничтожению противника, практически неспособного к сопротивлению. Поэтому, с № 6 из названия документа исчезла частичка «развед». Содержание этих сводок начиналось с информации об общих результатах операций за отчетный срок. Оперразведсводка № 1 сообщала о том, что «на 6 февраля... ликвидировано: к/р организаций — 20, к/р группировок — 244. Всего арестовано вместе с к/р активными одиночками — 15 985 человек» (док. № 10). Сводка № 4: «За последние 5 дней (12—17 февраля) по всем районам СССР ликвидировано: к/р организаций — 29, к/р группировок — 887, банд — 2. Арестовано... вместе с к/р одиночками — 18 711» (док. № 41). И т.д. Текущие цифровые сведения оказывались, естественно, неполными. Поэтому об общих итогах этих операций лучше будет судить по итоговой отчетности СОУ ОГПУ.

Основное содержание оперсводок должна была составлять характеристика политических организаций и группировок, которые пытались использовать коллективизацию и раскулачивание для развертывания контрреволюционного и антисоветского движения, провоцирования массовых крестьянских выступлений, а в конечном итоге и всеобщего восстания. На Украине нелегальные организации представлялись в сводках чаще всего

как «петлюровские», на Тамбовщине — «бывших антоновцев», в других районах — «бывших белых», «кулацко-казачьи», «эсеровские» и т.п. Потребуются специальные исследования, чтобы установить их действительное существование и поведение, особенно в условиях массового насилия над крестьянством. «Группировки» представляли собой искусственно объединенных участников собраний или каких-то разговоров, высказывавших отрицательное отношение к коллективизации, раскулачиванию, хлебозаготовкам и т.п. (док. № 24, 41, 81, 92 и др.).

Оперсводки СОУ ОГПУ не содержат сведений о приговорах «кулацко-белогвардейским и бандитским элементам», вынесенных Особыми тройками полномочных представительств или республиканских ГПУ. Однако в сборнике публикуется записка о практике Особой тройки ПП ОГПУ по Сибирскому краю от 10 апреля. Ее приговоры были одинаково жестокими как для членов организаций, так и для членов «группировок». В с. Озерки Новосибирского округа 6 кулаков создали «группировку повстанческого характера», созвавшую «несколько нелегальных собраний, на которых обсуждала вопрос об организации повстанческого выступления. Арестовано по делу 6 чел., все кулаки, все приговорены к ВМН». В с. Сарабалык «группировка» из 5 кулаков вела «агитацию пораженческого и повстанческого характера», а также «работу по разложению общественных организаций и советского аппарата. ...По делу привлечено 5 чел., все кулаки-лишенцы, все приговорены к ВМН с конфискацией имущества» (док. № 95).

В г. Н.-Омске возникла «организация, ставившая себе целью свержение Советской власти вооруженным путем». Созывала «нелегальные собрания и обсуждала планы и методы своей работы... решила устроить нападение на одну из касс... было решено достать пишущую машинку. ...Связь с деревней была установлена и проведена вербовка кулачества...» На деле ничего сделано не было. Тем не менее приговор был следующим: «из 18 чел. привлеченных 10 приговорены к ВМН, 3 чел. — к 10 годам заключения, 4 чел. — 5 годам заключения и 1 (вернее всего, провокатор. — Авт.) — условно». Справка сообщает еще об 11 приговорах — все они также предельно жестоки, также не различают «организацию» и «группировку» и также отдают провокацией, как приговор в Н.-Омске (см. док. № 95). Действительное назначение подобных приговоров состояло в запугивании общества, чтобы пресечь любые формы несогласия с властью, а тем более сопротивления ее действиям.

К документам типа «оперразведсводок» принадлежат и материалы Контрразведывательного отдела ОГПУ об итогах борьбы с контрреволюцией в деревне за январь—апрель 1930 г. Публикуемый нами доклад КРО на эту тему от 29 апреля представляет официальную версию обострения классовой борьбы в деревне как результата «общего бурного роста к/р кулацкой активности», на основе которой «чрезвычайно» усилилась деятельность к/р элементов «всех оттенков и направлений». «Белогвардейцы, белоповстанцы, петлюровцы, быв. бандиты, эсерствующий элемент, дашнаки, итихатисты, мусаватисты, церковники, сектанты и т.д. и т.п.» уже не только разрабатывали планы «всеобщего восстания» с целью свержения Советской власти, но «в ряде мест перешли... к прямым повстанческим вооруженным действиям». В большинстве случаев они не состоялись, поскольку предотвращались силами ОГПУ будто бы «...буквально накануне поднятия ими к/р восстаний». Это общее утверждение подкреплялось примерами к/р организаций, ликвидированных «...перед самым нача-

Дата добавления: 2019-01-14; просмотров: 194; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!