Текст переведен по изданию: Crusaders as conquerors. The Chronicle of Morea. New York-London. 1964 5 страница
[1939-1954]
Был наделён пронией также мессир Оттон де Турне, он держал Калавриту с двенадцатью фьефов.
Следующим был равно поименован мессир Гуго де Лилль, он имел восемь кавалерских фьефов в Востице 129; он изменил имя и стал зваться теперь де Шарпиньи.
Мессиру Луке было отписано лишь четыре фьефа, окрестности Грицены и долины Лаккоса 130. Мессиру Жану де Нейи отошла в держание Пассава и четыре фьефа, также он мог нести знамя, быть протостратором и передать эту должность и привилегию по наследству 131. Мессир Робер де Тремоле получил четыре фьефа; он выстроил Халандрицу и звался её господином 132. Святому Иоанну Госпитальному было дадено четыре фьефа; ещё четырьмя был наделён Храм и получил право нести знамя; равно и алеманы получили четыре фьефа в держание в окрестностях Каламаты. 133 Митрополиту Патрасскому
[1955-1974]
с его канониками было дадено во владение восемь фьефов; епископу Оленскому было дадено четыре фьефа, и епископам Метони и Корони с их канониками каждому было отписано четыре фьефа, так же и епископам Велигости и Никли; все получили по четыре фьефа, равно как и епископ Лакедемонский 134.
Все те, кого, вы слышали, я назвал по имени, были те, кто во времена Шампанца получили от него пронии и были перечислены в его списке. Кавалеров, имевших по фьефу каждый, а также получивших пронии сержантов я именовать не буду из-за того места, которое потребуется, чтобы всех их записать.
|
|
|
И после того, как был объявлен список, мессир Жоффруа спросил совет капитанов, архиепископов и епископов о том, как учредить и провести в жизнь порядок того, как тем, кому были дарованы пронии и всё, к ним прилежащее, надлежит нести службу, то есть, как следует им поддерживать в добром состоянии своё оружие, чтобы иметь возможность защищать
[1975-2001]
землю, ведь землю эту, добытую оружием и победой в войне, легко вновь потерять, если оставить её без защиты.
Затем, при участии народного собрания и с великим разногласиями, обсуждали и решили, и постановили, что все те, кто получил по четыре фьефа, могут нести знамя и быть знаменосцами, и что за знаменем каждому из них следует иметь с собой кавалера и двенадцать сержантов, и что каждый, кто держит и владеет более, чем четырьмя фьефами, должен выставить и снарядить на фьеф ещё по двум конным сержантам или по кавалеру. А те кавалеры, кто держал один только собственный фьеф, обязаны были служить лично в качестве платы, так надлежало им делать; также и тем, кого звали «сержантами завоевания», следовало идти служить самолично.
Они объявили и установили, что, поскольку они ведут войну, часть их должна защищать завоёванные ими земли, а другая – завоёвывать ещё не покорённые, и что порядок обязательной службы на весь год, говорю я, должен быть расписан в таких виде и строгости, как я далее показываю: что из двенадцати месяцев, что есть в полном году, каждый воин должен четыре месяца провести на службе в гарнизоне; что в следующие четыре месяца ему надлежит отправиться в воинство, куда бы его господин ни пожелал, куда бы ему ни было нужно, чтобы вассал отправился; и что в третьи четыре месяца года ленник был бы волен идти, куда сам пожелает 135. Они также с почтением к собравшимся объявили,
|
|
|
[2002-2037]
что, поскольку служить возможно было в течение всего года, какие из двенадцати месяцев выбрать, остаётся на усмотрение господина. Епископы и Церковь, и Храм, и Госпиталь не были обязаны нести гарнизонную повинность; но во всём остальном следовало им вести себя, как обычным ленникам: в войне, в налётах, в бою, где бы в том ни было нужды господину и чего бы ни требовала государственная необходимость.
Так же было установлено и другое правило: что епископы и главы всех церквей в случае войны должны поднять знамёна; и дальше, на совете же всего баронства и на земском суде им следует вести себя подобно прочим знаменосцам, за исключением, разумеется, судов и допросов по делам убийства, которые непременно должны разбирать епископы.
|
|
|
И после того, как все эти дела, о которых я вам рассказываю, были решены, мессир Жоффруа приказал, чтобы великие и малые готовились отправляться в поход, чтобы они могли подчинить те земли, какими были наделены, и завоевать то, чего ещё не имеют. И как только они вышли, они направились по тракту и пришли прямо в Велигости вместе с советом ромеев, знавших округу и приведших их туда; замок там стоял тогда на низком холм; они взяли его с налёта, и некоторые принесли оммаж.
Затем они напрямик перешли в Никли, лежавший на равнине. Увидев франкское воинство и тех ромеев, что были с ним, архонты Никли усилили башни всеми воинами, что только были под их командованием, со всем, что нашлось, оружием. Стены были высоки, хорошо скреплены извёсткой; их защитники крепко стояли во время первого нападения на замок и с великим рвением выдерживали последующие все следующие три дня, и ни на каких условиях не соглашались на сдачу, и не сдались бы. Когда мессир Жоффруа понял это, он приказал принести дерева, чтобы сделать скрофы 136, а также
[2038-2072]
требушеты; он заверил клятвою своею, что с места сего не сойдёт, пока не возьмёт замок Никли мечом и что, если он возьмёт его мечом, то не узнает милосердия ни единая душа. Когда ромеи, что были с франками и имели родичей в замке, услыхали такое, они тотчас отправили к ним посланца и поведали о том, что услышали, что, если они не сдадут замок и не сдадутся сами, если замок падёт, то все они примут смерть от франкского меча. И как только никлиане узнали об этом, то собрались на совет и решили сдать замок; они вручили франкам ключи от него при условии сохранения своих отчин.
|
|
|
Как скоро мессир Жоффруа получил Никли, он приказал снабдить его припасами, как то подобало и было достойно; затем он выступил оттуда и отправился, не сворачивая, в Лакедемонию, каковая была большим городом с добрыми стенами и башнями, хорошо скреплёнными извёсткой; конечно, народ её отнюдь не был настроен сдаваться. Пять дней франки беспрерывно нападали на окружённый город, днём и ночью, и поставили требушеты, что привезли из Никли; и как только защитники стали терять людей, и башни были повреждены, они немедля сдались на условиях сохранения бывших за ними отчин и домов и заверили это клятвами.
И после того, как сдались лакедемоняне, мессир Жоффруа самолично стал там на постой; войскам же он велел начать опустошать Цаконию вплоть до самого Гелоса, и до Ватики, и до Монемвасии 137. Затем архонты Лакедемонии, а также и Никли, державшие пронии в Цаконии, кою в те дни как раз разоряли, явились к мессиру Жоффруа и говорили с ним, и просили приказать войскам прекратить разорение, что деревни принесут ему оммаж и признают его
[2073-2107]
господином. И он, муж рассудительный во всём, прислушался к архонтам и велел войскам воротиться.
Затем он приказал вождям совета, равно как и тем воинам, что взяли в пронии города, явиться к нему, и чтобы начали составлять регистр всей завоёванной и приобретённой земли с тех пор, как уехал Шампанец. Он призвал и архонтов, лучших людей Мореи, и прямо просил их поведать, остались ли в земле сей какие замки, что до сих пор не принесли оммаж. И те ответили ему, и рассказали о таких: «Четырёх замков не хватает тебе, господин наш, первый из них – Коринф, второй – Нафплион, третий – Монемвасия, а четвёртый – Аргос; замки эти весьма сильны и хорошо снабжены всеми припасами; ты не возьмёшь их с налёта. Что ж, если наш господин желает захватить эти замки, и чтобы мы, народ ромейский, умерли его вассалами, если суждено это нам, тогда мы просим и умоляем, чтобы ты даровал нам писанную грамоту, в коей поклялся бы, что и мы, и наши дети сохраним это: что отныне и впредь ни один франк не станет силой принуждать нас сменить нашу веру ради веры франков, так же и наши обычаи, и закон ромейский».
Услышав это, мессир Жоффруа отнёсся к таким речам милостиво и обещал им то, что они просили, и подтвердил это клятвой, и приказал всё это записать 138. А затем, после того, как мессир Жоффруа уладил все дела франков и ромеев, исполнил желание каждого человека и успокоил все пронии, все полюбили его, великие и малые, ибо был он справедлив и честен ко всем, так, что самые разумные из них собрались на совет, дабы обсудить и решить, каким образом можно оставить господство над Мореей в его руках, ибо был он мужем добрым, мудрым во всём, лучше, чем если бы прибыл из Франции какой-нибудь грабитель, неопытный и неискушённый, чтобы посеять смуту. Затем
[2108-2113]
они явились к нему и передали слова свои; он сперва содрогнулся от такого великого греха и ни при каких условиях не соглашался на него; однако они говорили долго и красноречиво, настойчиво убеждали его и вырвали наконец согласие; он вошёл с ними в заговор, и они уговорились о будущих действиях, чтобы дело то осуществилось 139. Затем
[2114-2148]
они принялись думать, как бы они смогли задержать того, кто должен был бы явиться из Франции, и какими бы путями ему помешать прибыть сюда вовремя, пока не истечёт тот срок, что был установлен Шампанцем. Тогда Жоффруа, ибо был он муж сметливый и чувствующий, послал кавалера, бывшего его конфидентом, и поехал тот прямиком в Венецию, к дуке. Там были между ними дружба, любовь и привязанность, и он привёз ему подарки, и тепло убеждал его сделать что-нибудь, чтобы не дать тому, кого пошлёт Шампанец, приехать ко времени. Наконец, он послал ещё одного кавалера во Францию, к родичам своим и друзьям, какие были у него в Шампани.
Теперь, в это самое мгновение, я собираюсь прервать повесть о том, о чём писал и рассказывал, о мессире Жоффруа, так, чтобы я мог рассказать вам подробно о благородном графе Шампани, и как хорошо был он принят, когда прибыл туда, после того, как уехал во Францию, в свою отчину. Когда Шампанец выехал из Мореи и отправился во Францию, он приехал в Шампань, чего сильно желал. Его родичи встретили его славно; и после того, как он отдохнул там две недели, он уехал и направился к королю Франции. Он нашёл его в Париже вместе с архонтами; они праздновали Пятидесятницу, как то заведено у франков 140; король был очень рад, увидев графа, ведь он знал, что тот вернулся и Романии, так же были и другие благородные герцоги и графы, ибо были они ему родичами и товарищами. И как только они обменялись там друг с другом подарками, он принёс королю оммаж за свой удел и, попросившись уехать, отбыл в Шампань. И как скоро он отправился в свою землю, и
[2149-2190]
стал её господином, пока устраивал он землю свою и дела свои, пока приводил их в порядок, прошло восемь месяцев, именно так много. И тогда он вспомнил свой договор с мессиром Жоффруа о земле Морейской; он очень надеялся на то, что если он пошлёт ему туда одного из своих родичей, то он примет его с почётом и отдаст ему землю, и признает его власть над собою, в том он имел великую уверенность. Тогда он держал совет с родичами своими о том, кого из них следует послать в Морею господином от имени его. И был у него некий двоюродный брат, а звали его Робер; был он молод и во многих вещах несравненно хорош. Граф Шампанский позвал его к себе и наделил властью; дал он ему господство над всей Мореей; он приказал записать все привилегии, дарованные ему, саму передачу земли в держание, записи эти он должен был взять с собою; он дал ему много денег, а с ними и отряд в четыре кавалера и двадцать два сержанта. Он покинул Шампань в начале ноября 141; и когда он прибыл в Савойю, чтобы пересечь горы, то на вершинах, что отделяют Францию от Ломбардии, он нашёл очень толстый слой тяжёлого снега, и никак не мог там пройти. Таким образом, он задержался ещё на месяц и даже больше, и, как только он был готов перебраться через горы, он выехал из Ломбардии и направился в Венецию, куда прибыл в начале января, надеясь найти галеру для дальнейшего пути.
Когда дуке Венеции донесли о том, что Робер, двоюродный брат графа, явился туда – что он едет из Шампани в Морею – он позвал своего адмирала и тайно рассказал ему о деле и заговоре, наказал задерживать его и ни за что не давать корабля до Мореи. Затем дука позвал к себе Робера и оказал ему великие честь, почёт и уважение, и дал свидетельства дружбы, такие, что вселил в него доверие к себе, чтобы потом проще было обмануть, и долго держал его при себе красивыми речами, хитростями, оправданиями, ложными предлогами, что прошло два месяца и больше, а он всё медлил в Венеции. Наконец, он дал ему военную галеру, какой случилось идти на Крит, и велел комиту, главному
[2191-2225]
на лодке, высадить его, как только они пройдут Корфу. Что ж, дело было точно так, как я говорю вам; как скоро привёл он галеру под крепость Корфу, комит позвал Робера и сказал ему: «Дно у галеры повреждено, и я должен законопатить его, чтобы идти дальше; потому, милый брат мой, позволь нам вынести с галеры твои вещи, чтобы стала она легче, и мы могли законопатить её».
А тот, поверив, что он говорит ему правду, приказал перенести вещи в замок, сам же поселился пока в таверне. И когда минула большей частью ночь, и запел петух, комит подул на галере в свисток, люди поднялись, и галера ушла довольно далеко; а утром, когда Робер проснулся в подозрении, галера уже ушла. И как только ему поведали об этом, он опечалился безмерно; затем он целиком осознал то предательство, что было совершено, и как только ему о том донесли, как только он понял подлог и измену, то устремился на поиски лодки, которую мог бы нанять, и нашёл её; но шеветэн 142 Корфу, поскольку он получил свою должность от господина Мореи, мессира Жоффруа, приказал привести к себе владельца лодки. Когда это сделали, он повелел ему ни за что не перевозить мессира Робера ни при каких обстоятельствах и пригрозил карою телесной за ослушание.
Тем временем, галера, находясь по пути на Крит, высадила у Айос-Захарии, там, где сейчас город Кларенца 143, гонца; у него с собой были письма от дуки Венеции к господину Мореи мессиру Жоффруа, извещавшие того письменно о Робере: когда тот явился в Венецию, и как его отвлекали два месяца и больше, и, далее, как венецианская галера, следовавшая на Крит, высадила его на остров Корфу.
[2226-2271]
Мессир Жоффруа был тогда как раз в Андравиде; и когда венецианец принёс ему эти письма, он оказал ему великие почести и богато одарил, и позвал к себе шеветэна Андравиды; он дал ему подробные указания о том, как поступить, когда Робер переправится через пролив и явится к нему. А затем он покинул Андравиду и уехал во Влисири, чтобы ждать там, пока не услышит вестей о Робере.
Когда Робер понял суть ловушки, в которую его завлекли венецианцы, как я рассказывал вам, он в великой спешке нашёл лодку, чтобы переправиться на тот берег и прибыть в Морею до истечения своего срока, на счастье его, тогда шла туда одна лодка из Апулии. Ему удалось взойти на неё, и она отвезла его до самого святого Захарии; там он просил, чтобы ему сказали, где бальи, на что ему кто-то ответил, что тот в Андравиде. Он отправил сержанта за лошадьми; последний поднялся пешком наверх, забрался туда; он не нашёл мессира Жоффруа, отправившегося куда-то ещё, но нашёл шеветэна города Андравиды. Тогда он заговорил с ним и рассказал ему весть о том, что у святого Захарии находится Робер, двоюродный брат графа Шампанского, его родич, что «приехал стать вашим господином, морейцы, так дайте же ему лошадей, чтобы он мог добраться сюда».
И шеветэн, тотчас, как услышал такую весть, собрал всех своих людей, и архонтов, и боргезе 144 со всей Андравиды; он взял всех лошадей, что были нужны, и направился прямиком к святому Захарии; увидев Робера, все изобразили великую радость и оказали ему должные знаки почёта, и говорили, что очень довольны тем, что он приехал стать их господином, и что они будут жить ради службы ему. Затем они приняли его с великой радостью; они отправились в Андравиду и там поселили его; и он пребывал в великом восторге и хорошем настроении, и принимал всех, и обращался к ним с добрыми словами, полагая, что они – вассалы его, и веря в то, что и они в свой черёд также считают его своим господином.
Затем некто явился к нему и поведал о соглашении и договоре, что Шампанец заключил с мессиром Жоффруа, бальи Мореи; что если по прошествии одного года, за который ему следовало бы встретиться с мессиром Жоффруа и принять от него власть,
[2272-2309]
он не сделает этого, то все усилия его пойдут прахом, и он потеряет всё, ради чего приехал сюда. 145 Когда благородный Робер услышал это, он просил шеветэна города отдать ему лошадей, так, чтобы он мог немедленно ехать к бальи, и чтобы ему также был выделен проводник, указавший бы ему путь; и капитану пришлось поступить по его воле. Он нашёл для него столько лошадей и людей, сколько тот пожелал; он сам поехал с ним до самого Влизири, 146 говоря и надеясь, что они найдут бальи там. Тогда мессир Жоффруа, когда ему донесли, что Робер прибыл в Айос-Захарию, спешно выехал оттуда и отправился в Каламату; а из неё, снова услышав о приближении Робера, уехал и направился со своей дружиной прямиком в Велигости, куда и прибыл к полудню. Те же, кто был с Робером, сопроводив его прямиком до Каламаты, покинули его там и забрали с собою лошадей. Так Робер остался там один; он позвал к себе шеветэна замка Каламаты и говорил с ним, и просил дать ему лошадей, чтобы он мог поехать к мессиру Жоффруа, бальи Мореи. И он дал ему так много лошадей, как только мог, также дал ему и проводников, чтобы указывали ему путь; и он поехал в Велигости, но и там не нашёл бальи; однако ему было сказано, что тот уехал в Никли. Люди из Каламаты вернулись, они отправились по домам в Каламату. Итак, Робер остался в одиночестве и потерял время, ибо никак не мог достать лошадей. Как бы то ни было, ему нашёл лошадей шеветэн, он дал ему лучших из тех, что у него были, и вот он отправился в Никли.
И после того, как Робер явился в Никли, в Лакедемонию, где пребывал мессир Жоффруа, были посланы гонцы, и они поведали ему, что в Никли прибыл двоюродный брат графа Шампанского, а имя ему Робер,
[2310-2348]
так он зовётся 147. И мессир Жоффруа, услышав такую весть, взял с собой всех своих людей, великих и малых, и дружинников своих, и тех, кто был с ним в сговоре, и отправился на встречу с Робером; он встретил его с честью и должными знаками уважения и в присутствии всех выказал великую радость. И после того, как они воротились в Лакедемонию, он повелел разместить его в господских палатах.
Тогда двоюродный брат графа Шампанского, уверившись в скором обретении власти, на следующее утро, на самой заре, приказал позвать бальи мессира Жоффруа и говорил с ним так: чтобы те, кто был в его свите, вожди и наиболее достойные, предстали пред ним и увидели волю графа Шампанского, приказы, что привёз он от него с собою. На то мессир Жоффруа дал своё согласие и повелел так, и, как только все они, каждый из них, собрались и уселись, чтобы слушать, что написал граф, рядом с ним поднялся его писарь, которого он взял с собою туда, и принялся читать привезённые привилегии. И он прочитал их, и объяснил слова, по которым выходило, что граф передаёт ему власть над всей землёю Морейской, над Пелопоннесом. Затем он показал и прочёл приказы и наставления всем капитанам принять Робера господином над собою. И как скоро всё это было прочитано, перед всеми поднялся мессир Жоффруа и смиренно склонился пред волею графа; и быстро велел вынести те привилегии, что были при нём, и договоры, и свидетельства, что имел он с графом и от него, согласно которым он получал землю Морейскую в держание, как защитник, оставался здесь бальи, и, если в течение одного года явятся к нему граф либо какой его родич, вся земля и власть над нею переходят к нему. Однако ежели пройдёт этот срок, минет год, и никто из них
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 139; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!