Подготовка текста и перевод Т. Ф. Волковой, комментарии Т. Ф. Волковой и И. А. Лобаковой 45 страница
Воеводы же преидоша великие поля многими деньми, не вѣдуще бываемая струговым воемъ. И внидоша в землю Казанскую, и приближишася к рецѣ Свияге, на поле, и тако уже ту стояху воеводы казанския своею силою, ждуще руския силы. В нихъ же бѣ первый князь Аталык, а царь ихъ во граде осадися. И бишася по три дни об рѣку ту едины, и от единых побѣждени быша казанцы от воеводъ московскихъ. И побѣгоша ко граду к Казани. Воеводы же гнашася за ними до Волги, биюшеся. Они же вмѣташася в ладии свои и в Волге истопоша, а инии по лѣсомъ разбѣгошася; и утѣкоша немнози в Казань и затворишася со царемъ во граде. И казанцевъ бѣ побитыхъ на томъ бою сорокъ двѣ тысячи.
Воеводы же за много дней перешли великое поле, не зная о том, что случилось с воинами, переправлявшимися в судах. И вошли они в Казанскую землю, и приблизились к реке Свияге, и вышли на поле, а там уже стояли казанские воеводы со своею силой, поджидая русскую силу. Возглавлял их князь Аталык, а царь их заперся в городе. И три дня билось сухопутное войско одно с казанцами у той реки, и одними этими московскими воеводами побеждены были казанцы. И побежали они к городу Казани. Воеводы же гнались за ними до Волги, побивая их. Одни же попрыгали в свои ладьи и в Волге утонули, другие же разбежались по лесам, и лишь немногие убежали в Казань и заперлись вместе с царем в городе. И было убито казанцев в том бою сорок две тысячи.
|
|
|
Воеводам же московским стоящимъ на побоищи на мѣсте томъ и воюющимъ улусы казанския, и дожидающимся лодейныя рати, и дивящимся необычному замедлению ихъ, и се приплыша ту к нимъ обитыя воеводы, замедливше, пробивающеся сквозѣ пороги и тѣсности и мало оставшияся, з гладу избмроша, сказывающе имъ тритцать тысящ войска своего изгубление. Воеводы же всѣ содрогнушася и ужасошася. И подумавше яко нѣсть лзѣ ко граду приступати без стѣннобитнаго наряду, всему в Волге утопшю.
В то время как московские воеводы стояли на месте того побоища и разоряли казанские улусы, дожидаясь судовой рати и удивляясь необычному ее промедлению, приплыли к ним отбившиеся от черемисов воеводы, те немногие, что не умерли с голоду, опоздавшие из-за того, что пробивались сквозь пороги и теснины, и рассказали о гибели их тридцатитысячного войска. Воеводы же все содрогнулись и ужаснулись. И подумали они, что нельзя им брать город приступом без стенобитных орудий, потонувших в Волге.
И повоевавше нагорнюю черемису, и возвратишася обои воеводы вкупѣ, и лодейныя с конными, пожгоша ладии свои досталныя. И не постояша у града ни единаго же дни, гладныя ради нужды да на них же страхъ нападе. И приидоша к Москвѣ со тщетою войска своего, не с радостию, но с печалию великою. Много же войска от Казани идучи на пути гладомъ изомроша. Инии же чревною болезнию, долго лежавше на Руси, в своей земли помроша, яко не остатися половины живыхъ, ходившихъ войска того.
|
|
|
И, повоевав горную черемису, повернули назад все воеводы: и те, что приплыли в ладьях, и те, что возглавляли конницу, а уцелевшие ладьи сожгли. И не простояли они у города ни одного дня, ибо мучил их голод и напал на них страх. И пришли они в Москву, напрасно погубив войско, не с радостью, но в большой печали. Многие же воины умерли от голода по дороге из Казани. Другие же, долго проболев на Руси, умерли от желудочной болезни в своей земле, так что не осталось в живых и половины того войска, что ходило под Казань.
Князь же великий и о тѣхъ людех, якоже и о первыхъ своихъ избиенныхъ, долго печаленъ бысть. Но нѣсть тоя радости и печали, кая непреходима — но вся бо яко цвѣт увядаютъ, яко стеѣнь мимо грядет.
Великий же князь и об этих людях, так же как и о ранее погибших, долго печалился. Но нет той радости и печали, которые бы не проходили, ибо все увядает, подобно цветам, и все мимо грядет, словно тень.
|
|
|
О ТРЕТЬЕМЪ ПОСЛАНИИ МОСКОВСКИХ ВОЕВОДЪ ЕЖЕ К КАЗАНИ И О ВЗЯТИИ ОСТРОГА КАЗАНСКАГО ВЕЛИКОГО. ГЛАВА 19
О ТРЕТЬЕЙ ПОСЫЛКЕ МОСКОВСКИХ ВОЕВОД К КАЗАНИ И О ВЗЯТИИ БОЛЬШОГО КАЗАНСКОГО ОСТРОГА. ГЛАВА 19
По семъ же онъ терпѣ лѣтъ 6 и конечное стиснувъ сердце свое от великия скорби на казанцевъ, и положи на Бога упование свое, яко же отчаявся или гнѣваяся, да или ему поможетъ Богь или поганым казанцемъ, или всячески его от всего отщетитъ. И паки собравъ третие великихъ воеводъ своихъ, и посла к Казани со многоратным воинствомъ — конную рать и в ладияхъ, яко и преже сего дважды посылал.
После этого терпел он лет шесть, и сжалось смертное его сердце от великой скорби из-за казанцев, и то ли в отчаянии, то ли в гневе возложил он упование на Бога: или ему Бог поможет, или поганым казанцам, или лишит его всех земных благ. И снова, в третий раз, собрав главных своих воевод, послал к Казани закаленное в битвах воинство — конницу и судовую рать, как и до этого дважды посылал.
Воеводам же началнымъ бѣ имена: князь Иоанъ Бѣльский,[82] князь Михайло Глинский, сынъ Лвовъ,[83] князь Михайло Суздалский силный, князь Осипъ Дорогобужский, князь Федор Оболенский Лопата, князь Иван Оболенский Овчина,[84] князь Михайло Кубенский. И всѣх тридесять, оставлю же всѣхъ писати по именомъ, да не продолжю рѣчи.
|
|
|
Главным же воеводам имена: князь Иван Бельский, князь Михайло Глинский, сын Львов, могущественный князь Михайло Суздальский, князь Осип Дорогобужский, князь Федор Оболенский Лопата, князь Иван Оболенский Овчина, князь Михайло Кубенский. А всего — тридцать воевод, но я прекращу перечислять их по именам, чтобы не отклониться от рассказа.
И слышавъ казанский царь Сап-Кирий великих воеводъ московскихъ в велицей силе идущих, и посла царь во вся улусы своя казанския по князей и по мурзъ, веля имъ в Казань збиратися изо отчинъ своихъ и приготовившись сѣсти в осаде, сказуя имъ необычную силу рускую и тѣмъ не смѣя с ними срѣтитися ни дѣла поставити. И черемису ближнюю повелѣ загнати: повелѣ имъ дѣлати подле Булака острог — около пасаду, по Арскому полю, от Булака же и до Казанки рѣки, и околы его рвы копати по-за острогу, да в немъ сѣдятъ черемиса с прибылнымъ войском, яко да граду помощъ будетъ и посады от запаления огня целы отстоятъ.
Казанский же царь Сафа-Гирей, услышав, что идут на него знатные московские воеводы с огромной силой, послал во все свои казанские уезды по князей и мурз, повелевая им собираться в Казань из своих отчин и приготовиться к осаде, сообщив им о необычной силе русских, из-за которой не посмел он выйти к ним навстречу и сразиться с ними. И повелел он согнать из близлежащих мест черемису: повелел им строить подле Булака острог — около посада, на Арском поле, между Булаком и рекой Казанкой, и копать рвы за острогом, чтобы сидели в остроге черемиса с прибывшим войском, — тогда и городу помощь будет, и посады не дадут сжечь огнем.
Пришло бо тогда в помощъ царю и паче же на свою погибель тритцать тысячь нагай, хотяще обогатитися рускимъ полоном и наймомъ царевымъ. Град бо Казань всего народа своего не можаше в себе вмѣстити, с прибылыми людми за умаление пространствия своего, издѣлану бывшу острогу повелѣнием царевым вскорѣ крѣпку и велику с камением и з землею, двема же концами ко граду притчену ему быти. И собрашася воеводы казанския и сѣдоша в нем со всею силою своею — с нагаи и с черемисою, а самъ царь во граде затворися с народом градскимъ и со избранными людми с немногими.
Тогда же пришли на помощь царю, а вернее, на свою погибель, тридцать тысяч ногаев, хотевших обогатиться русским полоном и платой царевой. Так как город Казань не мог в себя вместить всех своих жителей вместе с прибывшими людьми и стало в нем мало места, по царскому повелению вскоре был построен из земли и камней большой острог, который с двух сторон примыкая к городу. И собрались воеводы казанские, и засели в нем со всей своей силой — с ногаями и с черемисой, а сам царь с городскими жителями и с немногими избранными людьми заперся в городе.
Воеводы же московския пришедше к Казани и составляют на казанцовъ брань крѣпкоратнюю. И стояху лѣто все приступающе ко граду и ко острогу. И в день с русью бияхуся казанцы, и к вечеру брани преставши, русь отхожаше въ станы своя опочивати, а казанцы нощыю ядяху и запивахуся до пияна, и спяху сномъ крѣпким, не бояхуся руси, оставльше токмо стражей на остроге; когда приидетъ имъ от Бога свѣтъ ко дни, тогда уснутъ крѣпко, единъ токмо стражъ на вратѣх.
Воеводы же московские подошли к Казани и начали вести с казанцами ожесточенные бои. И стояли они под Казанью целый год, пытаясь взять приступом город и острог. Днем казанцы бились с русскими, а к вечеру, когда сраженье останавливалось, русские отходили в свои станы на отдых, а казанцы ночью ели, и напивались допьяна, и спали крепким сном, не боясь русских, оставляя только дозорных на остроге; когда приходил посылаемый Богом дневной свет, тогда и засыпали они крепко, оставляя только одного стражника у ворот.
И в таковое время десять храбрыхъ юношъ рускихъ полковъ свѣщавшеся тайно, любо въ смерть или в животъ, и ко острогу приползоша на чревѣ своемъ, змиямъ подобни, и принесоша мѣх пушечного зѣлия, и под стѣну положиша, и зажгеше острогъ запалением силным, помазавше сѣрою и смолою, и загорѣвся, никому же от нихъ услышавшу, ни гласу испустившу.
Именно в такое время десять храбрых юношей из русских полков, тайно сговорившись либо выжить, либо умереть, приползли, подобно змеям, на животе к острогу, и принесли мех с порохом, и положили его под стену, смазав стену серою и смолою, и подожгли острог, и загорелся он сильно, а никто внутри не услышал этого и не закричал.
И единъ от десяти человекъ, пришедъ, возвѣсти сотнику своему, яко острог запалиша. Сотник же сказа воеводе. Воевода же, князь Иоанъ Овчина, изготовяся со всѣм полкомъ своимъ и повелѣ в ратныя трубы трубити. И уже заря утреняя пред солнечным всходом, а казанцы уснуша сномъ тяжкимъ, и ударишася об острог с шумом и с воплемъ великим, за ними же и всѣ воеводы, видѣвше острог горящъ.
И один из десяти человек, придя, возвестил своему сотнику, что острог подожжен. Сотник же сказал об этом воеводе. Воевода же, князь Иван Овчина, приготовясь со всем полком своим, повелел трубить в ратные трубы. И когда уже занялась утренняя заря перед восходом солнца, а казанцы уснули тяжелым сном, напали они на острог с шумом и громкими воплями, за ними последовали и все остальные воеводы, увидев, что острог горит.
И послышавше казанцы гласъ трубный во всѣх рускихъ полкахъ. И приидоша со всею силою руские со всѣх странъ, конные и пѣшие, и проломиша вся врата у острога, и сѣцаху казанцевъ — иныхъ спящихъ, иных бѣгающихъ, аки бѣсни, во огнь мѣтающеся, ни коней своихъ вѣдяху, ни оружия помнящих.
И услышали казанцы звуки труб во всех русских полках. И пришли русские со всех сторон со всей своей силою, конные и пешие, и проломили все ворота у острога, и рубили они казанцев — иных спящих, иных бегающих, словно взбесившихся, бросающихся в огонь, забывших про коней своих и про оружие свое не помнящих.
И тако взяша руския люди крѣпкий острог. И посады ихъ погорѣша, и много люду казанского згорѣ. И бывшихъ в немъ срацынъ всѣх избиша, аки скотъ, числом 60 000, казанцев и нагай, храбрыхъ бойцевъ в лѣта 7038-го июля въ 16 день. И падоша тѣлеса ихъ по Арскому полю, наги и не погребены.
Вот так и взяли русские люди крепкий острог. И погорели казанские посады, и много люда казанского сгорело. И побили, словно скот, всех находившихся в остроге сарацин, числом шестьдесят тысяч казанцев и ногаев, храбрых бойцов, в год 7038 (1530), июля в 16 день. И лежали тела их по Арскому полю нагие и непогребенные.
Туто же, наскочивше из войска, избодоша копьи силнаго ихъ варвара Аталыка. Спящу ему в шатре своемъ з женою своею, на дворѣ своемъ упившуся виномъ, и не успѣвшу ему скоро от сна воспрянути и возложити на себя пансыря и шлема, ни палицы желѣзныя, ни меча похватити в руку своею, но тако паде на коня своего в одной срачицы и без пояса, и ни обуся, ни плесницъ имяше и хотяше во градъ убѣжати. И понесе конь его из острога на поле, к рекѣ х Булаку и, аки крилатъ, конь его рѣку прелетѣ, а самъ онъ от страха ужасеся и паде с коня своего, и остася на сей странѣ, а на другой сторонѣ бѣгаше конь его. И ту, на брезѣ, убиша Аталыка, похвалнаго воеводу казанского.
Тут же пронзили копьями и могучего варвара Аталыка. Упившись вином, спал он в шатре своем с женою, на дворе своем, и не успел он быстро от сна пробудиться и надеть на себя панцирь и шлем, ни схватить ни палицы железной, ни меча в руку, но так и вскочил на коня своего в одной сорочке, без пояса, босой и без башмаков хотел убежать в город. И понес его конь из острога на поле, к реке Булаку, и, словно крылатый, перелетел конь его реку, а сам он от страха и ужаса упал с коня и остался на этой стороне реки, в то время как конь его бежал по другой. И здесь, на берегу, убили Аталыка, достохвального воеводу казанского.
Наѣзжал онъ, злый, на сто человѣкъ удалых бойцов, и возмущаше всѣми полки рускими и, многихъ убивъ, самъ отъѣзжаше; доѣзжая и догоняя когождо, мечемъ своимъ по главѣ разсѣцаше надвое и до сѣдла, не удержеваше бо мечь его ни шлема, ни пансыря. И стрѣляше версты далѣ в примѣту, и убиваше птицы и звѣри или человѣки. Величина же его и ширина, аки исполина, очи же его бяху кровавы, аки у звѣря или человѣкоядца, велики, аки буявола. И бояше бо ся его всякъ человѣк. Руский воевода или воинъ противъ его выѣхати и с нимъ дратися не смѣяху. От взора его страх наших обдержа.
Наезжал он, злой, на сто человек удалых бойцов, и приводил в смятение все русские полки, и, убив многих, отъезжал; тех же, кого он догонял и настигал, рассекал он мечом своим надвое от головы до седла, ибо не спасал от его меча ни шлем, ни панцирь. И стрелял он в цель более чем за версту, и убивал с этого расстояния и птицу, и зверя, и человека. Ростом же и дородством был он как исполин, глаза у него были налиты кровью, словно у зверя или людоеда, и такие же большие, как у буйвола. И всякий человек боялся его. Русский воевода или простой воин против него выехать и с ним драться не смели. От взгляда его нападал на наших людей страх.
Тогда же казанцы убиша дву воеводъ московскихъ добрыхъ, во оружиях возрастьших: князя Иосифа Дорогобужскаго на зъѣздѣ копием прободоша, и ту свалися с коня своего, и подхватиша его свои отроцы; князя Федора Лопату стѣны градныя стрелою застрѣлиша в мыщку, и отече рука его, аки мѣхъ, и болѣвъ, и умре въ третий день.
Тогда же казанцы убили двух московских воевод добрых, выросших в сражениях: князя Иосифа Дорогобужского на спуске копьем пронзили, и свалился он со своего коня, и подхвачен был отроками своими; князю же Федору Лопате с городской стены стрелой попали под мышку, и отекла у него рука и стала словно бурдюк, и занемог он и на третий день умер.
Казанский же царь узнався, что граду быти взяту и ему самому, аще во граде сѣдѣти, и выѣха из града нощию с крымскими татары, с надежными своими с трема тысящи. И возмутившимся полком о царѣ. Черемиса же, излѣзши из града и ухватиша малаго градца гуляя 80 городень и в них 7 пушекъ.[85] И бися крѣпко, и сквозѣ полки руския пробися, и с того бою на перемѣнных своихъ конѣхъ в Крым утече удалыхъ и со царицами своими к брату своему Сап-Кирию, царю крымскому, аки из рукъ изыманъ, ушел и язвенъ ранами многими. И остави Казань пусту, токмо во граде народ казанский: и жены, и дѣти, старии и младии. Бойцевъ двѣнатцеть тысящ утѣкоша в Крым, черемисы злыя. И бѣ тамо в Крымѣ у брата своего лѣто и шесть месяцъ.[86]
Казанский же царь понял, что если будет он сидеть в городе, то захватят и город и его самого, и ночью выехал из города с тремя тысячами надежных своих крымских татар. И началось из-за отъезда царя смятение в полках. Черемисы же, выйдя из города, захватили восемьдесят городней малого гуляй-города с семью пушками. И крепко бился царь, и пробился сквозь русские полки, и с того боя, сменяя удалых своих коней, с царицами своими бежал в Крым к брату своему Сахыб-Гирею, царю крымскому, весь покрытый ранами, ушел от русских прямо у них из рук. И оставил он Казань пустой: остались в городе только казанцы — женщины и дети, старые и молодые. Бойцов же двенадцать тысяч убежало в Крым, черемисы злой. И пробыл он там, в Крыму, у брата своего год и шесть месяцев.
О МИРѢ КАЗАНЦЕВЪ С ВЕЛИКИМЪ КНЯЗЕМЪ И О ВЗЯТИИ ЦАРЯ С МОСКВЫ, И О УБИЕНИИ ЕГО. ГЛАВА 20
О ЗАКЛЮЧЕНИИ КАЗАНЦАМИ МИРА С ВЕЛИКИМ КНЯЗЕМ, И О ВЗЯТИИ ИМИ ЦАРЯ ИЗ МОСКВЫ, И ОБ УБИЕНИИ ЕГО. ГЛАВА 20
Воеводы же со оставшими казанцы во граде перемирие учиниша и взяша выходы и оброки на три лѣта впредь к великому князю со всего царства Казанского. И отступиша прочь, не вземше Казани, между себе в споре и яко не смѣюще ни единъ остатися во граде на брежение, а градъ стояше три дни оттворенъ и пустъ без людей.
Воеводы же с оставшимися в городе казанцами заключили перемирие и взяли дани и оброки со всего царства Казанского для великого князя за три года вперед. И отступили они прочь, не взяв Казани, перессорившись друг с другом, ибо ни один не смел остаться на правление в городе, а город стоял три дня отворен и пуст, без людей.
И намъ мнится, яко силнѣйши есть злато вой бесчисленых: жестокаго бо умяхчеваетъ, мяхкосердое ожесточеваетъ и слышати глуха творитъ, и слѣпа видѣти. Самъ прелстися воевода первый и много себѣ злата взя у казанцевъ. И того ради ни самъ остася в Казани, ни иного же понуди. И возвратишася на Русь всѣ со всѣм воинствомъ, аще и падоша два воеводы на пути.
И кажется нам, что золото могущественнее многочисленного войска: ибо оно жестокого смягчает, а мягкосердечного ожесточает, глухого делает слышащим, а слепого зрячим. Сам первый воевода прельстился и много взял себе золота у казанцев. Поэтому ни сам он не остался в Казани, ни другого какого-нибудь воеводу не принудил к этому. И возвратились они все на Русь со всем воинством, только два воеводы умерли по дороге.
Они же с ними вдруг поидоша и казанския послы лстивыя от всего царства своего со многоценными дары великими. И пришедше к Москвѣ казанцы с воеводами московскими, и вдаша в руцѣ многие дары великому князю и полатным боляромъ, и всѣмъ велможамъ его, и коморником, и всѣх творяху по себѣ да печалуются великому князю об нихъ. И плакахуся о мимошедшемъ злѣ, вину же на себе возлагающе, и повиновахуся, и смиряхуся, предающе Казань и во очи ему насмѣхахуся. И царя на Казань прошаху — брата Шигалиева меншаго, царевича Геналея,[87] аще дастъ имъ. Все же сие казанцы льщаху и маняху себѣ на мало время, како бы имъ скорби избыти и не до конца бы еще всѣмъ погибнути, донелѣже опочинутся, яко звѣрие в ложахъ своихъ, и паки, возставше заутра, лютейше явятся на ловитву и тацы же будутъ, аки змии суровии, безчисленно немилостиви ко християном, якоже и прежде.
Вместе с ними одновременно пошли и льстивые казанские послы от всего царства своего с многочисленными дорогими дарами. И пришли в Москву казанцы с московскими воеводами, и передали многие дары в руки великому князю и придворным боярам, и всем вельможам его, и комнатной прислуге, чтобы те заступились за них перед великим князем. И каялись они в содеянном зле, признавая свою вину, и повиновались ему, и смирялись, передавая ему Казань, а сами смеялись ему в глаза. И попросили они дать им в Казань царя — Шигалеева младшего брата, царевича Геналея. Но все это говорили казанцы лицемерно и выпрашивали себе царя лишь на короткое время, чтобы избежать беды и не до конца всем погибнуть, пока соберутся они с силами, словно звери в норах своих, и тогда снова, встав поутру, еще более свирепыми выйдут они на охоту и будут такими же, как и прежде, жестокими и бесконечно немилостивыми к христианам, словно змеи.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 184; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!