Подготовка текста и перевод Т. Ф. Волковой, комментарии Т. Ф. Волковой и И. А. Лобаковой 41 страница
По том же царѣ Саинѣ мнози цари кровопийцы, Руския земли губители, премѣняющеся царствовали в Казани лѣта многа.
После того же царя Саина многие цари-кровопийцы, губители Русской земли, сменяя друг друга, царствовали в Казани многие годы.
О ПЕРВОМ ВЗЯТИИ КАЗАНСТЕМ И О ИНѢХ ГРАДѢХ БОЛГАРСКИХЪ И О ПОВОЕВАНИИ ВЕЛИКИЯ ОРДЫ, НА НИХ ЖЕ ХОДИЛ КНЯЗЬ ЮРЬЕ ДМИТРИЕВИЧ. ГЛАВА 8
О ПЕРВОМ ВЗЯТИИ КАЗАНИ И ИНЫХ БОЛГАРСКИХ ГОРОДОВ, НА КОТОРЫЕ ХОДИЛ КНЯЗЬ ЮРИЙ ДМИТРИЕВИЧ, И О РАЗОРЕНИИ ВЕЛИКОЙ ОРДЫ. ГЛАВА 8
В лѣто 6903-е посла князь великий Василей Дмитриевичь з братом своимъ со княземъ Юрьемъ Дмитриевичемъ[38] воя многи. И пошед к грады болгарския, по Волге стоящыя; Казань, Болгары, Жукотинъ, Кеременчюк и Златую Орду повоева[39] по совѣту крымскаго царя Азигирея.[40] И вся тѣ грады до основания раскопа и царя казанскаго и со царицами его въ ярости своей мечем уби, и всѣх срацын съ женами их пресѣче, и землю варварскую поплени, и здрав с побѣдою восвояси возвратися.
В лето 6903 (1395) отправил великий князь Василий Дмитриевич в поход со своим братом Юрием Дмитриевичем многих воинов. И, пойдя к болгарским городам, стоящим по Волге, разорил тот Казань, Болгары, Жукотин, Кременчуг и Золотую Орду по совету крымского царя Азигирея. И все те города разрушил он до основания, и казанского царя с царицами его убил в ярости мечом, и всех сарацин с женами их порубил, и землю варварскую пленил, а сам благополучно с победою возвратился восвояси.
|
|
|
И на мало время смирися Казань и укротися, и оскудѣ. И стояше пуста 40 лѣтъ. Бяше бо умирился крымъский царь Азигирей с великим княземъ Васильемъ Дмитриевичем[41] и воеваше с ним соединого и на брата своего на Селед-Салтана Тактамышевича: онъ полем по суху войско свое посылаше, а князь великий в лодиях. А з другую сторону мангиты силнии, их же бѣша улусы черныя на велицей рецѣ Яикѣ, иже течет во Хвалимское море прямо бухаров.[42]
И на недолгое время смирилась Казань, и укротилась, и оскудела. И стояла она пустой сорок лет. В то время крымский царь Азигирей заключил мир с великим князем Василием Дмитриевичем и ходил с ним в союзе войной на брата своего Зелед-Султана Тохтамышевича: он полем, посуху, войско свое послал, а великий князь — в ладьях. С другой же стороны были воинственные мангиты, черные улусы которых стояли по великой реке Яику, что течет в Хвалисское море через земли бухарцев.
И тако бысть отвсюду изгонение велико Ордѣ оной: первое того да после — от великаго князя Иоанна Васильевича — второе. От тѣх мангитъ до конца запустѣ, якоже преже речеся. И вселишася в Болшой Ордѣ нагаи и мангиты из-за Еика пришедше. И донынѣ в тѣхъ улусѣх кочюютъ, живуще с великими князи московскими в мирѣ и ничим же их обидяще.
|
|
|
И было великое гонение на ту Орду отовсюду: впервые тогда, а во второй раз — после, от великого князя Ивана Васильевича. От тех мангит она и опустела окончательно, как прежде говорилось. И поселились в Большой Орде ногаи и мангиты, пришедшие из-за Яика. Они и до сих пор в тех улусах кочуют, живя с великими князьями московскими в мире и ничем их не обижая.
О ИЗГНАНИИ ЦАРЯ ОТ ЗЛАТЫЯ ОРДЫ И О СМИРЕНИИ ЕГО, И О БРАНЕХ С ВЕЛИКИМЪ КНЯЗЕМЪ МОСКОВСКИМЪ. ГЛАВА 9
О ИЗГНАНИИ ЦАРЯ ИЗ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ, И О СМИРЕНИИ ЕГО, И О БИТВАХ ЕГО С ВЕЛИКИМ КНЯЗЕМ МОСКОВСКИМ. ГЛАВА 9
И в то же во едино время, спустя по умертвии Зелед-Салтана, царя Великия Орды, десять лѣтъ,[43] а по взятии Казанскомъ от князя Юрья тридесять лѣтъ,[44] и се, гонимъ, прибѣжа с тоя же восточныя страны и тоя же Болшия Орды Златыя царь, Улус-Ахметъ имя ему,[45] и в мале дружине своей изгнан и со царицами своими и з дѣтми от великаго Едичея, старого заяицкаго князя, и царства своего лишенъ и мало от него смерти не приятъ.[46] И бѣ день и нощъ скитаяся в поле и преходя от мѣста на мѣсто едино лѣто, ища покоя, идѣже вселитися, и не обрѣташе нигдѣ. И ни смѣяше ни х коей странѣ приближитися и державе, но так между ими по полю сюду и сюду волочася, яко хищникъ и разбойникъ. И приближися к предѣлом Руския земли, и посла моление свое и смирение к великому князю Василию Васильевичю Московскому[47] в шестое лѣто царства своего,[48] не рабомъ, но господиномъ и любимым своимъ братом именуя его, яко да повелитъ ему невозбранно на предѣлех земли своея мало время от труда почити и собратися помалу с розгнаными своими со многими вои и возвратитися вскорѣ, рече, на врага своего, на заяицкаго князя Едичея, согнавшаго со Орды его.
|
|
|
Однажды, по прошествии десяти лет после смерти Зелед-Султана, царя Великой Орды, а после взятия Казани князем Юрием тридцати лет прибежал изгнанный из той же восточной страны царь Большой Золотой Орды, по имени Улу-Ахмет, с небольшой дружиной своей, и с царицами своими, и с детьми, изгнанный великим Едыгеем, старым заяицким князем, и царства своего лишенный, и едва не принявший от него смерть. День и ночь в течение года проводил он, скитаясь в поле, переходя с одного места на другое, подыскивая спокойное место, где бы ему поселиться, и нигде не находил себе его. И не смел он приблизиться ни к одной стране и державе, но так между ними по полю туда и сюда и таскался, словно хищник и разбойник. И приблизился он к границам Русской земли, и послал свое моление со смирением к великому князю Василию Васильевичу Московскому в шестое лето своего царствования, не рабом, но господином и любимым своим братом называя его, чтобы позволил тот ему беспрепятственно отдохнуть недолгое время от похода у границ своей земли, и постепенно собрать разогнанных многочисленных его воинов, и возвратиться вскоре, как он говорил, на врага своего, на заяицкого князя Едыгея, изгнавшего его из Орды.
|
|
|
Бяше бо у того князя Едичеа девять сыновъ от тритцати женъ его, а у меншаго сына его быти десять тысящъ вой. Ради силы своея мангиты силныя прозвавшеся. Тѣм и покорятися царю не восхотѣша, но Орду Болшую воевати дерзнуша.
Было ведь у того князя Едыгея девять сыновей от тридцати его жен, а у младшего его сына было девять тысяч воинов. Из-за их войска мангиты и назывались сильными. Поэтому они не захотели покоряться царю Улу-Ахмету, но дерзнули напасть на Большую Орду.
Князь же великий повелѣ и нимало сперва не возбранити царю, еже приближитися къ земли своей, но и приятъ его с честию, не яко бѣглеца, но яко царя и господина своего, и дарми его почти, и дружелюбие с ним велие сотвори, яко сынъ ко отцу или яко раб господину своему.
Великий же князь разрешил царю приблизиться к своей земле, и сперва ни в чем не чинил ему препятствий и даже с честью принял его не как беглеца, но как царя и господина своего, и почтил его дарами, и большую дружбу с ним завел, относясь к нему как сын к отцу или как раб к своему господину.
Но конецъ сице соверши. От него же бо и на великое княжение посаженъ бысть[49] и сыномъ названъ, и в десять лѣтъ царства своего не взимаше дани с него и оброковъ, надѣяше бо ся его князь великий паче приятелства себѣ имѣти, яко же бо онъ глаголаше, и любовь вѣрну и дружбу велику. Не размысливъ сего князь великий, яко волкъ и агнецъ вкупѣ не питаются, ни почивают, ни сотворяются, но сердце единому язвленно боязнию, и всяко един от них погибнетъ. И обѣщание и клятву взяша между собою царь и князь великий: не обидити друг друга ничим же дондеже царь от земли Руския отступитъ. И даде князь великий царю в качевище Бѣлевские мѣста.
Но конец был таков. Поскольку великий князь этим царем был посажен на великое княжение и сыном назван и за десять лет царствования своего не взимал с него царь дани и оброка, надеялся великий князь, что будет он ему, как тот сам говорил, ближе товарища, и будет между ними любовь верная и крепкая дружба. Не подумал о том великий князь, что волк и ягненок вместе не питаются, не спят, не живут, ибо сердце у одного из них уязвлено боязнью и один из них все равно погибнет. И дали друг другу царь и великий князь клятву, что не будут ничем обижать друг друга до тех пор, пока царь не уйдет из Русской земли. И дал князь великий царю для кочевья Белевские места.
Царь же, кочюя ту, нача к себѣ собирати войско, хотя отмстити врагу своему. И здѣла себѣ ледный град, из рѣки влача толстый ледъ и снѣгомъ осыпая, и водою поливая, бояся по себѣ еще гонителей своихъ. Сего ради и крѣпость ему велика бысть в нужное время. И отходя, пленяше иныя земли чюжие, яко орелъ отлѣтая от гнѣзда своего далече пищу себѣ искаше.
Царь же, кочуя там, начал собирать у себя войско, желая отомстить своему врагу. И построил он себе, еще опасаясь появления своих преследователей, ледяной город, таская из реки толстый лед, осыпая его снегом и поливая водой. Поэтому в трудное время была у него надежная крепость. И, уходя в походы, разорял он чужие земли, словно орел, далеко отлетая от своего гнезда в поисках пищи.
Князь же великий, слышав се, и убоявся зѣло, и возмущашеся в мысли своей, и мятяшеся, мнѣвъ, яко хощет збирати царь войско на него и хощетъ воевати Рускую землю его. Нѣкимъ ближним совѣтникомъ возмутившимъ его, глаголаху ему: «Господине княже, яко егда звѣрь утопаетъ, тогда и убити спѣютъ, егда же ли на брег воспловет, то многихъ уязвитъ и сокрушит, да ли убиен будетъ, или живъ утечетъ».
Великий же князь, услышав об этом, сильно испугался, встревожился и пришел в смятение, думая, что царь хочет собрать войско, чтобы идти на него и разорить Русскую землю. Некие ближайшие его советники подстрекали его, говоря: «Князь, господин наш, когда зверь тонет, тогда его и убить спешат, ибо если он на берег выберется, то многих поразит и сокрушит, и неизвестно, — будет ли убит или же живым убежит».
Онъ же, послушавъ горкаго совѣта ихъ, пославъ к царю пословъ своих, глаголющи, да скоро отойдет от земли его, не браняся. Онъ же моляшеся кочевати. Князь же великий и паче с прещением и грозою пославъ к нему второе, и третие. Ни тако послуша, но еще моляшеся почити, не вѣдый на себя от правды великаго князя готовящася и вооружившася, и мечь брани обощряюща на него. Но смиряяся, глаголаше: «Брате, господине мой, мало ми время помедли, яко в борзе имамъ пойти от земли твоея. Никоего же зла тебѣ никако же сотворю по обѣщаю же нашему с тобою и по любви, но и впредь и до смерти моея, егда мя устроитъ Богъ и паки сѣсти на царствии моемъ, рад есми с тобою имети дружбу вѣрну и любовь сердечну и незабытну. Еще же и сыномъ моимъ прикажу по себѣ служити тебѣ и наровити по тебѣ и дѣтем твоим. И рукописание тебѣ крѣпкое на себе дамъ и на сыны моя, и на внуцы за печатми золотыми, дани и оброки имъ у тебе не имати, ни земли твоея воевати имъ, ни ходити, ни посылати. Или аще нынѣ помыслю кое убо зло, мало или велико, на тебя, яко же мнится ти, преобидя любовь твою, еже сотворил еси ко мнѣ, напитавъ мя, яко просителя нища, да будет ми Богь мой да и твой убиваяй мя, в него же вѣрую и азъ».
Он же, вняв горькому их совету, послал к царю своих послов сказать, чтобы побыстрей уходил с его земли, не ссорясь с ним. Тот же умолял позволить ему кочевать. Великий же князь во второй и в третий раз посылал к нему послов с запрещением и угрозой. Но и тогда царь не послушал его, но молил дать ему еще отдохнуть, не зная правды, — того, что великий князь вооружается и меч брани острит, готовясь к бою. Но смирялся он и говорил ему так: «Брат, господин мой, помедли немного, ибо скоро собираюсь уйти из земли твоей. Не причиню я тебе никакого зла по нашему с тобой договору и по любви и впредь до смерти моей, если Бог поможет мне снова сесть на царстве моем, рад буду иметь с тобой верную дружбу и любовь сердечную и незабвенную. Также и сыновьям моим прикажу после себя служить тебе и подчиняться после тебя детям твоим. И грамоту тебе надежную дам на себя, на сыновей моих и на внуков за печатями золотыми, что они не будут брать с тебя ни даней, ни оброков и не будут ходить в твою землю и разорять ее. И если замышляю я теперь какое-либо зло против тебя, малое или большое, как мнится тебе, пренебрегши любовью, с которой ты отнесся ко мне, накормив меня, словно нищего просителя, пусть мой Бог, да и твой, в которого я верю, убьет меня».
О ПОСЛАНИИ МОСКОВСКИХЪ ВОЙ НА ЦАРЯ. ГЛАВА 10
О ПОСЛАНИИ МОСКОВСКИХ ВОИНОВ НА ЦАРЯ. ГЛАВА 10
Видѣ его князь великий непослушающа, добром и волею своею отступити от земли державныя не хотяща и словесемъ его и вѣры его, и обѣщанию, яко поганымъ, и не ятъ истинны быти, мня его все лесть глаголюща ему и лжуща. Забывъ сего слова, яко покорно слово сокрушаетъ кости, и смиренныя сердца и сокрушенныя Богъ не уничижитъ. И посла на царя брата своего, князя Дмитрея Галецкаго, по реченному Шемяку,[50] и с нимъ посла войска 20 000 вооруженныхъ, и оба князи тверския посла, а с ними по десяти тысящь войска — и всѣхъ бысть 40 000, да шед, отженутъ царя от предѣлъ Руския земли.
Видя, что не слушается его царь и не хочет добром и по своей воле уйти из державной его земли, не поверил великий князь, что слова и обещания поганого и вера его искренни, думая, что он лицемерит и лжет. Забыл он слова Писания, что покорное слово сокрушает кости и что смиренные и разбитые сердца Бог не унизит. И послал он на царя своего брата, князя Дмитрия Галицкого, по прозвищу Шемяка, и с ним послал двадцать тысяч вооруженного войска, и обоих князей тверских послал, а с ними по десяти тысяч войска — и всех воинов было сорок тысяч, чтобы они, пойдя на царя, отогнали его от границ Русской земли.
Он же, змий царь, видѣвъ великаго князя не повинувшася молению его и смирению и вои ихъ уже готовы и близко идущих к себѣ узрѣ, преже невѣдущу ему ихъ, и посла тако же смирение свое и к брату великаго князя, да не идутъ нань до утра, яко отступити имамъ прочь. Онъ же тщашеся скоро повелѣние брата своего исполнити, надѣющеся на силу свою.
Он же, царь-змей, видя, что великий князь не внял молению его и смирению, и увидев уже готовых к бою русских воинов, близко подошедших к нему, о приходе которых он не знал, послал и к брату великого князя со смиренной просьбой, чтобы тот не шел на него до утра, ибо собирается он отступить прочь. Тот же хотел побыстрее исполнить повеление брата своего, надеясь на свою силу.
И царь же отложи чаяние от человѣка смертна милости просити, и возведе очи своя звериныя на небо, моляся. И къ церкви рустей притече, прилучися ему стояти при пути в нѣкоем селѣ. И паде при дверѣх храма у порога на земли, не смѣя влѣсти вонь, вопияше и плача с многими слезами, глаголя: «Боже руский, слышахъ о тебѣ, яко милостив еси и праведенъ и не на лица человеческия зриши, но правды в сердцахъ испытаеши. Виждь нынѣ скорбь и бѣду мою, но помози ми и буди намъ истинный судия, правосуде межъ мною и великимъ княземъ, и обличи вину коегождо насъ. Ищетъ бо онъ неповинно убити мя, яко подобно время обрѣтъ и ищетъ неправедно погубити мя. Обѣщанием нашимъ и клятву с нимъ солгалъ и преступилъ, и великое брежение мое и прежнюю мою любовь к нему, аки любезному сыну, забывъ, видя мя нынѣ в велицей напасти и бѣдѣ утѣсняема зелно и погибающа отвсюду. И не свѣдаю бо себе аз ни в чемъ же преступивша ему или солгавша».
И расстался царь с надеждой просить у смертного человека милости и, молясь, обратил глаза свои звериные к небу. И когда случилось ему остановиться по пути в некоем селе, пришел он к русской церкви. И упал он на землю перед дверями храма, у порога, не смея войти внутрь, стеная, и обливаясь слезами, и говоря так: «О, русский Бог! Слышал я о тебе, что милостив ты и праведен и не на лица человеческие смотришь, но отыскиваешь правду в сердцах. Увидь ныне скорбь и беду мою, и помоги, и будь нам справедливым судьей, свершив правосудие между мною и великим князем, и укажи вину каждого из нас. Ведь намерен он безвинно убить меня, выбрав удобное время, и хочет неправедно погубить меня, видя, что сильно притесняем я ныне многими напастями и бедами и погибаю. Нарушил он обещание наше и преступил клятву, которую дали мы друг другу, и забыл он большую заботу мою о нем и прежнюю любовь к нему, как к любезному сыну. И не знаю я ничего, в чем бы помешал ему или обманул».
И плакався много и стонавъ, воставъ от земли от ницания своего мерскаго и собрався с вои своими, и затворися во граде леденомъ. И се борзо внезапу нападоша на нихъ руския люди. Онъ же мало бився оттуду и видѣвъ, яко спѣется ему дѣло, и тогда отвори врата градныя, и всяде на конь свой, и взя оружие свое в руку свою, и поскрежета зубы своими, яко дивий вепрь, и грозно возсвиста, яко стращный змий великий, ожесточися сердцемъ своимъ и воскипѣ злобою своею. Мало смиряшеся преже и повиновашеся, и братомъ и господиномъ зовяше великаго князя, и се на брань, яко левъ, рыкая и, яко змий, страшно огнемъ дыша от великия горести противъ многихъ воеводъ великаго князя напусти с немногими своими вои. Развѣе три тысящи всѣх людей и тысяща из тѣхъ же вооруженныхъ не содрогнувся, ни побѣжа от московскихъ людей и воевъ, но отчаявшеся живота своего и болше надѣяся на Бога и на правду свою, неже на грубость и на малое имѣние свое ратное.
И поднялся он с громким плачем и стенаниями с земли после мерзкой своей молитвы, и собрал воинов своих, и заперся с ними в ледяном городе. И вот вскоре напали на них внезапно русские люди. Он же недолго бился с ними оттуда, а когда увидел, что пришло время, отворил городские ворота, и сел на своего коня, и взял в руки оружие, и заскрежетал зубами, словно дикий вепрь, и, грозно засвистав, словно огромный страшный змей, ожесточился сердцем своим, и воскипел злобою. Если прежде смирялся он несколько перед великим князем, и повиновался ему, и звал его братом своим и господином, то теперь вышел он на бой против многих воевод великого князя с немногими своими воинами, рыкая, словно лев, и, словно змей, страшно дыша огнем от великой горести. И хотя было у него всего три тысячи людей, из которых только тысяча была вооружена, не дрогнул он и не побежал от московских воинов, отчаявшись остаться живым и больше надеясь на Бога и на свою правоту, нежели на силу и на своих немногочисленных ратников.
И егда ступившимся обоимъ воемъ, увы мнѣ что реку, и одолѣваетъ великого князя. И побилъ всѣх в лѣта 6906-м году декабря въ 5 день. Но осташася токмо на побоищи томъ от 40-хъ тысящъ вой братъ великаго князя и пять воеводъ с нимъ с немногими вои, бѣгающи по дебремъ и по стремнинамъ, и по чащем леснымъ. И мало не взяша самѣх живыхъ, но избави ихъ Господь от него.
И когда сошлись оба войска, — увы мне, что говорю! — начал царь одолевать великого князя. И побил он всех русских в лето 6906 (1398), декабря в пятый день. И остались на побоище том от сорока тысяч воинов только брат великого князя и с ним пять воевод с немногими воинами, разбежавшиеся по дебрям, и по стремнинам, и по чащам лесным. И едва не взяли их живыми, но Господь избавил их от плена.
Покорение бо и смирение пренеможе и побѣди великаго князя нашего свирѣпое сердце, яко да клятву не преступаетъ, аще и к поганымъ сотворяютъ. О блаженное смирение и покорение! Яко не токмо спомогает Богъ христианомъ, но и поганымъ способствуетъ.
Так покорность и смирение пересилили и победили свирепое сердце нашего великого князя, дабы не преступал он клятву, даже если дал ее поганым. О блаженные смирение и покорность! Ибо не только христианам помогает Бог, но и поганым содействует.
Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 266; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!