Малайско-полинезнйская семья языков. Другие группы и семьи языков Австралии и Океании

 

Третье место в мире по числу говорящих занимает м а-лайско-полинезийская, называемая иначе австроне­зийской (от латинского australis — южный), семья языков. Малайско-полинезийские языки распространены от Индоне­зии до Мадагаскара. Народы, говорящие на этих языках, за­селяют многочисленные острова Юго-Восточной Азии, полу­остров Малакку и некоторые районы на юго-востоке Индо­китая.

Малайско-полинезийская семья языков включает четыре больших группы, или ветви, языков: индонезийскую, полине­зийскую, меланезийскую и микронезийскую. Из них самая об­ширная индонезийская (или малайская). На языках этой группы говорит около 133,5 млн. человек из 135 млн. говоря­щих на всех малайско-полинезийских языках.

В индонезийскую группу входит более 140 языков (по другим данным — около 200 языков, расхождения вызываются трудностью разграничения языков и диалектов), распростра­ненных главным образом на территории Индонезии и Филип­пинских островов. Индонезийская (малайская) группа делится на шесть подгрупп: индонезийскую, яванскую, калимантан-скую (даяхскую), селебесскую, филиппинскую и мадагаскарскую.

Особое место занимает индонезийски й язык, сложив­шинся на основе малайского, который издавна имел довольно широкое распространение по всему индонезийскому архипе­лагу как язык межплеменного общения. Это определило его большую роль в процессе формирования индонезийской нации, в борьбе отстаивавшей свою национальную независимость. С 1928 г. малайский язык стал называться индонезийским, а в 1945 г. он был провозглашен единым государственным языком только что образованной в то время Индонезийской Республи­ки Своеобразие исторической роли индонезийского языка обеспечивало ему широкое признание в Индонезии, хотя ма­лайцы, для которых индонезийский язык является родным, со­ставляют не более 5% населения республики (восточная часть Суматры, острова Риу, побережье Калимантана). Став госу­дарственным языком, индонезийский язык во многом отошел от старого малайского языка, пополнился новыми словами из других индонезийских языков. Он легко усваивается носителя­ми других индонезийских языков, так как структурно и лекси­чески близок к ним.

Близость индонезийского языка к другим языкам той же группы легко обнаруживается при сопоставлении слов из кру­га устойчивых слов, лексического минимума языка (см. § 36). Приведем несколько примеров.

	Рис	Ребенок	Дом	Буйвсл	Пять
Индонезийский	padi	anak	rumah	kerbau	lima
М а д у р с к и й	padi	anak	roma	kerbuj	lima
Яванский	pari	anak	omah	kebo	lima
Сунданский	pare	anak	imah	kebo	lima

Такая же близость обнаруживается и в системе граммати­ческих средств.

Среди других индонезийских языков самыми распростра­ненными являются яванский (на острове Яве, говорит на нем более 46 млн. человек), сунданский (на востоке ост­рова Ява, говорит 13,5 млн. человек), мадурский (на ост­рове Мадур, около 6300 тыс.). На Филиппинских островах осо­бенно распространены языки тагалог (тагальский), яв­ляющийся официальным государственным языком Филиппин­ской республики (по данным 1960 г., им владеет 12 млн. чело­век) ;хилигайнон, пампангои другие. Все эти языки имеют богатую письменную традицию. Памятники на древнеяванском литературном языке — кави — относятся к IX в. н. э. Наряду с языками со старой письменностью в Индонезии, как и на Филиппинах, имеется большое число бесписьменных языков: ниасский, гайо и другие.

К индонезийской (малайской) группе языков принадлежат мальгашский язык, на котором говорит население остро­ва Мадагаскар (5400 тыс. человек) — потомки давних пере­селенцев из Индонезии.

Вторую группу малайско-полинезийской семьи языков со­ставляют полинезийские языки — языки жителей многочис­ленных островов Тихого океана (однако они отличаются боль­шим единством). Исследователи считают, что разница между таитянским, гавайским и маорийским (на нем говорит населе­ние Новой Зеландии) языками гораздо меньше, чем между немецким и голландским. Всего в Полинезии насчитывается около 100 языков, диалектов и поддиалектов, которые обслу­живают почти 600 тыс. человек. Основными языками считают­ся маорийский, гавайский, таитянский, само­анский, нукахивский (язык жителей Маркизских ост­ровов) и другие. Своеобразен и язык острова Пасхи (Рапа-нуи) — единственный из полинезийских языков, на котором есть древние памятники, до сих пор не расшифрованные уче­ными. На остальных полинезийских языках письменность поя­вилась лишь с XIX в.

Третья группа — микронезийская — распространена в вос­точной и центральной части Микронезии (Маршалловы, Мари­анские, Каролинские и другие острова), на них говорит около 100 тыс. человек. Все микронезийские языки бесписьменные.

Меланезийская группа языков распространена в Новой Каледонии, Новой Гвинее (в восточной части), на Соломоно­вых островах, Новых Гебридах и других островах. Всего на меланезийских языках говорит около 0,9 млн. человек. Пись­менность на меланезийских языках появилась лишь в XIX ве­ке. Между отдельными языками значительные различия, что объясняется особенностью их распространения. Более крупны­ми языками являются фиджи (178 тыс. говорящих на них), буготу (на Соломоновых островах), нгола (остров Фло­рида и соседние).

Непосредственными соседями меланезийцев в Новой Гви­нее, на Соломоновых островах, острове Новая Британия яв­ляются папуасы, которые говорят на языках, составляющих папуасскую семью языков (объединение условно, так как в генетическом отношении языки весьма разнообразны). Папуасские языки характеризуются большим разнообразием. На небольшой территории встречается значительное количе­ство отличных друг от друга языков, охватывающих, как пра­вило, небольшое число говорящих на них. Однако в последнее время выделилось несколько более крупных языков, например, если раньше на языке кат говорила лишь 1 тыс. человек, то теперь — более 10 тыс., на языке моту (Новая Гвинея) ве­дутся радиопередачи.

Языки Австралии очень разнообразны по характеру и очень слабо изучены, поэтому классификация их затрудни­тельна. Выделяется лишь южноавстралийская группа языков, очень близких и по словарю и по грамматическим показателям (ср., например, название глаза в разных языках этой группы: tnial, meil, milki, miki, mir, mi, me и т. п., название руки marra, типа, mar, таппа, та и т. д.).

На территории Австралии, Океании и Индонезии встреча­ются и другие более мелкие семьи и группы языков.

 

 

§ 73. Крупнейшие семьи и группы языков коренного населения Америки

 

Многочисленные языки коренного населения Америки — очень разнообразны по характеру и с трудом поддаются клас­сификации. Некоторые исследователи стремятся доказать род­ство большинства американских индейских языков между со­бой, другие, наоборот, преувеличивают разнообразие и пест­роту языков коренного населения Америки.

Для языков Северной Америки в настоящее время принята классификация Э. Сепира, по которой все североамериканские индейские языки делятся на 6 больших семей.

Самой северной является эскимосско-алеутская большая семья языков, объединяющая эскимосские язы­ки побережья Тихого и Атлантического океанов, побережья Гренландии и островов Арктического архипелага. Алеут­ский язык распространен на островах от Аляски до Камчат­ки (часть алеутов живет на территории Советского Союза).

Алгонкинско-вакашская большая семья языков включает 7 групп, самая крупная из которых алгонкинская в на­стоящее время насчитывает 90—95 тыс. говорящих на ней, а в XVIII в. на алгонкинских языках говорило более 200 тыс. человек. Алгонкинские языки были распространены на полу­острове Лабрадор, в восточной и центральной Канаде, частич­но в области Великих озер, в долине среднего течения Мисси­сипи и долине р. Огайо. К этой группе принадлежали племен­ные языки мох era н, оттава, делаваров, шейенов, черноногих н другие Алгонкинские языки были первыми, с которыми столкнулись европейцы, поэтому многие слова, заимствованные европейцами из индейских языков (см. § 39), являются алгонкинскими. В настоящее время многие алгон­кинские языки и диалекты вымерли, носители других оказа­лись загнанными в резервации.

Из языков других групп этой семьи наиболее распростра­ненными были нутка (северо-западное Побережье), сква-м и ш (Британская Колумбия).

Южнее алгонкииско-вакшокой была распространена боль­шая семья языков сиу-хока, насчитывавшая несколько групп.

Одной из крупных групп является ирокезская, распростра­ненная в прошлом к югу и востоку от Великих озер. К ирокез­ской группе, кроме ирокезского языка с его диалектами, относились языки таких племен, как чирок и, эр и, гуро­н ы, тускарора. На ирокезских языках раньше говорило около 110 тыс. человек, теперь осталось менее 20 тыс. человек. Ирокезские племена прославились своим сопротивлением англо-французской колонизации, теперь они намеренно раз­общены и загнаны в девять различных резерваций.

К мускогемой группе языков (юго-восток Северной Амери­ки — между низовьями Миссисипи и Атлантическим побе­режьем) относились языки крупных племен: семинолов, а л палачей, мобиле «т.д. Мнолие из них были уничто­жены уже в XVIII веке. На основе языка мобиле когда-то на зтой территории сложился общий торговый язык юго-востока.

Крупной группой была группа языков сиу, распространен­ных в бассейне реки Миссури и от Миссисипи до Скали­стых гор.

Языки семьи сиу-хока встречались в Калифорнии и Мек­сике.

Языки большой семьи на-дене занимают в основном северо-западную часть материка. Самой многочисленной (53 языка) и в то же время самой разбросанной (от берегов Ле­довитого океана до Мексики) является атапаскская группа (или семья) языков. До сих пор сохранились крупные языки этой группы: навахо (около 70 тыс., живут в резервациях штатов Аризона и Нью-Мексико) и язык а п а ч е й (в штатах Нью-Мексико и Техас).

На тихоокеанском побережье США распространена семья п е н у т и, в которую входит группа калифорнийских языков — майду, костаньо, чинук (низовья реки Колумбии), ко­торый в XIX веке был общим межплеменным торговым язы­ком для всего побережья, такелма (штат Орегон) и дру­гие. Судьба носителей этих языков трагична. В результате ко­лонизации, вскоре после открытия в Калифорнии золота (в 1848 г.), коренное население было в огромном большинстве истреблено. Некоторые племена исчезли полностью, от дру­гих осталось 2—5, в лучшем случае 6—9 процентов их преж­него состава.

Большая тан ь о-ю т о-а ц те к с к а я семья языков объединяет языки юго-запада Америки с языками Мексики и Центральной Америки. Самая обширная юто-ацтекская груп­па представлена языком хопи (районы около границы Мексики и США), шошоне (от Калифорнии до Невады), ацтекским (Мексика). У ацтеков, одного из наиболее раз­витых народов Америки, была своя пиктографическая, т. е. рисуночная (см. § 84) письменность. Завоевание Мексики испанцами уничтожило государство ацтеков, прекратило развитие их письменности.

Кроме указанных ранее языковых семей, на территории Мексики и Центральной Америки распространены и другие семьи. Из них особенно выделяется большая семья соке-майя, представленная языками майя (жителей полуостро­ва Юкатан), соке и другими. На языке майя уже на рубеже нашей эры возникла письменность; до иас дошли надписи от IV в. до н. э. Написанные иероглифами на древнем, уже забы­том языке, они дожо оставались загадкой для лиигаистов. Для их расшифровки много сделал видный советский ученый Ю. В. Кнорозов. Группа сотрудников Сибирского отделения Академии наук СССР пытается использовать электронно-вы­числительные машины для расшифровки этой древней пись­менности.

Языки народов Южной Америки значительно разнообраз­нее. Их не удалось объединить в большие семьи. В настоящее время ученые насчитывают 25 языковых семей и групп. Одной из наиболее распространенных является семья чибча, включающая 27 языков; на них говорит население Панамско­го перешейка и юго-западной части Южной Америки. Ряд на­родов этой труппы имел старую культуру (муиски) и пись­менность (куна). В аравакскую семью объединяет­ся около 100 языков индейцев, заселявших когда-то обширную область в бассейне реки Ориноко и в Левобережье Амазонки. Сейчас они очень разрознены. На этой же территории и на островах Карибского моря были распространены многочис­ленные карибские языки. Однако они, как и аравакские, к нашему времени почти исчезли, уничтожены колонизатора­ми. Многочисленны были и языки семьи т у п и-г у а р а н и, когда-то широко раепросраненные на территории от реки Ла-Платы до устья Амазонки. В настоящее время сохранились лишь немногие языки этой семьи. Особое место среди их зани­мает гуарани, родной для 8O % населения современного Парагвая; поэтому правительство вынуждено было ввести его преподаванием школе, допустить на нем издание книг. Гуара­ни оказал большое влияние на современный испанский язык южноамериканских стран.

Широко распространен в Южной Америке и язык кечуа, относящийся вместе с языком аймара к группе языков ке­чуа. Первоначально на языке кечуа говорило население не­большой области вокруг долины Куско (Южное Перу), но с образованием государства инков круг иосителей языка кечуа значительно расширился, так как он стал государственным языком инков. В колониальную эпоху его использовали испан­ские миссионеры. Сейчас на языке кечуа говорит около 11 млн. индейцев в Перу, Боливии и Эквадоре (небольшие группы индейцев, пользующиеся кечуа, есть в Аргентине и Чили).

Наибольшая языковая пестрота наблюдается у жителей тропических лесов в верховьях Амазонки и в бассейне Ори­ноко. Здесь много небольших групп языков: катукииа, сапаро и отдельных языков: ю р а к а р е, л е к а, и то и а м а и т. д. На территории Аргентины в прошлом также были распространены различные группы языков: гуайкуру, диагиты и другие; лишь на юге выделялась довольно однородная семья чон (Пата­гония и Огненная Земля). С XVIII в. здесь появились боль­шие группы арауканцев из Чили, бежавших на юг после пора­жения восстания. Когда-то на языках арауканской семьи языков говорило население западных склонов Анд.

 

 

§ 74. Морфологическая классификация языков

 

В § 65 говорилось, что классификация языков может про­водиться не только на основе их материального сходства, свя­занного с их происхождением, но и на основе сходства самой языковой структуры. На наличие сходства в самой структуре языков обратили внимание на рубеже XVIII и XIX вв. В ра­боте Фридриха Шлегеля «О языке и мудрости индейцев» был отмечен факт расхождения в строении олова, в характере свя­зи различных значимых частей слова (морфем). В одних язы­ках, по мнению Ф. Шлегеля, корень слова способен к внутрен­нему изменению (внутренняя флексия); это обеспечивает прочность связи родственных слов, богатство языков и воз­можности их дальнейшего развития. В других языках корни не изменяются, они лишь механически соединяются с другими элементами слова (аффиксами), что лишает слова прочно­сти, препятствует развитию языков. Первый тип языков Ф. Шлегель назвал флективным (от латинского flexio — сги­бание, переход), второй — аффиксирующим (от латинского affixus — прикрепленный). Августом-Вильгельмом Шлегелем, братом Ф. Шлегеля, был выделен третий тип — аморфные языки (от греческого amorphos — бесформенный). Класси­фикация братьев Шлегелей, во-тервых, упрощала в действи­тельности значительно более сложный характер языковых различий (во флективных языках наблюдается не только внут­ренняя флексия, но и аффиксация); во-вторых, односторон­не понимала форму в языке (языки не могут быть «бесформенными», форма обязательно проявляется, но в раз­ных языках разными способами см. § 52); в-третьих, порож­дала глубоко ошибочное представление о неодинаковых воз­можностях развития, следовательно, о преимуществах одних языков перед другими: флективные языки признавались бо­лее совершенными) (языки всех типов, в действительности, способны к развитию и совершенствованию, см. § 83).

Значительно более глубокое теоретическое обоснование этому типу классификации дал крупнейший языковед первой половины XIX в. Вильгельм Гумбольдт. В основу классифика­ции языков В. Гумбольдт положил различия 1) в способах передачи реляционных значений (см. § 46), 2) в строении предложений, 3) в звуковой форме. В. Гумбольдт выделил четыре типа языков, добавив инкорпорирующие языки, харак­теризующиеся особым типом строения предложения. (Термин «аморфные» он отверг, показав, что в таких языках есть свой способ передачи форм; в языках флективных он отмечал нали­чие не только внутренней флексии, но и аффиксов особого типа).

В последующие годы в типологическую классификацию был внесен ряд уточнений (работы А. Шлейхера, Ф. Ф. Фор­тунатова). Несмотря на отдельные расхождения в подходе к классификации (А. Шлейхер не включал инкорпорирующие языки, Ф. Ф. Фортунатов делал особый упор на строении сло­ва и соотношение его морфологических частей), в целом она у всех исследователей оказывалась довольно однородной. Так как все особое внимание уделяли морфологической структуре слова, то и сама эта классификация получила название мор­фологической.

По морфологической классификации языки делятся на че­тыре типа: изолирующие, агглютинативные, флективные и по­лисинтетические (инкорпорирующие).

Изолирующие языки характеризуются неизменяемостью слов. Форма слова как бы не зависит от других слов в пред­ложении, она дана шолированно, самостоятельно. Рассмотрим для примера китайское предложение: Мао pa gou, gou bu pa mao. Кошки (mao) боятся (pa) собак (gou), а собаки (gou) не (bu) боятся (pa) кошек (mao). Как видим, форма слов mao и gou не меняется в зависимости от того, подлежащим или дополнением они являются. Но mao, gou можно перевести не только как кошки, собаки, а и кошка, собака, т. е. особого указания на число нет, не содержит такого указания и глагол (ра). В китайском языке глаголы не изменяются по числам и лицам — ср.: Wo renshi ta, ta ye renshi wo — я (wo) знаю (renshi) его (ta), он (ta) тоже (ye) знает (renshi) меня (wo). Опять-таки ни форма глагола, ни форма место­имения не меняются. В китайском языке одно и то же слово может означать и предмет (существительное) w действие (глагол), например chi — есть и обед, kaishi — начинать и начало, jianzhu — строить и постройка и т. д.

Для выражения отношений между словами используется порядок слов и служебные слова. Сравним еще раз части первого предложения: Мао pa gou, gou bu pa mao. To, что в первой части mao означает действующее лицо (подлежа­щее), а во втором — объект (дополнение), выражено местом, которое занимает слово в предложении. От места в предло­жении зависит и значение слова wo («я» или «меня»). Другие типы отношений могут быть переданы служебными словами. Например, для передачи косвенного дополнения в значении, аналогичном нашему дательному падежу, используется слу­жебное словоgei. Фраза Mama zuo fan gei women chi (мама готовит нам обед) — буквально: мама (mama) делать (zuo) пища (fan) нам (gei women) поесть (chi).

Однако в современном китайском языке уже есть случаи использования аффиксов (суффиксов). Так, прошедшее время глаголов (прошедшее завершенное) выражается с помощью суффикса -le: Women nianle Ни ke — мы (women) прочли (nian + le) шесть (liu) уроков (ke). Но когда при глаголе имеется отрицание, то и в прошедшем времени такого измене­ния формы глагола не происходит: Yigian wo bu tiaowu — раньше (yigian) я (wo) не, буквально — нет (bu), танцевал, буквально — танцевать (tiaowu).

Используется особый суффикс и для выражения множест­венного числа в местоимениях; ср.: two (я), ni (ты), ta (он), но women (мы), nimen (вы), tamen (они).

Таким образом, в современном китайском языке уже есть отступления от изолирующего типа, который в древнекитай­ском языке был выдержан последовательно.

К изолирующим языкам относят и языки малайско-поли-незийской семьи. Суффиксы и префиксы в них очень немного­численны и служат средством словообразования, а не слово­изменения. Например, в маорийском языке с помощью пре­фикса та образуются прилагательные и причастия (ср. его — истощать, «а таего—слабый, истощенный), префикса whaka— глаголы от существительных (ср.: matau — знание и whaka-matau — учить). Отношения между словами выражаются порядком слов, служебными словами, а не изменением слов. Так, в индонезийском языке в предложении Anak lari dart andjing (ребенок убегает от собаки) слова не имеют каких-либо специальных аффиксов, например, lari (бежать) не имеет указания на 3-е лицо. Аналогично предложение Rumah bapak saja ketjil (дом моего отца невелик) состоит из неиз­меняемых слов: дом (rumah), отец (bapak), я (saja), малень­кий (ketjil).

Однако и в индонезийском уже наблюдаются случаи превращения предлога в префикс, выражающий отношения между словами. Сравним фразы: Aku duduk dikursi — я (aku) сиоку, буквально — сидеть (duduk), на стуле (kursi — стул, a di — префикс, указывающий на вдространственные отноше­ния) и Dia dimana? Dia di Indonesia — Он (dia) где (dimana)? Он в Индонезии (di — предлог). Префиксы появляются в глагольных формах. Например, для передачи совершенного вида используется префикс -ier: potong — ре­зать, a terpotong — отрезать.

Языки изолирующего типа часто встречаются на Юго-Boстоке Азии (китайско-тибетская, малайшо-лолинезийская семьи языков) и в Западной Африке (языки Западного Су­дана — эве, йоруба и другие).

Агглютинативные языки пользуются аффиксами не только для словообразования, но и для словоизменения, т. е. связь слов, отношения между словами здесь выражаются в самом слове. Слово оказывается многоморфемным, но границы между отдельными морфемами сохраняются довольно четко, состав слова ясен. Отчетливо выраженная тенденция к со­хранению ясных границ между морфемами препятствует возникновению значительных звуковых изменений на стыках морфем. Хотя такие изменения и возникают, но число их ограничено, они связаны главным образом с явлениями ассимиляции согласных и гласных (сингармонизмом, см. § 18). Примером могут служить: татарское казан — котел, а мно­жественное число не казанлар, как можно было бы ожидать (-лар — показатель множественного числа), а казаннар; башкирское ат (лошадь) и аттар (лошади); татарское кУлгэ (в озеро), где форма аффикса дательно-направительного падежа зависит от гласного корня.

Ясность границ между морфемами и устойчивость форм морфем делает прозрачной структуру слова в агглютинатив­ных языках. Рассмотрим для примера узбекское слово билмайдилар — (не знают), где легко выделяется корень бил- (знать, знай) и аффиксы:- лар — показатель множест­венного числа (ср.: билмайди — не знает, очмайди — не открывает и рядом олдилар — взяли (они), бердилар — дали), -ди — показатель 3-го лица (ср.: билмайман — не знаю, билмайсан — не знаешь и рядом олди — взял (он), берди — дал), -май — показатель отрицания (ср.: билади-лар — знают, билади — знает, олдилар — взяли (они) и рядом билмайман — не знаю, уйнамайдилар — не играют). Как видим, между значением и аффиксом наблюдаются строго однозначные отношения: один и тот же аффикс всегда имеет одно и то же значение (ср.: -ди — всегда показатель 3-го лица, -ман — 1-го лица, -лар — множественного числа

и т. п.). Эта особенность проведена очень последовательно и в склонении существительных: бола — дитя, ребенок, болалар — дети, болага — ребенку, болаларга — детям, где дательно-направительный падеж и множественное число выражены разными аффиксами (ср. русские: ребятам, где -ам указывает и на множественное число и на дательный падеж). Выбор аффикса в таких языках не зависит от корня или основы, к которой он присоединяется (ср. иное положение в русском языке: книга — книги — книге — книгу — книг, но кость — кости — кости — кость — костей и т. д., где исполь­зованы разные окончания).

Однако в некоторых агглютинативных языках возможны случаи, когда аффикс выражает два значения, например в нанайском языке: аффикс -ру указывает и на повелитель­ное наклонение и на настоящее время, а аффикс –хэр(и) — на повелительное наклонение и будущее время (ср. бу-ру — дай, бу-ру-су — дайте и бу-хэри — дай потом, бу-хер-си — дайте потом).

Для агглютинативных языков характерна большая устой­чивость корня, который в именительном падеже выступает в чистом виде, а в косвенных падежах, соединяясь с падеж­ными аффиксами, сохраняет свою звуковую форму (см. § 52). Изменения корня встречаются редко (ср.: иовоуйтурское at — лошадь, a etler — лошади, ненецкое /а — земля, jo — землю).

К агглютинативным языкам относятся уральские (фин­ские, угорские, самодийские), алтайские (тюркские, монголь­ские, тунгусо-маньчжурские), банту и другие семьи и группы языков в Африке, Азии и Америке. Это один из наиболее распространенных и устойчивых типов языков.

Агглютинация как особый способ связи морфем может встречаться и в языках, не относящихся к агглютинативным (например, в малайско-полинезийских, индоевропейских), но для них этот способ не является основным, важнейшим.

Флективные языки в отличие от агглютинативных харак­теризуются возможностью изменения морфем вне зависи­мости от фонетических условий, т. е. в них, например, воз­можны изменения корня в результате внутренней флексии (см. § 52) — ср. немецкие: fahren (ехать) — fuhr (ехал), stehen (стоять) — stand (стоял); английские: eat (есть) — ate (ел), give (давать) — gave (дал), hold (держать) — held (держал), foot (нога)—feet (ноли) и т. д.

Здесь нет характерного для агглютинативных языков однозначного соответствия между аффиксом и его значением. Аффикс может быть носителем нескольких значений, напри­мер, аффикс ~ую, в слове добрую указывает одновременно на единственное число, женский род, винительный падеж. Аффикс -s в английском he reads (он читает) указывает ма 3-е лицо (ср.: / read, I take — я читаю, я беру) и на единст­венное число (ср.: they take — они берут); в немецком den Jahren (годам) аффикс -еп указывает не только на дательный падеж (ср.: der Jahre в родительном), но и на множественное число (ср.: dem Jahre в дательном падеже единственного числа). Характерно при этом, что в последнем примере ука­занные грамматические значения выражены не только аффик­сом, но и артиклем, т. е. не только синтетически, но и анали­тически (см. § 53).

В то же время одно и то же грамматическое значение может быть выражено разными аффиксами, например, рус­ский дательный падеж: к воде, к дому, к лошади и т. и. (подробнее см. § 52).

Флективные языки подразделяются на аналитические и синтетические в зависимости от того, какие средства выра­жения грамматических значений в них преобладают (см. §53).

К флективным языкам относятся индоевропейские и се­мито-хамитские языки.

Полисинтетическими (от греческого polys — много и synthesis — соединение), или инкорпорирующими, языками называются языки, в которых обозначения объектов действия, обстоятельств действия, а иногда и указание на субъект действия могут выражаться особыми словами-аффиксами, входящими в состав глагольной формы. Такое включение и называется инкорпорацией (от латинского incorporare — присоединять, включать). Так, в чукотском языке инкорпо­рироваться могут определения: коран'ы — домашний олень (кората — олень), тан'клявол — хороший человек (тан' — хороший, клявол — человек); обстоятельства: рагтыэ — вернулся домой (яргты — домой, ярат — дома); прямое и косвенное дополнения: ты-пэляркын-э-гыт — я покидаю тебя, тыкыркын — он отливает в форму. В этот же комплекс может входить и указание на субъект, в результате появ­ляются целые инкорпорированные комплексы, например тымайн'ывалямнаркын (я большой нож точу), представляю­щие собой слияние целого ряда слов: ты — я, майн' — боль­шой, вала — нож, мна — из пын'а — точить.

Подобные построения характерны для многих американ­ских языков, например, в языке племени черноногих (алгон­кинская группа) предложение Та собака ночью пошла пить будет состоять всего из трех слов: oma imitaua itsipiotoisitniu, но эти слова (кроме первого ота — та) являются соедине­нием особых слов-аффиксов, употребляющихся в составе таких инкорпорированных комплексов. Так, imita в составе imitaua означает «собака» (ср.: otomitam — его собака), а иа — окончание-связку (буквально imita-ua — собака есть). Комплекс itsipiotoisimiu состоит из пяти элементов: it — тогда, sipi — ночью, oto — пошла, sim — пить, ш — показа­тель 3-го лица). Предложение Он вернулся с охоты на бизо­нов на том же языке состоит только из одного слова autapauakina².

В полисинтетических языках есть и отдельно употребляе­мые слова, причем они часто отличаются от слов-аффиксов, используемых при инкорпорировании; так, в языке племени черноногих бизон — einiua (буквально бизон есть), а сло­во-аффикс с тем же значением -aki (ср. примеры из чукот­ского языка, приведенные выше).

Объединяются морфемы в большом слове полисинтетиче­ских языков по принципу агглютинации, но в этих языках возможна и внутренняя флексия.

К полисинтетическим языкам относятся палеоазиатские языки Сибири к большинство языков коренного населения Америки.

§ 75. Значение морфологической классификации языков, ее недостатки. Другие попытки типологической классификации языков

 

Основная ценность морфологической классификации язы­ков в том, что она дает представление о структуре языка. Од­нако некоторые считают, что представление это односторон­нее, так как в основу системы положен один признак—строе­ние слова, способ соединения морфем. Это верно только от­части. Структурный характер языка проявляется во взаимо­связи всех звеньев его частных систем (см. § 4). «Конкрет­ная структура языка, очевидно, не относится безразлично к способу соединения морфем. Если сочетаемость различных способов соединения морфем в одном языке может объяс­няться способностью к свободному развитию этих способов, то наличие в языке одного определяющего способа всецело зависит от данной языковой структуры». Таким образом, выделение ведущего способа соединения морфем, по которо­му определяется морфологический тип языка, оказывается важным для понимания особенностей структуры языка.

В § 74 указывалось, что элементы агглютинации есть и в неагглютинативных языках, так же как и элементы флексии— в языках другого типа, но исследования последнего времени показали, что в этих случаях есть особенности в проявлении агглютинации, флексии, инкорпорации и т. д. В связи с этим возникает вопрос, нельзя ли наличие — наряду с ведущим способом соединения морфем — других сопутствующих спо­собов рассматривать как свидетельство возможности перехо­да языка из одного типа в другой, т. е. нельзя ли в сопутству­ющих способах видеть остатки предшествующего состояния или зародыши будущего?

Представление о разных морфологических типах языков как об этапах развития языка проявилось еще в начале XIX в. у Гумбольдта, который считал, что изолирующие языки явля­ются ранним этапом развития, агглютинативные — следую­щим, а флективные — высшим. Эту точку зрения поддержи­вал и А. Шлейхер. В XX в. понимание морфологического типа как определенного этапа, стадии в развитии языка воскресил Н. Я. Марр, который пытался связать появление этих этапов с определенными общественно-историческими формациями, не приводя, однако, сколько-нибудь существенных доводов в до­казательство выдвинутого положения.

Современное языкознание отрицает взгляд на морфологи­ческий тип языка как на этап в его развитии. Факты показыва­ют, что нет каких-то высших и низших типов языков. Все язы­ки обладают равными возможностями развития вне зависимости от их морфологического типа. Языки изолирующие, так же как флективные и агглютинативные, могут служить сред­ством общения на любых этапах развития общества и сред­ством передачи, выражения самых сложных форм мысли, са­мых тонких оттенков чувств. Все языки, в том числе и изо­лирующие, могут обогащать свой словарный состав (примером может быть вьетнамский язык, где появилось много новых слов и развивать грамматический строй, пользуясь теми эле­ментами, какие характерны для структуры данного языка.

Современное языкознание отрицает наивные представления о том, что все языки мира должны развиваться одинаковым путем. Наоборот, исследование конкретных фактов языкового развития показывает сложность и многообразие этих путей.

Вместе с тем в настоящее время признается возможность перехода языка из одного типа в другой. Древнейшие дошед­шие до нас индоевропейские языки имели четко выраженный флективно-синтетический строй, однако некоторые факты по­зволяют предполагать, что в далеком прошлом у индоевропей­ских языков были черты, характерные для языков агглютина­тивного типа (неизменяемость морфем, однозначность аффик­сов). С этой точки зрения особый интерес представляет изу­чение сопутствующих способов сочетания морфем (см. выше).

Наряду со стремлением уточнить, улучшить морфологиче­скую классификацию делались попытки заменить ее другой, построенной на иных основах. Уже в выделении полисинтети­ческих языков вводится элемент нового подхода — не только с точки зрения строения слова, но и с точки зрения строения предложения. Некоторые ученые предлагали в основу деления положить способы выражения грамматических значений и строение предложения и делить все языки на аналитические, синтетические и полисинтетические (см. §§ 53 и 74). Однако и эта классификация не раскрывает всей сложности структуры языка, кроме того, большинство языков не может быть безого­ворочно отнесено к аналитическим или синтетическим.

Оригинальный вариант типологической классификации язы­ков предложил американский языковед Э. Сепир. В основу своей классификации Сепир положил наличие и особенности выражения различных понятий в языке. Сепир выделяет четыре основных тип а понятий:

I. Корневые (конкретные, основные) — названия предме­тов, качеств.

II. Деривационные (см. § 46) — обозначение действующе­го лица, уменьшительность и т. п.

III. Конкретно-реляционные (смешанно-реляционные) — понятия, выраженные в самих словах, совместно с лексиче­ским значением — род, число, время и т.п.

IV- Чисто реляционные (чисто абстрактные) — понятия, выраженные вне слова, связанные только с передачей отноше-лий между словами.

I и IV типы обязательны для всех языков, II и III могут отсутствовать. На основании наличия или отсутствия понятий II и III типов Сепир делит все языки на четыре группы: 1) прос­тые, чисто реляционные, если выражены только понятия I и IV типа (как в китайском), 2) сложные "чисто реляционные, если есть понятия I, II и IV типа (как в полинезийских); 3) простые смешанно-реляционные, если есть понятия I, III и IV типа (как в банту); 4) сложные смешанно-реляционные, если есть все типы (санскрит, семитские).

Кроме того, Сепир учитывает способы выражения отношений, сводя их к четырем типам: а) изоляция (служеб­ные слова, порядок слов, интонация), б) агглютинация, в) фу­зия (см. § 52) и г) символизация (внутренняя флексия, повто­ры, ударение), и степень синтезированияв выражае­мых понятиях, выделяя: а) аналитический, б) синтетический и в) полисинтетический тип. На основании учета всех этих приз­наков Сепир делит языки на 12 групп. Китайский язык, напри­мер, определяется как простой чисто реляционный изолирую­щий аналитический язык; французский как простой смешанно-реляционный фузионный аналитический и т. д.

Сепир на основе своей классификации охарактеризовал лишь некоторые языки, но и приведенные им примеры вызва­ли возражения. В то же время выдвинутое им общее требова­ние исходить из структуры языка оказалось очень плодотвор­ным и повлияло на дальнейшее развитие проблемы классифи­кации языков.

В настоящее время наметился новый подход к классифика­ции языков, получивший название структурно-типологическо­го. Структурную типологию определяют как «систематизацию, инвентаризацию явлений разных языков по структурным признакам (т. е. признакам, существенным с точки зрения структуры данного языка). Структурная типология стре­мится выявить прежде всего общие черты (универсалии), ко­торые бы присутствовали во всех языках (нет языков без гласных, нет языков без смычных согласных; если в языке есть категории падежа или рода, в нем есть и категория числа; во всех языках есть местоимения, местоимения всех языков имеют три лица и т. д.). Затем типология выясняет признаки, присущие лишь части языков. На основании этих признаков и можно классифицировать языки. Так, делаются попытки клас­сификации языков по характеру корневых и служебных эле­ментов (элементом называют «минимальную продуктивную морфему» или «несвободное сочетание морфем», т. е. и морфе­му и слово) и особенностям их сочетаемости друг с другом. Например, инкорпорирующие языки определяются как такие, в которых отсутствуют служебные элементы типа аффиксов, а имеются только служебные элементы типа частиц (элементы, которые могут оформлять и какое-нибудь слово, и любое соче­тание). Агглютинативные и флективные языки могут обла­дать обоими типами служебных элементов и отличаются друг от друга по критерию аналитизма или синтетизма служебных элементов. Трудности при таком подходе те же, что и при дру­гих — многообразие и сложность языков, наличие в пределах одного языка элементов разного типа и разных особенностей их использования.

Существует и целый ряд других попыток классификации языков с учетом своеобразия их структуры.

Характерная особенность всех современных типологиче­ских классификаций языков — последовательно проведенный синхронный подход. При этих классификациях не учитывается происхождение языка, его прошлые связи. Так в классифи­кации Э. Сепира французский и латинский языки попадают в разные группы, хотя генетически они связаны. В разных груп­пах оказываются современный тибетский (простой, чисто ре­ляционный, изолирующий, аналитический) и классический тибетский (сложный, чисто реляционный, физионно-агглютини­рующий, синтетический).

В синхронности типологических классификаций проявляет­ся еще одно отличие их от генеалогической классификации.

 

ЛИТЕРАТУРА

В. В. Иванов. Генеалогическая классификация языков и понятие языкового родства. М., Изд-во МГУ, 1954.

П. С. Кузнецов. Морфологическая классификация языков. М., Изд-во МГУ, 1954.

Э. Сепир, Язык. Mi, ОГИЗ, 11934 (гл. VI).

Б. Л. Успенский, Структурная типология языков, М., «Наука», 1955.1(Вводная часть, гл. 1 и Основная часть, гл. 2).

А. Мей е. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М—Л., 1938. Изд. 5. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ./URSS, 2009.

А. В. Десницкая. Вопросы изучения родства индоевропейских язы­ков. М,—Л., Изд-во АН СССР, 'Ш55 (гл. I).

Н. А. Баскаков. Классификация тюркских языков в связи с исто­рической периодизацией их развития и формирования. — Труды института языкознания Академии наук СССР, т. I, 1952.

Е. А. Б о к а р е в. Дагестанские языки. — В сб.: Младописьменные языки народов СССР. М.—Л., Изд-во СССР, 1S59.

Г. П. Сердюченко. Теоретические проблемы изучения языков Азии и Африки. — Известия АН СССР, серия литературы и языка, 1965, вып. 3, 4.

Морфологическая типология и проблема классификации языков, М.—Л., «Наука», 1965,

"Младописьменные языки народов СССР. М.—Л., Изд-во АН СССР,

1959.

Книги из серии «Языки народов Азии и Африки» под общей ред. проф. Г. П. Сердюченко, выпущенные издательством «Наука» (1955—1970).

 

ГЛАВА VI

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЯЗЫКА И РАЗВИТИЕ ЯЗЫКОВ

 

§ 76. Проблема происхождения языка. Различные подходы к решению этой проблемы

 

Вопросом происхождения языка люди интересовались с глубокой древности. Как возникла речь? Почему существуют разные языки? Какой язык был самым древним? Эти и подоб­ные вопросы уже издавна интересовали человечество. Ответы на них часто давали фантастические, создавались различные легенды о появлении многоязычия и возникновении языка. Лю­ди не сразу поняли, что надо строго различать две проблемы: происхождение человеческой речи в целом и происхождение (появление) различных языков. Это разные проблемы, и под­ход к их решению должен быть различным.

Еще в древней Греции и Риме, наряду с легендами, появи­лись и попытки научного объяснения происхождения языка. Так, великий римский поэт и философ Лукреций в своем стихотворном философском трактате «О природе вещей» пи­сал:

Что же до звуков, какие язык производит, — природа      

Вызвала их. а нужда подсказала названья предметов...

Что же тут странного в том, наконец, если род человеков,

Голосом и языком одаренный, означил предметы

Разными звуками, все по различным своим ощущеньям?

Этим утверждением Лукреций выступал против распростра­ненных тогда теорий «божественного» происхождения языка, подчеркивал его человеческое происхождение, то, что язык со­здан «природой» и «нуждой», что названия предметам дал сам человек «по различным своим ощущеньям».

В дальнейшем было создано много теорий, пытающихся объяснить, как же люди создали язык, что послужило причи­ной возникновения языка, на каком материале он создавал­ся? Существует более 500 различных теорий происхождения языка. Их можно группировать по разным признакам: по ма­териалу первичной речи, т. е. по тому, на каком материале, по мнению ученых, создавался язык; по факторам, вызвав­шим появление языка, т. е. по тому, какие причины считают главными, обусловившими появление речи; по различению подхода к условиям возникновения языка — создавался ли язык у отдельных индивидов или в коллективе и т. д.

Рассмотрим некоторые из наиболее распространенных тео­рий возникновения человеческой речи, В XIX в. одно время довольно широко была распространена так называемая л епетная теория. Авторы ее считали, что язык возник из дет­ского лепета. Доказательство они видели в сходстве в ряде языков слов, которые ребенок начинает преизносить раньше других. Имелись в виду такие слова, как мама, папа, баба, де­да, дядя, няня и т. т., действительно часто совпадающие в разных языках, например, мама означает «мать» не только в ряде европейских языков, но и в китайском. Однако за сход­ством не видели различия, того, что близкие по звуковому об­лику слова (важно, что они только близки, а не одинаковы, т. к. в каждом языке есть свои особенности в фонемном соста. ве, интонации и т. п.) в разных языках имеют различное значе­ние: мамо в грузинском означает «отец», баба в тюркских «дед» и т. д. Лепет ребенка превращается в слова, в значимые звуковые комплексы под влиянием той языковой среды, кото­рая его окружает, того языка, который он слышит вокруг (см. § 1).

Широкое распространение имела междометная тео­рия происхождения языка, выводящая язык из междометий, которые сторонниками этой теории считались «первичными», «естественными» звуковыми комплексами. Но, во-первых, междометия не имеют какого-то общечеловеческого значения, в разных языках междометия разные (ха-ха и хи-хи — далеко не во всех языках передают смех, они могут передавать и плач, их никак нельзя считать «первыми словами»), во-вторых, ни­кому ие удалось показать связь между междометиями и раз­нообразными словами современных языков, так как к междо­метиям можно возвести лишь ничтожное количество слов современного языка, вроде ахать, аханье, ойкать и т. п.

Существовали теории, по которым считалось, что первич­ным материалом языка были не звуки, а жесты. Такие взгля­ды получили название теорий ручной, или к и н е т и ческой, 330 речи (от греческого kinetikos — относящийся к движению). Сторонники этой теории (В. Вундт, Н. Я. Марр) считали, что на начальном этапе появления языка человек пользовался жестами, и лишь потом люди перешли к звуковой речи. Дока­зательство они видели в использовании жестов сейчас (в ка­честве указательных, эмоционально-усилительных и т. п. средств) и наличии у некоторых народов, например, у отдель­ных племен американских индейцев или у австралийцев, до­вольно развитой системы жестовой речи—«языка жестов».

Факты использования «языка жестов» действительно есть. Так, у одного из австралийских племен — аранда — из­вестно около 450 различных знаков-жестов, которые не толь­ко называют конкретные предметы, но и выражают более или менее отвлеченные представления. Язык жестов у аранда, как и у других племен, существует в дополнение к звуковой речи и применяется в особых случаях: когда люди переговариваются на большом расстоянии, когда встречаются люди из разных племен, когда обычай запрещает человеку на определенный период пользоваться звуковой речью (вдовам, юношам в пе­риод посвящения в охотники и т. д.). В жестах участвуют не только руки, но и голова и даже верхняя часть туловища¹. Известны аналогичные факты и у народов Америки.

Однако язык жестов всегда выступает вместе со звуковой речью, сопровождает ее. Очевидно, такую функцию он выпол­нял и в прошлом, нет никаких оснований считать, что он быч когда-то единственной формой общения (см. § 77).

Одной из широко распространенных в период XVII—XIX вв. была теория звукоподражательного (ономатопоэти­ческого) происхождения языка. Согласно этой теории язык по­явился как результат подражания звукам окружающего мира, т е- названия предметам, действиям давались в подражание тем звукам, которые издавались предметом или часто воспри­нимались вместе с определенным предметом. В доказатель­ство приводили такие слова, как мычит — мычание (о коро­ве), мяучит — мяуканье, мурлычет — мурлыканье (о кошке), шуршит (о камыше) и т. п. Полагали, что кукушка названа так по ее кукованию и т. д.

Считали также, что звуки способны передавать различные впечатления, представления об окружающем мире. Лейбниц, например, полагал, что звук 1 может выражать «нечто мягкое» или указывать на скорость, быстроту. В доказательство он приводил слова из немецкого и латинского языков. Например, в немецком leben (жить), tieben (любить), по его мнению, указывают на «мягкость», a Lauf (бег, пробег), Lowe (лев), Luchs (рысь) — на быстроту (ср- латинские lion, lynx с тем же значением). На основании подобных рассуждений Лейбниц и другие сторонники этой теории считали, что и первобытный человек создавал слова, стремясь их звуковым обликом пере­давать впечатления, которые вызывались предметами, явле­ниями окружающего мира.

Сторонники звукоподражательной теории не учитывали, что первобытный человек, органы речи и мышления которого еще только формировались, не мог столь тонко и своеобразно анализировать окружающие звуки, тем более подражать им, передавать их своим, еще очень несовершенным речевым ап­паратом. Не учитывают они и того, что так называемые зву­коподражательные слова, во-первых, очень немногочисленны; во-вторых, имеют условно звукоподражательный характер, т. е. в разных языках они оформлены по-разному, даже когда сходны по корню, например, русское слово кукушка и болгар­ское куковица (сова по-болгарски кукумявка, хотя на крик ку­кушки крик совы не очень похож), немецкое Kuckuck, польское kukulka, чешское kukacka и т. д. Это не позволяет считать такие слова «первичными», «естественными» словами.

Причину появления языка некоторые ученые искали в эмоциональных выкриках. Была особая эмоциональная теория происхождения языка, последователи которой полага­ли, что слова появились из криков, испускаемых в момент эмо­ционального возбуждения. Так, по мнению Д. Н. Кудрявского. эти первоначальные эмоциональные крики и стали первыми междометиями, из которых впоследствии развился язык (см. выше).

В середине XIX в. появилась так называемая теория трудовых выкриков, выдвинутая Л. Нуаре. Автор этой теории считал, что язык появился из «трудовых выкриков», со­провождавших процесс коллективного труда и призванных как-то организовать его, создать единый ритм труда. Попытка связать язык с трудовой деятельностью человека — ценна и интересна, но понималась эта связь очень упрощенно: причи­ной появления языка Нуаре считал не потребность в общении, возникающую при коллективном труде, а только потребность облегчить труд путем создания общего ритма.

В большинстве теорий происхождения языка совершенно не учитывалась роль коллектива (лепетная, звукоподража­тельная и др.), в некоторых делались попытки учесть роль кол­лектива (теория трудовых выкриков, некоторые эмоциональ­ные теории), но очень упрощенно и (Примитивно. В XVIII в. появилась особая «теория социального договора», поддержан­ная Ж. Ж. Руссо, по мнению которого в первый период жизни человечества люди были частью природы и язык «происходил от чувств», а во второй период — цивилизованный язык стал продуктом «социальной договоренности», стал условен. При этом получалось, что люди, еще не имея по существу языка, договариваются о его развитии. Эта теория предполагает вы­сокий уровень развития сознания у первобытного человека, че­го, конечно, не могло быть.

Рассмотренные теории происхождения языка страдают рядом общих существенных недостатков.

1. Все они отрывают язык от мышления, предполагают, что мышление существовало до языка, т. е. разрушают един­ство языка и мышления.

2. Отрывают происхождение языка от происхождения че­ловека, предполагают, что человечество существовало до по­явления языка, что невозможно (см. § 77).

3. Эти теории не учитывают коммуникативную функцию языка, т. е. то, что язык является важнейшим средством чело­веческого общения и его возникновение обязательно должно быть связано с этой важнейшей функцией языка.

4. Не учитывают роль труда, трудовой деятельности в процессе формирования человека и его речи (в теории трудо­вых выкриков учет трудовой деятельности односторонний и поверхностный).

Эти основные недостатки обнаруживают идеалистический характер указанных теорий. Идеалистический подход к про­блеме не мог дать ее правильного решения, многие языковеды в XIX—XX вв. стали признавать проблему неразрешимой и призывали отказаться от ее рассмотрения.

 

 

§ 77. Происхождение языка в процессе трудовой деятельности человека

 

Марксистское языкознание всегда много внимания уделя­ло проблеме происхождения языка. Вместе с тем всегда под­черкивалось, что решение этой проблемы средствами только языкознания совершенно невозможно. Она должна решаться усилиями многих наук: философии, истории, археологии, антропологий и других. Основные отправные положения для реше­ния проблемы даны в работах Маркса в Энгельса «Немецкая идеология», «Диалектика природы», «Заметки на книгу А. Вагнера». Вопрос о происхождении языка в марксистском языкознании рассматривают, исходя из единства языка и мышления и из связи процесса развития языка с процессом становления человека. Истоки языка, факторы, обусловившие его появление, лежат в коллективной трудовой деятельности человека и вызванной ей потребности в общении.

Биологическими предпосылками речи были средства зву­ковой и двигательной сигнализации животных. У высших жи­вотных эти сигналы довольно разнообразны, но появляются они в момент особого возбуждения и всегда приурочены к оп­ределенной ситуации и соответствующему состоянию живот­ного, т. е. в определенной ситуации (опасность, наличие пищи и т. д.) животное издает определенный сигнал, который и вос­принимается соответственно другими животными. Эти сигна­лы не похожи на слова, так как они лишены предметного со­держания, ояи лишь средства выражения эмоционального состояния животного, в них нет преднамеренности. Это сигна­лы в чистом виде, а не сигналы сигналов, какими являются слова. Ни одному исследователю не удалось научить обезья­ну пользоваться языком. Животные реагируют на человече­скую речь (собаки, кошки), но, как показали новейшие иссле­дования советских и зарубежных ученых, они реагируют на звучание слова, а не на его значение.

У животных нет языка, потому что они не испытывают в нем потребности. «То немногое, что эти последние (т. е. живот­ные.—Л. Б.), даже наиболее развитые из них, имеют сооб­щить друг другу, может быть сообщено и без помощи члено­раздельной речи», — писал Ф. Энгельс. Другое дело люди. ...Формировавшиеся люди,— писал Ф. Энгельс в той же рабо­те,— пришли к тому, что у них явилась потребность что-то сказать друг другу». Эта потребность вызывалась совместной трудовой деятельностью, «развитие труда по необходимости способствовало более тесному сплочению членов общества, так как благодаря ему стали более часты случаи взаимной поддержки, совместной деятельности, и стало ясней сознание пользы этой совместной деятельности для каждого отдельного члена». Тем самым Энгельс указывает на «возникновение языка из процесса труда И вместе с трудом». Возникнув в процессе труда, язык стал важным фактором в развитии тру­довой деятельности человека, его мышления, всего процесса развития человека, так как только язык дал возможность пе­редавать от поколения к поколению опыт и знания, накоплен­ные человечеством. Язык дал возможность перехода от пред­метного действия, с которого начинается мысль, к «умственно­му действию». «Умственное действие» зарождается всегда вне сознания человека в материальной внешней форме, затем «происходит постепенное «вращивание» предметного действия в сознание... превращение в мысль через ступень речевого дей­ствия».

Зарождение речи связывают с питекантропами, у австра­лопитеков ее еще не было. Поскольку питекантропы уже со­ставляют первичный трудовой коллектив, для них оказываются необходимыми такие средства коммуникации, которые не просто сигнализировали бы о чем-то, но и побуждали к опре­деленному совместному действию, т. е. были бы преднамерен­ными. Но для того, чтобы быть понятными всем, такие сред­ства еще должны быть непосредственно связаны с объектами действия, они еще не могли заменить предмет, еще не имели предметного содержания. Эту особенность хорошо раскрывает А. А. Леонтьев, который пишет: «Убив оленя, питекантроп мог что-то «сказать», «приглашая» других питекантропов разде­лать тушу и одновременно сам приступая к этому; но, не видя оленя, он не мог и «сказать» о необходимости его разделать, потому что у него, как мы уже говорили, не могло быть пред­ставления об олене; он не мог по желанию вызвать в памяти обобщенный зрительный образ оленя».

Эта особенность первобытного мышления четко сформули­рована Марксом и Энгельсом в «Немецкой идеологии», где сказано: «Производство идей, представлений, сознания перво­начально непосредственно вплетено в материальную деятель­ность и в материальное общение людей...». Лишь гооствпемно, в результате длительного развития, трудовое действие смогло отделиться от объекта действия, т. е, уже не надо было видеть объект действия, чтобы побудить к действию. Это можно было сделать, подражая действию, как бы показывая его и сопро­вождая этот показ определенным звуком. Уже появляется первичное обобщение (призыв убить оленя, а не именно дан­ного одного оленя). Между действием, передающим его под­ражательным движением и звуком закрепляется на основе тысячекратного повторения определенная устойчивая, рефлек­торная по типу связь. Постепенно роль движения ослабля­лась, а роль звука, наоборот, усиливалась, так как звук прак­тически был более пригоден для сигнализации, чем движение, которое нельзя использовать ночью, в лесу и т. д. Посте­пенно трудовое действие стало отождествляться со звуком и подменяться им.

Изготовление искусственных орудий труда — специфиче­ское свойство человеческого труда. Постепенное совершенст­вование орудий труда, появление орудий нового типа, зачатки разделения труда способствовали усложнению трудового про­цесса и вместе с тем дальнейшему развитию мышления и ре­чи. Мозг неандертальца, представителя следующей ступени в эволюции человека, свидетельствует о его более высоком раз­витии. В мозгу человека запечатлевалась способность пред­метов внешнего мира, с которыми он соприкасался в своей трудовой деятельности, «удовлетворять потребности» людей. Такими средствами удовлетворения потребности в определен­ном действии становятся орудия этого действия, орудия тру­да. Обозначение действия может стать обозначением орудия действия.

Вместе с тем идет и развитие органов речи. Потребность в речи, указывает Энгельс, «создала себе свой орган: неразви­тая гортань обезьяны медленно, но неуклонно преобразовыва­лась путем модуляции для все более развитой модуляции, а органы рта постепенно научались произносить один членораз­дельный звук эа другим».

«Речь» питекантропа еще не была членораздельной, так как у него еще не сформировались соответствующие органы речи, речь неандертальца уже становилась членораздельной, что было связано с перемещением основных артикуляций из гортани в ротовую полость. Однако неандерталец еще не мог произносить звуков передней артикуляции, этому препятство­вало строение глотки. По-видимому, для него были характерны звуки, образованные в гортани и в задней части ротовой поло­сти. Очевидно, звуковой единицей для неандертальца был слог, т. е. всякий согласный сопровождался гласным призвуком, вызванным непроизвольным колебанием голосо­вых связок, что объясняется особенностями в строении голо­совых связок и голосового мускула. Дифференциация зву­ков в слоге произойдет в более поздний период.

Переход к современному типу человека (homo sapiens) ознаменовался существенными изменениями в мышлении и речи, связанными с изменениями в трудовой деятельности человека. Становится возможным не только разделение тру­да между мужчинами и женщинами, но разделение труда в процессе производства более сложных орудий труда, что в свою очередь связано с постепенным изменением руки, ее со­вершенствованием в процессе трудовых действий. При выпол­нении трудовых операций становится возможным разделение их между членами коллектива: один начинает обработку, дру­гой отделывает камень, завершает обработку, а это невозмож­но без использования языка уже в новой, более общей функ­ции, «На известном уровне дальнейшего развития, после того как умножились и дальше развились... потребности людей и виды деятельности, ори помощи которых они удовлетворяются, люди дают отдельные названия целым классам этих предме­тов, которые они уже отличают на опыте от остального внеш­него мира». Тем самым звук становится знаком, обозначе­нием целого класса определенных предметов. Слово получает предметное содержание, человек теперь реагирует не просто на звучание слова, а и на его значение. Тем самым складыва­ется особая знаковая система, специфическая для человека.

Вместе с развитием трудовой деятельности, ее усложне­нием, идет и развитие мозга, что в свою очередь влияет на речь, она становится не только членораздельной, но и связной, человек уже может связывать значение одного слова с другим, т. е. появляется последовательное расположение слов, возни­кает предложение. Конечно, первичные предложения еще не похожи на современные. Структура предложения, естественно, должна быть еще очень (простой и примитивной. А. А. Леонтьев высказывает довольно обоснованное предположение, что могло быть распространено по крайней мере два структурных типа предложения: в одном указывалось действие и объект дейст­вия (убивает оленя, делает копье и т. п.), в другом — субъект действия и действие (человек ходит, олень бежит и т. п.). Это подтверждается наличием в современных языках, далеких друг от друга, относящихся к разным языковым семьям, деле­ния глаголов на глаголы активного действия (переходные) и глаголы пассивного действия или состояния (непереходные) и разным оформлением предложений с глаголами первого и вто­рого типа (см. § 62).

Первичное предложение было, очевидно, сочетанием не­оформленных слов-корней; лишь постепенно уже на базе сло­жившегося предложения и его дальнейшего развития идет форидарозание частей речи, прежде всего знаменательных, а затем и служебных.

Таким представляется процесс возникновения человече­ской речи в работах современных исследователей.

 

 

§ 78. Появление и развитие языков. Языки и диалекты на ранних этапах развития человеческого общества

 

Ученых всегда интересовал вопрос: была ли первоначаль­но человеческая речь всюду единой или на разных террито­риях у разных коллективов была разная речь. Очевидно, правы те исследователи, которые полагают, что, котя по своим основ­ным особенностям речь была едина, так как процесс формиро­вания человека, его мышления и речи щел в одном направле­нии, но в деталях, в частных особенностях речь разных кол­лективов, разных групп, безусловно, различалась.

Отдельные орды питекантропов были разбросаны на отно­сительно большой территории, условия их жизни в деталях, частностях не могли не быть различными. Они сталкивались с разнообразными животными, что вызывало появление раз­ных приемов охоты, т. е. питекантропы сталкивались с раз­ными трудовыми ситуациями, следовательно, и их трудовые действия были неодинаковыми, значит, и средства общения, средства побуждения к действию были разными. Та­кие различия сохранялись довольно долго, так как отдельные группы питекантропов были мало связаны друг с другом- В то же время в условиях жизни и трудовой деятельности в силу ее крайней примитивности было и много общего. Прежде всего общими были факторы, вызывающие появление речевой деятельности и определяющие ее основные первичные особен­ности. Это и определяло сходство речи отдельных коллекти­вов в основных закономерностях (ограниченный звуковой состав, отсутствие одних и тех же типов звуков, например, зубных, неразложимость слога; ограниченное количество слов-корней, общие закономерности организации их в предложе­ния и т. д.) при наличии  частных различий в реализации этик закономерностей: первичные слова могли состоять из разного набора звуков и иметь разные значения и т. п.

Положение меняется с изменением форм организации кол­лектива по мере развития трудовой деятельности и связанного с ней развития человека, его мышления и языка. При переходе к современному типу человека (homo sapiens) в эпоху поздне­го палеолита уже оформляются родовые группы, что связано с появлением новых форм хозяйственных и общественных от­ношений. Род был хозяйственной общиной с коллективным производством, собственностью и потреблением, но род не мог существовать изолированно, вне связи с другими родовы­ми коллективами. Это определяло языковые связи между пред­ставителями разных родов. Связи эти усиливались тем, что браки между членами рода были запрещены. В брак можно было вступать только с членами другого рода.

Наличие связей между отдельными родовыми группами отражалось в развитии материальной культуры этих групп. Естественно, что такие связи должны были отразиться и на языке, приводя к некоторому сближению языков. Языки со­седних родовых групп приобретают сходные черты. Возникает явление, которое С. П. Толстой называл «первобытной лингви­стической непрерывностью». Он писал: «Языки ближайших локально-родовых групп близки между собой. По мере пере­движения к более удаленным локально-родовым группам эта близость уменьшается, однако долго не исчезает, и, что самое главное, на каждом отрезке территории эта близость несом­ненно сохраняется, так что каждая пара произвольно взятых соседних локально-родовых языков оказывается допускающей взаимное понимание. Нет резких лингвистических границ». Справедливость подобного предположения косвенно подтверж­дается данными языков, носители которых сохранили значи­тельные следы первобытно-общинного строя. Показательны, например, особенности распространения папуасских языков в Новой Гвинее (см. § 72), о чем писал Н. Н. Миклухо-Маклай: «Почти в каждой деревне — свое наречие. В дерев­нях, отстоящих в четверти часа ходьбы друг от друга, имеется уже несколько различных слов для обозначения одних и тех же предметов; жители деревень, находящихся на расстоянии часа ходьбы одна от другой, говорят иногда на столь различ­ных наречиях, что почти «е понимают друг друга».

Таким образом, уже в данный период в развитии языков наблюдаются как факты их сближения — интеграции (от ла­тинского integratio—восстановление, объединение), так и факты расхождения — дифференциации (от латинского diffe­rentia — различие, разделение). Дальнейшее развитие родо­вых и племенных объединений привело к усложнению отно­шений между языками, к дальнейшему развитию процессов интеграции и дифференциации.

В доклассовом обществе основными формами организации коллектива были род и ллемя. Каждое племя имело свой, свойственный лишь ему язык или диалект, так как понятия «язык» и «диалект» в этот период по существу совпадают. Случаи, когда в пределах одного племени оказывается два родственных диалекта, встречаются редко. Так бывало, напри­мер, при слиянии двух ослабевших племен. Языки и диалекты не различались и по функциям, так как и языки и диалекты служили лишь средством повседневного обиходно-бытового общении.

В то же время на ранних этапах существования первобыт­но-общинного строя были благоприятные условия для диффе­ренциации языков и диалектов. Этнические общности были весь­ма неустойчивы. Племена не были особенно многочисленны, но в условиях примитивного хозяйства должны были занимать большую территорию. Локальная разобщенность приводила и к разобщенности языковой: племя распадалось на несколь­ко племен, единый прежде племенной диалект — на несколько родственных диалектов. Начинали развиваться различия между языком и диалектом. У группы родственных племен оказывался общий язык, различавшийся только диалектами. Если расхождение шло дальше, связи между частями распав­шегося племени ослаблялись и терялись, терялись и языковые связи, диалекты все дальше и дальше отходили друг от друга и постепенно могли превратиться в самостоятельные, хотя и родственные языки.

Описывая особенности рода племени у ирокезов (см. § 73), Энгельс указывает: «На примере североамериканских индейцев мы видим, как первоначально единое племя посте­пенно распространяется по огромному материку; как племена, расчленяясь, превращаются в народы, в целые группы племен, как изменяются языки, становясь не только взаимно непонят­ными, но и утрачивая почти всякий след первоначального единства...». Так развивается процесс дифференциации (рас­хождения) языков, образования новых языков. Это объясняет процесс появления большого количества новых языков на ме­сте ограниченного количества старых общих языков, праязы­ков. Особенно ярко факты расхождения проявились при мигра­циях (переселениях) племен или части племен. Такие мигра­ции наблюдались постоянно и приводили к появлению (родст­венных языков на далеких друг от друга территориях (см. §§ 67, 68, 72) и к постепенному ослаблению связей между род­ственными языками, к появлению у них своеобразных черт и своих особых тенденций развития (см. § 83).

Но не всюду племенные языки оказывались в одинаковых условиях. Различные условия жизни носителей языков ска­зывались на развитии языков. «Образование различных диа­лектов у греков, скученных на сравнительно небольшой терри­тории, получило меньшее развитие, чем в обширных амери­канских лесах, — писал Ф. Энгельс, — однако и здесь мы ви­дим, что лишь племена с одинаковым основным наречием объединяются в более крупное целое. На примере грече­ских племенных диалектов (см. § 67) хорошо прослеживается процесс сближения, схождения языков и диалектов. Ф. Энгельс указывает, что «в поэмах Гомера мы находим греческие пле­мена в большинстве случаев уже объединенными в небольшие народности, внутри которых», однако, «роды, фратрии и пле­мена все же еще вполне сохраняли свою самостоятельность».

Все же на этой стадии общественного развития преобла­дают процессы расхождения языков. «Постоянная тенденция к разделению,— писал Маркс,— коренилась в элементах ро­довой организации; она усиливалась тенденцией к образова­нию различия в языке, неизбежной при их (т. е. диких и вар­варских племен) общественном состоянии и обширности за­нимаемой ими территории. Хотя устная речь замечательно устойчива по своему лексическому составу и еще устойчивее по своим грамматическим формам, но она не может оставать­ся неизменной. Локальное разобщение—в пространстве — вело с течением времени к появлению различий в языке...».

Таким образом, на раннах этапах первобытно-общинного строя процессы расхождения преобладали над процессами схождения. В это время проходил интенсивный процесс обра­зования новых языков и диалектов, однако языки и диалекты  еще не были отчетливо противопоставлены друг другу: они выполняли одинаковые функции, легко проходил процесс пре­вращения диалектов в самостоятельные языки и (реже) родст­венных языков — в диалекты (при сближении племен).

 

 

§ 79. Образование языков народностей. Языки и диалекты при рабовладельческом и феодальном строе

 

Характер отношений между языками и языком и диалекта­ми начинает существенно меняться в эпоху разложения родо­вой организации и образования союзов племен. В союз племен обычно объединяются родственные племена с родственными языками. «Союз племен является ближайшим подобием на­рода,—указывал Маркс. На базе союзов племен вырастали государства. Развитие государства приводило к смене родо­вых отношений отношениями территориальными. «Если можно было говорить о родовом быте в древней Руси, — писал В. И. Ленин,—то несомненно, что уже в средние века, в эпоху московского царства, этих родовых связей уже не существо­вало, т. е. государство основывалось на союзах совсем не ро­довых, а местных: помещики и монастыри принимали к себе крестьян из различных мест, и общины, составлявшиеся та­ким образом, были чисто территориальными союзами»

В новых условиях начинает отчетливо оформляться разли­чие между языком и диалектом. Диалект становится подчи­ненной единицей, обслуживающей часть коллектива, т. е. часть народа. Вместе с тем племенные диалекты превращаются в диалекты территориальные.

Возникавшее на базе союза племен (государство нуждалось в общем языке, им часто становился один из языков союза пле­мен, близкий для других племенных языков, так как на пер­вых порах объединялись родственные племена. Вместе с тем возникали особые виды общих разговорных языков. Примером может служить возникшая в Афинах на основе аттического диалекта, но с широким использованием других диалектов греческая «общая речь» — койнэ (см. § 67).

Существенно новые черты в развитии языков и отношении языков и диалектов появляются с развитием феодализма. Феодализм характеризуется большой территориальной раз­дробленностью, разобщенностью, что сказывается на состоянии языка. Территориальные диалекты представляют в этот пе­риод единственно реальную форму существования языка, то есть то, что мы называем французским языком, русским язы­ком, польским языком и т. д., есть лишь условное единство многочисленных диалектов, на которых говорит население от­дельных территорий. В этот период диалекты обладают особен­но заметной самостоятельностью, выполняя порой ряд функ­ций, свойетвенлык языку (см. § 64). На диалекте обычно го­ворит все население данной территории, независимо от со­циальной принадлежности. Если и были какие-либо различия в речи крестьян и феодальной верхушки, то они носили част­ный, несущественный для диалектной системы характер. Го­родское население также говорило на соответствующем тер­риториальном диалекте. Некоторые диалекты получали отра­жение на письме. Характерно, что территориальные границы многих диалектных явлений, сохранившихся до нашего вре­мени, совпадают со «старыми феодальными, грандатами. На эту особенность обратил внимание Энгельс в своей известной ра­боте «Франкский диалект».

В феодальный период зарождается и другой тип диалек­тов — «социальные» диалектыСоциальными диалектами принято называть специфическую речь определенных социаль­ных и профессиональных групп населения, К ним относят, на­пример, условные языки бродячих торговцев (офенский говор), ремесленников (шорников, валяльщиков и т. п.). Мно­гие из таких социальных диалектов восходят к засекреченным «тайным языкам» средневековых ремесленных цехов, которым обучали вместе с обучением ремеслу и которые порой служили своеобразным свидетельством принадлежности к данному ремесленному цеху. Социальные диалекты иногда называют жаргонами. Жаргонами, или арго (из французского argot — жаргон), называют и речь деклассированных элементов (во­ров, нищих и т. п.). Своими корнями арго также уходят в фео­дальный период, первые упоминания о такого рода тайной речи во Франции, например, встречаем еще в XIII—XIV вв. Характерный признак арго — его большая засекреченность, это своего рода язык-пароль.

В феодальный, как и в рабовладельческий период еще нет общего для всего народа единого разговорного языка, стояще­го над диалектами. Вместе с тем с возникновением государст­ва возникает и потребность в особом языке, который бы выполнял функции государственного языка, т. е. использо­вался в сношениях с другими народами, в официальной жизни внутри государства. Нуждается в таком общем языке и раз­вивающаяся культура, наука, литература. Все это приводит к возникновению особой формы языка — литературного языка.

Содержание термина литературный язык в разные исторические периоды имеет свои особенности, связанные с условиями его функционирования, с его ролью в жизни обще­ства. Но есть и общие черты, присущие литературному языку в разные периоды его существования. Литературный язык — это язык нормированный, обслуживающий различные потреб­ности духовной жизни общества, это язык официальных го­сударственных актов, науки, литературы. Характерным призна­ком литературного языка является его внетерриториальность: по своей основе, в своих определяющих чертах он одинаков на всей территории. Литературный язык обычно получает закреп­ление в письменной форме. В феодальных услових функции литературных языков еще довольно ограничены, они связаны прежде всего с официальной государственной жизнью, но используются и как языки науки, в меньшей степени — как языки художественной литературы, так как последняя в этот период часто развивается на диалектах.

В роли литературного языка в феодальный период часто выступает один из диалектов родного языка, обычно диалект политического центра страны, который тем самым попадает в особое положение по сравнению с остальными диалектами, что сказывается на его дальнейшей судьбе (см. ниже). Иногда ли­тературным языком становится язык другого народа, в силу особых исторических причин (старых государственных связей, культурного влияния, слабого развития своих диалектов, боль­ших различий между ними и т. п.) используемый вместо своего языка, точнее -— одного из его диалектов. Примером первого пути может служить язык Киевской и Московской Руси, где использовался сначала диалект Киева и его окрестностей, а после образования Московского государства — московский говор. Пример второго пути — официальный государствен­ный язык многих государств Европы, которым был латинский язык. На Ближнем Востоке в роли такого общего литератур­ного языка использовался арабский язык, на Дальнем Восто­ке — китайский. Естественно, что такой чужой язык был далек народу и не оказывал сколько-нибудь заметного влияния на развитие народного языка. Исключение составляет словарный запас, куда, конечно, проникали элементы чужого литератур­ного языка (см. § 39).

 

 

§ 80. Развитие национальных языков. Языки и диалекты при капитализме

 

Условия бытования языков и их взаимоотношение с диа­лектами существенно меняются с развитием капитализма. Раз­вивающийся капитализм не может мириться с прежней тер­риториальной раздробленностью, усиливаются экономические связи внутри государства, идет рост городов, передвижение населения, связанное с развитием торговых и промышленных отношений, что нарушает территориально замкнутый характер феодальных княжеств, феодальных земель. Все это не может не сказаться на состоянии языка. Новым условиям проти­воречит как диалектная раздробленность, связанная с боль­шой самостоятельностью диалекта, так и наличие чужого языка в качестве литературного.

«Во всем мире эпоха окончательной победы капитализма над феодализмом,— писал В. И. Ленин, — была связана с национальными движениями. Экономическая основа этих дви­жений состоит в том, что для полной победы товарного про­изводства необходимо завоевание внутреннего рынка буржуа­зией, необходимо государственное сплочение территорий с на­селением, говорящим на одном языке, при устранении всяких препятствий развитию этого языка и закреплению его в лите­ратуре». Препятствием к развитию такого языка была и диалектная раздробленность и особенно наличие чужих ли­тературных языков.

Во всех странах, где использовались чужие языки в каче­стве литературных, начинается отказ от них, борьба с ними, прямое запрещение их. Так, во Франции в 1539 г. тогдашним королем Франциском I издается специальный указ, устанавли­вающий обязательное употребление французского языка вместо латинского в судах и канцеляриях. В 1629 г. это поста­новление было распространено и на церковное делопроизвод­ство. Тем самым официальным языком страны становится французский язык. В Испании уже в 1253 г. провозглашается главенствующее положение испанского языка. То же наблю­даем в Англии и других странах. Вместе с официальными пра­вами латинский язык теряет и другие права литературного языка. С 1477 г. английский язык делается языком школьного преподавания, в конце XV в. в Англии развертывается кни­гопечатание на английском языке. Во Франции уже в середине XVI в. создается естественно-научная литература на фран­цузском языке (книги по хирургии, «Практическая геометрия» и др.); несколько позднее появляются философские трактаты и поэтические произведения. Начинается изучение собственных литературных языков, уделяется большое внимание их разви­тию, выработке четких норм.

В основе своего национального языка обычно оказывается один из местных диалектов. Чаще всего это диалект политиче­ского центра, как во Франции, где в основе литературного языка оказывается франсийский диалект, диалектПариэка и его окрестностей, или Англии, где основой национального языка становится лондонский диалект. В других странах в основе национального языка оказывался диалект более развитой части страны: так было в Германии, где в основу нацио­нального языка был положен один из верхненемецких диалектов Саксонии, и Испании, где на эту роль выдвинулся кастильский диалект Толедо. Диалекты политических центров некоторых стран сами представляли собой новые образования, явившиеся на базе объединения ряда диалектов, своеобраз­ной концентрации их. Так, лондонский диалект впитал в себя черты ряда восточноцентральных и южных диалектов англий­ского языка; русский национальный язык, явившийся «не­посредственным продолжением языка великорусской народ­ности, начал складываться в то время, когда уже была созда­на система общенародного языка на базе московского диалек­та XVI—XVII вв. Этот диалект уже в XVI—XVII вв. начал утрачивать свою территориальную ограниченность, а в XVII в. окончательно выбыл из категории территориальных диалек­тов».

В процессе образования национального языка в ряде слу­чаев заметно ощущалось влияние другого языка. Например, в английском национальном языке явно проступают элементы французского (происхождения, занесенные туда в период нор-манского вторжения (XI в.). Французские элементы ощущают­ся и в лексике (см. § 39) и в грамматике (усиление роли ана­литических средств выражения грамматических значений).

О разнообразии путей складывания национальных литера­турных языков писали К. Маркс и ф. Энгельс: «... в любом современном развитом языке естественно возникшая речь возвысилась до национального языка отчасти благодаря исто­рическому развитию языка из готового материала, как в ро­манских и германских языках, отчасти благодаря скрещива­нию и смешению наций, как в английском... отчасти благодаря концентрации диалектов в единый национальный язык, об­условленной экономической и политической концентрацией.

Появление действительно единого общего языка, закреп­ление его в литературе не могло не сказаться на судьбе диа­лектов. Территориальные диалекты вытесняются в сферу де­ревенской жизни, становятся средством речевого общения прежде всего крестьянства. Из чисто территориального явле­ния диалект превращается в территориально-социальное явле­ние, так как теперь он выделяется не только тем, что обслу­живает население определенной территории, но и тем, что обслуживает прежде всего определенную группу населения — крестьянство. В городах диалект вытесняется различными формами полудаалекта, городского просторечия, т. е. осо­бым типом речи, утратившей яркие местные диалектные чер­ты.

Идет процесс вытеснения диалектов из сферы письменной официальной речи. Мероприятия, направленные против использования чужого литературного языка, о которых гово­рилось выше, были одновременно направлены и против диа­лектов. Во Франции в силу некоторых своеобразных черт ее исторического развития этот процесс получил особенно яркое проявление. Начатый в период абсолютной монархии в упо­мянутом выше указе Франциска I, он продолжался и особенно развивался в период французской буржуазной революции, по­лучив отражение в ряде декретов Конвента, направленных против пользования диалектами.

В условиях капитализма диалекты выступают как пере­житочные явления, наследие прошлого, но утрата их про­исходит медленно, так как все изменения в языке происходят медленно и, кроме того, рост противоположности города и де­ревни, характерный для капитализма, ие шособетвует их быстрому исчезновению.

Особое значение при капитализме получает тот тип общей городской речи, который вытесняет в городах диалекты. Го­родское просторечие, полудиалекты, интердиалекты (от латин­ского inter — между, т. е. общая, междиалектная речь) не имеют территориальной ограниченности диалектов, различия между просторечием на разных территориях имеют частный характер, проявляются в уже стертых сглаженных следах диалектной основы городского просторечия. От литературного языка просторечие отличается отсутствием строгой нормы и ограниченностью функций. Используется просторечие только для обиходно-бытового общения. Это бытовая разговорная речь различных слоев общества. Лишь на более поздних ста­диях развития литературного языка появляется в составе ли­тературного языка особый тип речи — разговорная речь, ко­торая и оттесняет просторечие, сужает возможности его

использования пределами определенных социальных групп (го­родские «низы», т. е. лица, не владеющие литературным язы­ком).

В социалистический период процесс вытеснения диалектов, разрушения их идет более интенсивно. Роль литературного языка значительно возрастает, он оказывает постоянное, пла­номерное воздействие на диалекты, постепенно вытесняя их даже из сферы обиходно-бытового общения. В этом процессе особенно велика роль школы, печати, радио, всей суммы куль­турных мероприятий, проводимых в деревне.

Очень важно остановиться на взаимоотношениях нацио­нальных языков, входящих в одно государственное объедине­ние. Для капитализма характерны неравноправные отноше­ния национальных языков. Язык господствующей нации поль­зуется определенными преимуществами: на нем ведется пре­подавание в школе, осуществляется обязательное делопроиз­водство, издаются газеты и книги. Особенно тяжело положе­ние языков племен и народностей, оказавшихся на территории того или иного государства. Их развитию ставятся всяческие препятствия, вплоть до прямого запрещения (см. материалы о языках Америки, Африки в § 68, 73).

Выражением неравенства национальных языков оказывает­ся существование обязательного государственного языка, ко­торый навязывается всему остальному населению. Только в отдельных капиталистических странах встречаются случаи от­сутствия одного для всех государственного языка. Такое поло­жение в Швейцарии, которая, по словам В. И. Ленина, «не теряет, а выигрывает от того, что в ней нет одного общегосу­дарственного языка, а их целых три: немецкий, французский и итальянский». Ленин всегда был против навязывания обя­зательного государственного языка: «потребности экономиче­ского оборота, — писал он, — сами собой определят тот язык данной страны, знать который большинству выгодно в интересах торговых сношений. И это определение будет тем тверже, что его примет добровольно население разных наций, тем быстрее и шире, чем последовательнее будет демокра­тизм...». Справедливость ленинского положения подтверждается практикой многих современных государств. Так, объявление языка хинди (см. § 67) обязательным государственным языком Индии обострило отношения между представителями различных языковых групп, вызвало резкие протесты части населения против ущемления прав их языков. В Пакистане выступления против одного обязательного языка были настолько значительными, что вскоре после образования республики правительство вынуждено было наряду с урду признать бенгали вторым официальным государственным языком.

 

 

§ 81. Развитие национальных языков в СССР

 

В условиях социалистической действительности отношения национальных языков имеют совершенно «ной характер. При­мером может служить развитие национальных языков в СССР.

Советский Союз — многонациональное государство, в нем живет более 120 разноязычных наций и народностей. Совет­ская власть сразу же после своего установления провозгла­сила равноправие всех народов России- «Мы хотим доброволь­ного союза наций, —писал В. И. Ленин,— такого союза, кото­рый не допускал бы никакого насилия одной нации над другой, — такого союза, который был бы основан на полнейшем доверии, на ясном сознании братского единства, на вполне добровольном согласии». Равноправие языков народов СССР было закреплено в «Декларации прав народов России» и в Конституции 1936 г. Последовательно проводимая ленинская национальная политика привела к небывалому расцвету эко­номики, культуры и языков всех народов Советского Союза.

После Октябрьской революции языки народов Советского Союза оказались далеко не одинаковыми по уровню своего развития. Одни языки уже давно стали национальными язы­кам, имели свою старую таисьменность, сложившуюся бога­тую традицию литературных языков. Такими языками были русский, украинский, литовский, грузинский и т. д. Другие язы­ки еще только становились национальными, литературная тра­диция у них не была долгой и богатой, система письма исполь­зовалась чужая (арабская — в языках Средней Азии, тибет­ская — в бурятском и т. д.). К таким языкам относились мно­гие тюркские: туркменский, казахский, киргизский, азербайджанский и другие языки (см. § 70). Была и третья группа — языки, которые еще оставались племенными языками, не имел» никакой письменности, не имели своих литературных языков. Таких языков было много на Кавказе и в Сибири (см. § 69 и 70). Конечно, это деление языков на три группы условно. Есть много языков, которые занимают промежуточное, переходное положение между группами, но оно все же дает общее пред­ставление о сложности языковых отношений в условиях Со­ветской России.

Важным шагом в осуществлении фактического равнопра­вия языков было создание письменности для ранее беспись­менных языков. Более 50 народностей СССР впервые полу­чили возможность читать и писать на своем родном языке. Однако некоторые малочисленные народности не пожелали иметь свою особую систему письма. Например, малочислен­ные будухцы и хиналугцы (900 человек), живущие на тер­ритории Азербайджана, на своих языках могут общаться лишь в пределах своих сел (будухцы — только в селе Бу-дух, а хиналугцы — в селе Хиналуг), их языки не могут слу­жить средством общения с окружающим населением, поэ­тому в силу повседневной жизненной потребности все они стали двуязычными: вторым родным языком стал для них азербайджанский язык — государственный язык Азербай­джанской ССР.

Создание особой письменности для таких малочисленных народов вызвало бы их искусственную изоляцию, искусствен­но оторвало бы от семьи братских народов. В. И. Ленин всегда выступал против такой изоляции. Полемизируя с бун­довцами с их идеей культурно-национальной автономии, В. И. Ленин писал: «Никакого закрепления национализма пролетариат поддерживать не может, — напротив, он под­держивает все, помогающее стиранию национальных разли­чий, падению национальных перегородок, все, делающее связи между национальностями теснее и теснее, все, ведущее к слиянию наций». Практика языкового строительства в СССР подтвердила правильность ленинских положений.

Вопрос о новой письменности возникал и в отношении языков, носители которых пользовались ранее очень сложным арабским или тибетским письмом, чуждым фонетическому строю их языка, что чрезвычайно затрудняло обучение язы­ку, ликвидацию неграмотности.

Коренная реформа графики, переход на новую (см. § 24)— сложный процесс. В качестве примера того, как сложен этот процесс, рассмотрим историю разработки алфавитов и орфо­графий для тюркоязычных народов.

До Октябрьской революции большинство тюркоязычных народов, как уже говорилось, пользовалось арабской систе­мой письма (татары, башкиры, туркмены, узбеки, казахи, киргизы, азербайджанцы) или вообще не имело письменно­сти (хакассы, тувинцы, алтайцы, гагаузы и другие народно­сти). Лишь отдельные народы имели свою особую письмен­ность, разработанную на основе русской графики (чуваши, якуты).

Арабская система письма создавала большие затрудне­ния при использовании ее тюркоязычными народами, т. к. она складывалась для языков совершенно иного типа. В араб­ском языке три гласных фонемы и, следовательно, три соот­ветствующих буквы, а например, в казахском — 10, поэтому одна буква означала сразу пять звуков. С другой стороны звук [с] передавался тремя буквами в зависимости от того, какое место в слове он занимал. Сходное положение было и в других языках. В 20-х годах арабский алфавит подвергся реформе: некоторые буквы были устранены, введены новые диакритические (различительные) знаки. Однако в целом система письма оставалась очень сложной и чуждой тюрк­ским языкам.

Тогда же была начата разработка новой системы письма на основе латинской графики. В 1923 г. на этот новый тип письма перешли азербайджанцы, а затем и другие тюрко-язычные народы. Переход на латинский алфавит помог в ликвидации неграмотности в тюркоязычных республиках и областях, но он создал и значительные трудности. По харак­теру латинский алфавит мало пригоден для тюркских языков. В нем нет букв для многих, характерных для тюркских язы­ков звуков, например таких, как [ы], [ш], [ж), [дж], [х] и т. п. Латинский алфавит препятствовал скорейшему овладению русским языком, т. к. учащимся приходилось изучать два различных алфавита, имевших вдобавок знаки, сходные по написанию, но разные по значению: буква «р» передавала звук [п] в тюркских языках и [р] в русском, соответственно буква «т» могла означать [м] и [т], «п» — [п] и [н! и т. д. Со­здавалась большая трудность для передачи слов, заимство­ванных из русского языка. Поэтому во 2-й половине 30-х годов начался переход на русский алфавит, приспособлен­ный к особенностям соответствующих тюркских языков. Учет особенностей языков проявился в изменении значения некоторых букв, например, буква «ж» в современной узбек­ской орфографии передает аффрикату [дж], буква «в» соот­ветствует губно-губному [w], а не губно-зубному звуку и т. д. Для передачи особых звуков, отличных от русского, исполь­зуются дополнительные знаки, взятые из других систем пись­ма (i, j, h) или созданные специально путем изменения знаков русского алфавита( Ɵ, ә и т.п).

На русскую графику перешли и другие народы СССР, причем и здесь она подвергалась значительным изменениям и преобразованиям. Особенно значительны изменения в пись­менности иберийско-кавказских языков, так как звуковые си­стемы этих языков отличаются значительным своеобразием. В лезгинской азбуке, например, введены особые знаки для передачи надгортанных звуков: кl; чl и т. п.

Приведенные факты показывают ошибочность встречаю­щегося иногда в литературе утверждения о том, что народы СССР перешли на русскую систему письма. На деле они со­здали свою письменность, использовав как основу русскую графику. Это, с одной стороны, обеспечило отражение на письме звуковой системы своего языка (конечно, отражение лишь относительно точное, как и во всяком письме, см. § 23), с другой — укрепляло связь с русским языком, облегчало его изучение и возможность более точной передачи на пись­ме слов, заимствованных из русского языка. Последнее очень важно, так как количество таких слов весьма велико, а ха­рактер их очень существенен для последующего развития языков.

Наряду с созданием письменности встала и задача созда­ния национальных литературных языков. В условиях социа­листической действительности нельзя было ждать, пока сти­хийно произойдет выбор того или иного диалекта — основы литературного языка. Такой выбор мог происходить в тече­ние десятков лет (как и было при сложении литературных языков в досоциалистический период). Естественно, что и этот процесс мог быть ускорен в наших условиях. Надо бы­ло решить, фонетическую систему какого диалекта отразить на письме, какой диалект положить в основу разработки грамматики молодого литературного языка. Надо было со­знательно направлять процесс становления литературных языков с учетом историко-экономических и лингвистических факторов.

При определении диалектной базы того или иного языка учитывались прежде всего следующие обстоятельства:

1) представляют ли носители данного диалекта больший-ство народа, для которого создается письменность;

2) занимают ли представители данного диалекта передовое место в экономической, политической и культурной жизни младописьменного народа;

3) отражают ли фонетическая система, грамматический строй и словарный состав этого диалекта основные особенно­сти общенародного языка.

Эти принципы и определяли выбор основного диалекта для ряда языков. Примером необходимости учета разных факто­ров при решении вопроса о выборе диалектной основы литера­турного языка может быть узбекский язык.

Вопрос о диалектной основе узбекского литературного язы­ка вызывал много споров. Консервативно настроенные предста­вители мелкобуржуазной интеллигенции полагали, что в осно­ву литературного языка следует положить язык письменных памятников XIV—XV вв.; другие считали, что можно допус­тить параллельное существование письменных языков на ос­нове всех узбекских диалектов (они предполагали, что в даль­нейшем один из диалектов сам выдвинется на роль общена­ционального литературного языка, третьи выдвигали в каче­стве основы кипчакские (джекающие) говоры из-за их много­численности. Первоначально возобладала третья точка зре­ния, и в основе литературного языка оказалось кипчакское на­речие. Но вскоре выяснилось, что при этом был учтен только один фактор — чисто количественный. Не учли, что для кип­чакского наречия характерно сохранение ряда старых черт, уже утраченных всеми другими говорами узбекского языка, в том числе говорами городов. Кипчакское наречие, например, сохранило сингармонизм гласных, поэтому в литературном языке требовалось различать аффиксы множественного чис­ла -лар и -лэр (отлар — лошади и эшиклэр — двери), тогда как в живой речи большинства узбекского народа такого разли­чения уже не было. Создался недопустимый разрыв между жи­вой речью и литературным языком. Вопрос о диалектной ос­нове узбекского литературного языка был пересмотрен, в его основу была положена ташкентско-ферганская группа город­ских говоров. Это позволило, во-первых, продолжить развитие тенденции к использованию в качестве основы литературного языка ферганского диалекта (что проявилось в творчестве поэтов-демократов конца XIX — начала XX вв.: Фурката, Мукими, Завки, Хамза-Заде Ниязи); во-вторых, сохранить связь литературного языка с современными городскими говорами (типа ташкентского), имеющими широкое распространение в Узбекистане.

Перед молодыми литературными языками, возникшими на той или иной диалектной основе, остро вставал вопрос об обо­гащении их словарного состава, создании терминов для новых понятий. Развитие терминологии шло разными путями: ис­пользовались словообразовательные возможности своего лите­ратурного языка, материал других диалектов того же языка, интернациональные термины, заимствования из русских и других языков. Примером использования словообразователь­ных возможностей национального языка могут служить новые политические и научные термины казахского языка: енбekkyн— трудодень (из енбек — труд и кун — день), басмакала — пере­довица (из бас — головной и макала — статья), образован­ные путем словосложения. Широко используются различные аффиксальные образования, например в тувинском языке: дыннак-чы— слушатель (от дынна — слушать), вомчукчу — читатель (от ъомчу — читать), чырыдыышкын — просвещение (от чырыт — освещать), шимчээшкин — движение (от шим-че — двигаться), тургузуг — строй (от тургус — строить) и т. д. Новые термины возникают и путем переосмысления ста­рых слов. Показательны тувинские слова: даштыкы — зару­бежный (раньше — «внешний»), чечектел — развиваться (раньше — «появляться» только в применении к цветам), одуруг — строка (текста), а раньше только «ряд»; бурятские: неjигем — социалистический (раньше — «равный», «одинако­вый»), ангги — класс (раньше — «часть», «доля»); коми-зы­рянские: нэм — век (из «продолжение жизни»), одон — орден (раньше «звезда»), путкыльтны — свергнуть (раньше что-го сотрошнуть) и т. п.

Большое значение для развития молодых литературных языков имеет их взаимодействие друг с другом и особенно влияние русского языка, проявляющееся в разных формах. Одной из таких форм является заимствование слов.

Заимствования из русского языка и из других языков че­рез посредство русского связаны в первую очередь с общест­венно-политической и научной терминологией, а также с названием новых явлений и понятий, входящих в быт народов СССР. При этом важно учесть несколько обстоятельств:

1. Русские или интернациональные, проникающие через русский язык слова заимствуются не только в их русском оформлении (театр, бригада, электрон, вариант—в казахском), но и приобретают специальное, характерное для заимствующих языков оформление. Например, пролетар (пролетарский), до-кументаль (документальный) — в татарском, где утрачиваег-ся специфическое русское окончание; коммунистик (коммуни­стический), министерлик (министерство), гвардиячы (гварде­ец) , москвалы (москвич), полкдаш (однополчанин), фронтдаш (фронтовой), планладыш. (планировать) — в туркменском; колхоэшы (колхозник), термоядролык (термоядерный) — в казахском. Заимствованные слова в этих случаях приобрета­ют типичные аффиксы, образующие соответствующие группы слов в данных языках (ср.: колхозшы и дикханшы — в казах­ском, гвардиячы и ишчи—работник в туркменском) и т. д. Это свидетельствует об активности национальных языков в процессе усвоения новых слов.

2. Заимствования из русского языка часто приходят на смену старым словам, заимствованным из арабского или фар-сидского (иранского) языков. Например, в туркменском язы­ке вместо шура стало употребляться совет, вместо везир — ми­нистр, вместо ижимагы — социаль, вместо старого жемхуры-ет — республика. Процесс вытеснения старых арабских заим­ствований словами из русского языка или интернациональны­ми терминами очень активен, но в то же время постепенен, т. е. вытеснение старого слова никогда не может произойти сразу. Поэтому старые и новые слова часто употребляются парал­лельно. Например, в туркменском языке в наши дни употреб­ляется магарыф и просвещение, сунгат и искусство, танкыт и критика, мекдеп и школ, депдер и тетрад и т. п.

3. Важно, что слов, заимствованных из русского, часто ока­зывается больше в живых разговорных языках, чем в письмен­ных литературных. Так, по мнению К. Мусаева, «в разговорной речи казахов русские заимствования употребляются гораздо чаще, чем в письменной форме языка» Это свидетельствует о живых истоках связи с русским языком, о том, что в усвоении русских слов участвуют широкие народные массы. Оправдывается ленинское положение о возможностях свободного освое­ния русского языка. В 1914 г. в статье «Нужен ли обязатель­ный государственный язык?» В. И. Ленин, отвечая либералам, писал: «Мы лучше вас знаем, что язык Тургенева, Толстого, Добролюбова, Чернышевского — велик и могуч. Мы больше вас хотим, чтобы между угнетенными классами всех без раз­личия наций, населяющих Россию, установилось возможно бо­лее тесное общение и братское единство. И мы, разумеется, стоим за то, чтобы каждый житель России имел возможность научиться великому русскому языку.

Мы не хотим только одного: элемента принудительности». И далее: «Мы думаем, что великий и могучий русский язык не нуждается в том, чтобы кто бы то ни было должен был изучать его из-под палки... Те, кто по условиям своей жизни и работы нуждаются в знании русского языка, научатся ему и без палки.

Но влияние русского языка не ограничивается только фак­тами заимствования, влияние русского языка как бы пробуж­дает творческие возможности самих национальных языков, подсказывает, например, пути обогащения лексики. Во всех национальных языках широко развертывается процесс обра­зования новых слов путем расширения и изменения значений старых. Характерно, что такое изменение часто идет в направ­лении, как бы подсказанном русским языком. Таковы, напри­мер, новые географические термины в туркменском бурун — мыс (старое «нос»), богаз — пролив (старое «горло») и подоб­ные (ср. соответствующие переносы в русском). Очень харак­терен этот процесс в образовании новых политических терми­нов. Так, в туркменском слово гƟреш, имевшее ранее значение «схватка», стало означать «классовая борьба» (идеологик гƟреш, сыясы гƟреш—политическая борьба), сес (голос) при­обрел новое значение, появились обороты: сес хукугы—право голоса, сес бермек — голосовать; сайламак раньше означало «выбирать какую-либо вещь», а теперь — «избирать» (депутат сайламак) и т. п.

Очень показательно, что растут связи не только с русским языком, но и между другими национальными языками. Так, многие новые термины, возникшие на материале одного из тюркских языков, стали общими для всех или почти всех тюрк­ских языков. Например, тамыр — корень (математический и лингвистический термин), муун — поколение, кенешме — со­вещание ярыш — соревнование, баскыч — ступень и т. д.

В то же время; ряд слов из языков народов СССР активно входит в русский язык. По наблюдениям Н. А. Баскакова, именно в советский период в связи с укреплением политиче­ских и общественных связей, усилением внимания к перестрой­ке экономики, быта и культуры народов Востока в русский язык вошли такие тюркские слова, как пиала, паранджа, кет­мень, арык, чайхана, кишлак, аксакал, басмач, карагач. В со­став русского языка вошло много национальных этнонимов (названий народов) и топонимов (названий мест), сменивших старые, носившие иногда уничижительный характер для самих народов, которых так называли. Такими новыми этнонимами являются: мари — мариец, марийский, удмурт, коми, ханты, манси, эрзя — эрзянский, саамы, ненцы, нанайцы и т. д.

Все эти факты свидетельствуют о росте интернациональ­ных связей между всеми народами СССР, показывают, что путь развития национальных языков — это путь интернацио­нализма.

По пути, намеченному в СССР, идет сейчас развитие на­циональных языков в других социалистических странах.

 

 

§ 82. Взаимоотношение языков в их историческом развитии

 

Во взаимодействии языков в процессе их исторического развития отчетливо выступает два момента: схождение язы­ков (интеграция) и расхождение (дифференциация). Эти про­цессы имеют место на протяжении всей истории развития языка, но характер проявления и их удельный вес в разные ис­торические периоды неодинаков.

Уже говорилось (§ 78), что в раннем периоде первобытно­общинного строя преобладали процессы расхождения языков, приводившие к образованию новых языков. С этим временем связано возникновение многих современных языковых группи­ровок. Современное понимание праязыка (см. § 66) представ­ляет его не в виде сложившегося отработанного языка, а в виде группы очень близких диалектов, связанных многими об­щими чертами, позволяющими говорить о единстве их общей структурной модели, при наличии частных различий.

Процесс распада такого праязыкового единства также не представляется единым и одновременным: имел место дли­тельный процесс постепенного выделения отдельных языков, который мог прерываться и временным объединением ранее распавшихся языков. С процессом расхождения языков встре­чаемся и в более поздние периоды. Так, в середине первого ты­сячелетия нашей эры идет процесс распада народной латыни и образования романских языков (см. § 67); в начале второго тысячелетия нашей эры происходит распад общемонгольского языка и начинается процесс образования современных мон­гольских языков; в XV—XVI вв. идет процесс выделения и об­разования голландского языка на основе нижненемецких гово­ров и т. д.

Однако между развитием этого процесса в различные исто­рические периоды много существенных различий. К сожале­нию, мы далеко не всегда знаем не только, как шел процесс расхождения языков в прошлом, но и когда он происходил. Правда, в последнее время широкое распространение получи­ли попытки определения времени расхождения языков особым приемом, называемым методом глоттохронологии (от греческих слов glotta — язык и chronos — время) .Метод глотто­хронологии применяется для определения времени рас­хождения родственных языков. Предложен он был американ­ским ученым Моррисом Сводешем, а затем получил разработ­ку в трудах ряда других американских и русских ученых. Ос­новывается метод глоттохронологии на следующем:

1. Во всех языках есть небольшая, но очень устойчивая ста­бильная часть словаря — лексический минимум языка (см. § 66), основное лексическое ядро языка.

2. Степень сохраняемости основного лексического ядра по­стоянна на протяжении всего времени, т. е. утрата слов про­исходит примерно равномерно.

Приняв эти два положения, Сводеш выделил 215 слов-по­нятий основного лексического ядра и затем сопоставил их на­личие в памятниках английского языка от X в. (950 г.) и в ан­глийском языке XX в. (1950 г.). Оказалось, что сохранилось 85% слов. Такие же подсчеты, проведенные для других язы­ков, показали, что коэффициент сохраняемости слов за тысячу лет (т. е. показатель количества сохранившихся слов) в раз­ных языках примерно одинаков (во французском языке он ра­вен 79%, в итальянском — 85%, в испанском — 85%, в не­мецком — 78%, в китайском 79% и т. д.). Если сравнивать какую-либо пару родственных языков, то, очевидно, в каждом из них будет происходить утрата слов, следовательно, зная, сколько общих слов сохра­нилось в исследуемых языках, а сколько утрачено, можно по специальной формуле подсчитать, когда примерно произошло расхождение языков Метод может быть применен и к бес­письменным языкам, что особенно важно, т. к. помогает про­яснить их историю. Сводеш широко применял метод глотто­хронологии к исследованию американских языков и получил интересные результаты. Советский ученый Г. А. Климов, вы­яснив с помощью указанного метода время расхождения гру­зинского, сванского и занского языков, установил, что выделе­ние сванского произошло примерно в XIX в. до н. э. (сохрани­лось лишь 30% общих слов), а занского — в VIII в. до н. э. (сохранилось 44% общих слов). Оказалось, что исторические и археологические данные подтверждают этот вывод. К сожа­лению, очень трудно точно определить тот круг слов, который входит в основное лексическое ядро языка. Не случайно М. Сводеш не раз менял и число слов, относимых к лексическо­му ядру, и его состав. В выделении основного круга понятий, выражаемых этими первичными словами, оказывается много произвольного, что, конечно, отражается на точности выводов. Вызывает сомнение и вторая посылка — признание равномер­ности происходящих изменений. Это может быть принято толь, ко в отношении очень больших отрезков времени. На протя­жении небольших отрезков времени неизбежно проявится не­равномерность в развитии языка (см. § 83).

Наряду с процессом расхождения языков широкое разви­тие имеет и процесс схождения, также наблюдаемый с глу­бокой древности и продолжающийся в наши дни.

Процесс схождения языков всегда связан с процессом схождения, сближения народов, носителей языков, т. е. это не только лингвистический, но и этнический процесс. Схождение языков может иметь различные формы. Проще всего развива­ется этот процесс, когда наблюдается схождение родствен­ных языков или диалектов. Такое явление наблюдалось и в далеком прошлом при образовании союзов племен (см. § 79) и позднее при образовании национальных языков (см. § 80). Значительно более сложные отношения наблюдаются в слу­чаях сближения неродственных языков. Данный процесс на­зывается скрещиванием.

Скрещивание языков происходит в случаях, когда носители двух языков в течение долгого времени находятся в тесном контакте; пользуются попеременно то одним, то другим язы­ком, сами не замечая того, как переходят с одного языка на другой или вносят в один язык элементы другого. Интерес­ные примеры взаимовлияния узбекского и таджикского язы­ков приводит В. С. Расторгуева, обследовавшая районы, где в течение сотен лет таджики живут в тесном, непосредственном соседстве с узбеками. «Почти все таджики — жители этих районов — с детства одинаково хорошо владеют двумя языка­ми: таджикским и узбекским. В разговоре они переключаются с одного языка на другой с необычайной легкостью. В район­ных учреждениях вся деловая переписка, протоколы собра­ний ведутся на двух языках. Работники районных уч­реждений, в большинстве своем таджики, с по­сетителями-таджиками говорят по-таджикски, с узбе­ками — по-узбекски. В школах все преподавание ведется на таджикском языке, но при подготовке к урокам учителя часто пользуются узбекскими учебниками. У себя до­ма в семье таджики обычно разговаривают на своем родном языке, но легко переходят на узбекский, когда приходит гость-узбек. В Кассанасе нам приходилось нередко наблюдать даже такие случаи, когда при разговоре таджички с узбечкой каж­дая говорила на своем родном языке, и обе прекрасно пони­мали друг друга». Такие тесные языковые связи и создают возможности для широкого взаимовлияния языков. В данном случае скрещивание элементов таджикского и узбекского язы­ков происходит только у отдельных групп народов. Таджик­ский и узбекский языки продолжают существовать как само­стоятельные языки. Возможны и такие условия, когда процесс скрещивания охватывает язык в целом. Примером может быть история английского языка.

В Англии после завоевания ее норманнами сложились очень своеобразные языковые отношения. Коренное население говорило на англосаксонском языке (см. § 67), завоеватели— на норманском диалекте французского языка. Естественно, что и завоеватели, особенно те группы их, которые тесно общались с народом (монахи, солдаты, чиновники), должны были посте­пенно усваивать английский язык, и побежденные вынужде­ны были использовать французский язык. Особенно широко начинают пользоваться французским языком представители старой английской знати. На какой-то период для населения Англии оказывается характерно двуязычие, т. е. использование в повседневном общении двух разных языков. К концу XIV в. французский язык постепенно исчезает, вытесняется полно­стью английским, но следы его влияния в современном ан­глийском языке очень заметны. В английский язык проникли не только слова (см. § 39), но и многочисленные словообразо­вательные элементы французского языка — префиксы и суф­фиксы. В грамматике под влиянием французского языка ин­тенсивнее развивались некоторые процессы, свойственные ста­рому английскому языку (перестройка типов глагольных со­четаний, распад древнеанглийских типов склонения и т. п.).

Результатом скрещивания народной латыни с местными кельтскими языками являются современные романские языки (см. § 67). Если скрещивание языков произошло в далеком прошлом, то часто трудно бывает сказать, какая подоснова была у того или иного языка. Уже говорилось (§ 67), что ин­доевропейские языки на территории Индии появились позже, первоначально эта территория была занята другими языка­ми, возможно—дравидскими, но точных данных об этих языках не имеем, хотя следы их в индийских языках прослеживаются довольно отчетливо. Следы таких исчезнувших языков, просле­живаемые в победивших языках, принято называть язы­ковым субстратом. Так, применительно к романским языкам говорят о кельтском субстрате, имея в виду следы кельтских языков коренного населения.

Особые формы взаимодействия языков отмечаются в со­циалистическом обществе. В СССР наблюдается процесс взаимодействия и взаимообогащения национальных языков, в основе которого лежит свободное развитие всех языков, при­знанное советским законодательством и осуществленное на практике. В этих условиях происходит свободное проникнове­ние слов из одного языка в другой. Влияние русского языка не только обогащает словарный состав других языков народов СССР, но и способствует выявлению их внутренних тенденций развития. Вместе с тем широкое развитие двуязычия не при­водит к вытеснению, исчезновению языков. Факты показыва­ют, что и при широком использовании другого языка свой родной язык сохраняется. Это относится не только к языкам, выполняющим разнообразные функцииимеющим богатую литературу и письменность, но и к малочисленным беспись­менным языкам. Характерно положение, наблюдаемое на Кав­казе, где таких малочисленных бесписьменных языков много (см.§69).

«В отношении количества функционирующих языков, их диалектов и говоров, — пишет Ю. Д. Дешериев, — на Кавказе в основном сохранилось положение, которое существовало до революции: ни один язык даже самой малочисленной народ­ности (например, гинухский в Дагестане, бацбийский в Гру­зии, хикалугский в Азербайджане), ни один диалект или говор полностью не исчезли, хотя и подверглись значительной де­формации». Такое же положение и на других территориях. Негидальцев, живущих в Хабаровском крае, насчитывается по переписи 1959 г. всего 354 чел. Язык бесписьменный, обуче­ние в местных школах, культурно-просветительная и массово-политическая работа проводится на русском языке, почти все негидальцы владеют русским языком, «тем не менее, — отме­чают исследователи, — общение между собою в быту и в ус­ловиях производственной деятельности осуществляется ими на родном языке».

В этом существенное своеобразие развития процесса взаи­модействия языков в социалистический период.

 

§ 83. Развитее языковой структуры

 

При рассмотрении процессов развития языка надо раз­личать два момента: изменение условий бытования и функ­ционирования языков, с одной стороны, и изменение самой структуры того или иного языка, с другой. Первое проявляет­ся в изменении отношений между языками и диалектами, из­менении характера диалектов, развитии литературных язы­ков, появлении взаимовлияния языков при развитии различ­ных форм взаимодействия между ними и т. д. Второе — в тех процессах, которые происходят в языковой структуре, в изме­нении фонетической и грамматической систем, в существенных процессах развития лексики и т. п. В первом случае связь языка с развитием общества имеет прямой, непосредственный характер, во втором—эта связь осложнена, опосредствована, имеет ступенчатый характер.

То, что язык меняется, знали уже ученые древней Индии в V в. до н. э., но выяснить причины, вызывающие изменение языка, установить законы, по которым происходит это изме­нение, ученым не удавалось очень долго. До конца многое ос­тается неясным и до сих пор.

Рассматривая вопрос о происхождении языка, мы видели, что происхождение и развитие языка теснейшим образом свя­зано с развитием человека, развитием мышления. Эта связь сохраняется и на протяжении всего последующего развития языка, но принимает более сложные формы. Сложность про­является прежде всего в том, что развитие человеческого обще­ства и мышления происходит по единым законам, а языки раз­виваются по-разному. Например, в русском языке существо­вавшие раньше носовые гласные были затем утрачены, заме­нились гласными чистыми, во французском же языке носовых гласных раньше не было, а затем они появились. В русском языке была сложная система форм прошедшего времени (аорист, имперфект, перфект, давнопрошедшее), которая за­тем сменилась современной одной формой прошедшего (осложненной видовыми различиями); в родственном болгар­ском языке система форм прошедшего времени не только не упростилась, но, наоборот, усложнилась, появились новые оттенки (см. § 56). Подобных фактов можно привести много.

Развитие языков объясняется не только воздействием раз­вития общества и развития мышления, но и внутренними при­чинами, заложенными в самом языке. В современном языко­знании принято говорить о внеязыковых (экстралингвистиче­ских) и языковых (лингвистических) факторах развития языка.

К внеязыковым факторам относятся не только такие важ­нейшие моменты, как развитие общества и мышления, тре­бующие соответствующего развития языка, но и конкретные условия бытования того или иного языка. Например, смена по­литического центра страны приводит к усилению влияния дру­гого диалекта, а это сказывается на всей системе языка.

Лингвистические (языковые) факторы принято делить на внешние и внутренние. К внешним относится влияние других языков, т. е. изменения в языковой системе, вызванные влия­нием другой языковой системы. Например, в северных диалек­тах азербайджанского языка под влиянием соседних иберийско-кавказских языков появились смычногортанные ц1, ч1, т1, п1; в узбекских говорах под воздействием иранских языков (таджикского и др.) утрачен сингармонизм (см. § 18); в ан­глийском языке под влиянием романских усилилась тенденция к аналитизму (см. § 82) и т. п.

Внутренними факторами (причинами) изменений языковой системы являются факторы, связанные с самой спецификой языка. Язык — важнейшее средство общения, поэтому в его развитии происходит ряд изменений, помогающих ему лучше выполнять коммуникативную функцию. Развитие языка опре­деляется внутренними противоречиями, заложенными в нем самом, в особенностях его структуры. Такие противоречия на­зываются антиномиями.

Одним из таких противоречий является противоречие между говорящим и слушающим. В интересах говорящего уп­ростить произношение, облегчить его, сократить текст (т. е. объем произносимого материала). Это приводит к развитию разного рода комбинаторных и позиционных изменений зву­ков (см. §§ 17, 18), появлению в разговорной речи большого числа разнообразных типов «неполных» предложений и т. п. Но развитию подобных процессов поставлена преграда интере­сами слушающего, так как слишком сильное изменение зву­ков или сокращение предложений может затруднить пони­мание.

Другим примером действия внутренних противоречий яв­ляется борьба тенденций к унификации, т. е. появлению еди­нообразных форм, и дифференциации, т. е. стремления к раз­граничению форм для выражения разных оттенков мысли. Это ярко проявилось в развитии русского глагола. С одной сторо­ны, упростилась система времен (особенно прошедшего вре­мени); с другой, развились новые формы передачи качества действия (система глагольного вида в ее современном состоя­нии).

Собственно внутренними факторами оказываются измене­ния, вызванные особенностями самой структуры языка, но «структура любого языка мира складывается в результате действия трех основных факторов: развития мышления, дей­ствия тенденций, обусловленных ролью языка как средства общения, и влияния системы предшествующего состояния языка»¹. Следовательно, внешние и внутренние, языковые и внеязыковые факторы взаимосвязаны и действуют в опреде­ленном единстве. Рассмотрим это на нескольких примерах.

Роль языка как средства общения оказывается, как уже говорилось, в развитии тенденции к типизации форм, к устра­нению многообразия форм, к унификации форм, но особенно, сти той или иной языковой структуры ставят пределы проведе­нию типизации и определяют выбор типичных форм. Так, под влиянием стремления к типизации прежнее разнообразие па­дежных окончаний в русском языке, связанное с наличием разных типов склонения (5 типов с 5 разновидностями в од­ном из них), было значительно сокращено, унифицировано. Исчезли различия между твердой и мягкой разновидностями, появились общие окончания в разных типах склонения.

Сопоставим новые и старые формы склонения существи­тельных жена и земля в единственном числе.

		было		стало
И.	жен-а	земл-я	жен-а	земл-я
р.	жен-ы	эемл-е	жен-ы	земл-н
д.	жен-е	земл-и	жен-е	земл-е
в.	жен-у	земл-ю	жен-у	земл-ю
т.	жен-ою	земл-ею	жен-ою/ой эемл-ею/ой
п.	жен-е	земл-и	жен-е	земл-е

Новые формы в родительном, дательном и предложном па­дежах у существительных мягкой разновидности появились под влиянием твердой из стремления унифицировать формы, передать одно и то же грамматическое значение одной и той же формой.

Аналогичные изменения наблюдаем в окончаниях суще, ствительных дательного, творительного и предложного паде­жа множественного числа.

было

Д. т. Пр.	жен-амъ жен- ами жен-ахъ	земл-ямъ земл-ямн земл-яхъ	стол-омъ стол-ы стол-ехъ	кон-емъ кон-и кон-нхъ	кост-ьмъ кост-ьми кост-ьхъ
		стало
д. т. Пр.	жен-ам жен-амн жен-ахъ	зеыл-ям земл-ямн эемл-ях	стол-ам стол-ами стол-ах	кон-ям кон-ями кон-ях	кост-ям кост-ями кост-ях.

т. е. окончания стали одинаковыми в разных типах склонения (о фонетических изменениях в данном случае не говорим). Однако унификация падежных окончаний до конца не доведена, нет, например, формы посте, а только к кости, т. е. осталась разница (ср.: к воде, но к кости), сохранилось наличие особого склонения у группы существительных с основой на мягкий согласный.

Показательно, что обобщение окончаний в формах множе­ственного числа имело место во всех славянских языках, но шло иными путями, возобладали иные окончания. Например, в польском в дательном падеже множественного числа общим стало не окончание -ал, а окончание -от: rEkom (рукам),

glowom (головам), plemionom (племенам), kosciom, (костям), piorom (перьям), synom (сынам, сыновьям) и т. д.

Сложность процессов развития языка можно показать и на многих других фактах. Так, развивающееся логическое мышление сделало необходимым развитие специальных форм для выражения понятия будущего времени. Во многих язы­ках это привело к развитию особой грамматической формы— будущего времени (могли развиться и другие способы пере­дачи понятия «будущее время», см. § 56), Чаще всего новая форма строилась с использованием вспомогательных глаго­лов. Этот путь характерен для многих языков, но использо­вались разные глаголы, а иногда и другие способы выраже­ния грамматических значений (ср.: русское я буду писать, я напишу, болгарское аз ще (от глагола хотеть) пиша, английское I shall (буду) write, немецкое ich werde (стану) schreiben, мордовское карман (начну) молеме, французское je ecrivai (аффикс -at образовался из глагола avoir — иметь).

Для выражения новых понятий, новых отношений в язы­ках часто переосмысливаются старые формы, что еще больше усиливает различия между языками.

Таковы некоторые общие моменты, характеризующие особенности развития языка.

Изменению подвергаются все стороны языка, но в харак­тере изменений в лексике, фонетике и грамматике есть свои особенности. В словарном составе языка изменения более интенсивны, однако это не относится ко всем пластам словар­ного состава (см. § 36, 37). В фонетике и грамматике измене­ния происходят более медленно, проявляясь в разных сторо­нах звуковой (см. § 22) и грамматической (см. § 49, 64, 58, 60, 63) систем языка.

 

 

§ 84. Происхождение и развитие письма. Пиктография и идеография

 

Письмо появилось из потребности в общении в тех случа­ях, когда пользование звуковой речью было невозможно или затруднительно (на больших расстояниях, когда надо было сохранить информацию на длительное время).

Появлению письма предшествовало использование для передачи мысли на расстояние различных предметов, которым придавалось то или иное условное значение. Например, чтобы известить о болезни вождя, посылали ветку с засохшими листьями. У перуанцев практиковалось узловое письмо, называвшееся кипу: палочка с привязанными к ней разно­цветными шнурами и узелками (рис. 12), Такую палочку приносил гонец, а чтобы прочитать ее, надо было владеть тайной значения шнуров и узлов. Цвет, форма узла, порядок их расположения и т. п. имели определенное точное значение, знание которого передавалось от поколения к поколению.

Рис. 12. Письмо перуанцев (кипу).

У ирокезов с этой же целью использовались раковины, расположенные в определенной системе. Называлось ирокез-ное письмо в а м п у м.

Такими способами можно было передать лишь простые, элементарные сообщения, поэтому развитие письма пошло другим путем, дававшим больше возможностей для передачи сообщений разного типа. Более удобным, перспективным оказалось использование различных знаков, которые наноси­лись на тот или иной материал. Такое письмо называется начертательным. Материал, используемый при начертатель­ном письме, мог быть разным. Для письма использовали каменные и глиняные таблички (шумеры, древние персы), восковые дощечки (греки, римляне), папириус (египтяне), пергамент (разные народы), береста (славяне) и т. п. Бумага появилась у китайцев около 2 тыс. лет назад, в Евро­пу она попала в VIII в. н. э., но получила широкое распро­странение далеко не сразу.

От характера материала, на котором писали, зависел характер орудия письма. На каменных плитках надписи вырубали, на восковых дощечках выскребали специальной палочкой, называемой стило, на шелке, пергаменте, бумаге писали кисточкой (китайцы) или пером (славяне и другие народы). Материал и орудие письма сказывались на начерта­нии знаков, которые были резкими, угловатыми на камнях, округлыми, мягкими на пергаменте и т. д. Однако это — внешняя сторона письма, значительно важнее другое — ха­рактер знаков, используемых при письме.

Для передачи сообщений могли использоваться рисунки, знаки-символы, передающие определенные понятия, знаки-буквы, передающие звуки (фонемы). В использовании этих знаков была определенная последовательность — раньше всего начали использовать рисунки, позднее — другие типы знаков. В зависимости от характера знаков, используемых для письма, принято различать три основных этапа, три ста­дии письма: пиктографическое письмо, идеографическое письмо и фонетическое письмо. В последнем различают сло­говое и звуковое (буквенное) письмо. Такое деление условно, так как в ряде случаев наблюдаются смешанные, переходные типы письма, но оно все же дает общее представление о последовательности отдельных этапов в развитии письма, о его основных типах.

В последнее время В. А. Истриным была предложена иная классификация типов письма, основанная на том, что передается знаком — фраза, слово, морфема, слог, фонема¹. Однако широкого распространения эта новая классификация не получила. Чаще пользуются прежней.

Пиктографическое письмо, или пиктография (от латинско­го pictus — живописный, картинный и греческого grapho — пишу), представляет собой особый вид письма, когда рисун-

Рис. 13. Образец пик­тографического письма  Рис. 14. Иероглиф для понятия «человек».

ками передается содержание сообщения. Языковые формы при этом не раскрываются, т. е. мы не знаем, ни как звучали слова, которыми можно передать содержание рисунка, ни какими лексическими и грамматическими особенностями они обладали. Здесь как бы передается содержание целой фразы. Например, приведенный образец пиктографического письма американских индейцев (рис. 13) передает следующее: вождь по имени Олень пережил семь походов, девять сражений и во время похода, продолжавшегося две лупы, убит секирой.

Широкое распространение пиктографическое письмо полу­чило в VIII—VI тысячелетии до н. э. Материалом для письма служили камни, кора, кожа, кость и т. д.

Пиктографическое письмо в прошлом было у многих наро­дов Востока. Лучше всего пиктографическое письмо сохра­нилось у индейцев Америки, что, возможно, связано с поли­синтетизмом их языков (см. § 74). Полисинтетический тип средствами пиктографии передать было легче, чем другие типы языков. Элементы пиктографии встречаются сейчас в вывесках, указательных знаках и т. п.

Идеографическое письмо, или идеография (от греческих слов idea — идея, понятие и grapho — пишу), исторически пришло на смену пиктографии. В идеографии передаваемое сообщение делится на части, здесь уже передается значение отдельных слов (В. И. Истрин предлагает поэтому называть его логографией), число знаков значительно возрастает, фор­ма знака меняется, часто усложняется, в ней усиливается мо­мент условности (см. рис. 16), становится обязательной точная передача формы знака. Возникает идеографическое письмо в период образования древнейших государств, нуждавшихся а упорядоченном и точном письме. Материалом, на котором пи­сали, были глиняные плитки (у шумеров), кожа, папирус (в Египте), кости, деревянные дощечки, бумага (в Китае).

Идеографическое письмо основано не на звучании, а на значении, поэтому оно может быть одинаково понятно гово­рящими на разных языках и диалектах. В Китае, например, слово со значением «человек» пекинец произносит жень, кантонец — янь, а шанхаец — нинг. На письме же все пере­дадут слово одним и тем же знаком, так как на письме пере­дается не звучание, а понятие (рис. 14). Точно так же при разном звучании местоимения «я» (во, нго или алла) знак для него будет одинаков (рис. 15). Типичными примерами идео­графического письма считаются шумер­ское, египетское, китайское, ацтекское (переходное от пиктографии к идеогра­фии). К тому же типу, по-видимому, от­носится и письменность острова Пасхи.

Остановимся для примера на китай­ском письме, возникшем в III тысячеле­тии до нашей эры. Знаки его называют­ся иероглифами, а все письмо — иерог­лифическим (буквально: жреческое письмо, резьба жреца). Иероглифы развились   

 р_ис. 15. Иероглиф для понятия «я».

из старых пиктограмм (рисунков), что хорошо видно по эволю­ции некоторых знаков, таких, например, как «человек» или «гора» (рис. 16).

Необходимость передать значительное количество понятий требовала развития новых знаков. Одним из простейших путей появления новых знаков было повторение их. Прием повторения использовался, например, для передачи идеи множества предметов (рис. 17).

о

Рис. 16. Развитие иероглифов: а — «человек»; б — «гора».

а б 8

Рис. 17. Иероглифы: а — «дерево»; б — «лес»; в — «чаща».

Чаще новые иероглифы создавались путем сочетания не­скольких прежних. Так, сочетание иероглифа «человек» с иероглифом «дерево» означало — «отдыхать (рис. 18). Сочетания иероглифов «солнце» и «луна» означало «свет», «блеск», «женщина» + «ребенок» = «любить»; сухо» + «дверь» = «слушать»; «вода» + «глаз» = «плакать», «сле­зы» н т. д. Интересно, что этот способ повторял характерный для китайского языка способ образования новых слов: ср. кап (смотреть) + shu (книга) = kanshu (читать), fu (отец) + та (мать) = fuma (родители) и т. п.

В египетском письме для передачи новых понятий широко использовались образно-символические знаки: в значении «ходить» — две шагающие ноги, «жадность» — рисунок кро­кодила, «прохлада» — сосуд с вытекающей водой и т. д. Для китайского письма этот прием менее характерен.

В китайском языке широко представлены слова, совпа­дающие по звуковому составу (они могут полностью совпа­дать по звучанию, могут различаться по тону). Эта особен­ность языка была использована на письме. Так, иероглиф «лошадь» (рис. 19, а), соответствующий звучанию ма, стал

Рис 18. Иероглифы«отдыхать»    Рис. 19. Иероглиф «лошадь» (а), ключевой знак «женщина» (б), сложный иероглиф «мать» (в).

употребляться для сходных по звучанию слов — мать, конопля, бранить с добавлением особого ключевого знака, уточняющего  понимание, например, при ключевом знаке «женщина» (рис. 19, б) иероглиф читался как мать (рис. 19, в).

Применение ключевых знаков позволило значительно сократить количество иероглифов. Для передачи основ­ного словарного состава сейчас в Китае достаточно шести-восьми тысяч сложных иероглифов (около тысячи основных знаков, передающих звучание, и около 250 ключевых знаков). Общее же количество знаков достигает 60 тысяч. Для свобод­ного чтения надо знать 6—7 тысяч знаков, для чтения элемен­тарной, специально отобранной популярной литературы — 1 050 знаков.

У большинства народов идеографический тип письма сменился постепенно фонографическим (см. ниже), так как идеография имела существенные недостатки: 1) трудно было передавать слова с абстрактным значением; 2) было очень много знаков; 3) трудно передавать грамматические формы; 4) консерватизм идеографического письма приводил к все усиливающемуся разрыву с языком, который непрерывно менялся, развивался.

Но в Китае идеографическое письмо сохранилось до сих пор. Объясняется это рядом причин: 1) изолирующий тип китайского языка не требовал особых знаков для передачи морфем с грамматическими значениями (см. § 74); 2) была возможность использовать принципы создания новых знаков (сочетание иероглифов), сходные с принципами создания новых слов; 3) обилие сходных по звучанию, но разных по значению слов поддерживало письмо, основанное на разли­чении значений слов, не учитывающее их звучания; 4) иеро­глифическое письмо давало возможность понимать написан­ное, независимо от различий в диалектном звучании слова.

В других системах идеографического письма постепенно намечался переход к слоговому и звуковому письму, но разви­тию такого перехода часто стремились воспрепятствовать жрецы и чиновники, старавшиеся сохранить монополию пись­ма; трудность идеографического письма помогала этому.

Общим для пиктографического и идеографического письма является то, что они ориентированы на значение, а не на звучание. Принципиально иной характер имеет фонетиче­ское письмо.

 

 

§ 85. Возникновение фонетического письма, его типы. Происхождение основных алфавитов

 

Фонетическое письмо (фонография) основано уже не на значении, а на звучании (в идеографическом письме звуча­ние использовалось, но лишь как побочный элемент, см. выше). Фонетическое письмо делится на слоговое, когда знак равен слогу, и звуковое, когда знак равен звуку (точнее фонеме).

Слоговое письмо. Древнейшие типы слогового письма формировались во II—I тысячелетии до н. э. Его появление требовало значительного развития аналитических способно­стей мышления, так как выделить слог труднее, чем слово: между слогом и знаком уже нет той наглядной связи, которая первоначально существовала между значениями слов и соот­ветствующими знаками. Слоговое письмо развивалось в эпоху более тесных связей между народами, поэтому часто наблю­дается влияние одного типа письма на другой.

Число знаков в слоговом письме обычно колеблется от 35—40 (древнеиндийское, персидско-ахеменидское письмо) до 200—250 (эфиопское письмо). Слоговое письмо позволяет передавать грамматические формы слов. Так, в шумерском письме некоторые знаки односложных слов уже использова­лись для передачи аффиксов. Для передачи слова исполь­зуется столько знаков, сколько в нем слогов. На рис. 20 показан образец урартского клинописного письма. Первый знак (вертикальный клин) — показатель лица, второй — идеограмма «божество», а далее знаками передается фраза Sarduri tuealie, т. е. Сардар говорит.

Sar-du-ri - ше-а - li - е

Рис. 20. Урартское слоговое письмо.

В некоторых слоговых системах письма были отдельные знаки для гласных и слоговые знаки для сочетаний со­гласный + гласный. Примером может служить древнее письмо Индии— брахми (рис. 21). Алфавит брахми со­держал 4 знака для изолированных гласных (см. рис. 21, первый столбик) и 31 слоговой знак для передачи сочетаний согласных с гласным «а» (рис. 21, второй столбик). Для передачи слога с иной гласной фонемой к слоговому знаку прибавляли знак соответствующего гласного (например, для слога tu был знак слога 4а и снизу знак и (см. рис. 21, столбец 4, нижний ряд), для ti — слоговой знак ta и знак i и т. п.

Современное индийское письмо — деванагари сохра­нило слоговой принцип, но в нем увеличилось число знаков для изолированных гласных и дифтонгов (113 знаков для гласных и дифтонгов и 33 слоговых знака). Как и в брахми, слоговые знаки передают сочетания согласного с гласным а, а сочетания с другими гласными передаются лигатурами (от латинского ligare — связывать), т. е. соединением не­скольких знаков. Все это делает деванагари письмом очень сложного типа.

Формы знаков слогового письма часто зависели от мате­риала, на котором писали. Показательно сравнение урартской клинописи (см. рис. 20), выполненной на глиняных дощечках, и индийского письма на специально обработанных пальмовых листах (см. рис. 21).

Звуковое (буквенное) письмо формировалось в конце II — начале I тысячелетия до н. э. Различают два типа буквенного письма: консонантно-звуковое, при котором обо­значения получают лишь согласные звуки, и вокализованно-звуковое, обозначающее и согласные и гласные.

Первое консонантное письмо возникло в Египте, где некоторые идеограммы односложных слов стали применяться для обозначения согласных звуков, например, идеограмма «змея» для звука [d], «корзина» — (к], «рот» — [г], «нога» — [в], «водоем» [s (ш)] и т. д.

i	м.	1И	1У
И а	+ ka	0 tha	□ ba
:• L	1 hha	H da	rrl bha
L и	Xga	I dha	У ma
> е	{vgha	I na	Л ya
f hafKa)	/CtKAta)	jf'tKAta)	A.tu(Ata)
«ksu(dsa)	Ddheftidha)	f ro(ira)	6vam(ova)

Рис. 21. Слоговое письмо Древней Индии (брахми).

Наибольшее значение имело консонантное письмо фини­кийцев (XII—X вв. до и. э.; см. § 68). В нем 32 знака, каждый из которых имел свое название, занимал определенное место в системе (алфавите). Это первый алфавит в мире (см. при­меры букв на рис. 22).

На основе финикийского письма возникло арамейское письмо (см. § 64), от которого непосредственно (или через посредство других алфавитов) ведут свое происхождение почти все буквенно-звуковые и некоторые слоговые системы письма Азии: еврейское, согдийское, уйгурское, монгольское, маньчжурское, бурятское (старое), пехлевийское, хорезмийское, авестийское, арабское, персидское и другие системы.

	bet	дом	б
	dafet	ДВЕрЬ	д
Y	waw	ГВОЗДЬ	в
Ч	mem	водя	м
t	tau	зндк	т

Рис. 22 Финикийское письмо.

В связи с распро­странением ислама в VII—VIII вв. боль­шое распростране­ние получило араб­ское письмо. Оно выходит за пределы Аравии, проникает в Северную Африку, Среднюю Азию (где оно использовалось многими тюркоязычными народами).

Важной особенностью арабского письма является наличие ди­акритических (различительных) знаков, уточняющих значение букв.

Для трех гласных /а/, /u/, /i/ используются буквы «ха» (elif), «вав» и «йа», но помещаются они над строкой или под строкой, что, конечно, затрудняет чтение. Всего в арабском алфавите 28 букв, но каждая имеет 4 варианта: изолирован­ное, конечное, серединное и начальное написание. Большое количество сходных знаков (при наличии разных вариантов их) также создает трудности письма (рис. 23).

Арабское письмо удобно для семитских народов, языки которых имеют консонантные корни (см. § 47), но мало при­годно для языков других семей, поэтому не только в СССР, но и в ряде других стран (Турция, Индонезия) перешли от арабского алфавита на иной тип письма.

Вокализованно-звуковое письмо возникает у гре­ков в начале I тысячелетия до н. э. Греки использовали фи­никийский алфавит, но значительно видоизменили его, выде­лив знаки для гласных звуков (см. примеры сопоставления греческих и финикийских букв на рис. 24). До этого греки пользовались слоговым письмом (крито-микенским письмом), наличие которого, очевидно, способствовало переработке финикийского письма. Греки не только ввели особые буквы для гласных звуков, но и изменили состав знаков для со­гласных в соответствии с особенностями греческого языка. Они изменили начертания финикийских букв (см. рис. 24) и направление письма: финикийцы (и народы, заимствовав­шие у них систему письма, например, арабы) писали справа налево, греки приняли написание слева направо.

В греческом письме различают несколько типов: древней­

НАЧЕРТАНИЯ				ш
ИЗОЛИ­РОВАННЫЕ	КОНЕЧНЫЕ	СРЕ ДИННЫЕ	НА­ЧАЛЬНЫЕ	НАЗВАНИ
1	i			ЗЛИФ
		.л.	О *	БД
	с*	.л.		тд
• • »		• * *	т *•	СА
5		•		ДЖИМ
J				ДАЛЬ
0	■			ЗАЛЬ
J*				СИН
	* • •	• * #	* * •	ШИН

Рис. 23. Арабское письмо.

шее (архаическое) греческое письмо, западногреческое и восточногреческое письмо. В 403 г. до н. э. в Афинах, вместо применявшейся там ранее аттической разновидности восточногреческого письма, вводится так называемый класси­ческий греческий алфавит. Постепенно этот алфавит распро­странился во всей Греции и ее колониях.

Расширение сферы использования письма, появление но­вых материалов письма (папирус, пергамент) изменило ха­рактер письма, появилось более округлое «мягкое» письмо, из которого развился впоследствии устав — письмо, используемое в торжественных, официальных случаях. Позднее (в III в. до н. э.) в административно-канцелярской, торговой и бытовой переписке появился особый тип письма, называемый обычно скорописным, или скорописью. В ско­рописи буквы были меньших размеров, еще более округлой формы, начертания некоторых букв были упрощены, они часто писались слитно, широко применялись лигатуры.

Греческое письмо оказало большое влияние на развитие письменности других народов. Это связано и с общим влия­нием греческой куль-

1	2	3	4	5
if	АЛ	А	5	а*
		В	6	б
		Е	h	3 X крйткое
	т	Т	т	Т
	п			0 долгое

туры и с преиму­ществами греческо­го письма: его вока-лизовадао - звуковой характер более под­ходил к фонетиче­ским системам дру­гих языков, чем кон­сонантное финикий­ское письмо, удоб­ное лишь для семит­ских языков.

На основе восточ­ногреческого  сложилось коптское (см. § 68), готское, армянское, славянское и, предположитель­но, грузинское письмо.

Славянское письмо известно в двух формах: глаголица и кириллица. Связь глаголицы с греческим письмом при­знается «не всеми учеными. Широкого распространения глаго­лица не получила, 'Она известна по памятникам конца IX—XII вв. и до недавнего времени сохранялась только у хорват. Кириллица непосредственно связана с греческим письмом. Древнейшие памятники, написанные кириллицей, относят к концу IX — началу X в. На ее основе развилось современное русское, болгарское, македонское и сербо­хорватское письмо.

На основе русского письма в советское время развились свои системы письма у ряда народов СССР (см. § 81).

Из западногреческого письма выросли италийские алфа­виты, этрусское и латинское письмо, которое стало основой для современных французской, английской, итальянской, немецкой и других систем письма народов Западной Европы.

Древнейшие надписи на немецком, староанглийском и ирландском языках относятся к VIII в. н. э.; на француз­ском — к IX в., на испанском, португальском, норвежском — к XII, на итальянском, шведском, датском — к XIII в.

Внешний облик, начертание букв латинского письма постоянно менялись. Особенно существенные изменения были в период XII—XIII вв., когда в соответствии с новым архи­тектурным стилем менялась форма букв, становилась удли­ненной по вертикали, ломаной, угловатой. Этот тип письма получил название готического. С эпохи Возрождения в боль­шинстве европейских систем письма вернулись к округлой латинице, но в отдельных странах, например, в Германии, сохранялся прежний готический шрифт.

Дальнейшее расширение сферы применения письма и осо­бенно появление книгопечатания способствовали развитию и закреплению различий между двумя основными типами письма — печатным, развившимся на основе уставного и полууставного письма, и рукописным, развившимся из скорописи.

 

ЛИТЕРАТУРА

Ф. Энгельс. Диалектика природы (раздел «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека»).—К. Маркс и Ф. Энгельс Соч., т. 20

Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государ­ства. — К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 21.

Б. И. Ленин. Критические заметки по национальному вопросу. — В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 24.

В. И. Л ен и н. О праве наций на самоопределение. — В. И. Ленин Поли. собр. соч, т. 25.

В. И. Ленин. Нужен ли обязательный государственный язык? — В. И. Ленин. Полк. собр. соч., т, 24,

А. А. Леонтьев, Возникновение и первоначальное развитие языка. М„ Изд-во АН СССР, 1963.

A. Г. С п и р к и н. Происхождение языка я его роль в формировании мышления. — В сб.: Мышление и язык, М,, 1957.

Р. А. Б уд а го в. Проблемы развития языка. М., 1965.

B. М, Жирмунский. Национальный язык и социальные диалекты. Л., 1936.

Б. А. Серебренников. Об относительной самост о я тельности раз­вития системы языка. М„ 1967.

Ю. Д. Дешернев. Закономерности развития и взаимодействия язы­ков в советском обществе. М., 1966.

Вопросы формирования и развития национальных языков. М„ I960.

Вопросы социальной лингвистики. Л., 1969.

Проблемы изучения языковой ситуации и языковой вопрос в странах Азии и Северной Африки. М., 1970,

Русский язык и советское общество. Сопиолого-лингвистическое иссле­дование. Под ред. М. В. Панова. М., 1968 (Введение). Язык и общество. Сб. статей. М., «Наука», 1968.

Д. Дирингер. Алфавит. М, Изд-во иностранной литературы, 1963. 1950 Развитие письма. М., Изд-во иностранной литературы,

В. А. Истрин. Возникновение и развитие письма. М., «Наука», 1965.

 

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие ко второму изданию...... . .III

Предисловие  ............ 3

Глава I. ЯЗЫК КАК ОБЩЕСТВЕННОЕ ЯВЛЕНИЕ

§ 1. Общественный характер языка..... 5

§ 2. Материалистический и идеалистический подход к

языку. Единство языка и мышления ... 9

§ 3. Язык как особая система знаков..... 16

§ 4. Структура языка. Элементы языковой структуры, их

'качественное различие    ...... 18

§ 5. Язык н речь......... 22

§ 6. Языкознание как наука о языке. Методы языкознания 24

§ 7. Связь языкознания с другими науками ... 20

Глава II. ФОНЕТИКА

§ 8. Понятие о звуке речи . . . . ■ • 34

§ 9. Акустическая сторона звука..... 35

§ 10. Работа органов речи. Артикуляция звуков . . 40

| 11. Классификация звуков речи. Гласные и согласные . 47

§ 12. Классификация согласных звуков .... 49

| 13. Классификация гласных звуков  .... 54

§ 14. Фонетическое членение речи ..... 62

§ 15. Ударение, его типы. Интонация .... 65

§ 16. Изменение звуков в речевом потоке .... 69

§ 17. Позиционные изменения звуков. Редукция , 70

§ 18. Комбинаторные изменения звуков .... 74

§ 16, Чередования звуков....... 79

§ 20. Понятие о фонеме  ....... 80

§21. Понятие о системе фонем...... 84

§ 22. Фонетические законы. Исторические изменения зву­кового строя языка....... 89

§ 23. Звуки и буквы. Понятие о фонетической транскрипции 92

§ 24. Орфография и орфоэпия...... 96

§ 25. Экспериментальный метод в изучении звукового

состава языка........ 98

Глава III. ЛЕКСИКА

§ 26. Понятие о слове........ 101

§ 27. Значение слова. Слово и предмет , 103

§ 28. Значение слова. Слово и понятие .... 105

I 29. Значение слова ш лексическая система языка . . 108 § 30. Многозначность слава. Типы лексических значений

слова       ......... 111

§ 31. Пути изменения значений слов..... М5

§ 32. Этимология. Деэтимологизация слова . . .119

§ 33. Омонимы   ......... 122

§ 34. Синонимы и антонимы...... 125

§ 35. Термины и терминология...... 131

§ 36. Понятие о словарном составе языка . . .134

§ 37. Изменение словарного состава языка. Утрата слов . 138 § 38. Появление новых слов . . . . . .141

§ 39. Заимствование слов....... 143

§ 40. Калькирование        ....... 146

§ 41. Интернациональные слова. Отношение к заимство­ванным словам........ 148

§ 42. Понятие о фразеологизмах .      .... 152

§ 43. Типы фразеологизмов...... 157

§ 44. Лексикографии. Типы словарей  .... 161

Глава IV. ГРАММАТИКА.

§ 45, Грамматика как наука о грамматическом строе языка 171 § 46. Понятие о морфеме. Значение морфем . . .176

§ 47, Корень, его значение, структура  .... 178

§ 48. Аффиксы и их типы ....... 181

§ 49. Исторические изменения в составе слова . . .190 § 50. Лексическое и грамматическое значения слова.

Форма слова    ........ 193

§ 51. Основные способы образования новых слов . . 198 § 52.- Основные способы выражения грамматических

значений         ........ 204

§ 53. Понятие об аналитическом и синтетическом строе

языков      ......... 214

§ 54. Грамматические категории   ..... 215

§ 55. Категория падежа....... 220

§ 56. Категория времени....... 224

§ 57. Понятие о частях речи...... 230

§ 58. Части речи и их различия по языкам . . . 236

§ 59. Словосочетание      ....... 242

§ 60. Типы связи слов........ 248

§ 61. Понятие о .предложении...... 253

§ 62. Члены предложения      ...... 258

§ 63. Типы предложения  ,      . . . . . 263

Глава V. ЯЗЫКИ МИРА И ИХ КЛАССИФИКАЦИЯ

§ 64. Многообразие языков мира. Языки и диалекты.

Живые и мертвые языки...... 271

38Э

§ 65. Классификация языков. Типы классификаций . . 275 § 66. Генеалогическая классификация языков . , . 277

§ 67. Индоевропейская семья языков.....284

§ 68. Семито-хамитские языки. Крупнейшие семьи

языков Африки..... . 294

§ 69'. Ибернйско-кавказские языки.....297

§ 70. Уральские и алтайские языки. Палеоазиатские языки 299 § 71. Китайско-тибетская, мон-кхмер, дравидская я другие

семьи языков народов Юго-Востока Азии . . 307 § 72. Малайско-полинезнйекая семья языков. Другие

группы н семьи языков Австралия и Океании . . 310 § 73. Крупнейшие семьи и группы языков коренного на­селения Америки .......313

§ 74. Морфологическая классификация языков       . 316 § 75. Значение морфологической классификации, языков, ее недостатки. Другие попытки типологической класси­фикации языков .......323

Глава VI. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЯЗЫКА И РАЗВИТИЕ ЯЗЫКОВ

§ 76. Проблема происхождения языка. Различные подхо­ды к решению этой проблемы.....329

§ 77. Происхождение языка в процессе трудовой деятель­ности человека........ 333

§ 73. Появление и развитие языков. Языки и диалекты на

ранних этапах развития человеческого общества . 338

§ 79. Образование языков (народностей. Языки и диалекты

при рабовладельческом <и феодальном строе . , 342

§ 80. Развитие национальных языков. Языки и диалекты

при капитализме........345

§ 81. Развитие национальных языков в СССР ... 350

§ 82. Взаимоотношение языков в их историческом развитии 358

§ 83. Развитие языковой структуры.....364

§ 84. Происхождение и развитие письма. Пиктография и

идеография ........368

§ 85. Возникновение фонетического письма, его типы.

Происхождение основных алфавитов .... 374

---

Дата добавления: 2018-11-24; просмотров: 608; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!