ЗЕРКАЛЬНЫЕ МИСТЕРИИ, внеглавье 15 страница
– Да я, вообще-то, женат… – нога больно проехалась по острому камушку, вот я и буркнул невпопад какой-то вздор.
Нату так заколотило в смехе, что она чуть не охнулась с откоса в многоягодное колючее кишение ежевики.
– Эй, принцесса, осторожней! Давай руку!
-
Вот , собственно…
Разве что – ещё одна Мишина песенка:
камень – к камню припадает
камень – камень поднимает
поднимает – и – роняет
умножая камнепад
-
приумножив приукрасив
и воздвигнувшись горами –
осторожно раздвигает
осторожные цветы…
-
…что-то – будет
что-то – было
что-то – вовсе позабыто
камень – камнем прорастает
и цветами
и травой
-
ничего он вам не скажет
|
|
|
но поднимется с рассветом
над любою головою
то ли – тенью
то ли – сном…
-
––––––––– - –––––––––– - –––––––––––– - –––––––––––
Эпилог
Шёл снег. Он беспечально и незаметно ложился на лапы высоких елей, на исхудалые строгие зонтики сухих трав, на истоптанную – в мелких ворсинках хвороста – прогалину прикостровья…
Мы с Мишей долго сидели у огня. Молча. Среди огромных, распрямивших спину деревьев, среди ровных плотных и непрозрачных лоскутков неба над нашими головами – молчалось легко и просто… молчалось раздольно, многоречиво…
Нигде, как только зимой, у костра, – чай не бывает ближе… загадочнее… откровенней… Терпкий душистый излёт аромата, соединяющий обоняние с мечтой, приближающий мечту к Дороге, на обочине которой ты остановился и развёл костёр.
Оскользь иззябших пальцев по горячей гладкой эмали жестяной кружки… проседающий – синий-синий – пар тишины над крохотным кипятковым озерком…
…В нас с Мишей желание испить чаю проявилось одновременно, без какой бы то ни было взаимной оговорённости или упрежденья. Я встал, и, взяв котелок – отправился к недалёкому, метрах в двухстах, тонкоструйному, из-под обмерзи – теплящемуся едва, родничку. Пока с трогательной, колокольцево-грохотной неспешностью вода укладывалась в котелок, – меня потянуло что-нибудь написать на просторном и чистом снежном листе.
|
|
|
Я поднял лежащую рядом короткую веточку и стал аккуратно вдавливать штрихи и окружья в груды сверкающих снежинок… Штрихи и окружья соединились в слова:
«меньше всего на свете верят именно в то, во что больше всего на свете хотели бы верить»…
И, ухватив наполненный доверху котелок за дужку, я тихонько побрёл по сугробам, стараясь несомое не расплескать… Я тихонько побрёл, размышляя о только что – неизвестно к чему – написанном…
Вошёл к костру. Миша улыбнулся, заботливо отряхнул с моего одеяла-сиденья снег и стал формировать из пылающих углей затон-лежбище для кипячения воды.
Усевшись, я почти сразу заметил на чуть диагональной, чуть выпуклой плоскости соседствующего со мной сугроба – буквы… слова… надпись…
– Мне захотелось сделать крестцовую поперечину к тому, что ты писал у ручья, – Миша посмотрел на меня с немножечко озорной грустью. Шмыгнул носом. – Вот только видишь ли, маэстро, если налетит вьюга – она может скосить пришедшее через нас в икс… А? Как ты думаешь?
|
|
|
– Ничего. Поправим…
– Думаешь…? Ну что ж, может, оно и так. Может, и так…
Когда чай подоспел, и подоспело время пить чай, – я нацедил себе полную кружку, поёрзал, усаживаясь поудобней, и – ещё раз – перечитал сделанную Мишей надпись:
«тот, кто вынужден обернуться, чтобы разглядеть желанное за своей спиной – вряд ли это желанное увидит, даже если оно и впрямь за его спиною»…
Всеволод Сергеевич Шмаков, Тула, апрель, 2005 год
О К О Н Ч А Н И Е П Е Р В О Й К Н И Г И
приложение:
Предисловие к приложению
Миша – к написанию книги – поставил мне только одно условие: когда рукопись первой части будет перепечатана, – достать наугад из шкафа, где я храню свои бумаги, первое что под руку попадётся и сделать это – первопопавшееся – приложением… Я обещал.
|
|
|
Вытащилось 4-е МНОГОГОЛОСЬЕ…
-
1
Теперь, я полагаю, нужно пояснить, что это за «4-е МНОГОГОЛОСЬЕ». Право же, стоит:
…Два года назад, во время одного из брождений по тульскому подземью, Миша привёл меня к странному и удивительному месту: к яме…
Маленькая комнатка, как бы провисшая посреди огромных, комковато-коряжистых галерей; мощёный буроватым кирпичём пол; в центре комнаты – неровным кольцом, около метра в диаметре – выбоина-яма.
Поначалу казалось, что яма неглубока и только фосфоресцирующий лёгкий парок на её дне обманывает глубиной. …Но – Миша ушёл, а я – остался, и смотрел, смотрел… Всё быстрее, всё провальней распахивалась, раскрывалась передо мной глубина, покуда не обратилась вовсе – бездонностью. И оттуда – из ниоткуда, – просыпая из себя изобилие неисчислимое цветов и форм, заклубилось – раскукливаясь, дыша – нечто.
…Выплеснулось из ямы, наполнило комнату; наполнилось ею, – разбросав-развеяв по-во-повсюду, в ярконасыщенном прикосновении ко всем чувствам, многоголосье-пение-говоренье…
Что это, кто это – в более конкретном изъяснении, – о том особо и отдельно. …Позже, я назвал данное явление-сущность Сиюминутным Очевидцем.
Вернувшись домой, – на неделю засел над тетрадями; через семь дней появилось десять маленьких витражных романов, под общим названием: «МНОГОГОЛОСЬЕ, из Дневника Сиюминутного Очевидца».
4-й витражный роман и вытащился как приложение… и, думается, Миша знал об этом.
2
4-е МНОГОГОЛОСЬЕ довольно отчётливо – мерцанием, проливью, бликами – выражено как разомкнутый пульсар, метафиксация. …О, разумеется, не для каждого! Ленивая душа лишь скользнёт по краешку понимания, лишь оскользнётся и брякнется… захнычет, обидится, вознегодует… насупится… Нет, не для каждого, но – каждому. Каждому-каждому. Всем.
Это – витраж из разноцветных стёклышек, спелёнутых одной рамой. Синее стёклышко – и небо наполняет всякую травинку, всякий обмельк крылатой мелюзги, краеугольность всякого шага… Зелёное стёклышко – шорох ветра, трепет далёких древесных линий, тяжесть времени и плодов… Жёлтое… – жёлтое! – о!.. Следом – алый, лиловый, лазурный… И белый, конечно же… и, конечно же, чёрный…
Это – призрачный, но явственный, монолит-дыхание: горсточка тающих слов, пронизанная единым ритмом, как бессчётная водяная капель пронизывается-связывается течением – в реку… в океан… в истовое лопотанье дождей…
Вот вам совет: нырните. Вбулькнитесь, намокая повсюду и промокая насквозь, в главы, в слова… в кружение слов и глав… Станьте ими. Преобразитесь.
Так:
Вчитайтесь:
…мельканье… мельканье… мельканье… Но – вот: промелькнуло что-то родное, близкое… Осознайте… Перечитайте ещё раз эту главу, этот ломтик главы, этот ломтик ломтика… и ещё раз... ещё… – выделив и запомнив ключевые слова, фразы, образы… Закройте книгу. Примите удобное – не конфликтующее с внешним и внутренним пространством – положение, закройте глаза, расслабьтесь, дышите спокойно и ровно. …Так: эмоции, мысли, заботы, желания – теряют отчётливость… расплываются… уходят… Ваше трепетное сиротливое «я» наполняется-пропитывается сиянием… глубиной… покоем… Вы – чистый лист бумаги, не тронутый ни буковкой, ни знаком, ни даже малейшим намёком на присутствие начертательного дыхания: чистый-чистый, белый-белый, несказанный… А дальше… дальше – позовите собой-в-себя тот ломтик витражного романа, который вы очувствовали, который вы узнали и приняли как что-то родное… близкое…
Эй, зовите! – красками, звуками, запахами! – всем-всем-всем! Соединитесь, неразрывно и прочно. Будьте.
Потом – хлынет-постучится всё МНОГОГОЛОСЬЕ. Гомоном, цветами, печалями, смехом войдёт оно… памятью и любовью… долгожданностью… тишиной…
-
Да… Но: проходит какое-то время – вы встряхиваетесь. Вы возвращаетесь-жмётесь к суете, к дребезжащим ритмам, к тяготам и кручинам. …Но: вы возвращаетесь чуточку иными. И, возможно, скользнувший по вашему плечу Солнечный Зайчик с удивлением и ошарашенностью – с восторгом! – разглядит где-то там, где-то совсем близко к поверхности вашего бытия заливистую смешливость лугового цветка, радужные оттенки стремительного ласкового сердечка морской волны, зябкость взмывших к звёздам ладоней…
Это так здорово!
Это так просто…
––––––––– - –––––––––– - –––––––––––– - –––––––––––
МНОГОГОЛОСЬЕ
Крошечный витражный роман
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 164; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!