Западная Римская империя Восточная Римская империя 3 страница
Бесспорно, здесь получило место столкновение двух принципиально противоположных научных позиций. П. В. Безобразов без преувеличения может быть назван представителем прогрессивного направления исторической науки, Юлиан Кулаковский — представителем традиционной, «собирательно-компилятивной», «позитивистской» школы, которая, к слову сказать, до сих пор себя не изжила (скажем, в архитектуроведении). Но это, разумеется, вовсе не повод для учиненного Безобразовым «ученого надругательства».
Юлиан Андреевич, прочитав рецензию, конечно, оскорбился. В письме В. Э. Регелю, редактору «Византийского временника», от 11 ноября 1913 г. он написал: «Мне было очень горько читать про свое произведение такой жестокий и грубый отзыв в специальном издании по византиноведению. Я сначала пал духом и молчал. Отвечать Безобразову ввиду его грубости и резкости я не хочу. За некоторые поправки я ему должен быть благодарен, и в своем экземпляре поправил в трех местах свой текст. А что касается до метода, то я обратился к Marquardt’y в Берлин и получил от него очень ученый ответ, который начинается так: “Rufen Sie Ihren Kritikern nur so: si tacuisse!.. [“Крикните Вы Вашим критикам только: да, летопись!” (нем., ит.)]”. Позволю себе прибавить, что мне кажется, что резкость в отзывах допустима только тогда, когда оказывается налицо научная недобросовестность, которой Безобразов не пытался доказывать. А если ему не нравится самый способ изложения по источникам, то это не дает ему еще права глумиться [так,] как он сделал. Хотя Безобразов свободен в своих суждениях, но ведь он выступает в журнале, который может иметь свой взгляд на то, что допустимо в отношении своих сотрудников, каковым являюсь и я»[33].
|
|
|
После этого эпизода Юлиан Андреевич в «Византийском временнике» опубликовал только одну статью (1914, т. XXI).
В связи с возгласом Дж. Марквардта (J. Marquardt) стоит упомянуть о достаточно высокой оценке первого тома «Истории Византии» таким видным византинистом, как Луи Брейе (Louis Brehier), учеником Ш. Диля, к которому после смерти учителя перешла, по выражению Г. Л. Курбатова, «ведущая роль во французском византиноведении» и который продолжал «развивать традиции эволюционистской школы... Его “синтетическая” история Византии представляла собой обзор внутри- и внешнеполитической истории с упором на воздействие внешних факторов, а внутри — на эволюцию социальной структуры общества»[34]. Луи Брейе опубликовал рецензию на первый том «Истории Византии» Кулаковского во влиятельном журнале Французской академии наук «Journal des Savants»[35]. В предисловии ко второму изданию первого тома, подписанном 15 февраля 1913 г., Кулаковский дает краткий ответ на замечания Брейе, содержавшиеся в рецензии. «Общая концепция моего труда осталась прежней, и те широкие требования, которые развернул передо мной мой уважаемый рецензент, французский профессор Louis Bréhier... я должен был оставить в стороне как превышающие мои силы. Установить органическую связь истории Византии с историей эллинистического Востока, а не только с римскими государственными началами, унаследованными Византией и давшими политическое единство восточной половине империи, — задача непосильная для труда одного человека. Таким же трудноосуществимым требованием я готов считать и использование в историческом изложении археологических памятников, которые изучаются специалистами по истории искусства. Смею надеяться, что мое изложение исторических судеб Византии, основанное почти исключительно на литературном материале, дошедшем до нас от древности, имеет свое право на существование и может оказаться полезным»[36]. Нельзя не согласиться с резонностью такого ответа.
|
|
|
В связи с благожелательной оценкой западных ученых хочется обратить внимание на одну любопытную особенность.
На первый том с довольно резкой критикой обрушился А. А. Васильев, на второй — П. В. Безобразов, которые к моменту выхода этих книг занимались — и довольно плодотворно — частными вопросами истории Византии, продолжая традицию, тон которой задал академик В. Г. Васильевский.
|
|
|
А. А. Васильев почему-то только в 1917 г. смог выпустить в свет первый том «Лекций по истории Византии», П. В. Безобразов — кроме безусловно изящных (хотя и подвергавшихся некоторому методологическому порицанию со стороны византинистов) «Очерков византийской культуры» (1919), магистерской диссертации о Михаиле Пселле[37] да нескольких публикаций в «Византийском временнике», почти ничего значительного в области византиноведения не оставил (имел ли он моральное право на суровую критику трудов Кулаковского, если сам не был на создание таковых способен, — другой вопрос).
Почему же академик Ф. И. Успенский, «по слухам» готовивший в течение четверти века общую историю Византии и только в 1913 г. выпустивший ее первый том, как и Кулаковский, доведя его до 717 г., до «иконоборческого» времени, — никак не откликнулся на выход в свет трехтомника Юлиана Кулаковского? Не потому ли, что не знал, с какой стороны ему следует ждать критики в собственный адрес? В предисловии к первому тому «Истории Византийской империи» Ф. И. Успенский пишет, что он не конкурирует и не пытается заменить «изданные истории Византии», однако питает «заветную мысль дать соотечественникам цельную систему в такой области, которую счита[ет] наиболее важной после отечественной истории»[38]. Поскольку никаких иных «историй Византии», кроме «Истории Византии» Юлиана Кулаковского, к 1912 г. в России издано не было, Успенский имеет в виду, конечно, труд Кулаковского. Ф. И. Успенский — единственный из российских византинистов — оказался наиболее тактичным и толерантным «критиком» в оценке труда Юлиана Андреевича: мог ведь обратить «пристальное» внимание и найти слово порицания, но не сделал этого, понимающе промолчав.
|
|
|
Невольно приходит на ум эпизод из времен Юлиана Отступника. Когда Тертулл, префект Рима, читал в курии посланную Юлианом в сенат обличительную речь против императора Констанция, высшая знать выразила свое благородство, а уж потом и верность императору в ставшей знаменитою фразе: «Auctori tuo reverentiam rogamus» — «Предлагаем [Юлиану] с уважением говорить о своем благодетеле»[39]. Ни в коей мере не проводя параллель между Федором Успенским и римским сенатом (и тем более — между Юлианом Кулаковским и императором Констанцием), хотелось бы обратить внимание читателя на научное благородство почтенного академика. Успенский доподлинно знал, какого труда стоит написать «общую историю Византии». И гораздо корректнее и честнее, нежели объемистые рецензии Васильева и Безобразова, звучит фраза Успенского: «Что же касается практической постановки изучения Византии и популяризации византийской истории среди большой публики, в этом отношении сделано весьма мало. И трудно ожидать, чтобы в ближайшем будущем изменились к лучшему неблагоприятные обстоятельства. У нас нет научной византийской школы и, по-видимому, глохнут и византийские традиции»[40]. «Мы, — продолжает ученый, — отправляемся в изложении византийской истории не от определенной даты, а от истории образующих византинизм составных элементов»[41]. Эта задача намного отличалась от той, которую ставил перед собой Кулаковский, но от этого услуга, оказанная последним российскому византиноведению, согласитесь, меньше не становится.
И еще. Если брать смелость качественного, содержательного сопоставления «Истории Византии» Ю. А. Кулаковского и «Истории Византийской империи» Ф. И. Успенского (а такое сопоставление, вероятно, совершить необходимо), невольно посещает желание соизмерить первый труд (вслед за П. В. Безобразовым) с хроникой, с историями Феофилакта Симокатты или Малалы, в то время как второй — с добротной исследовательской монографией об этих хрониках. Оба труда с их тематической стороны посвящены одному и тому же, но книга Кулаковского — хроника византийских событий (до начала VIII в.), ярко и образно написанная, не лишенная, конечно, недосмотров, недочетов и даже «лжетолкований» (как всякая хроника), а книга Успенского — научная монографическая работа, с одной стороны, как бы учитывающая негативные стороны работы Кулаковского (благо том «Истории...» Успенского вышел в свет, когда «История...» Кулаковского насчитывала уже два тома), с другой, — всячески избегающая хроникальности изложения, но так и не могущая до конца от нее избавиться. Тем эти «Истории...» разнятся, что взаимно дополняют друг друга, — и то, что присутствует в одной, подвергнуто тщательному разбору в другой — на ином уровне и в иной научной манере. С этой точки зрения трехтомник Ю. А. Кулаковского не что иное, как последняя византийская хроника, созданная через несколько веков после того, как Константинополь перестал быть Константинополем, а Ромейская империя стала называться «Византией» [42], «расположившись» на турецкой территории. Потому критерии ее оценки тоже должны быть специфическими, то есть — хроникальными.
«Византийская хроника» Юлиана Кулаковского уникальна, другой такой в русской науке нет. Многотомник Федора Успенского, включая также позднейшие, посмертно вышедшие «Очерки из истории Трапезундской империи» (Л., 1929), — первая современная монография о византийской культуре и истории[43].
На второй и третий тома «Истории...» Кулаковского, кроме А. А. Васильева и П. В. Безобразова, отозвался также профессор Казанского университета С. П. Шестаков. Две доброжелательные рецензии, в которых основное внимание было уделено полезному указанию неточностей и опечаток, появились в «Журнале Министерства народного просвещения»[44].
В рецензии С. П. Шестакова на второй том «Истории...» отмечается, что рецензент считает долгом «после тщательного ознакомления с нею, признать в ней труд весьма ценный и солидный, который выиграл бы еще более, если бы автор внес в него, в некоторых местах, изложение своих общих взглядов на некоторые специальные вопросы византийской истории и их обработку в ученой литературе. Не сомневаемся, что обильный материал, особенно по истории внешних отношений империи, также религиозной ее жизни, содержащийся в обширных томах Истории Византии, будет не раз использован позднейшими исследователями в этой области. Пожелаем уважаемому автору той неутомимой бодрости в продолжении его обширного труда, с какою он обработал и издал два первые его тома»[45]. В рецензии на третий том — та же благосклонная интонация: «В несомненную заслугу автору этого обширного труда по истории Византии должно поставить самостоятельное изучение, проверку и оценку источников как летописных, так и агиографических, церковно-исторических, юридических, как греческих, так и западных и восточных»[46]. И далее, в заключение: «Общее впечатление, какое оставляет у нас книга, впечатление большого и серьезного ученого труда, который внушает уверенность, что и последующие томы Истории Византии способны будут служить путеводной звездой в трудной области источниковедения по этому предмету и будут основаны на том же прочном материале, на котором зиждутся ее первые три тома. Такой характер труда придает ему самостоятельное и важное значение в ряду других капитальных общих и частных пособий по византийской истории. Сопоставляя третий том с первыми двумя, нельзя не признать, что качества основательности и полноты знакомства с источниками разнообразного происхождения и разнообразных свойств делают его в особенности удачным. Пусть же русская историческая наука продолжает обогащаться новыми томами Истории Византии в почет ей и автору, в пример неслабеющего с летами увлечения наукой и трудовой энергии для младших поколений»[47]. Ныне стоит утверждать, что предсказания С. П. Шестакова сбываются, тому подтверждение — новое переиздание трехтомника для «младших поколений». По научному духу отзывы С. П. Шестакова, конечно, ни в какое сравнение не идут с теми, которыми почтили «Историю Византии» А. А. Васильев и П. В. Безобразов. Следует заметить также, что и сам Сергей Петрович трудился над составлением истории Византии (в лекционном жанре): в 1915 г. появился первый том его «Лекций по истории Византии», обнимающий время с 395 по 800 год. Том второй (с 800 по 1081 г.) и третий (с 1081 по 1261 г.), как указывал Ю. А. Иванов в 1926 г., «совершенно законченные... лежат у него в рукописи уже около 10 лет»[48].
И если А. А. Васильев позже раскаивался, что дал слишком резкую рецензию, а памфлет П. В. Безобразова (исключая указания на неточности и ошибки) может быть частично выпущен из внимания в силу внутренней противоречивости, — остается признать, что в целом труд Юлиана Кулаковского, столь удививший русский византиноведческий мир, был принят благосклонно. Да к тому же сам Васильев не слишком далеко ушел в собственных штудиях истории Византии от той описательности, каковая им была столь настойчиво инкриминирована Кулаковскому: «Являясь по существу последним представителем русской дореволюционной школы византиноведения, Васильев в то же время отошел от многих достижений представителей этой школы в области методологии. Для него, например, характерно отсутствие какого бы то ни было интереса к социально-экономической тематике, столь ярко выраженного у его предшественников, пристрастие к описательности и т. д.», — указывал И. П. Медведев[49]... Может, потому Васильев изменил мнение о труде Кулаковского, выраженное в его «Лекциях...», что сам недалеко ушел в изложении византийской истории от описательности, и гак же как Юлиан Андреевич, избегал проблемных моментов, которые им либо только называются, отодвигаясь на второй план, либо описываются внешне.
Завершая наш обзор рецензий на трехтомник «Истории Византии», остановимся на некоторых хронологических подробностях.
Как известно, предисловия к большинству книг (вплоть до конца 30-х гг.) писались в последнюю очередь, — когда основной текст был уже набран и вычитан в корректуре. Именно потому в преимущественном большинстве изданий в отношении введений и предисловий (включая титульную страницу и оглавление) была принята практика пагинации их римскими цифрами. В российских типографиях это было делом общеупотребительным. Так, предисловие к первому изданию первого тома «Истории Византии» было датировано 11 мая 1910 г., как пометил Кулаковский, — в день Natalicium Novae Romae, «подарок к дню рождения Нового Рима», Константинополя (330 год). Предисловие ко второму изданию этого тома — 15 февраля 1913 г. «Первый том моей Истории Византии, — указывал автор, — разошелся в первый же год после выхода в свет. Это обстоятельство дало мне смелость подумать
о втором издании, которое являлось для меня весьма желательным, потому что налагало на меня обязанность тщательно пересмотреть свой текст и устранить из него те погрешности и недочеты изложения, а кое-где и прямые ошибки, какие в нем оказались. За указание некоторых из них я должен принести благодарность моим рецензентам, другие нашел я сам после издания моей книги». Здесь же Юлиан Андреевич выражает благодарность «за некоторые добрые указания и советы... уважаемым коллегам профессорам П. К. Коковцову, С. П. Шестакову, И. Г. Турцевичу и Б. В. Варнеке»[50]. Первое издание 1996 г., предпринятое издательством «Алетейя», тоже быстро исчезло с книжных прилавков.
Ко второму тому «Истории...» Кулаковский, как бы отвечая на замечания рецензентов, предпосылает 8-го ноября 1911г. такое вступление: «Выпуская ныне в свет второй том Истории Византии, позволяю себе предварить читателя, что я, как и в первом томе, старался дать по возможности полную и цельную картину последовательного хода судеб государства на основании непосредственного изучения материала источников»[51]. Предисловие к третьему тому, подписанное 1-м апреля 1915 г. (когда Юлиан Андреевич овдовел[52]), начинается аналогично: «Как продолжение начатого труда, этот том обработан по тому же плану, как два предшествующие: моей целью было представить последовательную, точную в хронологическом отношении и по возможности полную картину жизни империи на основании непосредственного изучения свидетельств источников на уровне современной разработки материала, как она дана в монографиях, относящихся к этому периоду, а также в многочисленных исследованиях по отдельным частным вопросам»[53]. Пожалуй, только в последнем томе Ю. А. Кулаковский дает себе труд точно сформулировать задачу работы, чего он не сделал — по неясным причинам — в предыдущих томах.
Расходы по изданию трехтомника в значительной степени принял на себя Императорский университет св. Владимира, причем в отношении первого тома — полностью, в отношении последующих — на две трети. Вероятно, покрытие типографских расходов на оставшуюся треть, как это имело место и с переводом «Res gestae» Аммиана Марцеллина, Кулаковский осуществлял из своего кармана, благо профессорский доход вполне это позволял.
О судьбе рукописи четвертого тома, на существовании которой настаивали многие, интересное замечание находим в примечаниях А. Г. Грушевого к первому тому переиздания «Истории Византийской империи» А. А. Васильева. Грушевой пишет, что «в соответствующем месте исходной русской версии [Лекции по истории Византии. Пг., 1917. Т. 1. С. 253] есть несколько слов, очень важных для истории науки. А. А. Васильев в 1917 году писал о выходе четвертого тома “Истории Византии” Ю. А. Кулаковского как о само собой разумеющемся событии: “Не вышедшие еще второй том Истории Ф. И. Успенского и четвертый том Ю. А. Кулаковского должны будут начинаться именно с эпохи императоров-иконоборцев”. Сопоставление в этой фразе вероятности появления очередных томов сочинений Ф. И. Успенского и Ю. А. Кулаковского может свидетельствовать, что Кулаковский не просто намеревался написать четвертый том своей истории, но и в какой-то мере пытался этот проект осуществить. Как известно, обобщающая работа Ю. А. Кулаковского в своем воплощенном варианте состоит из трех томов. В то же время известно, что первая половина второго тома “Истории Византийской империи” Ф. И. Успенского была в конце концов опубликована в 1927 году. Приходится признать, что это, видимо, единственное свидетельство современника о научных планах и намерениях Кулаковского. К сожалению, проверить сообщение Васильева практически невозможно, ибо архив Кулаковского не обнаружен»[54]. Если вспомнить сообщение А. И. Соболевского в некрологе Кулаковского о работе над четвертым томом, то действительно, свидетельства на этом иссякают. Однако надежда на обнаружение рукописи (ведь «рукописи не горят») не должна быть оставлена: по непроверенным данным, рукопись этого тома в 1921 г. была вывезена старшим сыном Юлиана Андреевича — С. Ю. Кулаковским — в Варшаву и может храниться в архиве Варшавского университета.
На этом остановим изложение истории создания «Истории Византии», оговорив, что, читая в университете курс истории Византии (скажем, в весеннем семестре 1916 г.), Юлиан Андреевич рекомендовал свой труд вниманию студентов в качестве пособия. Не стремясь к апологетике сделанного Кулаковским в «Истории Византии», положа руку на сердце, заметим, что сочинение этого труда было для Юлиана Андреевича своего рода шагом назад по сравнению с блестящими по методологии работами по истории Рима (кандидатской, магистерской и особенно докторской диссертациями). Понятно, что одному человеку вообще трудно за короткое время написать (от руки!) тысячи ярких страниц какой-либо хроники или летописи. Это тем более приходится признать верным, если речь заходит о хронике византийской истории. Среди этих тысяч страниц наверняка попадутся в литературном отношении страницы серые, проходные, невыразительные. Есть они и в сочинении Кулаковского: с трудом иногда пробираешься сквозь перечисление имен и событий, на которых нет акцента.
Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 210; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!