Развитие зафиксированных смыслов. 9 страница



David Berliner. I think I suffer from bookimia (in French: boulivrie). Buying books compulsively that lead to a withdrawal from social life, far too much money spent on books and a dramatic lack of space. Is it serious, doctor?

Mikhail Pristalov Уже не обо мне (хотя слово хорошее). С книгами у меня было связано много чисто физиологических действий и сцен. Которых почти совсем не осталось. Поход в магазин (как правило, многочасовой). Блуждание между полками. Тревожные взгляды на стопки уже отложенных книг другими («Мерзавцы наверняка забрали моё!»). Поиск (перебор, перекладывание, откладывание, «взвешивание»). Самые приманчивые при этом как раз сперва откладываются, а листаются в последний черёд. Какое-то странное «ощупывание» и «надкусывание» того, что в книге: выхваченные фразы, библиографические ссылки и примечания, внезапные примеры. Досада при полном безрыбье. Счастье при тяжёлом улове. Волнение при дорогом трофее. Отмывание от секондской пыли. Срывающееся в чтение случайных страниц. Поиск должного соседства в книжном шкафу. Прекрасно, когда книга смыкает только ей видимую брешь на полке. А чтение ведь и вовсе отдельно! Оно должно описываться в большой «физиологической» поэме!

Вадим Михайлин, Галина Беляева. «По приютам я с детства скитался»: «перековка» беспризорников в советском кино. Сквозь историю советского кино едва заметной пунктирной линией проходит один весьма занятный микрожанр: фильмы о перевоспитании бывших беспризорников в «закрытых» советских учреждениях.

О чем жалеют старики на пороге вечности | Русская смерть (http://russdeath.ru/rodina/stariki.html). «Несколько лет я помогала одиноким старикам. Сегодня мне даже трудно сказать, кто получил от этого больше пользы». RUSSDEATH.RU|BY ИМЯ АВТОРА. Вот о чем чаще всего жалеют бабушки и дедушки:

Они родили слишком мало детей

«Я сейчас так жалею, что мы тогда не родили дочке братика или сестричку. Жили мы в коммуналке, впятером в одной комнате с моими родителями. И я думала – ну куда еще одного ребенка, куда? И эта спит в углу на сундучке, потому что даже кроватку поставить негде. А потом мужу по служебной линии выделили квартиру. А потом – другую, побольше. Но возраст был уже не тот, чтобы рожать».

«Сейчас думаю: ну вот почему я не родила даже пятерых? Ведь все было: муж хороший, надежный, добытчик, «каменная стена». Работа была, детский сад, школа, кружки… Всех бы вырастили, подняли на ноги, в жизни устроили. А мы просто жили как все: у всех ребенок один, и у нас пусть будет один».

«Видела, как мой муж нянчится со щенком, и подумала – а ведь это в нем нерастраченные отцовские чувства. Его любви на десятерых бы хватило, а я ему родила только одного…»

Они слишком много работали

Второй пункт часто связан с первым – многие бабушки вспоминают, что в молодости делали аборты из опасения потерять работу, квалификацию, стаж. В старости, оглядываясь на прожитую жизнь, они просто ума не могут приложить, зачем за эту работу держались – часто неквалифицированную, непрестижную, скучную, тяжелую, низкооплачиваемую.

«Работала я кладовщицей. Все время на нервах – вдруг недостачу обнаружат, на меня запишут, тогда – суд, тюрьма. А сейчас подумаю: и зачем работала? У мужа-то хороший оклад был. А просто все работали, и я тоже».

«Тридцать лет я проработала в химической лаборатории. Уже к пятидесяти годам никакого здоровья не осталось – потеряла зубы, желудок больной, гинекология. И зачем, спрашивается? Сегодня моя пенсия – три тысячи рублей, даже на лекарства не хватит».

Они слишком мало путешествовали

В числе лучших своих воспоминаний большинство пожилых людей называет путешествия, походы, поездки.

«Помню, как мы еще студентками поехали на Байкал. Какая же там неземная красота!»

«Мы на целый месяц отправились в круиз на теплоходе по Волге до Астрахани. Какое же это было счастье! Мы были на экскурсиях в разных исторических городах, загорали, купались. Посмотрите, я до сих пор храню фотографии!»

«Помню, как мы приехали к друзьям в Грузию. Каким же мясом нас угощали грузины! У них было совсем не такое мясо, как у нас, из магазина, замороженное. Это было парное мясо! А еще нас угощали домашним вином, хачапури, фруктами из своего сада».

«На выходные мы решили поехать в Ленинград. У нас тогда машина была еще двадцать первая «Волга». Семь часов за рулем. Утром сели завтракать в Петродворце на берегу Финского залива. А потом заработали фонтаны!»

«В Советском Союзе ведь были дешевые авиабилеты. Почему я тогда не съездила на Дальний Восток, на Сахалин, на Камчатку? Теперь уже никогда эти края не увижу».

Они покупали слишком много ненужных вещей

«Видишь, дочка, ковер на стене висит? Тридцать лет назад за ним записывались в очередь. Когда ковры давали, муж был в командировке, я одна его на своем горбу тащила с Ленинского проспекта на «Три вокзала», а потом на электричке в Пушкино. И кому сегодня этот ковер нужен? Разве что бомжам вместо подстилки».

«Видите, у нас в буфете стоит немецкий фарфоровый сервиз на двенадцать персон. А мы даже никогда в жизни из него не ели-не пили. О! Давайте возьмем оттуда по чашке с блюдцем и выпьем из них чаю, наконец. И для варенья розетки выберите самые красивые».

«Мы с ума сходили по этим вещам, покупали, доставали, старались… А ведь они даже не делают жизнь комфортнее – наоборот, они мешают. Ну зачем мы купили эту полированную «стенку»? Все детство детям испортили – «не трожь», «не поцарапай». А лучше бы стоял тут самый простой шкаф, из досок сколоченный, зато детям можно было бы играть, рисовать, лазать!»

«Купила на всю зарплату финские сапоги. Мы потом целый месяц питались одной картошкой, которую бабушка из деревни привезла. И зачем? Разве кто-то когда-то стал меня больше уважать, лучше ко мне относиться из-за того, что у меня сапоги финские, а у других – нет?»

МИТЬКОВСКИЕ ПРОЕКТЫ – Дмитрий (Митрич) – Jimdo (http://artdrozd.jimdo.com/%D0%BC%D0%B8%D1%82%D1%8C%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5-%D0%BF%D1%80%D0%BE%D0%B5%D0%BA%D1%82%D1%8B/).

Историческая антропология и социальные науки - Кром ... (www.countries.ru/library/antropology/krom/hasc.htm):

Книга Дарнтона состоит из шести очерков, но я остановлюсь на первых двух, поскольку именно они дали основную пищу для дискуссии. В первой главе, названной «Крестьяне рассказывают сказки: смысл Матушки Гусыни», автор пытается через анализ сказок проникнуть в «ментальный мир» французских крестьян. Дарнтон обращает внимание на то, что оригинальные французские сказки, записанные фольклористами в прошлом веке, сильно отличаются от тех вариантов, которые читают детям теперь. И главное отличие заключается не в тех или иных деталях, а в удивительной жестокости этих народных сказок. Размышляя о причинах такой жестокости, Р. Дарнтон указывает на суровые реалии крестьянской жизни при старом порядке, в XV – XVIII вв.: голод, высокую смертность, нужду. Это был мир непосильного труда и постоянного недоедания, мир мачех и падчериц, мир, в котором дети казались обузой, лишними ртами. Неудивительно, что эти мотивы нашли отражение в фольклоре. Сравнивая французские сказки с немецкими и английскими, Дарнтон приходит к выводу о наличии у первых особого культурного стиля, который, в свою очередь, отражает особенности национальной ментальности. «Французскость существует (Frenchness exists)», – утверждает автор. Сказки показывали, как устроен мир и как следует вести себя, чтобы выжить. Они не воспевали христианские добродетели, а, скорее, поощряли хитрость и плутовство (символом этих качеств может считаться Кот-в-Сапогах). И этот особый французский «культурный стиль», настаивает автор, не менялся в течение столетий: нынешний француз так же старается обмануть всемогущее государство, как его предок пытался перехитрить местного сеньора.

Второй очерк посвящен эпизоду, давшему название книге, – «Великому избиению кошек на улице Сен-Северин» в Париже. Этот эпизод был рассказан печатником по имени Никола Контa (Contat) в сочинении о нравах типографских рабочих (Anecdotes typographiques), датированном 1762 г. Рассказчик среди прочего вспоминает там о «забавном» происшествии более чем двадцатилетней давности, участником которого в юности он сам был: ученики-работники книгопечатни на улице Сен-Северин, которых хозяин плохо кормил, страдали к тому же по ночам от кошачьих «концертов», мешавших им спать; хозяева, напротив, покровительствовали этим животным и кормили их деликатесами: поэтому работники избрали кошек орудием своей мести. Подражая кошачьему мяуканью, они устроили несколько ночных «концертов» прямо над хозяйской спальней и добились от хозяина повеления истребить несносных котов. После этого было устроено настоящее избиение кошек, принявшее вид шутовского судебного процесса над ними; жертвой этой казни стала и любимица хозяйки – серая кошечка. При виде последствий этой расправы хозяин пришел в ярость, хозяйка – в отчаяние, работники же залились веселым смехом. Впоследствии они не раз еще вспоминали эту «забавную» (по их мнению) сцену, представляя в лицах ее участников. Приступая к анализу этого эпизода, Р. Дарнтон обращает прежде всего внимание на то, что упомянутая мрачноватая история вовсе не кажется нам смешной. Явное непонимание нами юмора парижских ремесленников XVIII в. свидетельствует о культурной дистанции между эпохами и становится отправной точкой для реконструкции исчезнувшей символической системы. Само происшествие Дарнтон интерпретирует как символический бунт рабочих против произвола хозяев; бунт, форма которого позволила ему остаться безнаказанным. Исследователь ставит «избиение кошек» в один ряд с карнавальными выходками молодежи и с процессиями шаривари. То, что орудием мести были избраны именно кошки, автор считает неслучайным: мучение кошек было широкораспространенным явлением в Европе и составляло часть церемонии шаривари во многих местах. Кошка, кроме того, ассоциировалась с нечистой силой, колдовством и женской сексуальностью. Расправа с любимицей хозяйки, считает Р. Дарнтон, содержала прозрачный намек на то, что жена мастера – ведьма, а он сам – рогоносец. Смех работников исследователь называет карнавальным, «раблезианским». Книга Р. Дарнтона вызвала оживленную дискуссию, продолжавшуюся несколько лет.

В тему:

В дневнике императора Николая Второго есть краткое сообщение: Убил кота.

Митин журнал (www.mitin.com/dj01/memor.shtml):

Вересаев писал (цитируя Гоголя: см. Н.В. Гоголь. Дневник. Рус.Арх., 1902, 1, 551) о Пушкине: «Пушкин всегда ездил на пожары и любил смотреть, как кошки ходят по раскаленной крыше. Пушкин говорил, что ничего нет смешнее этого вида».

«Ярмарка тут в монастыре бывает в девятую пятницу перед Петровками; народу много собирается; и он туда хаживал, как есть, бывало, как дома: рубаха красная, не брит, не стрижен, чудно так, палка железная в руках; придет в народ, тут гулянье, а он сядет наземь, соберет к себе нищих, слепцов, они ему песни поют, стихи сказывают. Так вот был раз, еще спервоначалу приехал туда капитан-исправник на ярмарку: ходит, смотрит, что за человек чудной в красной рубахе с нищими сидит? Посылает спросить, кто, мол, такой? А Александр-то Сергеич тоже на него смотрит, зло так, да и говорит эдак скоро (грубо так он всегда говорил): «Скажи капитану-исправнику, что он меня не боится и я его не боюсь, а если надо ему меня знать, так я Пушкин»».
Дворовый Петр, служивший у Пушкина в кучерах. К.Я Тимофеев. Могила Пушкина и село Михайловское. Журн. Мин. Нар. Просв., 1859, т. 103, отд II, 148

«Март. В субботу на Тверском я в первый раз увидел Пушкина; он туда пришел с Корсаковым, сел с несколькими знакомыми на скамейку и, когда мимо проходили советники гражданской палаты Зубков и Данзас, он подбежал к первому и сказал: «Что ты на меня не глядишь? Жить без тебя не могу!» Зубков поцеловал его». В. Ф. Щербаков. Из заметок о пребывании Пушкина в Москве. Собр. Соч. Пушкина, ред Ефремова, 1905, т. VIII, стр. 111

«Княгиня Вяземская говорит, что Пушкин был у них в доме, как сын. Иногда, не заставая их дома, он уляжется на большой скамейке перед камином и дожидается их возвращения или возится с молодым князем Павлом. Раз княгиня застала, как они барахтались и плевали друг в друга». П. И. Бартенев со слов кн. В. Ф. Вяземской. Рус. Арх., 1888, II, 310

«С 1826 года я довольно часто встречался с Пушкиным в Москве и Петербурге, куда он скоро потом переселился. Он легко знакомился, сближался, особенно с МОЛОДЫМИ ЛЮДЬМИ, вел, по-видимому, самую рассеянную жизнь, танцевал на балах, волочился за женщинами, играл в карты, участвовал в пирах тогдашней молодежи, посещал разные слои общества». Н.В. Путята. Из записной книжки. Рус. Арх., 1899, II, 350

«Как особенность его, рассказывали, что он очень любил общество женской прислуги - экономок, приживалок и горничных. Одна почтенная старушка, некая Наталья Филипповна, прислуга дяди, Алексея Николаевича Вульфа, рассказывала мне, как Пушкин любил вставать рано, и зимой, когда девушки топили печи, и в доме еще была тишина, приходил к ним, шутил с ними и пугал. В обращении с ними он был так прост, что они отвечали ему шутками, называли его «фармазоном» и, глядя на его длинные выхоленные ногти, называли его «дьяволом с когтями»». Ан. Ник. Панафидина. Воспоминания. Материалы Обще-ва Изуч. Тверск. Края. Вып. 6, апрель 1828, стр. 22

«В Екатериноградской станице встретил я Пушкина: Все начало принимать воинственный вид, в ожидании скорого отправления. Пушкин из первых оделся в черкесский костюм, вооружился шашкой, кинжалом, пистолетом; подражая ему, многие из мирных людей накупили у казаков кавказских нарядов и оружия. (:) Пушкин очень любил расписывать двери и стены мелом и углем в отводившихся для ночлега казенных домиках. Его рисунки и стихи очень забавляли публику, но вместе с тем возбуждали неудовольствие и ворчание старых инвалидов-сторожей, которые немедленно стирали все тряпкой; когда же их останавливали, говоря: «Братцы, не троньте, ведь это писал Пушкин», то раз один из старых ветеранов ответил: «Пушкин или Кукушкин – все равно, но зачем же казенные стены пачкать, комендант за это с нашего брата строго взыскивает»». Н.Б. Потокский. Рус. Стар., 1880, т. 28, 577

«В пример милой веселости Пушкина Нащокин рассказал следующий случай. Они жили у Старого Пимена, в доме Иванова. Напротив их квартиры жил какой-то чиновник, рыжий и кривой, жена у этого чиновника была тоже рыжая и кривая, сынишка – рыжий и кривой. Пушкин, для шуток, вздумал волочиться за супругой и любовался, добившись того, что та стала воображать, будто действительно ему нравится, и начала кокетничать. Начались пересылки: кривой мальчик прихаживал от матушки узнать от Александра Сергеевича, который час и пр. Сама матушка с жеманством и принарядившись прохаживалась мимо окон, давая знаки Пушкину, на которые тот отвечал преуморительными знаками. Случилось, что приехал с Кавказа Лев Сергеевич и привез с собой красильный порошок, которым можно было совсем перекрасить волосы. Раз почтенные супруги куда-то отправились, остался один рыжий мальчик. Пушкин вздумал зазвать его и перекрасить». П. И. Бартенев. Рассказы о Пушкине, 33.

В тему:

Здесь по-моему интересный поворот. Потому что наш самый главный культурный герой – Александр Пушкин – в воспоминаниях предстаёт как источник таких моделей поведения, которые нередко шокировали окружающих.

Подумал, что неплохо было бы написать рассказ, в котором разные люди всё время упоминают каких-то странных, встречающихся им персонажей. Которые затем оказываются одним человеком (увиденных как бы с разных социальных ракурсов, изнутри разных культурных контекстов) – Александром Пушкиным.

В. И. Ленин по воспоминаниям его жены Н. К. Крупской охотился на зайцев в Шушенском. «Была осень, пора, предшествующая ледоставу. По реке шла шуга – ледяное крошево, готовое вот-вот превратиться в броню. На маленьком островке спасались застигнутые ледоставом зайцы. Владимир Ильич сумел добраться в лодке до островка и прикладом ружья набил столько зайцев, что лодка осела под тяжестью тушек».

Forbes | С легким паром: как столичные бани становятся сетевыми проектами (http://m.forbes.ru/article.php?id=308155). Мобильный портал Forbes. M.FORBES.RU:

«На пространке» – в темном и строгом, как готический собор, зале высшего мужского разряда Сандунов – стоит негромкий гул. Все места заняты мужчинами в простынях: одни неспешно едят, другие пьют чай с медом, третьи возвращаются из парной – передохнуть и отдышаться. Между рядами скользят банщики, разнося кружки, тарелки, записывая желающих на парение и массаж. Как только уходит одна компания, ее место тут же занимает другая. В разрядах всегда живая очередь, здесь нельзя забронировать места заранее. В чем причина популярности? «В Сандунах мне нравится пар, – говорит Хуснуллин. – Первый раз оказался там лет 25 назад. С тех пор хожу. Мне как человеку, рожденному в СССР, вообще близка тема общественных бань».

Сандуны – старейшие и самые известные бани Москвы. Каменная баня на берегу реки Неглинки была построена в 1808 году придворным актером Силой Сандуновым на деньги – так гласит легенда – от проданных бриллиантов, которые императрица Екатерина II подарила его жене Елизавете. В конце XIX века бани были перестроены: появились холл с позолоченной лепниной и мраморной лестницей в стиле рококо, библиотека с камином, готический зал с мебелью из мореного дерева и витражами, бассейн с ионическими колоннами. В «царь-бани», как называл Сандуны Федор Шаляпин, ходили Чехов, Толстой, Рахманинов, Маяковский (у пролетарского поэта была даже собственная лавочка – сейчас к ней прикручена табличка с надписью: «Здесь мылся человек, шагающий в ногу со временем»).

Личный опыт Александра Мамута, завсегдатая Сандунов: «У нас с друзьями традиция – ходить в Сандуны по субботам. Это лучший способ очищения сознания и организма. Особенно в субботу. Мы с друзьями знаем толк и в вениках, и в правильной поддаче. Еще мы сразу видим новичка, но не шутим над ним долго (в бане мы снисходительны) – наоборот, начинаем учить его банному делу и поведению – например, не перебивать и не разбрасывать вещи. Мы ведем в первом разряде Сандунов содержательные беседы – всегда есть, что обсудить, родина скучать не дает. Некоторые разгоряченные счастливые (не я ни разу) пьют холодное пиво, становясь особенно задушевными. Иногда, в праздничные дни (8 Марта или в День милиции), они же тихонько поют. Остальные пьют – кто из кружки чай с лимоном и медом, а кто – стакан ледяного морса маленькими глотками. Все чистые, тихие и немного сияющие. А я – молчаливый и поумневший. Если кто-то задремлет ненадолго, его никто и не будит – устает человек за трудовую неделю, вот и спит, укрытый простынкой. Пар мы любим с мятой, дышим им глубоко и медленно. После купели мы немного звеним. Мы все – так, зато один из нас – знаменитый ресторатор. С ним все здороваются, даже с голым. Иногда один из нас идет в парикмахерскую (есть в Сандунах и такое). Понятно – собрался куда-то. Стены Сандунов украшены стихами, в основном на рифму «парит – дарит», еще «пар – дар» и менее очевидную – «веник – здоровье». От простой этой поэзии нам становится легче. Конечно, сейчас нас уже поменьше чем раньше, кто-то перестал ходить, а кого-то не стало. Наверное, когда-то кто-то из нас будет в Сандунах один. Не очень-то хочется мне оказаться на его месте».

В Сандунах всегда любили выпить и закусить – кухня приносит до 15% выручки. Пока я разделывался с корюшкой под пиво «Хамовническое» (здесь его подавали еще до революции, недавно при ремонте нашли старую бутылку), соседям несли раков, мясную нарезку, китайские пельмени, лагман – в Сандунах есть русская, узбекская и китайская кухня. «Но мы, конечно, сохраняем наши традиционные блюда – знаменитые сандуновские хачапури, лагман, селедочку под водочку и борщ», – уверяет Пашков. Сандуны осваивают новые рынки: в прошлом году на первом этаже комплекса открыли лавку, где под брендом «Сандуны» продаются самодельные пельмени (340 рублей), вареники с творогом (280 рублей), креветками (460 рублей), белыми грибами (500 рублей), черникой (300 рублей), водка из Смоленска. В этом году Сандуны запустили интернет-магазин – можно заказать доставку продуктов и товаров на дом.


Дата добавления: 2018-04-15; просмотров: 252; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!