Тема в когнитивной психологии 76 страница



Возможность дифференцирования фе­номенального поля и предметных “значи­мых" образов, по-видимому, составляет осо­бенность только человеческого сознания, благодаря которой человек освобождается от рабства чувственных впечатлений, ког­да они извращаются случайными услови-


ями восприятия. Любопытны в этой связи эксперименты с обезьянами, которым на­девали очки, инвертирующие сетчаточный образ; оказалось, что, в отличие от челове­ка, у обезьян это полностью разрушает их поведение и они впадают на длительный срок в состояние инактивности4.<...>

3. Значение как проблема психологии сознания

<...> У человека чувственные образы приобретают новое качество, а именно свою означенность. Значения и являются важ­нейшими “образующими” человеческого сознания.

Как известно, выпадение у человека даже главных сенсорных систем — зре­ния и слуха — не уничтожает сознания. Даже у слепоглухонемых детей в резуль­тате овладения ими специфически челове­ческими операциями предметного дей­ствия и языком (что, понятно, может происходить лишь в условиях специаль­ного воспитания) формируется нормаль­ное сознание, отличающееся от сознания видящих и слышащих людей только сво­ей крайне бедной чувственной тканью5. Другое дело, когда в силу тех или иных обстоятельств “гоминизация” деятельнос­ти и общения не происходит. В этом слу­чае, несмотря на полную сохранность сен-сомоторной сферы, сознание не возникает. Это явление (назовем его феноменом Кас­пара Гаузера) сейчас широко известно.

Итак, значения преломляют мир в созна­нии человека. Хотя носителем значений является язык, но язык не демиург значе­ний. За языковыми значениями скрывают­ся общественно выработанные способы (опе­рации) действия, в процессе которых люди изменяют и познают объективную реаль­ность. Иначе говоря, в значениях представ­лена преобразованная и свернутая в мате-


1 Это дало основание ввести понятие “видимое поле" в отличие от понятия “видимый мир" //
Gibson J. J. Perception of the Visual World. Boston, 1950.

2 См.: Логвиненко А. Д. Инвертированное зрение и зрительный образ // Вопросы психологии.
1974. № 5.

3 См.: Логвиненко А. Д. Перцептивная деятельность при инверсии сетчаточного образа // Вос­
приятие и деятельность. М., 1975.

4 См. Foley J. В. An experimental investigation of the visual field in the Resus monkey // Journal
of Genetic Psychology. 1940. № 56.

5 См.: Мещеряков А. И. Слепоглухонемые дети. М., 1974; Гургенидзе Г. С, Ильенков Э. В. Выда­
ющееся достижение советской науки // Вопросы философии. 1975. № 6.

391


рии языка идеальная форма существования предметного мира, его свойств, связей и от-ношений, раскрытых совокупной обще­ственной практикой. Поэтому значения сами по себе, т. е. в абстракции от их функ­ционирования в индивидуальном сознании, столь же “не психологичны”, как и та обще-ственно познанная реальность, которая ле­жит за ними1.

Значения составляют предмет изуче­ния в лингвистике, семиотике, логике. Вместе с тем в качестве одной из “обра-зующих” индивидуальное сознание они необходимо входят в круг проблем пси­хологии. Главная трудность психологичес-кой проблемы значения состоит в том, что в ней воспроизводятся все те противоре­чия, на которые наталкивается более широкая проблема соотношения логичес­кого и психологического в мышлении, ло­гике и психологии понятия.

В рамках субъективно-эмпирической психологии эта проблема решалась в том смысле, что понятия (словесные значения) являются психологическим продуктом — продуктом ассоциирования и генерализа-ции впечатлений в сознании индивидуаль-ного субъекта, результаты которых закреп­ляются за словами. Эта точка зрения нашла, как известно, свое выражение не только в психологии, но и в концепциях, психологизирующих логику.

Другая альтернатива заключается в признании, что понятия и операции с по­нятиями управляются объективными ло­гическими законами; что психология имеет дело только с отклонениями от этих зако­нов, которые наблюдаются в примитивном мышлении, в условиях патологии или при сильных эмоциях; что, наконец, в задачу психологии входит изучение онтогенети­ческого развития понятий и мышления. Исследование этого процесса и заняло в психологии мышления главное место. До-статочно указать на труды Ж. Пиаже, Л.С. Выготского и на многочисленные со­ветские и зарубежные работы по психоло-гии обучения.

Исследования формирования у детей понятий и логических (умственных) опе-


раций внесли очень важный вклад в на-уку. Было показано, что понятия отнюдь не формируются в голове ребенка по типу образования чувственных генетических образов, а представляют собой результат процесса присвоения “готовых”, историчес-ки выработанных значений и что процесс этот происходит в деятельности ребенка, в условиях общения с окружающими людь-ми. Обучаясь выполнению тех или иных действий, он овладевает соответствующи­ми операциями, которые в их сжатой, иде­ализированной форме и представлены в значении.

Само собой разумеется, что первона-чально процесс овладения значениями про-исходит во внешней деятельности ребенка с вещественными предметами и в симпрак-сическом общении. На ранних стадиях ребенок усваивает конкретные, непосред­ственно предметно отнесенные значения; впоследствии ребенок овладевает также и собственно логическими операциями, но тоже в их внешней, экстериоризированной форме — ведь иначе они вообще не могут быть коммуницированы. Интериоризуясь, они образуют отвлеченные значения, по­нятия, а их движение составляет внутрен­нюю умственную деятельность, деятель­ность “в плане сознания”.

Этот процесс подробно изучался послед­ние годы П. Я. Гальпериным, который выдвинул стройную теорию, названную им “теорией поэтапного формирования ум­ственных действий и понятий”; одновре-менно им развивалась концепция об ори­ентировочной основе действий, о ее особенностях и о соответствующих ей ти­пах обучения2.

Теоретическая и практическая продук­тивность этих и идущих вслед за ними многочисленных исследований является бесспорной. Вместе с тем проблема, кото­рой они посвящены, была с самого начала жестко ограничена; это проблема целенап­равленного, “не стихийного” формирования умственных процессов по извне заданным “матрицам” — “параметрам”. Соответствен­но, анализ сосредоточился на выполнении заданных действий; что же касается их


1 В данном контексте нет необходимости жестко различать понятия и словесные значения,
логические операции и операции значения.

2 См.: Гальперин П. Я. Развитие исследований по формированию умственных действий // Пси-
хологическая наука в СССР. М., 1959. Т. 1; его же. Психология мышления и учение о поэтапном
формировании умственных действий // Исследования мышления в советской психологии. М., 1966.

392


порождения, т. е. процесса целеобразова-ния и мотивации деятельности (в данном случае учебной), которую они реализуют, то это осталось за пределами прямого ис­следования. Понятно, что при этом усло­вии нет никакой необходимости различать в системе деятельности собственно дей­ствия и способы их выполнения, не возни­кает необходимости системного анализа индивидуального сознания.

Сознание как форма психического от­ражения, однако, не может быть сведено к функционированию усвоенных извне зна­чений, которые, развертываясь, управляют внешней и внутренней деятельностью субъекта. Значения и свернутые в них опе­рации сами по себе, т. е. в своей абстрак­ции от внутренних отношений системы деятельности и сознания, вовсе не являют­ся предметом психологии. Они становят­ся им, лишь будучи взяты в этих отноше­ниях, в движении их системы.

Это вытекает из самой природы пси­хического. Как уже говорилось, психичес­кое отражение возникает в результате раздвоения жизненных процессов субъек­та на процессы, осуществляющие его пря­мые биотические отношения, и “сигналь­ные" процессы, которые опосредствуют их; развитие внутренних отношений, порож­даемых этим раздвоением, и находит свое выражение в развитии структуры дея­тельности, а на этой основе — также в развитии форм психического отражения. В дальнейшем, на уровне человека, проис­ходит такая трансформация этих форм, которая приводит к тому, что, фиксиру­ясь в языке (языках), они приобретают квазисамостоятельное существование в ка­честве объективных идеальных явлений. При этом они постоянно воспроизводят­ся процессами, совершающимися в голо­вах конкретных индивидов. Последнее и составляет внутренний “механизм” их передачи от поколения к поколению и условие их обогащения посредством ин­дивидуальных вкладов.

Здесь мы вплотную подходим к про­блеме, которая является настоящим кам­нем преткновения для психологического анализа сознания. Это проблема особенно­стей функционирования знаний, понятий, мысленных моделей, с одной стороны, в си-


стеме отношений общества, в обществен­ном сознании, а с другой — в деятельности индивида, реализующей его общественные связи, в его сознании.

Как уже говорилось, сознание обязано своим возникновением происходящему в труде выделению действий, познаватель­ные результаты которых абстрагируются от живой целостности человеческой дея­тельности и идеализируются в форме язы­ковых значений. Коммуницируясь, они становятся достоянием сознания индиви­дов. При этом они отнюдь не утрачива­ют своей абстрагированности; они несут в себе способы, предметные условия и ре­зультаты действий, независимо от субъек­тивной мотивации деятельности людей, в которой они формируются. На ранних этапах, когда еще сохраняется общность мотивов деятельности участников коллек­тивного труда, значения как явления ин­дивидуального сознания находятся в от­ношениях прямой адекватности. Это отношение, однако, не сохраняется. Оно разлагается вместе с разложением перво­начальных отношений индивидов к мате­риальным условиям и средствам произ­водства, возникновением общественного разделения труда и частной собственнос­ти1. В результате общественно выработан­ные значения начинают жить в сознании индивидов как бы двойной жизнью. Рож­дается еще одно внутреннее отношение, еще одно движение значений в системе индивидуального сознания.

Это особое внутреннее отношение про­являет себя в самых простых психологи­ческих фактах. Так, например, все учащи­еся постарше, конечно, отлично понимают значение экзаменационной отметки и вы­текающих из нее следствий. Тем не менее отметка может выступить для сознания каждого из них существенно по-разному: скажем, как шаг (или препятствие) на пути к избранной профессии, или как способ утверждения себя в глазах окружающих, или как-нибудь иначе. Вот это-то обстоя­тельство и ставит психологию перед необ­ходимостью различать сознаваемое объек­тивное значение и его значение для субъекта. Чтобы избежать удвоения тер­минов, я предпочитаю говорить в послед­нем случае о личностном смысле. Тогда


393


приведенный пример может быть выражен так: значение отметки способно приобре-тать в сознании учащихся разный лично­стный смысл.

Хотя предложенное мною понимание соотношения понятий значения и смысла было неоднократно пояснено, оно все же нередко интерпретируется совершенно не­правильно. По-видимому, нужно вернуть-ся к анализу понятия личностного смысла еще раз.

Прежде всего несколько слов об объ­ективных условиях, приводящих к диф­ференциации в индивидуальном сознании значений и смыслов. В своей известной ста-тье, посвященной критике А. Вагнера, Маркс отмечает, что присваиваемые людь-ми предметы внешнего мира первоначаль-но словесно обозначались ими как сред­ства удовлетворения их потребностей, как то, что является для них “благами”. “...Они приписывают предмету характер полезности, как будто присущий самому предмету”1, — говорит Маркс. Эта мысль оттеняет очень важную черту сознания на ранних этапах развития, а именно, что пред­меты отражаются в языке и сознании слит­но с конкретизованными (опредмеченны-ми) в них потребностями людей. Однако в дальнейшем эта слитность разрушается. Неизбежность ее разрушения заложена в объективных противоречиях товарного производства, которое порождает противо­положность конкретного и абстрактного труда, ведет к отчуждению человеческой деятельности.

Эта проблема неизбежно возникает пе­ред анализом, понимающим всю ограни­ченность представления о том, что значе­ния в индивидуальном сознании являются лишь более или менее полными и совер­шенными проекциями “надындивидуаль­ных” значений, существующих в данном обществе. Она отнюдь не снимается и ссыл-ками на тот факт, что значения преломля­ются конкретными особенностями инди­вида, его прежним опытом, своеобразием его установок, темперамента и т.д.

Проблема, о которой идет речь, возни­кает из реальной двойственности суще­ствования значений для субъекта. Послед­няя состоит в том, что значения выступают перед субъектом и в своем независимом


существовании — в качестве объектов его сознания и вместе с тем в качестве спосо-бов и “механизма” осознания, т. е. функ­ционируя в процессах, презентирующих объективную действительность. В этом функционировании значения необходимо вступают во внутренние отношения, кото­рые связывают их с другими “образующи­ми” индивидуального сознания; в этих внутренних отношениях они единственно и обретают свою психологическую харак­теристику.

Выразим это иначе. Когда в психичес­кое отражение мира индивидуальным субъектом вливаются идеализированные в значениях продукты общественно-исто-рической практики, то они приобретают новые системные качества. Раскрытие этих качеств и составляет одну из задач психо-логической науки.

Наиболее трудный пункт создается здесь тем. что значения ведут двойную жизнь. Они производятся обществом и имеют свою историю в развитии языка, в развитии форм общественного сознания; в них выражается движение человеческой науки и ее познавательных средств, а так­же идеологических представлений обще­ства — религиозных, философских, поли­тических. В этом объективном своем бытии они подчиняются общественно-ис­торическим законам и вместе с тем внут­ренней логике своего развития.

При всем неисчерпаемом богатстве, при всей многосторонности этой жизни значений (подумать только — все науки занимаются ею!) в ней остается полнос­тью скрытой другая их жизнь, другое их движение — их функционирование в про-цессах деятельности и сознания конкрет­ных индивидов, хотя посредством этих процессов они только и могут существо­вать.

В этой второй своей жизни значения индивидуализируются и “субъективиру­ются”, но лишь в том смысле, что непос­редственно их движение в системе отно­шений общества в них уже не содержится; они вступают в иную систему отношений, в иное движение. Но вот что замечатель-но: они при этом отнюдь не утрачивают своей общественно-исторической природы, своей объективности.


1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 378.

394


Одна из сторон движения значений в сознании конкретных индивидов состоит в том “возвращении” их к чувственной пред­метности мира, о котором шла речь выше. В то время как в своей абстрактности, в своей “надындивидуальности” значения безразличны к формам чувственности, в которых мир открывается конкретному субъекту (можно сказать, что сами по себе значения лишены чувственности), их функ­ционирование в осуществлении его реаль­ных жизненных связей необходимо предпо­лагает их отнесенность к чувственным впечатлениям. Конечно, чувственно-пред­метная отнесенность значений в сознании субъекта может быть не прямой, она может реализоваться через как угодно сложные цепи свернутых в них мыслительных опе­раций, особенно когда значения отражают действительность, которая выступает лишь в своих отдаленных косвенных формах. Но в нормальных случаях эта отнесенность всегда существует и исчезает только в продуктах их движения, в их экстериори-зациях.

Другая сторона движения значений в системе индивидуального сознания состо­ит в особой их субъективности, которая выражается в приобретаемой ими пристра­стности. Сторона эта, однако, открывает себя лишь при анализе внутренних отно­шений, связывающих значения с еще од­ной “образующей” сознания — личност­ным смыслом.

4. Личностный смысл

Психология издавна описывала субъек­тивность, пристрастность человеческого сознания. Ее проявления видели в избира­тельности внимания, в эмоциональной ок­рашенности представлений, в зависимости познавательных процессов от потребностей и влечений. В свое время Г. Лейбниц вы­разил эту зависимость в известном афо­ризме: “...если бы геометрия так же про­тиворечила нашим страстям и нашим интересам, как нравственность, то мы бы также спорили против нее и нарушали ее вопреки всем доказательствам Эвклида и Архимеда...”1.

Трудности заключались в психологи­ческом объяснении пристрастности созна-


ния. Явления сознания казались имеющи­ми двойную детерминацию — внешнюю и внутреннюю. Соответственно, они тракто­вались как якобы принадлежащие к двум разным сферам психики: сфере познава­тельных процессов и сфере потребностей, аффективности. Проблема соотношения этих сфер — решалась ли она в духе раци­оналистических концепций или в духе психологии глубинных переживаний — неизменно интерпретировалась с антропо­логической точки зрения, с точки зрения взаимодействия разных по своей природе факторов-сил.

Однако действительная природа как бы двойственности явлений индивидуально­го сознания лежит не в их подчиненности этим независимым факторам.

Не будем вдаваться здесь в те особен­ности, которые отличают в этом отноше­нии различные общественно-экономичес­кие формации. Для общей теории индивидуального сознания главное состо­ит в том, что деятельность конкретных ин­дивидов всегда остается “втиснутой” (inseré) в наличные формы проявления этих объективных противоположностей, которые и находят свое косвенное фено­менальное выражение в их сознании, в его особом внутреннем движении.

Деятельность человека исторически не меняет своего общего строения, своей “мак­роструктуры". На всех этапах историческо­го развития она осуществляется сознатель­ными действиями, в которых совершается переход целей в объективные продукты, и подчиняется побуждающим ее мотивам. Что радикально меняется, так это характер отно­шений, связывающих между собой цели и мотивы деятельности.

Эти отношения и являются психологи­чески решающими. Дело в том, что для само­го субъекта осознание и достижение им кон­кретных целей, овладение средствами и операциями действия есть способ утвержде­ния его жизни, удовлетворения и развития его материальных и духовных потребностей, опредмеченных и трансформированных в мотивах его деятельности. Безразлично, осоз­наются или не осознаются субъектом моти­вы, сигнализируют ли они о себе в форме переживаний интереса, желания или страс­ти; их функция, взятая со стороны сознания,


395


состоит в том, что они как бы "оценивают” жизненное значение для субъекта объектив­ных обстоятельств и его действий в этих обстоятельствах, придают им личностный смысл, который прямо не совпадает с пони­маемым объективным их значением. При определенных условиях несовпадение смыс­лов и значений в индивидуальном созна­нии может приобретать характер настоя­щей чуждости между ними, даже их противопоставленности.

В товарном обществе эта чуждость воз­никает необходимо и притом у людей, сто­ящих на обоих общественных полюсах. На­емный рабочий, конечно, отдает себе отчет в производимом им продукте, иначе гово­ря, он выступает перед ним в его объектив­ном значении (Bedeutung), по крайней мере в пределах, необходимых для того, чтобы он мог разумно выполнять свои трудовые функции. Но смысл (Sinn) его труда для него самого заключается не в этом, а в за­работке, ради которого он работает. “Смысл двенадцатичасового труда заключается для него не в том, что он ткет, прядет, сверлит и т. д., а в том, что это — способ заработка, который дает ему возможность поесть, пой­ти в трактир, поспать"1. Эта отчужденность проявляется и на противоположном обще­ственном полюсе: для торговцев минерала­ми, замечает Маркс, минералы не имеют смысла минералов2.


Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 180; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!