РЕВОЛЮЦИОННАЯ ГРОЗА НАД РОССИЕЙ 20 страница
На помощь снова пришло испытанное средство — работа. Уже 2 марта 1894 г. Плеханов писал В. Либкнехту: «Я не буду больше касаться постигшего меня несчастья. Я много страдал, но главное — это то, что я в состоянии сейчас приняться за работу, а раз человек может работать, то он еще не погиб духовно» 3.
В 1894 г. в Германии была издана брошюра Плеханова «Анархизм и социализм», написанная по заказу правления германской социал-демократии. Партии II Интернационала уже давно были обеспокоены ростом анархистских настроений в Западной Европе. Что касается самого Плеханова, который отдал в молодости дань
1 Воспоминания о К. Марксе и Ф. Энгельсе. 3-е изд., доп. М., 1988. Ч. 2. С. 92-94.
2 Переписка Г. В. Плеханова и П. Б. Аксельрода. Т. 1 С. 94. Философско-литературное наследие Г. В. Плеханова. Т. II. С. 122.
138
увлечения одной из разновидностей анархизма — бакунизмом, то у него давно уже зрела мысль «отомстить» Бакунину за его нападки на Маркса и Энгельса. Несовместимость марксизма и анархизма была настолько очевидна, что Плеханов, не раздумывая, принял предложение, полученное из Германии. Он проанализировал взгляды «отца анархии» Макса Штирнера, Прудона, Бакунина и их последователей, включая Кропоткина. Конечно, Плеханов не исчерпал в своей брошюре всех аспектов темы, в том числе и вопроса об отношении пролетарской революции к государственной власти, но и того, что он написал, было достаточно, чтобы его объявили «пожирателем» анархистов. Брошюра Плеханова трижды издавалась на немецком языке, была переведена на английский, французский, итальянский, венгерский и болгарский языки, и повсюду имела большой успех.
|
|
Между тем в первые месяцы 1894 г. стала вырисовываться реальная угроза высылки Плеханова теперь уже из Морнэ. После того как на Цюрихском конгрессе II Интернационала он позволил себе откровенно осудить франко-русский союз, французская полиция стала преследовать русского эмигранта. На квартире Плеханова был устроен обыск. Каждый день можно было ожидать приказа покинуть Морнэ.
Плеханов всерьез стал подумывать о том, чтобы переехать в Болгарию или даже в Соединенные Штаты Америки, куда его приглашал Сергей Ингерман — единственный вновь принятый член группы «Освобождение труда», который стал одним из организаторов «Русского социал-демократического общества» в США. Однако Америка была слишком далеко от России, и на семейном совете Плехановы решили, что ехать туда не стоит. Обсуждался также план переезда в Англию и даже на остров Ява. Пока же Георгий Валентинович нелегально вернулся в Женеву. Но уже в июле 1894 г. он вместе с Засулич тайно отправился в Лондон, где жил его старый друг С. М. Кравчинский. Летом того же года там состоялись последние личные встречи Плеханова с Энгельсом.
|
|
В Лондоне Плеханов вновь встретился и с Александром Потресовым, который предложил ему подготовить книгу с изложением основ марксизма для легального издания в России. Предложение было неожиданным, срок работы — предельно коротким, замысел издания — дерзким, но Плеханову идея Потресова понравилась. К тому же у него был уже собран большой подготовительный материал: с 1892 г. он работал над второй частью книги «Наши разногласия» с критикой либеральных народников и прежде всего кумира тогдашней русской интеллигенции и студенческой молодежи, редактора журнала «Русское богатство» Н. К. Михайловского. Кроме того, в письменном столе у Плеханова лежали главы для «Истории социалистического движения во Франции», заказанной ему Каутским. Этого задела оказалось достаточно, чтобы буквально за несколько недель подготовить книгу с кратким изложением истории
139
марксизма, сущности его философии и одновременно с критикой взглядов либеральных народников.
Работа шла быстро. Потресов переписывал рукопись сам, чтобы в случае осложнений на границе сказать, что это его собственная будущая книга. В середине октября он покинул Лондон, увозя с собой почти всю плехановскую монографию. Недостающую часть Плеханов выслал ему вскоре по почте. Был выбран и изящный литературный псевдоним — Н. Бельтов, и длинное, довольно неуклюжее, но «проходное», с точки зрения царской цензуры, название — «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю». В январе 1895 г. книга Бельтова, довольно легко проскочив цензуру (помогла некоторая неразбериха, царившая в правительственных канцеляриях в связи со смертью и похоронами Александра III), появилась на прилавках петербургских книжных магазинов. Ее тираж составлял 2 тыс. экз.
|
|
В 1917 г., когда готовилось новое издание книги «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», Плеханов разъяснил, почему он вынужден был дать своей работе такое нарочито туманное название. Проще всего было бы назвать ее «В защиту материализма», но тогдашняя царская цензура терпеть не могла этого слова, и Плеханов решил замаскировать основное содержание своего труда малопонятным непосвященному сугубо академическим заголовком 1.
В работе Плеханова собран богатейший материал, показывающий, что исторический материализм Маркса и Энгельса возник на базе идей французских материалистов XVIII в. историков эпохи Реставрации, социалистов-утопистов и немецких философов-идеалистов первой половины XIX в. При этом Плеханов знакомил читателей с основными положениями марксистского диалектико-материалистического взгляда на историю, что имело огромное значение для распространения марксизма в России. Он многократно цитировал Маркса и Энгельса, сочинения французских энциклопедистов XVIII в., Гегеля, Сен-Симона, Чернышевского, Дарвина. Богатейший подстрочник пестрит ссылками на книги, изданные на французском, немецком, английском языках, не говоря уже о многочисленных работах русских авторов.
|
|
«Монистический взгляд...» — сугубо полемическое, «задорное», по выражению самого Плеханова, произведение. Автор был убежден, что без борьбы в области идеологии не рождается ничего нового, и прав был В. Г. Белинский, когда писал в свое время: «Гадки и пошлы ссоры личные, но борьба за понятия — дело святое, и горе тому, кто не боролся» 2. Во времена Плеханова одним из самых больных общественных вопросов, которые, говоря слова-
1 Группа «Освобождение труда». Сб. 5. С. 3 — 4.
2 Там же. С. 4.
140
ми того же неистового Виссариона, «смущают покой ночной, отравляют пищу, кипятят и прохлаждают кровь», стал вопрос о судьбах капитализма в России.
Полемизируя с народническими публицистами во главе с Н. К. Михайловским, Плеханов на основе анализа материалов, характеризующих российскую действительность 80 — 90-х годов XIX в., делал вывод: у нас нет данных, позволяющих надеяться на то, что Россия скоро покинет путь капиталистического развития, на который она вступила после 1861 г. Стараясь донести до читателей суть разногласий между народниками и марксистами, он использовал несколько необычный в серьезной научной книге прием, включив в текст сказку о «добром молодце», в котором легко угадывался типичный русский народник. «Привели доброго молодца, — пишет Плеханов, — в каменный острог, посадили за запоры железные, окружили стражей неусыпной. Добрый молодец только усмехается. Он берет заранее припасенный уголек, рисует на стене лодочку, садится в нее и... прощай, тюрьма, прощай, стража неусыпная, добрый молодец опять гуляет по свету белому. Хорошая сказка! Но... только сказка. В действительности нарисованная на стене лодочка еще никогда, никого и никуда не уносила. Уже со времени отмены крепостного права Россия явно вступила на путь капиталистического развития. Гг. субъективисты прекрасно видят это, они сами утверждают, что старые экономические отношения разлагаются у нас с поразительною, все более и более увеличивающеюся скоростью. Но это ничего, говорят они один другому: мы посадим Россию в лодочку наших идеалов, и она уплывет с этого пути за тридевять земель, в тридесятое царство. Гг. субъективисты хорошие сказочники, но... «вот и все!». Вот и все, — а ведь этого страшно мало, и никогда еще сказки не изменяли исторического движения народа по той же самой прозаической причине, по которой ни один еще соловей не был накормлен баснями» 1.
Хотелось бы обратить внимание и еще на одну характерную особенность книги Плеханова, связанную с решительным осуждением автором всякого рода вульгарных толкований марксизма. Не надо думать, писал Плеханов, будто человечество похоже на ту чиновницу из рассказа Глеба Успенского, которая даже в предсмертном бреду повторяла главную заповедь своей жизни: «В карман норови, в карман». Марксизм, подчеркивал он, отнюдь не отрицает значения идей и идеалов, а лишь старается выявить те общественно-экономические причины, которые вызывают их появление именно в ту, а не в другую историческую эпоху. Диалектический материализм — это отнюдь не фатализм, а философия действия, ибо, познав объективные законы, по которым живет человек, он может обуздать их, сделав «необходимость послушной
1 Плеханов Г. В. Избр. философск. произв. Т. I. С. 713.
141
рабой разума». Развивая эту мысль, Плеханов в полемике с Михайловским, который жаловался, что марксизм «приговаривает Россию к капитализму», подчеркивал: диалектический материализм никаких стран ни к чему не приговаривает и не указывает пути, обязательного для всех народов. Развитие всякого данного общества всегда зависит от соотношения общественных сил внутри него, и поэтому «всякому серьезному человеку надо, не гадая и не ноя по поводу какой-то фантастической «обязательности», изучить прежде всего это соотношение; только такое изучение и может показать, что «обязательно» и что «необязательно» для данного общества» 1.
Книга Бельтова произвела огромное впечатление на читающую публику и сыграла поистине выдающуюся роль в пропаганде марксистских идей в России. Целое поколение русских марксистов после знакомства с «Монистическим взглядом... » признало Плеханова своим учителем. Что привлекало тогдашнюю молодежь в книге Плеханова? Несомненная научность и логичность изложения, убежденность автора в существовании объективных закономерностей исторического процесса и распространении их на Россию, его бескомпромиссное западничество. Как пишет известный американский историк Л. Хеймсон, из «Монистического взгляда на историю» молодые читатели Плеханова «могли вынести не только мысль о неизбежности того развития, посредством которого Россия присоединится к дороге западных наций и в конце концов пойдет к социализму, но и убеждение, что они сами, в силу более высокой сознательности, были «избраны» действовать в качестве агентов по претворению в жизнь этих неизбежных исторических законов» 2.
Сейчас к этой работе Плеханова обращаются в основном лишь специалисты, да и сам термин «монизм», означающий признание основой всех явлений мира какое-то одно, либо материальное (как у Плеханова), либо духовное начало, не пользуется особой популярностью, все чаще уступая место методу так наз. многофакторного анализа, призывам к синтезу марксистских и немарксистских подходов или к полному отказу от доктрины Маркса. Проще говоря, современные российские обществоведы склонны в какой-то мере вернуться к идеям Н. К. Михайловского и других оппонентов Плеханова, считая их пресловутый «субъективизм» более надежным инструментом познания общественных явлений, чем марксизм (особенно в его поздней, вульгаризированной форме) с его пятичленным формационным делением истории человечества и классово-партийным подходом ко всем историческим процессам, грешившим порой еще большим субъективизмом и отходом от принципов подлинной научности.
1 Плеханов Г. В. Избр. философск. произв. Т. 1. С. 691, 707-708.
2 Хеймсон Л. Меньшевизм и эволюция российской интеллигенции Россия XXI. 1995. № 7-8. С. 174.
142
В общем и целом подобную ситуацию можно объяснить реакцией на былую монополию марксистских, а чаще квазимарксистских догматов в советском обществоведении. Разумеется, как это уже было в 1920 —1930-х годах, когда марксисты ниспровергали так наз. дворянско-буржуазную науку об обществе, дело опять не обходится без полемических передержек и конъюнктурщины, причем идущие на смену историческому материализму теории мировых цивилизаций, евразийства и т. д. разработаны пока явно недостаточно. Так или иначе, спешка и бескомпромиссность были бы здесь, видимо, неуместны.
Можно лишь гадать, как отнесся бы герой этой книги к тому, что происходит в отечественном обществоведении сто лет спустя после выхода в свет его «Монистического взгляда... » Скорее всего он в очередной раз предал бы анафеме любые сомнения в истинности марксизма и безжалостно высмеял бы его критиков. Но не будем забывать, что для диалектического метода, которому Плеханов всегда поклонялся, нет ничего святого, незыблемого, «вечного», «абсолютного». Это относится и к марксизму, хотя сам Георгий Валентинович — надо отдать ему должное, — умел наполнять марксистские схемы богатым конкретно-историческим содержанием, а в области русской истории старался соединить Маркса с Ключевским и Соловьевым, за что не раз подвергался потом суровой критике в советское время.
Отвергая сегодня былые претензии марксизма на истину в последней инстанции и универсализм и признавая необходимость критического подхода к трудам его последователей, включая и Плеханова, мы должны признать, что в качестве методологии истории он имеет тем не менее немало сильных, привлекательных сторон и достаточно убедительно объясняет очень многое (хотя и далеко не все) в событиях нового и новейшего времени.
Что касается конкретной полемики Плеханова с Михайловским, Даниельсоном, Кривенко и другими народниками, то сегодня позиция «отца» русского марксизма представляется нам уже совсем не столь бесспорной, как прежде. В сущности говоря, настоящей научной дискуссии с Н. К. Михайловским, например, у Плеханова явно не получилось, причем в ряде случаев он либо не понял, либо сознательно исказил точку зрения своего оппонента. Как писал Н. К. Михайловский в «Русском богатстве» в своем ответе на критику Плеханова, «г. Бельтов человек талантливый и не лишенный остроумия, но оно, к сожалению, часто переходит у него в неприятное шутовство» 1. Михайловский упрекал Плеханова, в частности, в том, что тот исказил его взгляды на «героев» и «толпу», неправомерно отождествив последнюю с народом, односторонне представил его теорию прогресса и т. д. «Г. Бельтов вообще говорит о многом
1 Михайловский Н. К. Полн. собр. соч. СПб., 1914. Т. 8. Стб. 18.
143
ненужном и умалчивает о многом нужном» 1, — замечал Михайловский, который под пером Плеханова превратился из талантливого и яркого публициста с целой системой продуманных и выстраданных, хотя и не бесспорных взглядов в претенциозного мелкого верхогляда, замахнувшегося на «самого» Маркса. Так или иначе, в книге Плеханова «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» и в его статье «Несколько слов нашим противникам» (с ответом на возражения Михайловского), мы, к сожалению, не найдем ни объективных оценок творчества крупнейших народнических публицистов, ни беспристрастного изложения всей совокупности их взглядов. Вот почему разговор о «субъективной школе» в отечественной социологии конца XIX в., думается, еще далеко не закончен 2.
Заметим, что к нашумевшему в свое время спору о «героях» и «толпе», затронутому в «Монистическом взгляде на историю», Плеханов вернулся через несколько лет, в 1898 г. в одной из самых известных своих статей, называвшейся «К вопросу о роли личности в истории» и опубликованной в легальном петербургском журнале «Научное обозрение». На материале из истории Франции (Людовик XV, маркиза Помпадур, Наполеон) он развивал здесь мысль о том, что выдающиеся личности — это лишь более или менее талантливые актеры в том большом всемирно-историческом театре, где царит объективная необходимость и строгая закономерность. Плеханов был убежден, что отдельно взятая человеческая личность может изменить лишь индивидуальную физиономию событий, но не общее направление исторического процесса, которое определяется прежде всего развитием материального производства и социокультурной средой, существующей в каждой стране или группе стран. Иначе говоря, даже самый выдающийся деятель далеко не всесилен и является в конечном счете лишь исполнителем воли своей партии, класса, нации, государства, хотя в этих пределах от его способностей, воли и моральных качеств зависит очень и очень многое.
Те, кто придерживаются материалистического понимания истории, находят эту схему вполне разумной, и для них современная корректировка взглядов Плеханова по данному вопросу сводится лишь к некоторой перестановке акцентов в сторону признания большей независимости выдающейся личности от окружающего ее социума. Вместе с тем широко распространены и прямо противоположные взгляды на роль «героев» как подлинных творцов истории, подчиняющих себе «толпу» и выполняющих при этом Божественную волю или волю дьявола, что, естественно, отрицал материалист и атеист Плеханов.
1 Михайловский Н. К. Указ. соч. Стб. 32.
2 См., например: Твардовская В. А., Итенберг Б. С. Н. К. Михайловский и К. Маркс: диалог о «русском пути» // Отечественная история. 1996. № 6.
144
Хотелось бы лишь подчеркнуть, что при всем своем монизме и историческом детерминизме Плеханов отвел крупной, богато одаренной личности довольно значительное место во всех сферах общественной жизни. Правда, он ограничился в основном рассмотрением тех случаев, когда эта личность верой и правдой служила общественным потребностям своего времени, а не вставала стеной на их пути. Мало касался Плеханов морально-этической стороны проблемы «героев», которая все больше выдвигается сегодня на первый план. В итоге плехановская статья «К вопросу о роли личности в истории», конечно же, дает ответы далеко не на все вопросы, волнующие современного читателя. Однако и сегодня пройти мимо нее невозможно, хотя занимают нас уже судьбы совсем иных персонажей — Ленина, Сталина, Гитлера и т. д.
Трудно удержаться от того, чтобы не привести здесь яркую, очень образную характеристику, которую дает Плеханов выдающимся историческим личностям, двигающим вперед человеческий прогресс. Соглашаясь с известным английским историком и публицистом XIX в. Томасом Карлейлем, назвавшим великих людей «начинателями», Плеханов писал: «Это очень удачное название. Великий человек является именно начинателем, потому что он видит дальше других и хочет сильнее других. Он решает научные задачи, поставленные на очередь предыдущим ходом умственного развития общества; он указывает новые общественные нужды, созданные предыдущим развитием общественных отношений; он берет на себя почин удовлетворения этих нужд. Он — герой. Не в том смысле герой, что он будто бы может остановить или изменить естественный ход вещей, а в том, что его деятельность является сознательным и свободным выражением этого необходимого и бессознательного хода. В этом — все его значение, в этом — вся его сила» 1.
Дата добавления: 2021-06-02; просмотров: 38; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!