РАЗЛИЧИЕ ПОЛОЖЕНИЯ В КОНЦЕ ДРЕВНЕГО МИРА, ОКОЛО 300 г., И В КОНЦЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ — 1453 г.28 6 страница

За вычетом всего этого остается еще гегелевская диалектика. Заслугой Маркса является то, что он впервые извлек снова на свет, в противовес «брюзжащему, заносчивому и весьма посред­ственному эпигонству, задающему тон в современной Германии» ⁸, забытый диалектический метод, указал на связь его с гегелевской диалектикой, а также и на отличие его от последней и в то же время дал в «Капитале» применение этого метода к фактам опре­деленной эмпирической науки, политической экономии. И сделал он это с таким успехом, что даже в Германии новейшая экономи­ческая школа поднимается над вульгарным фритредерством лишь благодаря тому, что она, под предлогом критики Маркса, занимается списыванием у него (довольно часто неверным).

У Гегеля в диалектике господствует то же самое извращение всех действительных связей, как и во всех прочих разветвлениях его системы. Но, как замечает Маркс, «та мистификация, которую претерпела диалектика в руках Гегеля, отнюдь не помешала тому, что именно Гегель первый дал всеобъемлющее и сознательное изображение ее всеобщих форм движения. У Гегеля диалектика стоит на голове. Надо ее поставить на ноги, чтобы вскрыть под мистической оболочкой рациональное зерно»⁹.

Но и в самом естествознании мы достаточно часто встречаемся с такими теориями, в которых действительные отношения поста­влены на голову, в которых отражение принимается за отража­

{27}

емый объект и которые нуждаются поэтому в подобном перевертывании. Такие теории нередко господствуют в течение продолжи­тельного времени. Именно такой случай представляет учение о теплоте: в течение почти двух столетий теплота рассматривалась не как форма движения обыкновенной материи, а как особая таин­ственная материя; только механическая теория теплоты осуще­ствила здесь необходимое перевертывание. Тем не менее физика, в которой царила теория теплорода, открыла ряд в высшей сте­пени важных законов теплоты. В особенности Фурье¹⁰ и Сади Карно расчистили здесь путь для правильной теории, которой оставалось только перевернуть открытые ее предшественницей законы и перевести их на свой собственный язык^*. Точно так же в химии теория флогистона своей вековой экспериментальной рабо­той впервые доставила тот материал, с помощью которого Лавуа­зье смог открыть в полученном Пристли кислороде реальный ан­типод фантастического флогистона и тем самым ниспровергнуть всю флогистонную теорию. Но это отнюдь не означало устранения опытных результатов флогистики. Наоборот, они продолжали существовать; только их формулировка была перевернута, пере­ведена с языка теории флогистона на современный химический язык; и постольку они сохранили свое значение.

Гегелевская диалектика так относится к рациональной диалек­тике, как теория теплорода — к механической теории теплоты, как теория флогистона — к теории Лавуазье.

ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ В МИРЕ ДУХОВ ¹

Существует старое положение диалектики, перешедшей в народ­ное сознание: крайности сходятся. Мы поэтому вряд ли ошибемся, если станем искать самые крайние степени фантазерства, лег­коверия п суеверия но у того естественно-научного направления, которое, подобно немецкой натурфилософии, пыталось втиснуть объективный мир в рамки своего субъективного мышления, а на­оборот, у того противоположного направления, которое, чванясь тем, что оно пользуется только опытом, относится к мышлению С глубочайшим презрением и, действительно, дальше всего ушло по части оскудения мысли. Эта школа господствует в Англии. Уже ее родоначальник, прославленный Френсис Бэкон, жаждет применения своего нового эмпирического, индуктивного метода прежде всего для достижения следующих целей: продление жизни, омоложение в известной степени, изменение телосложения и черт лица, превращение одних тел в другие, создание новых видов, владычество над воздухом и вызывание гроз; он жалуется на то, что такого рода исследования были заброшены, и дает в своей есте­ственной истории форменные рецепты для изготовления золота и совершения разных чудес. Точно так же и Исаак Ньютон много занимался на старости лет толкованием «Откровения» Иоанна. Поэтому нет ничего удивительного в том, что за последние годы английский эмпиризм в лице некоторых из своих, далеко не худ­ших, представителей стал как будто бы безвозвратно жертвой импортированного из Америки духовыстукивания и духовидения.

Из естествоиспытателей сюда прежде всего относится высоко-заслуженный зоолог и ботаник Альфред Рэссель Уоллес, тот са­мый, который одновременно с Дарвином выдвинул теорию изме­нения видов путем естественного отбора. В своей книжке «Оп Miracles and Modern Spiritualism», London, Burns², 1875, он рас­сказывает, что первые его опыты в этой отрасли естествоведения относятся к 1844 г., когда он посещал лекции господина Спенсера Холла о месмеризме, под влиянием которых он проделал на своих учениках аналогичные эксперименты. «Я крайне заинтересовался этой темой и стал заниматься ею с большим рвением (ardour)» [стр. 119]. Он но только вызывал магнетический сон с явлениями

{29}

окоченения членов и местной потери чувствительности, но под­твердил также правильность галлевской карты черепа, ибо, при­касаясь к любому галлевскому органу, вызывал у замагнетизиро-ванного пациента "соответственную деятельность, выражавшуюся в оживленной и надлежащей жестикуляции. Он далее устано­вил, что когда он просто прикасался к своему пациенту, то последний переживал все ощущения оператора; он доводил его до состояния опьянения стаканом воды, говоря ему, что это коньяк. Одного из учеников он мог даже в состоянии бодрствования до­водить до такого одурения, что тот забывал свое собственное имя, — результат, которого, впрочем, иные учителя достигают и без месмеризма. И так далее.

И вот оказывается, что я тоже зимою 1843/44 г. видел в Ман­честере этого господина Спенсера Холла. Это был самый обыкно­венный шарлатан, разъезжавший по стране под покровительством некоторых попов и проделывавший над одной молодой девицей магнетическо-френологические опыты, имевшие целью доказать бытие божие, бессмертие души и ложность материализма, проповедывавшегося тогда оуэнистами во всех больших городах. Эту даму он приводил в состояние магнетического сна, и она, после того как оператор касался любого галлевского органа ее черепа, угощала публику театрально-демонстративными же­стами и позами, изображавшими деятельность соответствующего органа; так, например, когда он касался органа любви к детям (philloprogenitivenes), она ласкала и целовала воображаемого ребенка и т. д. При этом бравый Холл обогатил галлевскую геогра­фию черепа новым островом Баратариой³, а именно: на самой макушке черепа он открыл орган молитвенного состояния, при прикосновении к которому его гипнотическая девица опускалась на колени и складывала руки, изображая перед изумленной фи­листерской аудиторией погруженного в молитвенный экстаз ан­гела. Это было высшим, заключительным пунктом представления. Бытие божие было доказано.

Со мной и одним моим знакомым произошло то же, что и с гос­подином Уоллесом: мы заинтересовались этими явлениями и ста­ли пробовать, в какой мере можно их воспроизвести. Субъектом мы выбрали одного бойкого двенадцатилетнего мальчугана. При неподвижно устремленном на него взгляде или легком поглажи­вании было нетрудно вызвать у него гипнотическое состояние. Но так как мы приступили к делу с несколько меньшим легко­верием и пылкостью, чем господин Уоллес, то мы и пришли к совершенно иным результатам. Помимо легко получавшегося окоченения мускулов и потери чувствительности мы могли кон­статировать состояние полной пассивности воли в соединении со своеобразной сверхвозбудимостыо ощущений. Если пациента при помощи какого-нибудь внешнего возбуждения выводили из состоя­ния летаргии, то он обнаруживал еще гораздо большую живость,

{30}

чем в состоянии бодрствования. Мы не нашли и следа таинственной связи с оператором; всякий другой человек мог с такой же легко­стью приводить в действие нашего загипнотизированного субъекта. Для нас было сущим пустяком заставить действовать галлевские черепные органы; мы пошли еще гораздо дальше: мы не только могли заменять их друг другом и располагать по всему телу, но фабриковали любое количество еще других органов — органов пе­ния, свистония, дудения, танцоваиия, боксирования, шитья, сапожничания, курения и т. д., помещая их туда, куда нам было угодно. Если пациент Уоллеса становился пьяным от воды, то мы открыли в большом пальце ноги орган опьянения, и достаточно нам было только коснуться его, чтобы получить чудеснейшую ко­медию опьянения. Но само собою разумеется, что ни один орган не обнаруживал и следа какого-нибудь действия, если пациенту не давали понять, чего от него ожидают; благодаря практике наш мальчуган вскоре усовершенствовался до такой степени, что ему достаточно было малейшего намека. Созданные таким образом орга­ны сохраняли затем свою силу раз навсегда также и для всех позд­нейших усыплений, если только их не изменяли тем же самым путем. Словом, у нашего пациента была двойная память: одна для состояния бодрствования, а другая, совершенно обособленная, для гипнотического состояния. Что касается пассивности воли, абсолютного подчинения ее воле третьего лица, то она теряет вся­кую видимость чего-то чудесного, если не забывать, что все ин­тересующее нас состояние началось с подчинения воли пациента воле оператора и не может быть осуществлено без этого подчине­ния. Самый могущественный на свете чародей-магнетизер стано­вится бессильным, лишь только его пациент начинает смеяться ему в лицо.

Итак, в то время как мы при нашем фривольном скептицизме нашли в основе магнетическо-френологического шарлатанства ряд явлений, отличающихся от явлений в состоянии бодрствова­ния в большинстве случаев только по степени и не нуждающихся ни в каких мистических истолкованиях, рвение (ardour) гос­подина Уоллеса привело его к ряду самообманов, благодаря кото­рым он подтвердил во всех подробностях галлевскую карту черепа и нашел таинственную связь между оператором и пациентом^*. В простодушном до наивности рассказе господина Уоллеса видно повсюду, что ему важно было не столько исследовать фактическую подпочву спиритического шарлатанства, сколько во что бы то ни стало воспроизвести все явления. Уже одного этого умонастрое­ния достаточно для того, чтобы человек, выступавший вначале

{31}

как исследователь, в короткое время, путем простого и легкого самообмана, превратился в адепта. Господин Уоллес закончил верой в магнетическо-френологические чудеса и очутился уже одной ногой в мире духов. /

Другой ногой он вступил в него в 1865 г. Опыты со столовер­чением ввели его, когда он верпулся из своего двенадцатилетнего путешествия по жарким странам, в общество различных «медиу­мов». Вышеназванная книжка свидетельствует о том, как быстры были здесь его успехи и с какой полнотой он овладел этим пред­метом. Он требует от нас, чтобы мы приняли за чистую монету не только все мнимые чудеса Гомов, братьев Дэвенпортов и других «медиумов», выступающих более или менее за деньги и в значи­тельной своей части неоднократно разоблаченных в качестве об­манщиков, но и целый ряд якобы достоверных историй о духах из более ранних времен. Прорицательницы греческого оракула, сред­невековые ведьмы были по Уоллесу «медиумами», а Ямвлих уже очень точно описывает в «De divinatione» [«О прорицании»] «пора-зительнейшие явления современного спиритуализма» [стр. 229].

Приведем лишь один пример того, как легко господин Уоллес относится к вопросу о научном установлении и засвидетельствова­нии этих чудес. Когда нам предлагают поверить тому, что господа духи дают себя фотографировать, то от нас хотят очень многого, п мы, конечно, вправе требовать, чтобы такого рода фотографии духов, прежде чем мы признаем их подлинность, были удостове­рены самым несомненным образом. И вот господин Уоллес рас­сказывает на странице 187, что в марте 1872 г. госпожа Гуппи,, урожденная Никольс, главный медиум, снялась вместе со своим мужем и своим маленьким сыном у господина Гудсона в Ноттинг-Хилле ⁴ и что на двух различных снимках за ней была видна в бла­гословляющей позе высокая женская фигура с чертами лица не­сколько восточного типа, изящно (finely) задрапированная в белый газ. «Здесь, стало быть, одно из двух являются абсолютно досто­верным^*. Либо перед нами здесь живое, разумное, но невидимое существо, либо же господин и госпожа Гуппи, фотограф и какая-нибудь четвертая особа затеяли постыдный (wicked) обман и с тех пор всегда поддерживали его. Но я очень хорошо знаю господина и госпожу Гуппи и абсолютно убежден, что они так же мало спо­собны на подобного рода обман, как какой-нибудь серьезный иска­тель истины в области естествознания» [стр. 188].

Итак, либо обман, либо фотографии духов. Отлично. А в слу­чае обмана либо дух был уже заранее на пластинках, либо в орга­низации его появления должны были участвовать четыре лица

{32}

или пусть три, если мы отведем в качестве невменяемого или обма­нутого человека старика Гуппи, умершего в январе 1875 г. в вос-расте 84 лет (достаточно было отослать его за ширмы). Нам нечего доказывать, что фотографу было бы не особенно трудно раздобыть «модель» для духа. Но фотограф Гудсон был вскоре после этого публично обвинен в систематической подделке фотографий духов, в связи с чем господин Уоллес успокоительно замечает: «Одно во всяком случае ясно: если где-нибудь имел место обман, то его тот­час же раскрывали сами спириты» [стр. 189]. Таким образом, на фотографа не приходится особенно полагаться. Остается гос­пожа Гуппи, а за нес говорит «абсолютное убеждение» доброго Уоллеса — и больше ничего. Больше ничего? Нет, не так. В пользу абсолютной правдивости госпожи Гуппи говорит ее утвержде­ние, что однажды вечером, в начале июня 1871 г., она была пере­несена в бессознательном состоянии по воздуху из своей квартиры в Highbury Hill Park на Lambs Conduit Street 69 — что составляет три английских мили по прямой линии — и была положена в на­званном доме № 69 на стол во время одного спиритического сеанса. Двери комнаты были заперты, и хотя госпожа Гуппи одна из до-роднейших дам Лондона, — а это кое-что значит, — но все же со внезапное вторжение не оставило ни малейшего отверстия ни в две­рях, ни в потолке (рассказано в лондонском «Echo» от 8 июня 1871 г.). Кто после этого откажется верить в подлинность фото­графий духов, тому ничем не поможешь.

Вторым именитым адептом спиритизма среди английских есте­ствоиспытателей является господин Вильям Крукс, тот самый, который открыл химический элемент таллий и изобрел радио­метр (называемый в Германии также Lichtmьhle⁶). Господин Крукс начал исследовать спиритические явления приблизи­тельно с 1871 г. и применял при этом целый ряд физических и механических аппаратов: пружинные весы, электрические бата­реи и т. д. Мы увидим сейчас, взял ли он с собою главный аппарат, скептически-критическую голову, или сохранил ли его до конца в пригодном для работы состоянии. Во всяком случае, через корот­кий срок господин Крукс оказался в таком же полном плену у спиритизма, как и господин Уоллес. «Вот уже несколько лет, — рассказывает этот последний, — как одна молодая дама, мисс Фло­ренс Кук, обнаруживает замечательные медиумические качества; в последнее время она дошла до того, что производит целую жен­скую фигуру, которая, судя по всему, происходит из мира духов и появляется босиком, в белом развевающемся одеянии, между тем как медиум, одетый в темное и связанный, лежит в глубоком сне в занавешенном помещении (cabinet) или соседней комнате»⁷. Дух этот, называющий себя Кэти и удивительно похожий на мисс Кук, был однажды вечером схвачен вдруг за талию господи­ном Фолькманом — теперешним супругом госпожи Гуппи, — кото­рый держал его, желая убедиться, не является ли он вторым изда­

{33}

пнем мисс Кук. Дух вел себя при этом как вполне материальная девица и энергично оборонялся; зрители вмешались, газ был по­тушен, а когда после некоторой возни восстановилось спокойствие и комната была освещена, то дух исчез, а мисс Кук оказалась лежащей связанной и без сознания в своем углу. Однако говорят, будто господин Фолькман и поныне утверждает, что он схватил именно мисс Кук, а не кого другого. Чтобы установить это науч­ным образом, один знаменитый электрик, господин Варли, перед одним из дальнейших сеансов так провел ток электрической бата­реи через медиума — мисс Кук, что последняя не могла бы изоб­ражать духа, не прервав тока. Но дух все же появился. Таким образом, это было в самом деле отличное от мисс Кук существо. Господин К руке взял на себя задачу установить это с еще большей несомненностью. Первым шагом его при этом было снискать себе доверие дамы-духа. Доверие это, повествует он сам в газете «Spiri-tualist» от 5 июня 1874 г., «возросло постепенно до того, что она отказывалась от сеанса, если я не распоряжался всем устройством его. Она высказывала пожелание, чтобы я всегда находился по­близости от нее, поблизости к кабинету; я нашел, что после того, как установилось это доверие и она убедилась, что я не нарушу ни одного данного ей обещания, все явления значительно усили­лись, и мне добровольно были предоставлены такие доказательства, которых нельзя было бы получить иным путем. Она часто сове­товалась со мной по поводу присутствующих на сеансах лиц и отводимых им мест, ибо за последнее время она стала очень беспо­койной (nervous) под влиянием кое-каких неблагоразумных наме­ков на то, что наряду с другими, более научными методами иссле­дования надлежало бы применить и силу»⁸.

Барышня-дух вознаградила в полной мере это столь же лю­безное, сколь и научное доверие. Она даже появилась — это теперь ужо не должно нас удивлять — в доме господина Крукса, играла с его детьми, рассказывала им «анекдоты из своих приклю­чений в Индии»⁹, угощала господина Крукса повествованиями также о «некоторых из горьких испытаний своей прошлой жизни» ⁹, позволяла ему обнимать себя, чтобы он мог убедиться в ее ося­зательной материальности, давала ему определять у себя число биений пульса и дыханий в минуту и под конец согласилась даже сфотографироваться рядом с господином Круксом. «Эта фигура, — говорит господин Уоллес, — после того как ее виде­ли, осязали, фотографировали и беседовали с ней, абсолютно исчезла из одной маленькой комнаты, которая не имела другого выхода, как через соседнюю, переполненную зрителями комнату» [стр. .183], в чем не следует видеть особенного искусства, если допустить, что зрители -были достаточно вежливы и обнаружили по отношению к Круксу, в доме которого все это происходило, столько же доверия, сколько он обнаруживал по отношению к Духу.

{34}

К сожалению, эти «вполне удостоверенные явления» кажутся не совсем правдоподобными даже самим спиритам. Мы видели выше, как настроенный весьма спиритически господин Фольк-ман позволил себе весьма материальный жест. Далее, одно ду­ховное лицо, член комитета «Британской национальной ассоциа­ции спиритуалистов» тоже присутствовал на сеансе мисс Кук и без труда установил, что комната, через дверь которой приходил и уходил дух, сообщалась с внешним миром при посредстве второй двери. Поведение присутствовавшего там же господина Крукса «нанесло последний, смертельный удар моей вере, что в этих явле­ниях может быть нечто серьезное» («Mystic London», by the Rev. С. Maurice Davies, London, Tinsley Brothers)¹⁰. К довершению всего в Америке выяснилось, как происходит «материализация» таких «Кэти». Одна супружеская чета, по имени Холмс, давала в Филадельфии представления, на которых тоже появлялась некая «Кэти», получавшая от верующих изрядное количество подарков. Но один скептик не успокоился до тех пор, пока не напал на след названной Кэти, которая, впрочем, однажды уже устроила заба­стовку из-за недостаточно высокой платы; он нашел ее в одном boarding-house (гостиница-пансион) и убедился, что это — молодая дама, бесспорно из плоти и крови, имевшая при себе все полученные ею в качестве духа подарки.

---

Дата добавления: 2021-05-18; просмотров: 64; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!