РАЗЛИЧИЕ ПОЛОЖЕНИЯ В КОНЦЕ ДРЕВНЕГО МИРА, ОКОЛО 300 г., И В КОНЦЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ — 1453 г.28 3 страница

1) математика: диалектические вспомогательные средства и обороты. — Математическое бесконечное имеет место в действительности ;

2) механика неба — теперь вся она рассматривается как некоторый процесс.—Механика: точкой отправления для нее была инерция, являющаяся лишь отрицательным выра­жением неуничтожимое движения;

3) физика — переходы молекулярных движений друг в друга. Клаузиус и Лошмидт;

4) химия: теории, энергия;

5) биология. Дарвинизм. Необходимость и случайность.

6. Границы познания. Дюбуа-Реймон и Негели. — Гельмгольц, Кант, Юм.

7. Механическая теория. Геккель.

8. Душа пластидулы ³ — Геккель и Негели.

9. Наука и преподавание — Вирхов⁴.

10. Клеточное государство — Вирхов.

11. Дарвинистская политика и дарвинистское учение об об­ществе — Геккель и Шмидт⁵. Диференциация человека благо­даря труду (Arbeit). — Применение политической экономии к естествознанию. Понятие «работы» («Arbeit») у Гельмгольца («Populдre Vortrдge», II)6.

{2}

 

[НАБРОСОК ЧАСТИЧНОГО ПЛАНА]⁷

1. Движение вообще.

2. Притяжение и отталкивание. Перенесение движения.

3. Применение здесь [закона] сохранения энергии. Отталкивание + притяжение. — Приток отталкивания = энергии.

4. Тяжесть — небесные тела — земная механика.

5. Физика. Теплота. Электричество.

6. Химия.

7. Резюме.

a) Перед 4: Математика. Бесконечная линия. + и — равны.

b) При рассмотрении астрономии: работа, производимая приливной волной.

Двоякого рода выкладки у Гельмгольца, II, 1208. «Силы» у Гельмгольца, II, 1909.

{3}

 

[СТАТЬИ]

ВВЕДЕНИЕ¹

Современное исследование природы — единственное, которое привело к научному, систематическому, всестороннему развитию, в противоположность гениальным натурфилософским догадкам древних и весьма важным, но лишь спорадическим и по большей части безрезультатно исчезнувшим открытиям арабов, — совре­менное исследование природы, как и вся новая история, ведет свое летосчисление с той великой эпохи, которую мы, немцы, назы­ваем, по приключившемуся с нами тогда национальному несча­стью, реформацией, французы — ренессансом, а итальянцы — чинквеченто² и содержание которой не исчерпывается ни одним из этих наименований. Это — эпоха, начинающаяся со второй половины XV столетия. Королевская власть, опираясь на горо­жан, сломила мощь феодального дворянства и создала крупные, в сущности основанные на национальности, монархии, в которых развились современные европейские нации и современное бур­жуазное общество; и в то время как горожане и дворянство еще продолжали между собою драку, немецкая крестьянская война³пророчески указала па грядущие классовые битвы, ибо в ней на арену выступили не только восставшие крестьяне, — в этом уже не было ничего нового, — но за ними показались предшественники современного пролетариата с красным знаменем в руках и с требо­ванием общности имущества на устах. В спасенных при падении Византии рукописях, в вырытых из развалин Рима античных ста­туях перед изумленным Западом предстал новый мир — грече­ская древность; перед ее светлыми образами исчезли призраки сред­невековья; в Италии наступил невиданный расцвет искусства, который явился как бы отблеском классической древности и кото­рого никогда ужо больше не удавалось достигнуть. В Италии, Франции, Германии возникла новая, первая современная литера­тура. Англия и Испания пережили вскоре вслед за этим свою клас­сическую литературную эпоху. Рамки старого «orbus terrarum»⁴ были разбиты; только теперь, собственно, была открыта земля и были заложены основы для позднейшей мировой торговли и для перехода ремесла в мануфактуру, которая, в свою очередь, послу­жила исходным пунктом для современной крупной промышлен­ности. Духовная диктатура церкви была сломлена; германские

{4}

народы в своем большинстве прямо сбросили ее и приняли про­тестантизм, между тем как у романских народов стало все более и более укореняться перешедшее от арабов и питавшееся ново­открытой греческой философией жизнерадостное свободомыслие, подготовившее материализм XVIII века.

Это был величайший прогрессивный переворот из всех пере­житых до того времени человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов но силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености. Люди, основавшие современное господство буржуазии, были всем чем угодно, но только не людьми буржуазно-ограниченными. Наоборот, они были более пли менее овеяны характерным для того времени духом смелых искателей приключений. Тогда не было почти ни одного крупного человека, который не совершил бы далеких путеше­ствий, не говорил бы на четырех или пяти языках, не блистал бы в нескольких областях творчества. Леонардо да Винчи был не только великим художником, но и великим математиком, меха­ником и инженером, которому обязаны важными открытиями са­мые разнообразные отрасли физики. Альбрехт Дюрер был живо­писцем, гравером, скульптором, архитектором и, кроме того, изобрел систему фортификации, содержащую в себе некоторые идеи, которые много позднее были вновь подхвачены Монталам-бером и новейшим немецким учением о фортификации. Макиа­велли был государственным деятелем, историком, поэтом и, кроме того, первым достойным упоминания военным писателем нового времени. Лютер вычистил авгиевы конюшни не только церкви, но и немецкого языка, создал современную немецкую прозу и сочинил текст и мелодию того проникнутого уверенностью в победе хорала, который стал «Марсельезой» XVI века. Герои того времени не стали еще рабами разделения труда, ограничивающее, создающее однобокость влияние которого мы так часто наблюдаем у их преемников. Но что особенно характерно для них, так это то, что они почти все живут в самой гуще интересов своего времени, при­нимают живое участие в практической борьбе, становятся на сто­рону той или иной партии и борются кто словом и пером, кто ме­чом, а кто и тем и другим вместе. Отсюда та полнота и сила харак­тера, которые делают пх цельными людьми. Кабинетные ученые являлись тогда исключением; это или люди второго и третьего ранга, или благоразумные филистеры, не желающие обжечь себе пальцы.

И исследование природы совершалось тогда в обстановке всеобщей революции, будучи само насквозь революционно: ведь оно должно было еще завоевать себе право на существование. Вместе с великими итальянцами, от которых ведет свое летосчи­сление новая философия, оно дало своих мучеников для костров и темниц инквизиции. И характерно, что протестанты перещего­ляли католиков в преследовании свободного изучения природы.

{5}

Кальвин сжег Сервета, когда тот подошел вплотную к открытию кровообращения, и при этом заставил жарить его живым два часа; инквизиция удовольствовалась по крайней мере тем, что просто сожгла Джордано Бруно.

Революционным актом, которым исследование природы заявило о своей независимости и как бы повторило лютеровское соложение папской буллы, было издание бессмертного творения, в котором Коперник бросил — хотя и робко и, так сказать, лишь на смерт­ном одре — вызов церковному авторитету в вопросах природы. Отсюда начинает свое летосчисление освобождение естествознания от теологии, хотя выяснение между ними отдельных взаимных пре­тензий затянулось до наших дней и в иных головах далеко еще не завершилось даже и теперь. Но с этого времени пошло гигант­скими шагами также и развитие наук, которое усиливалось, если можно так выразиться, пропорционально квадрату расстояния (во времени) от своего исходного пункта. Словно нужно было до­казать миру, что отныне для высшего продукта органической мате­рии, для человеческого духа, имеет силу закон движения, обрат­ный закону движения неорганической материи.

Главная работа в начавшемся теперь первом периоде развития естествознания заключалась в том, чтобы справиться с имевшимся налицо материалом. В большинстве областей приходилось начи­нать с самых азов. От древности в наследство остались Эвклид и солнечная система Птолемея, от арабов — десятичная система счисления, начала алгебры, современное начертание цифр и алхимия, — христианское средневековье не оставило ничего. При таком положении вещей было неизбежным, что первое место заняло элементарнейшее естествознание — механика земных и небесных тел, а наряду с ней, на службе у нее, открытие и усо­вершенствование математических методов. Здесь были совершены великие дела. В конце этого периода, отмеченном именами Нью­тона и Линнея, мы видим, что эти отрасли науки получили извест­ное завершение. В основных чертах установлены были важнейшие математические методы: аналитическая геометрия — главным об­разом Декартом, логарифмы — Непером, диференциальное и интегральное исчисление — Лейбницем и, быть может, Ньютоном. То же самое можно сказать о механике твердых тел, главные за­коны которой были выяснены раз навсегда. Наконец, в астрономии солнечной сцетемы Кеплер открыл законы движения планет, а Ньютон сформулировал их под углом зрения общих законов движения материи. Остальные отрасли естествознания были да­леки даже от такого предварительного завершения. Механика жидких и газообразных тел была в более значительной степени разработана лишь к концу указанного периода^*. Физика

{6}

в собственном смысле слова, если не считать оптики, достигшей исключительных успехов благодаря практическим потребностям астрономии, еще не вышла за пределы самых первых, началь­ных ступеней развития. Химия только что освободилась от алхимии посредством теории флогистона ⁵. Геология еще не вышла из зародышевой стадии минералогии, и поэтому палеонтология совсем не могла еще существовать. Наконец, в области биологии занимались главным образом еще накоплением и первоначальной систематизацией огромного материала, как ботанического и зоологического, так и анатомического и собственно физиологиче­ского. О сравнении между собою форм жизни, об изучении их гео­графического распространения, их климатологических и тому по­добных условий существования почти еще не могло быть и речи. Здесь только ботаника и зоология достигли приблизительного завершения благодаря Линнею.

Но что особенно характеризует рассматриваемый период, так это — выработка своеобразного общего мировоззрения, центром ко­торого является представление об абсолютной неизменяемости при­роды. Согласно этому взгляду, природа, каким бы путем она сама ни возникла, раз она уже имеется налицо, оставалась всегда не­изменной, пока она существует. Планеты и спутники их, однаж­ды приведенные в движение таинственным «первым толчком», продолжали кружиться по предначертанным им эллипсам во веки веков или, во всяком случае, до скончания всех вещей. Звезды покоились навеки неподвижно на своих местах, удерживая друг друга в этом положении посредством «всеобщего тяготения». Земля оставалась от века или со дня своего сотворения (в зависи­мости от точки зревия) неизменно одинаковой. Теперешние «пять частей света» существовали всегда, имели всегда те же самые горы, долины и реки, тот же климат, ту же флору и фауну, если не гово­рить о том, что изменено или перемещено рукой человека. Виды растений и животных были установлены раз навсегда при своем воз­никновении, равное порождало всегда равное, и Линней делал уже большую уступку, когда допускал, что местами благодаря скрещи­ванию, пожалуй, могли возникать новые виды. В противопо­ложность истории человечества, развивающейся во времени, исто­рии природы приписывалось только развертывание в простран­стве. В природе отрицали всякое изменение, всякое развитие. Естествознание, столь революционное вначале, вдруг очутилось перед насквозь консервативной природой, в которой все и теперь еще остается таким же, каким оно было изначально, и в которой все должно было оставаться до скончания мира или во веки веков таким, каким оно было с самого начала.

Насколько высоко естествознание первой половины XVIII века поднималось над греческой древностью по объему своих познаний и даже по систематизации материала, настолько те оно уступало ей в смысле идейного овладения этим материалом, в смысле общего

{7}

воззрения на природу. Для греческих философов мир был по су­ществу чем-то возникшим из хаоса, чем-то развившимся, чем-то ставшим. Для естествоиспытателей рассматриваемого нами пе­риода он был чем-то окостенелым, неизменным, а для большинства чем-то созданным сразу. Наука все еще глубоко увязает в теоло­гии. Она повсюду ищет и находит в качестве последней причины толчок извне, необъяснимый из самой природы. Если притяжение, напыщенно названное Ньютоном всеобщим тяготением, и рас­сматривается как существенное свойство материи, то где источ­ник непонятной тангенциальной силы, которая впервые только и осуществляет движение планет по орбитам? Как возникли бесчис­ленные виды растений и лчивотных? И как, в особенности, возник че­ловек, относительно которого было все же твердо установлено, что он существует не испокон веков? На все подобные вопросы естество­знание слишком часто отвечало только тем, что объявляло от­ветственным за все это творца всех вещей. Коперник в начале рассматриваемого нами периода дает отставку теологии; Ньютон завершает этот период постулатом божественного первого толчка. Высшая обобщающая мысль, до которой поднялось естествознание рассматриваемого периода, это — мысль о целесообразности уста­новленных в природе порядков, плоская вольфовская телеология, согласно которой кошки были созданы для того, чтобы пожирать мышей, мыши, чтобы быть пожираемыми кошками, а вся при­рода, чтобы доказывать мудрость творца. Нужно признать ве­личайшей заслугой тогдашней философии, что, несмотря на огра­ниченное состояние современных ей естественно-научных знаний, она не сбилась с толку, что она, начиная от Спинозы и кончая ве­ликими французскими материалистами, настойчиво пыталась объ­яснить мир из него самого, предоставив детальное оправдание этого естествознанию будущего.

Я отношу к этому периоду еще и материалистов XVIII века, потому что в их распоряжении не было иного естественно-научного материала, кроме описанного выше. Составившее эпоху произве­дение Канта осталось для них тайной, а Лаплас явился долго спустя после них. Не забудем, что, хотя прогресс науки совер­шенно расшатал это устарелое воззрение на природу, вся первая половина XIX века все еще находилась под его господством, и по существу его преподают еще и теперь во всех школах^*.

{8}

Первая брешь в этом окаменелом воззрении на природу была пробита не естествоиспытателем, а философом. В 1755 г. появи­лась «Всеобщая естественная история и теория неба» Канта. Вопрос о первом толчке был устранен; земля и вся солнечная си­стема предстали как нечто ставшее во времени. Если бы подавляю­щее большинство естествоиспытателей не ощущало того отвраще­ния к мышлению, которое Ньютон выразил предостережением: физика, берегись метафизики! — то они должны были бы уже из одного этого гениального открытия Канта извлечь такие выводы, которые избавили бы их от бесконечных блужданий по окольным путям и сберегли бы колоссальное количество потраченного в лож­ном направлении времени и труда. Ведь в открытии Канта заклю­чалась отправная точка всего дальнейшего движения вперед. Если земля была чем-то ставшим, то чем-то ставшим должны были быть также ее теперешнее геологическое, географическое, клима­тическое состояние, ее растения и животные, и она должна была иметь историю не только в пространстве — в форме расположения одного подле другого, по и во времени — в форме последователь­ности одного после другого. Если бы стали немедленно и решитель­но продолжать исследование в этом направлении, то естествозна­ние продвинулось бы к настоящему моменту значительно дальше нынешнего его состояпия. Но что хорошего могла дать философия? Сочинение Канта оставалось без непосредственного результата до тех пор, пока, долгие годы спустя, Лаплас и Гершель не раз­вили его содержание и не обосновали его детальнее, подготовив таким образом постепенно признание «небулярной гипотезы» °. Дальнейшие открытия доставили ей, наконец, победу; важней­шими из них были: установление собственного движения непо­движных звезд, доказательство существования в мировом про­странстве среды, оказывающей сопротивление, установление спектральным анализом химического тождества мировой материи и существования таких раскаленных туманных масс, какие пред­полагал Кант^**.

Но позволительно усомниться, скоро ли большинство естество­испытателей осознало бы противоречие между представлением об изменяемости земли и учением о неизменности живущих на ней

{9}

организмов, если бы зарождавшемуся пониманию того, что природа не просто существует, а находится в становлении и изме­нении, не явилась помощь с другой стороны. Возникла геология и обнаружила не только наличность образовавшихся друг после друга и расположенных друг над другом геологических слоев, но и сохранившиеся в этих слоях раковины и скелеты вымерших животных, стволы, листья и плоды не существующих уже больше растений. Надо было решиться признать, что историю во времени имеет не только земля, взятая в общем и целом, но и се теперешняя поверхность и живущие на ней растения и животные. Признавали это сначала довольно-таки неохотно. Теория Кювье о претерпе­ваемых землей революциях была революционна на словах и реак­ционна на деле. На место одного акта божественного творения она ставила целый ряд повторных актов творения и делала из чуда существенный рычаг природы. Лишь Ляйель внес здравый смысл в геологию, заменив внезапные, вызванные капризом творца, революции постепенным действием медленного преобразования земли^***.

Теория Ляйеля была еще более несовместима с допущением постоянства органических видов, чем все предшествовавшие ей теории. Мысль о постепенном преобразовании земной поверхности и всех условий жизни на ней приводила непосредственно к учению о постепенном преобразовании организмов и их приспособлении к изменяющейся среде, приводила к учению об изменчивости ви­дов. Однако традиция является могучей силой не только в като­лической церкви, но и в естествознании. Сам Ляйель в течение долгих лет не замечал этого противоречия, а его ученики и того менее. Это можно объяснить только ставшим в то время господ­ствующим в естествознании разделением труда, благодаря кото­рому каждый исследователь более или менее ограничивался своей специальной отраслью знания и лишь немногие сохраняли спо­собность к обозрению целого.

Тем временем физика сделала огромный шаг вперед, результаты которого были почти одновременно резюмированы тремя различ­ными людьми в 1842 году, составившем эпоху в этой отрасли есте­ствознания⁷. Майер в Гейльбронне и Дкоуль в Манчестере дока­зали превращение теплоты в механическую силу и механической силы в теплоту. Установление механического эквивалента теплоты покончило со всеми сомнениями по этому поводу. В то же время Гров⁸—не профессиональный естествоиспытатель, а ан­глийский адвокат — доказал путем простой обработки уже достиг­

{10}

нутых в физике отдельных результатов, что все так называемые физические силы — механическая сила, теплота, свет, электри­чество, магнетизм и даже так называемая химическая сила — переходят при известных условиях друг в друга без какой бы то ни было потери силы, и таким образом доказал еще раз, путем физического исследования, декартово положение о том, что коли­чество имеющегося в мире движения неизменно. Благодаря этому различные физические силы — эти, так сказать, неизменные «виды» физики — превратились в различно диференцированные и переходящие по определенным законам друг в друга формы дви­жения материи. Из науки была устранена случайность наличия такого-то и такого-то количества физических сил, ибо были дока­заны их взаимная связь и переходы друг в друга. Физика, как уже ранее астрономия, пришла к такому результату, который с необходимостью указывал на вечный круговорот движущейся материи, как на последний вывод науки.

---

Дата добавления: 2021-05-18; просмотров: 59; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!