Государевы дела и бабское счастье 15 страница
Начинавшая догадываться об истинных причинах такой несговорчивости «троицыных сидельцев», Софья предприняла последнюю попытку к примирению, отправив к Петру патриарха, как человека «по должности» мирного и богобоязненного. Но Иоаким, довольный возможностью покинуть Москву, остался у Петра, даже не отписав государыне об исходе своих пастырских увещеваний.
Софья потребовала немедленного созыва Думы. Собравшиеся бояре кряхтели, вздыхали и категорически не желали ничего приговаривать.
Было ясно, что думные люди решили остаться в стороне, отказываясь вмешиваться в распри Милославских и Нарышкиных. Поняв, что бегство Петра чревато военным противостоянием, Софья обратилась к стрельцам, прося защиты, но и те отвечали вяло, что, мол, на все государева и Божеская воля, а они люди маленькие.
Что оставалось делать? И вот спустя три недели после бегства Петра из Преображенского Софья решилась на последний шаг - самой отправиться в Троицу, чтобы образумить упрямого Петьку. Весь день они с Шакловитым ломали головы, пытаясь найти пути урегулирования конфликта, но на ум ничего не приходило.
- Послушай, Сонечка, - вкрадчиво предложил поникшей возлюбленной глава Стрелецкого приказа, - может, ты все-таки не будешь протестовать, если мы решим вопрос по-моему, а? Я возьму грех на себя, если ты его боишься. Есть у меня в полках верные люди, которые смогут явиться в Троицу как беглецы из Москвы. При первой же возможности они прирежут Петра как куренка, а если повезет, то и Бориса Голицына. Сейчас уже не то время, чтобы быть слишком щепетильными. Учти, он тебя не пожалеет.
|
|
|
Она долго молчала, глядя в окно, как сумерки накрывают город серой пеленой. Потом перевела взгляд на теплившуюся у маленького иконостаса лампаду. Что выбрать - жизнь во дворце с замаранными кровью брата руками или ссылку в монастырь, если только Петькины сообщники не придумают чего похуже. Что сделать? На чем остановиться? Что будет с Федей? А с Васенькой? И где сейчас князь Василий: как говорил, в Медведкове или уже по дороге в Троицу?
Надо же, как странно иногда оборачивается жизнь: то она пряталась в Троице от Хованского, а теперь там засел Петька, и она ничего не можете ним поделать. Ей вспомнилось Воздвиженское, скатившаяся с колоды в лужу отцовской крови голова княжича Андрея. Вот она, расплата за грехи.
- Я завтра сама поеду в Троицу, - тихо проговорила она, положив мягкую ладонь на сжавшиеся в кулак пальцы Федора, - и попытаюсь уговорить брата прекратить глупую вражду. Ведь должно же быть решение, которое удовлетворит и его, и меня… Я вот все думаю, может, это проклятие Хованского обрушилось на меня? Может, я слишком мало молилась за упокой души отца и сына? Как ты думаешь, Феденька?
|
|
|
Выдернув у нее из-под руки свой кулак, Шакловитый так ударил им по столу, что подскочили всякие красивые пустячки, которые там недавно с любовью расставила Марфа.
- Чтобы я тебя отпустил в волчье логово, а сам спрятался за бабьей юбкой? Да ни за что! Я мужчина или баба в штанах?
Не страшась гнева, горящего в глазах Федора, Софья подошла к нему и, обняв, прильнула всем телом, слыша, как гулко грохочет его сердце.
- Тихо, не шуми, пожалуйста. Никто ни за кого не прячется. Но мне просто некого послать. Не тебя же, право слово! Бояр он не слушает, патриарх сбежал… Федя, мы остались вдвоем. Сам же говорил, что Петька по стрелецким слободам рассылает указы с требованием схватить тебя, а затем идти к нему в Троицу. Подожди, может, мне еще удастся с ним сладить. Эх, был бы здесь князь Василий, все было бы по-другому. Уж онто сумел бы заговорить Петьке зубы. Ну да ладно, чего горевать о том, чего не может быть? Велика ты, Феденька, завтра с утра карету закладывать. Поеду к нему потихонечку, а ты, пока меня нет, попробуй еще раз поговорить со стрелецкими головами. Пообещай им денег. Если не честь, так хотя бы алчность, может, сделает их более сговорчивыми. Хорошо?
|
|
|
- Разве ж я могу с тобой спорить? - грустно усмехнулся Шакловитый. - Пойду распоряжусь.
- Вот и хорошо, а я пока прикажу Верке баньку приготовить. Негоже царевне ехать в затрапезном виде, ты не находишь?
- Да ты и так хороша. - Он прижался губами к ее губам с такой страстью, будто в последний раз.
- Ну что ты так, право слово!
С трудом отдышавшись, она ласково взлохматила его густую черную шевелюру и ахнула.
- Ой, Феденька, у тебя седые волосы появились! Да сколько! Тяжела доля государыниного аманта?
- Не говори глупостей, Сонька, - перехватил он ее руку. - Сам выбрал такую долю и не жалею ни о чем. А теперь иди, а то пока Верка приготовит баньку, то да се, ляжешь спать поздно, а тебе завтра надо быть раскрасавицей. Погоди, я сейчас ее позову.
Когда за Федором закрылась дверь, Софья сразу обмякла и, с трудом добравшись до ближайшего стула, грузно села на него, прижав кулак ко рту, чтобы не завыть в голос. Если ее еще может защитить царская кровь, то что нарышкинский выродок в случае победы сотворит с Федором - и подумать страшно. Вася, наверное, легко отделается, если, конечно, провалил поход на хана в сговоре с братом, но Федя… Феденька…
|
|
|
Она не знала, что, едва выйдя за порог и плотно притворив дверь, Шакловитый долго стоял, прижавшись спиной к стене. Если бы он только мог! Зубами бы загрыз любого, кто подойдет к Соньке. Но сейчас против нее поднялась такая сила, что зубы сломаешь, а не возьмешь. Остается только делать вид, что все идет хорошо. Пусть Сонечка до последнего верит, что может еще что-то изменить.
ГЛАВА 10
Кровь за кровь
Утром, во время последних сборов в дорогу к Софье попросился на прием командир стрелецкого полка Патрик Гордон. Изрядно удивленная ранним визитом шотландца, она велела пригласить его в кабинет. Получавший последние наставления Шакловитый отошел к печке, привалившись плечом к ее изразцам.
После обязательных расшаркиваний старый вояка сразу приступил к делу.
- Великая государыня, - начал он прокашлявшись, - я верно служил тебе, твой брат и твой отец. Теперь царь, которому я сказал присягу, призывает меня к себе. Я зольдат. Повиноваться приказ мой долг. Мой полк идти сегодня в Троице-Сергиев монастыр. Мне очень жалеть.
С этими словами он шагнул вперед и протянул Шекловитому указ Петра, приказывающий стрельцам явиться в Троицу, грозя в случае его невыполнения всевозможными карами. Софья вопросительно стрельнула глазами на главу Стрелецкого приказа, но тот чуть заметно пожал плечами, мол, выбирай, царевна, сама свою линию поведения.
Велишь казнить изменника - отрубим на Лобном месте голову, отпустишь - пусть идет с Богом. Софья побарабанила пальцами по мраморной столешнице резного, с львиными лапами, стола.
- Чем я обидела тебя, Петр Иванович, что ты бросаешь меня в трудную минуту?
Внезапно Гордон опустился на колено и склонил седую голову.
- Великий государыня, - проговорил он глухо, - в моем роду нет изменник, и я не буду первым. Мой клятва требует, я повиноваться Петр Лексеич. Да и не хочу я быть без голова на старости лет. Но свой внук я сказать, что видеть много король и служить много король, но лучшим из король был русский царевна Софья Лексеевич.
От волнения старый шотландец, много лет проживший в России, совсем запутался в сложном русском языке и замолчал, ожидая решения своей участи. Софья милостиво махнула рукой, с трудом сдерживая набежавшие на глаза слезы:
- Иди, Петр Иванович! Не сомневайся, царь будет к тебе милостив.
Гордон поднялся и, отвесив прощальный поклон, вышел с гордо поднятой головой.
Шакловитый скрипнул зубами.
- Побежали крысы. Всю ночь в Москве скрипели ворота, бояре, окольничие и вся прочая шушера под покровом темноты к Петру бежит. Днем боятся, сукины дети, так во мраке свои дела проворачивают. Так и тянет остановить какой-нибудь рыдван, до прибить для острастки всех его пассажиров! Сегодня в Грановитой палате, дай Бог, половина думных людей собралась. Роды первой статьи - Одоевские, Шереметевы, Черкасские, Репнины, Прозоровские, Шеины уже удрали.
Уверен, что и у остальных кареты да колымаги запряженные стоят, да кишка тонка в бега кинуться. А теперь и стрельцы побегут. Это первому страшно, а в толпе-то - милое дело!
До этого царевна еще держалась, но тут из ее глаз хлынули слезы, и она упала на стул, закрыв лицо руками.
- Не поеду я никуда! Вели карету распрягать! Не желаю я позориться, ехать среди холопов к Петьке на поклон! А попробует нарышкинский выродок в Кремль сунуться - взорву, но ему не отдам! Пусть катится к чертовой матери, прости меня Господи! Я Великая государыня, а он саранча неграмотная! Федя, пиши указ: кто из Москвы поедет в Троицу, будет считаться изменником и казнен на месте. А то ишь, Петьку боятся! Меня будут бояться тоже!
Но грозный окрик царевны уже не мог остановить повального бегства. Ежедневно то один, то другой полк, кто с развернутыми знаменами и барабанным боем, кто тишком покидали город. Софья часами стояла у окна, наблюдая, как пустеет Москва. Ее томило ощущение надвигавшейся катастрофы, как бывает в страшном сне, когда чувствуешь, что надвигается нечто ужасное, но не знаешь, откуда его ждать.
Федор, целыми днями метавшийся по стрелецким слободам и солдатским казармам, тоже стал все больше времени проводить во дворце. Однажды Софья застала его за сожжением бумаг. Около ног Шакловитого еще лежала небольшая стопка писем и каких-то записок, а в пламени костра уже корчились черные остовы того, что еще недавно было секретами Стрелецкого приказа.
Подняв глаза на царевну, он ничего не сказал, а, только взяв кочергу, ожесточенно принялся шевелить ею в печи. Постояв рядом с тем, кто остался ей верным до конца, Софья ненадолго отлучилась, и спустя несколько минут вернулась, неся большую стопку исписанной бумаги. Протянув ее Шакловитому, она устроилась в кресле у него за спиной, завороженно глядя на огонь. Все было ясно без слов.
- Федя, - наконец, кашлянув, нарушила молчание Софья, - я тебе собрала деньги, какие есть под рукой, и драгоценности. Уезжай сегодня же. Петька тебя убьет, как когда-то я Хованского. Сон был мне сегодня вещий, страшный. Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится. Не мучь меня, Феденька, не заставляй оплакивать до конца своих дней. Третьего дня в Смоленск ушел Сильвестр, и ты уходи. Нас с Марфой тронуть не посмеют, а тебе - смерть.
- Сонька, ты дура! - беззлобно огрызнулся на нее Шакловитый, не отводя глаз от затухающего огня. - На кого я тебя брошу? Да и бежать мне некуда. Это ты у меня умная, а я по-иноземному говорить не научился. Так что придется тебе меня потерпеть. Мне твоя постель слишком нравится. Не смогу я после нее на постоялых дворах ночевать, а то и того хуже - в лесу на коряге ворочаться.
На глазах Софьи заблестели слезы. Никогда не позволявшая себе подобной вольности царевна последнее время плакала по нескольку раз на дню, видимо, сказывалось нервное напряжение, не отпускавшее ее ни на минуту. Стараясь, чтобы голос предательски не дрогнул, она скороговоркой пробормотала:
- А если я прикажу?
- Не стоит, свет очей моих, потому как придется тогда мне изменить Великой государыне ради некоей Софьи Алексеевны, которая когда-то во времена оны устроила такой скомороший балаган на похоронах собственного брата, что Москва потом полгода обсуждала ее непотребное поведение.
- Так и полгода? Чего так мало? - Невзирая на трагизм ситуации, вместо слез в темных глазах женщины заплясали бесенята.
- Так того… Другие сплетни пошли… Царевна Софья Алексеевна умела подбросить пищи для разговоров. Весело с ней было… Так что, Сонька, где ж я такую, как ты, бабу найду? И коли уж про это разговор зашел, не пройти ли нам в опочиваленку? Раз уж править некем, так, может, того, просто жизни порадуемся?
Но Шакловитому с Софьей было не суждено «потешить беса», потому что прибежала перепуганная Верка и, дрожа то ли от страха, то ли возбуждения, доложила, что в дворцовых сенях стоят стрельцы и требуют, чтобы к ним вышла государыня.
- Требуют? - вскинулся Шакловитый. - Да я им сейчас…
- Не смей! - в голосе Софьи прозвучал металл. Никогда она не позволяла себе разговаривать в таком тоне с Федором с тех пор, как он пересек порог ее опочивальни, но сейчас не было другого выхода. - Оставайся здесь. Верка, скажи им, что Великая государыня сейчас выйдет.
Подобострастно кивнув, Верка опрометью кинулась выполнять поручение, а Софья, подойдя к Шакловитому, нежно обвила его шею руками.
- Феденька, поклянись мне самой страшной клятвой, что ты будешь ждать меня, сидя в этой комнате. Пообещай, что не выйдешь к стрельцам, что бы там ни произошло. У меня еще есть сила с ними справиться.
- Сонька, ты дура!
- Пообещай. - Ее губы прижались к его губам со страстью первых дней любви.
- Хорошо, - с трудом отозвался Шакловитый, когда она разжала, наконец, объятия. - Клянусь собственной жизнью.
Не очень доверяя обещанию Федора, она все-таки спустилась по лестнице на первый этаж, где ее ожидало несколько бояр, не пожелавших или побоявшихся переметнуться на сторону Нарышкиных. Сделав знак следовать за ней, она прошла в сени к двум десяткам хмурых стрельцов. При виде государыни они нехотя опустились на колени, демонстрируя всем своим видом, что делают это только согласно обычаю.
- Государыня перед вами, - надменно произнесла Софья, распрямив и без того прямую спину. - Что вам надо, стрельцы? И как вы смеете меня тревожить по пустому делу?
В ответ на это непрошеные визитеры поднялись с колен, и бывший среди них полковник Сергеев протянул ей какую-то бумагу.
- Указ пришел от царя Петра Алексеевича, чтобы, значит, шли в Троицу и доставили к нему вора и изменника Федьку Шакловитого для розыска про царское покушение. Сама можешь указ прочесть, коли сумлеваешься. Так что ты того, государыня, вели нам его выдать.
Кровь прихлынула к щекам Софьи и зашумела в ушах, забилась на висках. Да как они смеют требовать от Великой государыни, чтобы она выдала своими руками им на пытки и смерть своего Федю! Да кто они такие, предатели, переметнувшиеся к брату, стоило тому только пальцем поманить. От ярости ее глаза засияли холодным огнем, и царевна стала похожей на приготовившуюся к броску тигрицу.
- Да как вы смели, - давясь от ярости, прошипела она в лицо оторопевшим стрельцам, - требовать от меня жизни Федора Леонтьевича? А ну, пошли вон отсюда, сарынь проклятая, жабино отродье!
Те, опешив, попятились, но Сергеев быстро опомнился и, подбоченившись, выставил вперед бороду.
- А ежели ты откажешься выдать нам разбойника Шакловитого, то мы поступим с тобой нечестно. Нам, царевна, не впервой.
Перед глазами Софьи возникла картина, от которой ее бросило в холодный пот: те же сени, отчаянный крик «медведицы» и стрельцы, волочащие по полу избитого Ивана Нарышкина. Вот она, расплата за ту кровь! Ее пальцы сами собой скрючились, превратившись в лапы хищной птицы.
- Посмейте сделать хотя бы шаг, и я вам покажу, как ослушаться дочери Алексея Михайловича!
Сбившиеся в кучу бояре с ужасом ожидали, что последует за этим, как вдруг за спиной Софьи послышался родной голос:
- Э-э-это что тут такое? А ну, назад! Софья Алексеевна, Великая ты наша государыня, не гневайся на моих стрельцов. Ума они малого, обхождения не знают. Придется их построжить. Совсем страх потеряли! А ну, быстро пошли за мной!
С этими словами он в несколько шагов пересек сени и, распахнув входную дверь, ведущую на Красное крыльцо, махнул рукой выборным, приглашая их следовать за собой. Проходя мимо Софьи, он чуть замешкался, и, улыбнувшись по-мальчишески широко, подмигнул ей левым глазом.
Все произошло так быстро и неожиданно, что присутствовавшие в сенях люди не успели ничего сообразить, как Шакловитый уже скрылся на крыльце. Опомнившиеся стрельцы кинулись за ним, раздались крики, удары, шум борьбы… Потом все стихло…
Бояре с ужасом смотрели на царевну, которая так и застыла, со скрюченными пальцами рук и выражением решимости на лице.
Через толпу вельмож протиснулась царевна Марфа и ласково обняла сестру за плечи:
- Пойдем, Сонечка, пойдем… Тебе надо прилечь…
Унизанные перстнями пальцы медленно разжались, и Софья, точно сомнамбула, побрела, поддерживаемая сестрой, наверх в царские покои. Свита государыни, расступившись, пропустила двух женщин и провожала их глазами, пока они медленно поднимались по лестнице. Внезапно Софья остановилась:
- Я не могу туда пойти. Марфушенька, можно я переночую у тебя?
- Господи, Сонечка, конечно! - разрыдалась ее сестра. - Все, что захочешь.
В тереме царевны Софью устроили на постели, и она лежала, глядя в потолок пустыми темными глазами, невзирая на снотворное, которое заставил ее выпить вызванный доктор. В ее глазах не было слез. С той поры она больше не плакала ни разу в жизни.
ГЛАВА 11
Всем сестрам по серьгам
По мере того как пустел Кремль, в Троице все активнее кипела жизнь. То и дело в ворота монастыря въезжала роскошная карета или дедовский рыдван, в котором прибывал с семьей очередной вельможа. Подходили строем полки, пришедшие из Москвы, или проносились галопом провинициальные дворяне с боевыми холопами, пришедшие по зову царя из соседних волостей. Их всех встречал Борис Голицын, у которого для каждого находилось доброе слово и чарка водки.
Запоздавшие гости, чтобы оправдать свою задержку, наперебой рассказывали о творящемся в Москве беспределе, причем по странной закономерности, чем позже приезжал боярин или служивый, тем более страшные истории лились из их уст, так что Софья и Шакловитый в их рассказах разве что не пахли серой и не имели рогов и копыт. Все эти байки аккуратнейшим образом пересказывались Петру, отчего он начинал дергать головой и биться в очередном припадке. Но все это происходило в стороне от чужих глаз, а на людях царь был сама благочестивость, смирение и благовоспитанность: на все службы ходит, с церковными иерархами почтителен, с боярами милостив.
Монастырское «сидение» пошло на пользу Наталье Кирилловне, которая просто расцвела в окружении алчущих ее покровительства бояр. Правда, была одна печаль, которая тревожила ее сердце. Ее любимый братец Левушка на радостях пил не переставая, и от этого бывал иногда чересчур игрив. Царицу радовало все: и окружающий ее почет, и заискивание тех, кто успел поставить на ее Петруше крест, и мысли о том, как злобствует в Кремле «змея Сонька». Особенно приятно было отправлять назад ни с чем присылаемые ею посольства. Ништо? Это ей за убитых братьев, насильно постриженного в монахи отца и годы забвения, которые пришлось пережить честолюбивой царице.
Подначиваемый окружающими Петр тоже имел большой счет к старшей сестре. С того страшного дня, когда на его глазах стрельцы убивали людей, у мальчика случались приступы эпилепсии и начинала дергаться голова, пугая случайных людей. Еще больше ненавидел он Шакловитого, поклявшегося, по уверению полковника Цыклера, убить молодого царя.
Какова же была радость, когда очередная партия стрельцов, пришедшая в Троицу, приволокла с собой его врага, который был избит так, что с трудом мог стоять! Шакловитого заперли в монастырском подземелье, и им занялся «князь-кесарь», вечный участник пьяных царских дебошей, страшный Федор Юрьевич Ромодановский. Петр сначала отказался присутствовать при пытках «Сонькиного аманта», но затем любопытство пересилило, и он спустился в монастырский подвал, заваленный пыльным хламом. Откуда-то потянуло горелым мясом, и Петр в сопровождении верного Алексашки пошел на запах. Когда он вошел в камеру, то в окровавленном человеке с трудом узнал красавца Шакловитого.
Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 70; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!