Государевы дела и бабское счастье 13 страница
От теремов и дворцов знакомых бояр потянуло чем-то родным и трогательным до слез. Если, как говорит его хороший знакомец де Нёвилль «Париж стоит мессы», то Москва - Третий Рим - тоже достойна небольшого предательства. Опустив занавеску, «царственныя большия печати и государственных великих посольских дел сберегатель», ближний боярин и наместник Новгородский прикрыл веками глаза и откинулся на подушки. Он свой выбор уже сделал, осталось только ждать.
Предположения князя, как всегда, были верными. Софья действительно была вне себя от бешенства, когда прочла его письмо, написанное под влиянием только что проведенных переговоров с татарами. В первую минуту она потеряла дар речи и только силилась понять, как князь мог повернуть назад, зная о ситуации в Москве. Это же форменная измена! Если бы на месте Голицына был любой другой человек, то ссылка была бы для него самой легкой карой, но разве могла царевна пенять человеку, с которым делила не только власть, но и постель? С большим трудом она взяла-таки себя в руки и поборола желание отправить «лучшего друга Васечку» на плаху. Простила, но не забыла, как не забывала ни хорошее, ни плохое, случавшееся в ее жизни.
Шакловитый тоже ходил чернее тучи. Было ясно, что Софья в такой ситуации может забыть о царском венце. Хуже того, он звериным чутьем ощущал, что тучи сгущаются с ураганной скоростью, но был повязан по рукам и ногам категорическим требованием Софьи оставить обитателей Преображенского в покое.
|
|
|
Федор сердился, просил, ругался, а затем смирился, предоставив событиям развиваться своим чередом. Эта не очень красивая молодая женщина действительно оставила в его сердце глубокую царапину, и Шакловитый был готов пожертвовать жизнью во имя счастья своей Сонечки, если возникнет такая нужда. Приближался последний акт трагедии. Актеры уже заняли свои места, и оставалось только поднять занавес.
ГЛАВА 9
По когтям узнают льва
Пока Голицын проявлял свои полководческие таланты, Шакловитый трудился в Москве не за страх, а за совесть, пытаясь то лестью, то подкупом, то запугиванием заставить Думу венчать Софью на царство, сделав равной соправительницей царям Ивану и Петру. Но ни патриарх, ни бояре не то чтобы не шли ему навстречу, но и не делали ровно ничего, чтобы поддержать кандидатуру царевны. Большинство из них увиливало от разговора, так что скоро при появлении главы Стрелецкого приказа думные люди начали разбегаться от него как куры от коршуна. Все ждали новостей из Крыма, и когда пришло известие об отступлении князя от Перекопа, всем стало ясно, что весы судьбы качнулись в сторону Петра Алексеевича, превратившегося к тому времени в нескладного юношу с замашками Калигулы. В обычное время ни один боярин ни за какие блага мира не согласился бы видеть нарышкинского «волчонка» на троне, но в данной ситуации у него было одно преимущество, против которого царевна ничего не могла поделать. Он был мужчиной, а Софья - женщиной, и этот факт оскорблял боярские сердца гораздо больше, чем петровские пьяные дебоши.
|
|
|
Нарышкины со своим окружением все выше поднимали голову, чувствуя, что время работает на них. Все чаще и чаще окружение Петра собиралось либо в Преображенском, либо, под благовидным предлогом, в патриарших палатах Кремля. И если в начале правления Софьи Иоаким хотел соблюсти хотя бы видимость нахождения церкви над схваткой двух родов за царский престол, то затем, видя, как Софья и ее окружение тянутся в Европу, окончательно примкнул к антимилославскому заговору. Он не мог простить царевне ни приезда иезуитов, ни пренебрежения традициями «Домостроя», ни попытки предоставить слишком много воли академии, ни наличия женатого любовника, ни защиты проевропейски настроенного Сильвестра Медведева, ни… С каждым годом список рос, подпитываемый любыми деяниями царевны, не соответствующими «преданиям старины глубокой». То ли дело царица Наталья Кирилловна, женщина ума кроткого и великой набожности. А что Петр Алексеевич чудит так, что пол-Москвы плачет от его выходок, так это по молодости. Нагуляется, перебесится и станет великим царем, достойным Третьего Рима, коим ему выпала судьба управлять. Тогда и Немецкую слободу с девкой Монсовой можно будет приструнить.
|
|
|
Так, или примерно так, рассуждал кир-Иоаким, сидя с гостями в своем висячем саду, красоте которого поражались те немногие, кто был удостоен чести лицезреть сие великолепие. Остальные же москвичи и иностранные гости передавали из уст в уста рассказы о его саде, не уступавшем по красоте висячим садам царского дворца.
Росли здесь и ягодные кусты, и цветы, и овощи, и царила приятная прохлада даже в самые жаркие июльские дни. Но не ради красоты приводил сюда патриарх своих гостей. Здесь он мог не волноваться, что лазутчики Шакловитого услышат хотя бы слово из его приватных бесед.
А услышать он мог много интересного. Вот, зашли к нему вроде как за благословлением брат царицы Натальи Кирилловны Лев Кириллович Нарышкин и дядька юного царя князь Борис Голицын, которому ночью верный человек привез письмо от брата. Дело не терпело отлагательств, и надо было срочно обсудить дальнейшие планы. Особенно горячился Лев Кириллович, не простивший Милославским смерть братьев во время Стрелецкого бунта.
|
|
|
- Не понимаю я тебя, Борис Алексеевич, - наскакивал он на Голицына. - Это же явное воровство и измена! По возвращении князя надо его арестовать и судить как злочинца. Это же надо такое удумать: прогнать такую толпу народа сотни и сотни верст, чтобы повернуть, будучи у цели!
Голицын чуть шелохнулся и закатил глаза. Все-таки отсутствие породы у его сообщника сказывается, как ни крути. Разве может выскочка понять, что кровь - не вода. Что этот пся крев предлагает: выступить ему против такого же, как он, Гедиминовича? Чтобы потом всякие нарышкины и шакловитые заняли их места в Думе?
- Не кричи так, Лев Кириллович, а то кто-нибудь обязательно услышит. Давай лучше спросим кир-Иоакима, что он посоветует.
Сидевший перед ними патриарх в душе поморщился, но не подал виду. Хитер князь Борис, ой как хитер!
Хочет, чтобы не от него шла защита Василия Васильевича, чтоб и брата спасти, и самому, в случае чего, от всего откреститься, мол, не он за князя Василия заступался. Но Иоаким тоже не вчера родился и умел обходить острые углы.
- Я бы предложил золотую середину. Пусть князь вернется в Москву, объяснит свои действия, а мы посмотрим, что дальше предпринять. Пара месяцев ничего не решает, но, возможно, за это время произойдет что-нибудь такое, что позволит нам беспристрастно взглянуть на деяния Василия Васильевича. Не будем принимать решение второпях. Время на нашей стороне.
- Но и затягивать ни в коем случае нельзя, - едва не перебил его Нарышкин. - Шакловитый в открытую добивается трона для своей девки. И если он свое получит, то справиться с Софьей станет не в пример сложнее.
- Он этого не добьется, - отмахнулся Голицын. - Не бабское это дело государством управлять. Но ты, Лев Кириллович, прав в том, что пора Софье Алексеевне и честь знать. Хватит, поцарствовала. Пусть порадуется еще немного своей власти, а там и в монастырь пора.
- А если стрельцы в набат ударят? - осторожно прошептал патриарх, и все содрогнулись при воспоминании о том, что творилось в Кремле семь лет назад.
Несколько минут сидели молча, думая каждый свою думу. Наконец, Голицын тряхнул головой:
- Чего же мы боимся? Стрельцы из похода вернутся злые, как цепные псы. А кто виноват в их позоре? Великая государыня! Сейчас не то время, по колоколу их не поднять даже Шакловитому, тем более что Федор Леонтьевич, боясь нового бунта, самых горластых разослал по дальним гарнизонам.
Правда, я не очень уверен, что Петр Алексеевич готов воевать с сестрой. Ему кроме его преображенцев и Немецкой слободы больше ничего не надо. Я с ним намедни попытался потолковать о будущем, а он мне: «Не сейчас, князь Борис, мне Прешбург штурмовать надо». Царица Наталья Кирилловна тоже от собственной тени шарахается, боится, что отравят. Вряд ли она захочет ссориться с Кремлем… Есть, правда, у меня одна мыслишка, этакий casus belli [13].
Почему бы не попробовать?
Услыхав латынь, Нарышкин и патриарх одинаково поморщились.
- Ты того, Борис Алексеевич, говори по-русски, - попросил Лев Кириллович князя. - Я этих твоих слов не понимаю, а кир-Иоакиму вообще их слушать зазорно. Как бы в папизме кто не обвинил! - Он хохотнул, но тут же осекся. - Так что ты там за белю придумал?
- Повод к войне, Лев Кириллович. А что, если нам и Кремль, и Преображенское перепугать до полусмерти? У кого-нибудь из них нервы не выдержат - вот и повод к перевороту. Петр ли Алексеевич изволит приструнить сестрицу, или та вздумает обидеть брата, в любом случае мы сможем взять управление на себя и убрать Софью Алексеевну из Кремля. Думаю, что Новодевичий монастырь будет для нее самым подходящим местом.
Голицын с Нарышкиным покосились на патриарха, который был сегодня более молчалив, чем обычно. Старику целый день неможилось, и он с трудом следил за нитью разговора. При упоминании о монастыре он широко раскрыл полуприкрытые глаза.
- Это хорошая мысль, Борис Алексеевич. И под присмотром, и от Москвы недалеко.
- А Федьку на дыбу, - почти взвизгнул Нарышкин и, забыв о благочинии в присутствии патриарха, стукнул кулаком по столу, отчего громко звякнули стоявшие на нем чашки и нетронутые блюдечки с вареньем.
- Можно и на дыбу, - покладисто согласился Голицын, завидовавший в душе главе Стрелецкого приказа. - Главное, его от царевны убрать, а то этот цепной пес будет защищать ее, пока не сдохнет.
- Вот-вот, сдохнет! - затряс пальцем перед лицом Голицына Нарышкин. - Туда ему, подлецу, и дорога! Даром, что недавно бегал на посылках, а теперь, гляди, - окольничий, наместник Вяземский! Знаю, зачем ему надо посадить Соньку на престол! Через нее власть большую захватить хочет!
Голицын покосился на своего соратника - чья б корова мычала, - но промолчал, здраво полагая, что ему не резон ссориться с родственником будущего царя.
Тени успели изрядно удлиниться, перебегая от цветка к цветку, прежде чем гости, наконец, оставили патриарха наедине со своими мыслями. Как же суетен мир! Если бы грядущая смена власти не была столь важна для возглавляемой им церкви, он бы никогда не стал вмешиваться в столь неприятные для него вещи. Тихо прошептав молитву, Иоаким размашисто осенил себя крестным знамением и отправился отдохнуть в свою келью, обставленную со спартанской скромностью. По дороге он увидел перед собой как живого Сильвестра Медведева и погрозил ему посохом. Погоди, папежник проклятый, мы еще с тобой посчитаемся, когда к власти придет молодой царь! Будешь знать, как с иезуитами знаться!
Удивительно, но начало заговора ускользнуло от внимания Федора Шакловитого. Временно махнув рукой на венчание Софьи на царство (погодите, откормленные рожи, я вам это еще припомню!), он занялся организацией церемонии пышной встречи возвращающейся русской армии. Надо было приветить Василия Голицына с таким размахом, чтобы его недоброжелатели, которых во дворце было более чем достаточно, навсегда закрыли рты.
Будучи умным и житейски хитрым человеком, глава Стрелецкого приказа видел, как бояре все чаще поминают в речах Петра Алексеевича добрым словом, как некоторые зачастили ездить в Преображенское, даже не придумывая поводов, для визитов к опальной царице.
Лежа с Софьей в постели, он не раз пытался уговорить ее положить конец странному положению дел в государстве, отправив Петьку к праотцам, но царевна даже помыслить не могла о таком злодеянии. Несколько раз их ночные беседы заканчивались страшными скандалами. Преданная Верка часами охраняла вход в покои Великой государыни, чтобы кто, не ровен час, не услышал ее криков. А послушать было что! Шакловитый, забыв о том, что говорит с государыней, грозился отлупить свою царственную возлюбленную и обзывал «дурой бабой», а Софья обещала отправить его на дыбу или сослать к алеутам. Потом страсти понемногу затихали, и все оставалось на своих местах.
Разумеется, царевна тоже чувствовала, как затягивается вокруг ее шеи петля, не дававшая дышать полной грудью, но что она могла поделать среди предательства, окружавшего со всех сторон? Бояре в лицо смотрят умильно, точно коты на горшок со сметаной, а сами за спиной ножи точат.
Патриарх даже не пытается скрывать, что с трудом выносит ее реформы. Нарышкины, псы смрадные, сидят в своем Преображенском, ждут времени, когда можно будет ей в горло вцепиться. Петька уже с версту коломенскую вытянулся. Mala herba cito crescit [14]!
Ах, если бы она была мужчиной! Сама бы повела войско в Крым! Но нет, негоже бабе лезть в мужские дела! Послала друга сердечного Васеньку, которому верила больше, чем себе, и что получилось? Дважды опозорился и ей жизнь поломал. Надо было Леонтия Романовича Неплюева да Григория Ивановича Косагова поставить во главе войска, но как же Васеньку обойти, обидеть? Да и надежда в первый поход была, что вернется, овеянный славой, отправит жену в монастырь и женится на ней, горемычной. Все пошло прахом, все…
Однажды в простой колымаге, чтоб не узнали, царевна съездила с Шакловитым и несколькими стрельцами посмотреть на Петькины забавы. Два батальона вышколенных иностранцами солдат маршировали точно заводные фигурки в музыкальной шкатулке - ровно, четко, по неслышной с холма команде перестраивались, делали повороты, рубили соломенное чучело. Стало страшно до дрожи. Если бы они что-нибудь кричали, было бы не так жутко, а тут все молчком. Не по-человечески это. Обратно возвращались молча, под впечатлением от увиденного. Софья всю дорогу смотрела в окно, загородившись от нескромных взглядов шторой. Вечером опять переругались так, что Софья чуть не сорвала голос и швырнула в сердечного друга янтарной чернильницей.
Шакловитый увернулся, и чернила растеклись по навощенному паркету, напоминая своими очертаниями Черное море.
Встреча Голицына была великолепна. Софья и царь Иван в парадном облачении ожидали князя в Грановитой палате. Вдоль стен сидели разодетые в роскошные одежды бояре, и от всей этой обстановки веяло благочинием и Византией, напоминая, что Москва - Третий Рим. Софья была сама любезность, но в ее душе бушевала ярость: Нарышкины все-таки нашли, чем испортить ей праздник. Петр ни в какую не пожелал знаться с князем, и его отсутствие на торжествах было тут же отмечено всеми присутствующими.
Когда же вечером они остались втроем в покоях царевны, Софья дала волю своим чувствам и ядовито поинтересовалась у задумчиво разглядывавшего глобус Голицына, почему он увел войско от стен Перекопа.
- Для того ли мы, Васенька, столько денег потратили, казну опустошили, чтобы ты с пустыми руками вернулся назад? Я тебя туда посылала за великими делами, а ты не токмо что ничегошеньки не совершил, но и отступил от первой же крепостицы, оказавшейся на пути. Как это понимать, князь? Мы тут из последних сил с Федором Леонтьевичем отбиваемся от происков «медведицы», а ты мне нож в спину втыкаешь?
- Софья, ты несправедлива! У нас не оставалось ни провианту, ни воды для продолжения войны. Да и с фуражом оказались проблемы. Трава выгорала просто на глазах, и скоро начался бы падеж лошадей от бескормицы.
Вот у меня тут целая пачка расписок полковников, которые подтверждают мои слова.
Подготовившийся к разговору Голицын вытащил из кармана стопку аккуратно сложенных бумаг, которые были покрыты строчками то размашистого, то бисерного почерка.
- Ну, хоть на отписки воды хватило, и то хорошо, - криво улыбнулась царевна. - Tu quoque, Brute [15]!
Голицын побледнел от обиды, но сдержался, стрельнув глазами в сторону Шакловитого, который, подбоченясь, в свою очередь начал внимательно разглядывать парсуну, изображающую царя Федора Алексеевича в парадном облачении.
- Неправда! Cum tacent, clamant [16].
- Ты так думаешь? Quos vult perdere Juppiter, dementat prius [17].
А где была твоя разведка? Почему провиант и фураж не завезли в нужном количестве? Я понимаю, что в первом походе могли не предусмотреть все вопросы, но сейчас это попахивает изменой!
- Но хан обещал пойти под руку Московского царства и не угонять больше никого в полон!
- Да? И где договор, скрепленный всеми печатями? Что-то я его не вижу! Эх, князь…
Голицын гордо поднял голову, глядя прямо в темные глаза государыни, тело которой знал до самой маленькой ямочки.
- Никто и никогда не обвинял Голицыных в предательстве! Голову даю на отсечение, хан носу не сможет высунуть из Крыма, а без пленных, коих он продавал в Константинополе, ему не на что будет даже зерна купить. Таким образом, мы сможем держать его в повиновении.
Шакловитый почувствовал, что пора вмешаться. Это было не по чину, но положение царевниного аманта давало некоторые права. Отвернувшись от картины, он сделал примирительный жест в сторону неудачливого полководца.
- Послушай, Василий Васильевич, - произнес он мягко, словно ребенка успокаивал. - Софья Алексеевна вовсе не хотела задеть твою честь или поставить под сомнение храбрость и преданность. Я, к сожалению, плохо знаю латынь, поэтому не все понял из ваших слов, но, уверен, что она просто хотела сказать, что ты действовал как дипломат, ища длительные выгоды, но положение в Москве таково, что жизненно важна большая победа здесь и сейчас. Победа такая, которую можно предъявить народу, которую, так сказать, можно потрогать. Твои же будущие выгоды хороши, но они не видны ни московским обывателям, ни думным людям. Не правда ли, Великая государыня?
Он повернулся к царевне, которая уже успела взять себя в руки. «Сейчас не то время, чтобы ссориться со своими сторонниками», - в который раз повторила она про себя как заклинание. Недовольно покосившись на Шакловитого, она согласно кивнула головой.
- Прости, Василий Васильевич, просто на сердце наболело. Конечно, ты сделал все, что мог, и наша монаршая милость не заставит тебя ждать, помимо того, о чем было обещано при встрече.
Ты заслужил отдых. Можешь несколько дней побыть дома.
- Я бы предпочел уехать в пожалованное тобой, Софья Алексеевна, Медведково.
- Конечно. Поступай, как тебе заблагорассудится. А мы с Федором Леонтьевичем еще немного потолкуем. Можешь идти к своей жене и детям.
Опустив глаза, в которых блеснули слезы обиды, Голицын с поклоном вышел из Софьиного кабинета. Вот это унижение, так унижение! Получить отставку при новом любовнике, безродном дворянинчике, который еще и заступаться за него, Гедиминовича, вздумал - что может быть оскорбительнее? Хорошо еще, что за поздним временем во дворце не осталось никого из бояр и окольничьих, а комнатные люди не в счет. Завтра только и разговоров будет, что об его позоре, так что, пока все не успокоится, надо уехать от Кремля куда-нибудь подальше. Медведково - это он хорошо придумал. Во-первых, надо действительно присмотреть, что там без него строители возвели, а во-вторых, в случае надобности можно быстро в Москву вернуться.
Дежурившие у Красного крыльца стрельцы распахнули перед князем дверь, и он быстро вышел на улицу, стараясь сохранить значительность в движениях. Ну, Софья, я никогда не прощу тебе этого вечера, даже если доживу до ста лет!
А Софья, проводив глазами Голицына, повернулась к Шакловитому.
- И кто тебе позволил вступать в наш разговор? Тоже мне, защитничек нашелся. Чует мое сердце, князь Василий не все договаривает.
Нечисто туг все, Федя! Василий Васильевич еще тот дипломат! Убедит кого угодно и в чем угодно. Это он на войне робкий, а в разговоре любого победит. Можешь мне поверить!
Покачав головой, Шакловитый подошел к Софье и, одной рукой обняв ее за талию, другой начал ласково поглаживать ее по волосам, точно маленькую девочку. Она прильнула к нему, отдавшись расслабляющей ласке.
Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 63; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!