Государевы дела и бабское счастье 12 страница
А в это время в опочивальне Софья, наконец, узнала вкус настоящей страсти, ради которой можно пойти босиком на край света. Все ее тело пылало от мужских ласк, и ей было глубоко безразлично, что ее целует простой судья, а не высокородный боярин. Когда же прошел первый порыв страсти, она положила голову на плечо Шакловитого, ощущая щекой, как пульсирует под кожей ее мужчины горячая кровь.
- Федь, а, Федечка, - позвала она, - ты не сердись, родной, но мы с тобой сейчас не сможем встречаться. Ты же сам знаешь: Дума приговорила отправить князя во второй поход на Крым. Не могу я сейчас дать ему отставку. Вот ужо вернется он оттуда, тогда другое дело. А то нехорошо получается, грех это. Князь хоть и тихий, а кто знает, что он сможет сотворить, если узнает о моей неверности?
- Да какая разница, - напрягся сразу мужчина, не желавший расставаться со своей «добычей», - ты государыня или кто? Не посмеет он на тебя обиду держать.
- Если бы все было так просто! - улыбнулась Софья, целуя его грудь. - Ты правильно сказал. Я для него не только любовница, но и государыня. Я ему уже давно безразлична, но вот власть, которой он обладает, греет князю душу. Неизвестно, что он сделает, если узнает об отставке. «Медведица» будет счастлива заполучить его себе в союзники.
- Ну, этого мы не допустим! Хочешь, я его…
- Нет-нет, оставь, пожалуйста, Василия Васильевича в живых! Тебе дай волю, так у меня людей в Москве не останется.
|
|
|
Быстро перевернувшись в постели, он приподнялся на локте и заглянул в ее темные глаза.
- Просто я тебя люблю.
- А за что? - Ее глаза смеялись под пушистым ореолом длинных ресниц.
- Ну… - Не умевшему красиво говорить Шакловитому было трудно выразить свои чувства в словах. - Ты красивая, сильная, умная… Очень умная… Кроме князя Василия я не знаю никого, кто бы был таким умным, как ты. Разве только гетман Мазепа. Я-то что - только драться и умею, да еще читать-писать, а ты, вот, на иноземных языках с князем говоришь, словно на родных. Да когда и на родном, так такие слова мудреные произносишь, что я отродясь не слыхивал. Ну и вообще ты баба видная. Я как тогда впервые на похоронах тебя увидел, так сразу и пропал. А уж когда услыхал, как ты «медведице» отпор дала, понял, что кроме тебя мне никого не надо. Все девки, что у меня были, двух слов связать не могли и собственной тени боялись.
Софья счастливо рассмеялась, глядя на поглупевшего от любви начальника Стрелецкого приказа. А он, наклонившись, закрыл ей рот поцелуем.
Эту ночь Шакловитый провел в опочивальне царевны, и они до рассвета не сомкнули глаз, любя друг друга. Когда же он, наконец, тихо выскользнул из покоев царевны, сопровождаемый осторожной Веркой, то Софья, смежив ресницы, мгновенно погрузилась в сон. И впервые за много месяцев ее не преследовали ночные кошмары, начавшиеся после возвращения Голицына из Крыма. Она была по-настоящему счастлива и улыбалась даже во сне.
|
|
|
После ночи, проведенной с Шакловитым, Софья делала все возможное, чтобы до поры ее новый роман остался в тайне. Федор, скрежеща зубами, признал серьезными опасения царевны и согласился еще немного потерпеть около нее Голицына, тем более что девушка клятвенно пообещала избегать с князем близости.
Любовь была отложена «на потом», поскольку царевну занимали гораздо более тревожные вещи. События развивались так, как и предсказал неплохо разбиравшийся в человеческих душах Шакловитый. Двадцать седьмого января была сыграна свадьба царя Петра и дочери полковника и стрелецкого головы Евдокии Лопухиной, чьего отца - Федора Авраамовича Лопухина - перед свадьбой возвели в чин окольничьего и государевого стольника. Пришлось сделать богатый подарок новобрачным, чтобы не говорили, что государыня экономит на младшем царе. Бояре пили за молодых и в промежутках между тостами тихо шушукались о похождениях новобрачного, периодически поминая юную Анну Монс из Немецкой слободы.
|
|
|
Петр сидел рядом с испуганной Евдокией с таким видом, будто уксусу выпил, и только стрелял по сторонам глазами, высматривая, кто и сколько пьет.
В наспех сшитом платье он выглядел еще более угловатым и неуклюжим, чем всегда.
В общем, свадьба была такая же несуразная, как и последующая семейная жизнь молодых. После медового месяца новоиспеченный муж умчался с приятелями на Плещеево озеро, оставив юную жену под материнским надзором. По донесениям верных людей в Преображенском мухи дохли от скуки. Насторожившаяся после свадьбы младшего брата царевна на время успокоилась и занялась подготовкой ко второму Крымскому походу, которая в это время шла полным ходом.
Главной ее головной болью стал категорический отказ Голицына возглавить войско. Бояре же, довольные тем, что смогли хоть в чем-то насолить государыненому аманту, требовали, чтобы именно он опять повел войска на хана. Софье пришлось пустить в ход все свои дипломатические способности, чтобы уломать князя отправиться в неприветливые степи, оставив комфорт столичной жизни. К Софьиным просьбам присоединил свой голос Шакловитый, который, как ни в чем не бывало, уговаривал Голицына снова надеть походную епанчу.
|
|
|
Наконец, князь с печальным вздохом согласился и принялся за сборы. Как хороший дипломат, он прекрасно понимал, насколько судьба Софьи, а следовательно, и его, зависит от результата его действий. Времени оставалось мало, и надо было торопиться. В устье реки Самары в срочном порядке достраивался город Богородицк, который должен был служить базой для русской армии, а далеко в Диком поле два талантливейших русских полководца Неплюев и Косагов заканчивали возведение передовых баз.
Регулярные полки учились новой тактике боя, а Пушкарский полк совершенствовал свои пушки и мортиры, учась вести огонь прямо в походном строю.
Накануне отъезда князь весь день до глубокого вечера провел во дворце, решая последние вопросы и прощаясь с Софьей. Кроме того, государыня по обычаю дала обед в честь уходящей в поход армии, пригласив к столу бояр, воевод и вельмож. Рядом с ней сидели юные цари Иван и Петр. Родовитые вельможи праздновали начало похода в передней палате Теремного дворца, остальные - в Столовой избе. Князь Василий, сидя рядом с царем Иваном, чувствовал на себе то злобные, то завистливые взгляды, и к концу дня страшно устал. Каково же было его удивление, когда, явившись за полночь домой, он застал в своем кабинете двоюродного брата.
- Борис, какими судьбами? Я хотел заехать к тебе попрощаться, но мне сказали, что ты в Преображенском днюешь и ночуешь.
- Твои лазутчики тебя не обманули. Но не мог же я не заехать к брату, пусть и двоюродному, в тот важный момент, когда в его руках окажется судьба России.
Они расцеловались по-родственному, невзирая на принадлежность к разным лагерям, а, может быть, именно поэтому. Хозяин дома налил себе и брату по бокалу бургундского вина, которое регулярно выписывал из Франции. Кузены выпили за встречу.
- Ну, как дела? - поинтересовался Василий, чтобы начать разговор. - Как супруга и дети?
- Потихонечку, - откликнулся Борис, глядя сквозь хрусталь на темно-красное вино. - Мария Федоровна передает тебе поклон. Дети непоседливы и очаровательны одновременно.
Но я к тебе не за этим приехал. Время уже позднее, и меня ждут дома. Так что, если не возражаешь, я a limine[8] перейду к делу.
Такое начало разговора не сулило ничего хорошего, но слишком велико было искушение узнать, что заставило кузена просидеть несколько часов в ожидании хозяина дома, и князь Василий кивнул, сделав приглашающий жест. Борис кивнул в ответ и задумался, прикидывая, как лучше справиться со своим делом.
- Послушай, Василий, - начал он вкрадчиво, - обязанности дядьки царя весьма многогранны. Являясь таковым, я должен помогать Петру Алексеевичу и его матери, царице Наталье Кирилловне, во всех делах… Можно, я задам тебе один вопрос?
- Спрашивай, если смогу, то отвечу.
- Какие отношения тебя сейчас связывают с царевной? Ты все еще любишь ее, или морок уже прошел? - Князь Василий развел руками, давая понять, что сам не знает. - Потому что если ты любишь Софью, то, боюсь, от нашего разговора будет мало прока.
Помявшись немного, хозяин дома приподнял бокал, показывая, что пьет за гостя, и сделал глоток.
- Говори!
- Знаешь ли ты, что Софья вовсю крутит хвостом с Федькой Шакловитым? Смотри, Василий, еще немного - и она вычеркнет тебя из своей жизни как ненужную вещь.
- Не говори чепухи! Кто тебе сказал такую глупость?
- У меня тоже есть свои осведомители.
- Софья Алексеевна никогда этого не сделает! Скажу по совести, я был бы только счастлив, если бы она нашла себе достойного возлюбленного. Но она весьма привязана ко мне, даже слишком.
- Ой ли? Когда ты последний раз с ней спал? Молчишь? То-то же! Как только ты уйдешь в поход, Шакловитый запрыгнет к ней в постель раньше, чем ты остановишься на первый привал, и ты будешь ей уже не нужен. А уж когда вернешься из Крыма… Слушай, Вася, я тебе скажу две неприятные вещи. Во-первых, крымчан вам не одолеть. Ни с помощью Бога, ни без оной. Во-вторых, если только ты опять проиграешь военную кампанию, то Софья тебе этого никогда не простит.
- И что ты предлагаешь? - с безысходностью в голосе спросил князь Василий, чьи нехорошие предчувствия во многом пересекались с предсказаниями двоюродного брата.
- Приходи к нам, то есть к Петру Алексеевичу. Клянусь, тебе все будут очень рады. А в качестве небольшой любезности наш молодой царь просит тебя избегать сражений и вернуться домой скорее на щите, чем под щитом. Ты меня понял? Как говорится, Amicus Plato, sed magis amica veritas[9].
- Борис, как ты можешь предлагать мне такую низость?
- Я предлагаю не низость, а спасение. Петр здоров как бык, и нас с тобой переживет. Если ты еще не заметил, то прошу обратить внимание, что он вырос, женился и ему больше не нужна мамка, то есть регентша.
Как ты думаешь, сколько времени Софья еще продержится на троне? Вовремя сделанное предательство, это не предательство, а политика. Впрочем, не мне тебя учить…
- Что ты хочешь сказать? - вспыхнул советник царевны, отводя глаза.
- Мне назвать фамилию некоего тобольского узника, попавшего в опалу твоими стараниями? И не надо на меня смотреть с видом бедной овечки! Тайное всегда становится явным, мой дорогой брат. Но я тебя не осуждаю, ни Боже мой! Tempora mutantur et nos mutamur in illis [10].
Только помни, что у тебя еще есть шанс выйти невредимым. Упустишь - даже я не смогу тебе помочь. Подумай над этим, а я пойду. Мария Федоровна все глаза проглядела на дорогу, меня ожидаючи. Не провожай, я знаю дорогу.
С этими словами он вышел вон, по пути щелкнув по носу мраморную статую толстого малыша, а хозяин дома еще долго мерил шагами кабинет, мучительно пытаясь выбрать единственно правильное решение. Так ничего не придумав, он махнул рукой на визит брата, предоставив решение судьбе. Но слова Бориса об измене Софьи задели его гораздо больше, чем он мог себе представить.
ГЛАВА 8
Сколько стоит Третий Рим?
Вопреки ожиданиям Василия Голицына, поход на Крым начался гораздо легче, чем он предполагал. Стояла весна, еще не было ужасающей жары, зеленый ковер свежей травы покрывал землю, а вода журчанием ручейков приятно ласкала слух.
Несколько раз по пути к перешейку на них налетали татары, но опыт предыдущей кампании сделал свое дело: русские войска стояли непоколебимо, отстреливаясь от врага с помощью артиллерии и мушкетов пехоты. Даже подход основных татарских сил не смог ничего изменить. Русская армия медленно, но упорно продвигалась к своей цели и двадцатого мая подошла к Перекопу. Почувствовав силу, русские воины и украинские казаки, сражавшиеся под командованием гетмана Мазепы, рвались на стены небольшой крепости, защищавшей перешеек. Слишком много бед принесли крымчаки порубежным русичам и казакам, и сейчас их сердца горели чистым огнем мести.
У Голицына полным ходом шел военный совет, когда ему доложили, что в лагерь прибыли послы крымского хана для проведения переговоров.
Полученная весть была встречена дружным хохотом. Никому и в голову не приходило, что придется отказаться от такой знатной добычи, но поднявшийся из-за стола князь прекратил веселье и, прервав совещание, пригласил к себе парламентеров. Татары шли в живом коридоре из сбежавшихся со всех концов лагеря солдат, бросая на них настороженные взгляды.
Зайдя в шатер, они с достоинством поклонились Голицыну и приготовились вести малоприятные для них разговоры. Князь приказал подать чаю и, сдержанно ответив на поклон, пригласил парламентеров садиться. Начался торг. Татары то делали новые предложения, то от них отказывались, каждый раз требуя время для обдумывания условий Голицына. Ни до чего не договорившись, они отбыли ночевать в крепость, предложив продолжить переговоры на завтра с утра. Следующий день не принес ничего нового. Татары явно тянули время, дожидаясь, когда у русских закончатся вода и провиант.
Голицын тоже не рвался на штурм крепости, невзирая на требования полковников и атаманов. Возникла странная ситуация: огромная стодвадцатитысячная русская армия остановилась у стен небольшой крепости, теряя с каждым днем боевой настрой. Проснувшись на третий день, князь обнаружил у себя на столе отпечатанный в типографии перечеркнутый крест-накрест плакат с портретом царевны Софьи в царском облачении, отпечатанный в нескольких экземплярах Шакловитым в патриаршей типографии. Призванный пред грозные очи князя мажордом клятвенно заверил Голицына, что не имеет к этому плакату никакого отношения. Наскоро перекусив, князь долго сидел, глядя потухшими глазами на изображение своей бывшей любовницы, по щеке которой пролегла жирная черная полоса.
Значит, сторонники Петра есть даже в его ближайшем окружении. Может, прав был Борис, когда говорил, что Софье осталось недолго сидеть на троне?
Наконец, денщик доложил о прибытии вчерашних парламентеров. Оторвавшись от своих мыслей, русский полководец попросил привести их. Повторив ритуал раскланивания, знакомый Голицыну по предыдущим дням, посланники хана заявили, что тот просит милости великих русских государей и готов не только отказаться от претензий на какие-либо выплаты со стороны Московского царства, но и пойти под их державу. Произнеся эту речь, парламентеры приготовились к длительным прениям. Казалось, что переговоры не закончатся и в этот день, но Голицын вдруг легко принял все предложения хана и скомандовал снимать лагерь на следующий день, мол, возвращаемся домой.
Сказать, что не только простые воины, но и полковники с атаманами пришли в полное изумление от такого приказа - это не сказать ничего. Все, кто по должности или по родству имел право заглянуть в ставку главнокомандующего, бросились к шатру князя, после того, как новость об отступлении словно молния, облетела все биваки. По всему огромному пространству, занятому русской армией, раздавались возмущенные крики, а в это время в своем шатре Голицын имел неприятный разговор со своими подчиненными, которые не могли понять, ради чего три месяца шли дикими степями к Крыму.
Однако Голицын, нахмурив брови, не только не жалел о своем решении, но и потребовал от своих полковников, чтобы они написали расписки о том, что в Крыму выгорела трава и, в случае продолжения похода, армия может погибнуть от голода и жажды.
Те возмутились, потом посовещались и… согласились на все требования своего главнокомандующего. Последним, когда все разошлись, в шатер явился раздосадованный Иван Мазепа. С ним Голицын имел долгий разговор, после которого гетман, еще совсем недавно требовавший изничтожения татар, вдруг начал превозносить великий талант князя и его прозорливость.
Голицын, наконец, оказался в шатре один. Еще одно предательство… Еще одна измена… Прости, Софья! Alea jacta est [11].
Его жребий брошен. Каждый спасается по-своему.
Рядом с Голицыным возник мажордом, державший на золотой тарелочке письмо Софьи, только что доставленное нарочным. С неприятным чувством - словно пойманный за руку вор - он сломал печать и углубился в чтение.
«Свет мой, батюшка, надежда моя, здравствуй на многие лета! Радость моя, свет очей моих! Мне не верится, сердце мое, чтобы тебя, света моего, видеть. Велик бы мне день тот был, когда ты, душа моя, ко мне будешь. Если бы мне возможно было, я бы единым днем поставила тебя перед собою».
Он опустил руку с письмом и задумался, глядя перед собой остановившимися глазами. Если бы оно пришло несколькими часами раньше! Голицыну было приятно думать, что сделанный им поступок не подлость в полном смысле этого слова. Нет!
Это простая гримаса судьбы, вынудившая его принять решение, которое, несомненно, приведет к падению Софьи. Князь был бездарным полководцем, но отличным дипломатом и прекрасно представлял себе все последствия того, что он собирался предпринять на следующий день.
В конце концов, он сделал все, что мог. Faciant meliora potentes [12]
А он устал, страшно устал. Он вдруг вспомнил их первый поцелуй в Воздвиженском. Прошло меньше семи лет, а как все изменилось! Где его мечты о переустройстве общества, вызывавшие у одних (иностранцев) восторг, а у других (своих бояр) сомнения в трезвости его ума? Когда он впервые начал читать Софье свои прожекты об отмене крепостного права и раздаче земли крестьянам, она только расхохоталась и поинтересовалась, сколько времени, с его точки зрения, пройдет между подписанием такого указа и мгновением, когда сбежавшиеся бояре разорвут их голыми руками. Дикая страна, подлый народ. Он уже забыл свое недавнее предательство и был готов рассуждать о недостатках, присущих окружающим его людям. Князь принадлежал к той категории людей, которые, делая маленькую личную подлость, объясняют ее вынужденной необходимостью, а потом громко критикуют оплошности других, требуя от них кристальной честности и благородства в помыслах.
На следующий день, снявшись с места, русская армия начала отход на север. Настроение солдат и их командиров было ненамного лучше, чем в первую кампанию. Никто не понимал, ради чего армия находилась на марше больше трех месяцев, отбиваясь от наседавших татар. Почему не была проведена разведка?
Ехавший в походной карете князь чувствовал глухое недовольство и с ужасом представлял, что скажет его Софьюшка по поводу итогов похода и несметных денег, которые были на него затрачены. Но размышлял он об этом не с печалью или раскаянием, а как о шахматной партии, которую предстоит выиграть. Гораздо хуже то, что там будет Федька Шакловитый, который вряд ли поверит его рассказам о нехватке воды и травы. Он же бешеный, ей-богу, бешеный!
Голицын представил Шакловитого в ярости, и его аж передернуло от неприятных предчувствий. Конечно, такой исход крымского похода для властолюбивого выскочки - нож острый. Пока он, то есть князь, пылил по степи в своей карете, Федька в Москве добивался короны для Софьи, чтобы поставить ее в один ряд с подросшими царями. Поражение Голицына ставило на его планах жирный крест. Шакловитый же не привык проигрывать и не простит никому своего «позора». Голицын вспомнил, с каким упоением Федор Леонтьевич, научившись играть в шахматы, сражался до победного конца, не желая сдаваться даже в совершенно безвыходном положении. Уж кто-кто, а глава Стрелецкого приказа будет драться до последнего вздоха! Это ясно как божий день.
Так, то взвинчивая, то утешая себя, Голицын добрался до Москвы, уповая только на то, что Софья, узнав все из писем, успеет перебеситься и встретит его более-менее спокойно.
- Москва, Василий Васильевич! - услышал Голицын голос своего мажордома. - Мы уже почти дома.
Подняв шторку, князь выглянул в окно кареты, которая уже катила по Тверской улице, вымощенной деревянной брусчаткой, постукивая колесами по ее стыкам.
Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 83; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!