ОЗЕРО ОГНЕННОЕ ГОРЯЩЕЕ (ОТКР. 19:20) 27 страница
Ромми открыл дверь черного хода, увидел их, вышел на погрузочную платформу с охапкой оружия в руках.
– Столкнулись с проблемами?
– Все прошло идеально. – Эрни по ступенькам поднялся на платформу. – На дорогах никого. Оружие еще есть?
– Да. За дверью. Ты тоже помогай, мисс Норри.
Девочка подхватила два карабина и передала их дедушке, который уложил оружие в кузов микроавтобуса.
Ромми выкатил на платформу тележку. На ней лежали рулоны свинцовой ленты.
– Разгружать все сейчас не обязательно. Я нарежу куски для окон. Ветровое стекло закроем, когда приедем на место. Оставим только узкую щель, чтобы видеть дорогу, как в танке «шерман», и поедем дальше. Норри, пока мы с Эрни этим занимаемся, попробуй выкатить вторую тележку. Если не сможешь, оставь ее, мы займемся ею позже.
На второй тележке лежали коробки с едой. В основном консервные банки и пакеты с концентратами, какими пользуются туристы. Одну коробку наполняли пакетики с растворимыми порошками, из которых получались напитки. Тележка весила немало, но покатилась легко, едва Норри удалось сдвинуть ее с места. Но остановить тележку девочка бы не смогла. Если бы Ромми не пришел Норри на помощь, тележка сверзилась бы с платформы.
Эрни заложил задние окна микроавтобуса кусками свинцовой ленты, закрепил их широкими полосами изоляционной ленты, вытер со лба пот.
– Это чертовски рискованно, Берпи, отправляться целым караваном к саду Маккоя.
|
|
|
Ромми пожал плечами. Потом начал загружать в микроавтобус коробки с едой. Ставил их вдоль стен, оставляя середину для пассажиров, которые, как он надеялся, появятся в микроавтобусе позже. На его рубашке проступили разводы пота.
– Остается лишь надеяться, что мы сделаем все быстро и тихо, а общегородское собрание нас прикроет. Выбора‑то у нас нет.
– Джулия и миссис Макклэтчи получат свинцовую ленту, чтобы закрыть окна своих автомобилей? – спросила Норри.
– Да. Сегодня. Я им помогу. А потом им придется оставить автомобили здесь, за магазином. Нельзя ездить по городу с окнами, закрытыми свинцом, – люди будут задавать вопросы.
– А как насчет твоей «эскалады»? – спросил Эрни. – Она проглотит остальные припасы, не поперхнувшись. Твоя жена может сесть за…
– Миша не поедет, – ответил Ромми. – Не хочет иметь с этим никаких дел. Я ее просил, делал все, разве что не встал на колени, но лишь зря сотрясал воздух. Я догадывался, что так и будет, поэтому не рассказывал ей больше того, что она уже знала. Ей практически ничего не известно, но это ее не спасет, если Ренни придет к ней. Но она не хочет ничего понимать.
– Почему не хочет? – спросила Норри и поняла, что вопрос нетактичный, когда увидела, что дедушка недовольно нахмурился.
|
|
|
– Потому что она очень упрямая. Я сказал, что это ей выйдет боком. «Пусть только попробуют», – ответила она. Такова моя Миша. Ну и ладно. Если потом представится возможность, проскользну в город и узнаю, не передумала ли она. Говорят, у женщин это обычное дело. Ладно, давайте перенесем в кузов еще несколько коробок. И не убирай далеко оружие, Эрни. Оно нам понадобится.
– Не могу поверить, что втянул тебя в это, малышка, – покачал головой Эрни.
– Все хорошо, дедушка. По мне, лучше участвовать, чем стоять в стороне. – И говорила Норри чистую правду.
9
БАХ . Тишина.
БАХ . Тишина.
БАХ . Тишина.
Олли Динсмор, скрестив ноги, сидел в четырех футах от Купола, а рядом лежал его старый бойскаутский рюкзак, набитый камнями, которые он собрал около дома. Набитый до такой степени, что Олли едва дотащил рюкзак, сгибаясь в три погибели, боясь, что парусина порвется и его снаряды вывалятся на землю. Но не вывалились, и теперь он сидел у Купола. Достал еще один камень, гладкий, отполированный древним ледником, и бросил в Купол, где он ударился о вроде бы прозрачный воздух и отскочил назад. Олли подобрал его и бросил снова.
|
|
|
БАХ . Тишина.
К Куполу стоило идти по одной причине: его брат и мать умерли из‑за Купола. И старый волосатый Иисус тому свидетель, одного рюкзака камней Олли хватит на целый день.
Каменные бумеранги , подумал он и улыбнулся. Улыбнулся искренне, но улыбка эта обезобразила его, потому что лицо стало совсем тощим. В последнее время он и так ел мало, а теперь вообще сомневался, что скоро сядет за стол. Услышав выстрел, он прибежал на кухню и нашел свою мать на полу, с задранным платьем, из‑под которого виднелись трусы, и с наполовину снесенной головой… Да уж, такое зрелище не способствует аппетиту.
БАХ . Тишина.
По другую сторону Купола бурлила жизнь. Вырастал палаточный городок. Джипы и грузовики приезжали и уезжали. Сотни солдат толклись вокруг офицеров, которые выкрикивали приказы и отменяли их, случалось, не переведя дыхания.
К уже стоящим палаткам прибавилось три подлиннее. Перед ними водрузили щиты с надписями: «ПУНКТ ПРИЕМА ГОСТЕЙ 1», «ПУНКТ ПРИЕМА ГОСТЕЙ 2», «ПУНКТ ОКАЗАНИЯ ПЕРВОЙ ПОМОЩИ». «ЛЕГКИЕ ЗАКУСКИ» – гласил текст на щите перед еще одной палаткой, размерами даже побольше, чем последние три. Вскоре после того, как Олли сел и принялся швырять камни в Купол, приехали два грузовика‑платформы с переносными туалетами. И теперь веселенькие, небесного цвета сортиры стояли рядком достаточно далеко от того места, где родственники могли поговорить и посмотреть на своих близких, но не прикоснуться к ним.
|
|
|
То, что вывалилось из головы его матери, выглядело как заплесневелое клубничное варенье, и Олли не мог понять, почему она поступила именно так, именно в этом месте. Почему в помещении, где они обычно завтракали, обедали и ужинали? У нее совсем съехала крыша, и она не осознавала, что у нее есть второй сын, которому может захотеться поесть (при условии, что сначала он не умрет от голода)? Разве Олли когда‑нибудь забудет ужас, увиденный на полу?
Да , подумал он, совсем съехала. Потому что Рори всегда был ее любимчиком, ее отрадой. Она вспоминала о том, что я есть, только когда я забывал подоить коров или вычистить навоз, пока коровы паслись. Или когда я приносил домой табель с двойкой. Рори‑то получал только пятерки .
Олли бросил камень.
БАХ . Тишина.
Несколько военных ставили новые указатели по периметру Купола. На стороне, обращенной к Миллу, Олли прочитал:
ВНИМАНИЕ!
ДЛЯ ВАШЕЙ ЖЕ БЕЗОПАСНОСТИ!
ОСТАВАЙТЕСЬ В 2 ЯРДАХ (6 ФУТАХ) ОТ КУПОЛА!
Олли догадался, что на обратной стороне щитов написано то же самое, и вне Купола это предупреждение могло сработать, поскольку там будет множество людей, следящих за порядком. А здесь на восемьсот горожан придется разве что два десятка копов, по большей части новичков. Они, конечно, могут попытаться не подпустить людей к Куполу, но с тем же успехом можно защищать песчаный замок от приливной волны.
Ее трусы намокли, а между раскинутых ног растеклась лужа. Она описалась или перед тем, как нажала на спусковой крючок, или сразу после этого. Олли предполагал, что после.
Он бросил камень.
БАХ . Тишина.
Один солдатик оказался совсем рядом. Молодой парень. Без знаков отличий на рукавах, и Олли предположил, что он рядовой. Выглядел парень лет на шестнадцать, но Олли понимал, что тот старше. Он слышал о парнях, которые прибавляли себе лет, чтобы попасть в армию, но не сомневался, что такое могло быть лишь до того, как появились компьютеры, которые это отслеживали.
Солдатик огляделся, заметил, что никто не обращает на него внимания, и заговорил тихим голосом. Акцент выдавал в нем южанина.
– Ковбойчик? Ты не можешь это прекратить? Я просто схожу с ума.
– Тогда пойди куда‑нибудь еще.
БАХ . Тишина.
– Не могу. Приказ.
Олли не ответил. Бросил еще один камень.
БАХ . Тишина.
– Почему ты это делаешь? – спросил солдатик. Он все возился с очередным щитом, чтобы иметь возможность поговорить с Олли.
– Потому что рано или поздно один из них не отлетит назад. И когда это случится, я встану, и уйду отсюда, и больше не увижу эту ферму. Мне больше не придется доить коров. Как у вас воздух?
– Хороший. Правда, прохладный. Я из Южной Каролины. На Южную Каролину в октябре здесь не похоже, это я точно тебе говорю.
Там, где сидел Олли, в трех ярдах от южанина, стояла жара. И воняло.
Солдатик указал за спину Олли:
– Почему бы тебе не перестать бросать камни и не заняться коровами? – Он сказал: «коро‑о‑овами». – Загони их в коровник, подои, смажь вымя бальзамом, дел тебе хватит.
– Загонять их не нужно. Они знают, куда идти. Но доить их теперь тоже не нужно, и в бальзаме они не нуждаются. Они больше не дают молока.
– Да?
– Да. Мой отец говорит: с травой что‑то не так. А с травой не так, потому что не так с воздухом. Здесь пахнет плохо, знаешь ли. Здесь воняет говном.
– Да? – На лице солдатика отразилось изумление. Он еще пару раз стукнул по колышку, к которому крепился щит, хотя тот вроде бы и так не шатался.
– Да. Моя мать этим утром покончила с собой.
Солдатик опустил молоток, который уже поднял для очередного удара.
– Ты вешаешь мне лапшу на уши?
– Нет, она застрелилась около кухонного стола. Я ее нашел.
– Черт, это ужасно! – Солдатик шагнул к Куполу.
– Мы отвезли моего брата в город, когда он умер в прошлое воскресенье, потому что он был еще жив – чуть‑чуть, – но моя мать умерла сразу, и мы похоронили ее на холме. Мой отец и я. Ей там всегда нравилось. Красивый был холм до того, как все стало так ужасно.
– Господи, ковбойчик! Ты прошел через ад.
– До сих пор в нем. – Олли заплакал, словно эти слова открыли какой‑то клапан внутри. Поднялся и двинулся к Куполу.
Вскоре он и солдатик стояли друг против друга, на расстоянии менее фута. Солдатик поднял руку, поморщился, когда его на мгновение затрясло. Потом приложил руку к Куполу, растопырив пальцы. Олли тоже поднял руку и приложился к Куполу со своей стороны. Их руки вроде бы соприкасались, палец к пальцу, ладонь к ладони, но только вроде бы. Потому что их разделяла невидимая преграда. Назавтра эта тщетная попытка соприкоснуться будет повторена сотни и тысячи раз.
– Ковбойчик…
– Рядовой Эймс! – проорал кто‑то. – Убери оттуда свой паршивый зад!
Рядовой Эймс подпрыгнул, как ребенок, которого застукали на краже варенья.
– Ко мне! Бегом!
– Держись, ковбойчик. – Рядовой Эймс побежал получать нагоняй.
Олли полагал, что нагоняем все и ограничится, потому что разжаловать из рядовых уже не могли. И уж конечно, его не посадят на гауптвахту за то, что он разговаривал с одним из животных в зоопарке. И мне не дали даже орешка , подумал Олли.
Несколько мгновений смотрел на коров, которые больше не давали молока – и даже не щипали траву, – а потом сел на прежнее место у рюкзака. Порылся в нем и нашел еще один круглый камень. Подумал об облупленном лаке на ногтях вытянутой руки мертвой матери, рядом с которой лежал еще дымящийся пистолет. Бросил камень. Он ударился о Купол и отскочил назад.
БАХ . Тишина.
10
В четыре пополудни того четверга, когда всю северную Новую Англию затянули облака и солнце светило только над Честерс‑Миллом, как прожектор, направленный на дыру в облаках, формой напоминающую носок, Джинни Томлинсон зашла в палату Младшего. Спросила, не нужно ли ему чего от головной боли. Он ответил «нет», потом передумал и попросил тайленол или адвил. Когда она вернулась, Младший пересек палату, чтобы взять таблетку. На карте она написала: «Хромота еще есть, но уже не такая заметная».
Когда Терстон Маршалл заглянул в палату сорок пять минут спустя, она пустовала. Он предположил, что Младший пошел в комнату отдыха, чтобы посмотреть телевизор, но нашел там только Эмили Уайтхаус, которая попала в больницу с инфарктом. Эмили быстро шла на поправку. Не видела ли она прихрамывающего молодого человека с русыми волосами? – спросил Терс. Она ответила, что нет. Терс вернулся в палату Младшего и открыл стенной шкаф. Пусто. Молодой человек, вероятно, с опухолью мозга, оделся и ушел, никого не поставив в известность.
11
Младший шел домой. Хромота исчезла совсем, как только он размял мышцы. Кроме того, черная замочная скважина, которая плавала в левой половине его поля зрения, уменьшилась до маленького шарика. Может, ему досталась не смертельная доза таллия. Трудно сказать. В любом случае он намеревался выполнить обещание, данное Богу. Если Младший будет заботиться о брате и сестре Эпплтон, тогда Бог позаботится о нем.
Покидая больницу (через служебный выход), он прежде всего намеревался убить отца. Но к тому времени, когда добрался до дома – дома, где умерла его мать, дома, где умерли Лестер Коггинс и Бренда Перкинс, – он передумал. Если убить отца сейчас, чрезвычайное общегородское собрание отменили бы. Младший этого не хотел, потому что оно послужило бы отменным прикрытием его главного дела. Большинство копов пойдет туда, и ему будет проще попасть в Курятник. Младший только сожалел, что у него нет отравленных армейских жетонов. Он бы с радостью затолкал их в горло умирающему Ба‑а‑арби .
Но Большого Джима дома все равно не было. Младшего встретило лишь одно живое существо – волк, который перебегал автомобильную площадку у больницы в предрассветные часы. Он сидел на ступенях крыльца. Смотрел на него и глухо рычал. Шерсть стояла дыбом. Глаза злобно желтели. На шее висели армейские идентификационные жетоны Дейла Барбары.
Младший закрыл глаза и сосчитал до десяти. Когда открыл, волк исчез.
– Теперь я волк, – прошептал он жаркому и пустому дому. – Я – оборотень, и я видел Лона Чейни[50], танцующего с королевой.
Он поднялся на второй этаж, вновь хромая, но не замечая этого. Форма висела в шкафу, там же находился и пистолет – «беретта‑торус». В полицейском участке таких было двенадцать, купленных по большей части на деньги Министерства национальной безопасности. Он проверил обойму «беретты» на пятнадцать патронов, убедился, что пистолет полностью заряжен. Сунул его в кобуру, опоясал ремнем худеющую талию и вышел из комнаты.
У лестницы остановился, гадая, куда же ему пойти и где побыть до начала собрания, когда он мог приступить к реализации намеченного плана. Младший ни с кем не хотел говорить, не хотел, чтобы его видели. Потом вспомнил об укромном месте, которое находилось совсем рядом с полицейским участком. По лестнице спускался осторожно – чертова хромота вернулась, плюс левая половина лица онемела, словно ее заморозили, – потом захромал по коридору. Остановился у двери в кабинет отца: может, открыть сейф и сжечь все деньги? Решил, что овчинка выделки не стоит. Он смутно помнил байку о банкирах, которых занесло на пустынный остров. Там они богатели, выгодно продавая свою одежду. С губ Младшего сорвался лающий смех, хотя в памяти не осталось ни ключевой фразы, ни смысла байки.
Солнце зашло за облака к западу от Купола, и начало смеркаться. Младший вышел из дома и растворился в сумраке.
12
В четверть шестого Элис и Эйден вернулись со двора дома, в котором временно поселились.
– Каро? – спросила Элис. – Ты возьмешь Эйдена и я… Эйдена и меня… на большое собрание?
Каролин Стерджес, которая готовила к ужину сандвичи с арахисовым маслом и джемом на кухне Корали Думеген из хлеба Корали Думеген (черствого, но съедобного), удивленно взглянула на детей. Она никогда не слышала о том, чтобы дети хотели пойти на собрание взрослых; думала, что они сделают все, лишь бы не присутствовать на таком скучном мероприятии. Но идея ей приглянулась. Потому что, если бы пошли дети, она тоже могла бы пойти.
– Вы уверены? – спросила Каролин, наклонившись к ним. – Вы оба хотите пойти? – До нескольких последних дней она не сомневалась, что дети совершенно ее не интересуют, что ее цель – карьера учителя и литератора, возможно, даже писателя‑романиста, хотя ей казалось, что писать романы – дело рискованное. Что, если ты угробишь массу времени на тысячестраничный роман, а его зарубят? А вот поэзия… поездки по стране (может, и на мотоцикле)… выступления и ведение семинаров, свободная как птичка… это круто. Встречи с интересными мужчинами, вино и обсуждение творчества Сильвии Платт в постели. Эйден и Элис изменили ее настрой. Она в них влюбилась. Хотела, чтобы Купол рухнул – разумеется, хотела, – но знала, что у нее защемит сердце, когда придется отдавать детей матери. Каролин надеялась, что сердце хоть немного защемит и у детей. Вероятно, не самые хорошие мысли, но именно они роились в голове. – Эйд? Ты хочешь туда пойти? Но собрания взрослых обычно долгие и скучные.
– Я хочу пойти, – ответил Эйден. – Я хочу увидеть всех людей.
Тут Каролин поняла. Их не интересовала дискуссия о ресурсах, которые имелись в распоряжении города, и о порядке их использования, да и с какой стати? Элис исполнилось девять, Эйдену – пять. Другое дело увидеть всех горожан, собравшихся вместе, как большая семья. Логично, и даже очень.
– Вы сможете хорошо себя вести? Не ерзать, не шептаться?
– Разумеется, – с достоинством ответила Элис.
– И вы оба пописаете перед уходом?
На сей раз Элис закатила глаза, показывая, что никак не ожидала такой глупости от Каро… и Каро это понравилось.
– Тогда я возьму эти сандвичи с собой, – объявила она. – И мы возьмем две банки газировки для детей, которые хорошо себя ведут и пользуются соломинками. При условии, что эти дети выльют все лишнее до того, как газировка потечет к ним в желудок.
– Я всегда пользуюсь соломинкой, – заметил Эйден. – Как насчет «Вупов»?
– Он про «Вупи‑пай», – пояснила Элис.
– Я знаю, но их вроде бы нет. Кажется, я видела сладкие крекеры. С коричным сахаром внутри.
– Коричные крекеры вкусные, – кивнул Эйден. – Я люблю тебя, Каро.
Каролин улыбнулась. Подумала, что ни одно стихотворение из прочитанных ею не было таким прекрасным. Даже написанное Уильямсом о холодных сливах.
13
Андреа Гриннел спускалась по лестнице медленно, но уверенно, тогда как Джулия изумленно таращилась на нее. И действительно, с Анди произошла удивительная трансформация. Косметика и расческа сыграли свою роль – от растрепы, какой Анди ходила все эти дни, ничего не осталось. Но только этим дело не ограничилось. Глядя на нее, Джулия осознала, как много прошло времени с той поры, когда третий член городского управления выглядела сама собой и держалась так уверенно. В этот вечер Анди надела сногсшибательное красное платье с ремнем на талии – похоже, от «Энн Тейлор» – и взяла с собой большую матерчатую сумку с завязками.
Даже Горас уставился на нее.
– Как я выгляжу? – Анди спустилась с последней ступеньки. – Могу лететь на общегородское собрание, если сяду на метлу?
– Ты выглядишь потрясающе. Помолодела на двадцать лет.
– Спасибо тебе, милая, но наверху у меня есть зеркало.
– Если оно не показало тебе, насколько лучше ты теперь выглядишь, воспользуйся тем, что внизу. Света тут больше.
Анди перекинула сумку в другую руку, словно от тяжести.
– Да, наверное, выгляжу я получше. На чуть‑чуть.
– Сил тебе хватит?
– Думаю, да, но, если меня затрясет, я выскользну через боковую дверь. – Анди не собиралась выскальзывать, трясущаяся или нет.
– А что в сумке?
Ужин для Джима Ренни, который я собираюсь скормить ему на глазах всего города .
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 56; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!