Глава 10. Призраки не говорят, вампиры не умирают

Когда он впервые увидел ее, он решил, она ему нравится.

Это случилось в сентябре, на втором курсе. Вообще Боб не сильно любил учебу и все, что было с ней связано. Даже не вступил ни в одно братство, считал это устаревшим. Политика университета обязывала состоять хотя бы в одном клубе по интересам, прямо как в школе. Долго думая между прикладной механикой и плаваньем, Боб выбрал литературный клуб. Он не знал, как это было связано, но ему в последнее время нравилось читать. Тем более благодаря книгам он мог развивать разносторонне, изучая и плаванье, и прикладную механику. В то время как сверстники часто собирались вместе и веселились, Боб стал неким отшельником. Он так любил своих школьных друзей, что боялся, что кто-нибудь может стать лучше них. И вопреки его предсказанью они до сих пор общались. Списывались временами, не пропадали на страницах друг друга. Вечерами Боб то и дело заставал себя читающим за рабочим столом или на кровати под настенным ночником, а не гуляющим, да и сумка была тяжелее из-за книги. Он читал все, от художественной литературы до научных энциклопедий. Проглатывал все жанры, всех авторов, и с сожалением замечал, что библиотека мистера Гонсалеса уже кончалась. А в университете стояли не книги, а картотеки. Каждому выдавался сенсор с содержанием всех направленностей собранных произведений, и дальше уже искали необходимую книгу, позже сохраняли в сервер и читали. Романтика умирала.

Боб стоял между стеллажей в библиотеке, где еще сохранились остатки энциклопедий. Он готовился к докладу по мировой истории. Книги, конечно, никто не запрещал, но их негласно отодвигали в сторону. Технологии вытесняли вечность. Боб проглядывал страницы, проверяя, есть ли нужная информации по внешней политике Испании в начале двадцатого века, и, будто бы его кто-то позвал, парень поднял голову.

Тогда он впервые увидел ее.

Почему-то взгляд за нее цеплялся. Наверно, потому что она была не такая, как все. Она шла, с сосредоточенным взглядом всматриваясь себе под ноги. Белая сорочка струилась под легким светлым плащом. Темные каштановые волосы падали на лицо и тихими волнами раздувались прохладным ветром. У нее не было ни сумки, ни рюкзака, будто бы она просто проходила мимо. Рука держала белый стаканчик кофе. Такие выдавали лишь в одной кофейни, недалеко от студенческого городка. Ее утонченный эфемерный силуэт плыл по тротуару вдоль чистых окон в пол. Пасмурная погода озарилась. Что-то необъяснимое было в ее ауре. И когда она ушла достаточно далеко, чтобы заставить Боба выглянуть из коридора стеллажей и повернуть голову, она улыбнулась. Ему это не могло показаться. Уголки светло-розовых губ поднялись.

 

Дома уже пахло горячим свежим ужином, когда Боб переступил порог. Он увидел по верхней одежде, повешенной в прихожей, что мама и Роджер уже вернулись. Наверно, они сильно устали после рабочего дня, подумал Боб, раздеваясь. Он прошел по коридору и замер в желтом свете с кухни. Мама стояла у стола, заваривая чай. В доме было тепло и уютно, и Боб улыбнулся. Он поздоровался с мамой и поднялся по лестнице на второй этаж. Роджер сидел в своей комнате. Он говорил сам с собой, что-то уча: после окончания университета шел еще год практики. Боб зашел в свою комнату, сильно изменившуюся после окончания школы. Не было постеров, да и награды убрались в ящик и переехали на чердак. Теперь комната стала строгой и родной. Боб чувствовал себя в ней комфортно, хоть иногда и проводил время за приятной ностальгией по былым беззаботным временам, когда главной проблемой являлся поиск клада или, например, поездка с друзьями на пикник. Рюкзак упал на пол рядом со столом, и из него вытащились планшет, книга и всякая мелочь, переместились на стол. Боб зажег лампу и посмотрел на свое отражение в окне.

На переносице виднелся слабый шрам. Даже в желтоватом отражении на стекле он был заметен. Впрочем, может, Боб слишком хорошо себя знал. Он помнил, как получил этот шрам. Тогда стояло жаркое лето, и третья партия добровольцев еще не прибыла. Кажется, было самое начало старшей школы, и он с ребятами отправился это праздновать. Они собрались на даче у Майкла на окраине города, где жила его бабушка. На неделю Миссис Петерсон переехала к своему второму сыну, помочь по дому, пока жена болела, так что друзья были одни. Они слушали музыку и готовили ужин, неустанно смеясь, строя планы на год и взращивая амбиции. Спускаясь с веранды, Боб упал. Он нес четыре тарелки, и все их содержимое оказалось на коротко стриженной траве. Сам он сильно ударился. Филип тогда ругал его, мол, надо быть осмотрительным и собранным, даже если отдыхаешь с друзьями. Боб помнил, как громко тогда рассмеялся. Из носа потекла кровь, казалось, ее было слишком много, а парень все смеялся. Подручным средствами, Гарт обработал рану, и около недели Боб ходил с пластырем на переносице. Потом остался шрам. Как напоминание о беззаботных веселых временах.

Вечером за ужином мама спрашивала:

-Как дела, сынок? Тебе нужна помощь? О чем задумался?

Но Боб только все время кивал, сам не зная, почему не мог ответить. Роджер кидал на него взгляды, однако тоже ничего не говорил.

Мама начала рассказывать, как шли дела в театре, что-то говорила про декорации, а скоро вернулся отец. С улицы повеяло свежим бодрящим запахом океана, и Боб радостно улыбнулся. Ребенком он любил плавать, а позже свободного времени становилось все меньше и меньше, пришлось чем-то жертвовать.

-Семья, привет! – раздался мужской приободренный голос с хлопком двери.

Отец зашел на кухню и сел на свободное место, помыв руки. Он широко улыбался. Цвет лица был серым, уставшим, рабочим, однако глаза по-родному светились. Грегори поцеловал жену в щечку и взял в руки столовые приборы.

-Ну что, дети, как прошел ваш день? – участливо спросил он, приступая к ужину.

 -Хорошо, пап, - ответил Роджер за двоих, и Боб бы непременно его поблагодарил хотя бы мысленно, если бы отображал действительность. – Очень интересно. А как твой день?

-Неплохо, неплохо, - он покачал головой и смочил горло глотком из стакана прохладной воды. – Пришлось задержаться сегодня, не хотел, чтобы вы все ждали меня, а то бы еще с голоду съели на пороге!

Он раскатисто рассмеялся. Мэри и Роджер тоже, а Боб лишь машинально улыбнулся. Его тарелка так и не опустела. Мысли роились в голове, и Боб сбился со счета. Он даже не мог понять, о чем толком думал. В душе растекалось тепло. Под музыку столовых приборов лилась семейная беззаботная беседа о насущном и будущем, строились планы, обсуждались дела, и решались пустяковые проблемы. Так и жила семья Джонсов.

 

На следующий день Боб пришел в университет раньше обычного и сам не знал, почему так вышло. Он подошел к нужной аудитории и встал, прислонившись к стеночке, достал книгу. Это была комедия «Укрощение строптивой». Солнечный свет падал из окна как раз на страницы. Погода с утра стояла хорошая, слегка морозная, но вообще в Джянховете редко наступали холода. Это был слишком теплый город.

Он услышал щелчок. Подняв голову, Бобу видел Финна и ни капли не удивился. Друг, как обычно, улыбался и выглядел самым счастливым в мире, будто бы только что выиграл в лотерею. Удивительной личностью он был: умудрялся получать удовольствие от всего и даже из плохих ситуаций выносил только самое лучшее. Супергерой серых будней. Они немного поговорили. Боб запомнил страницу, на которой остановился, и убрал книгу в рюкзак. Парень бы не сказал, что ему увлеченно доносил Финн, хотя был уверен, что точно слушал и это отложилось у него в голове. С сигналом от электронных часов, установленных над каждой аудиторией, ребята вместе со всей группой зашли внутрь и заняли свои места, начиная учебу.

На большом перерыве Боб и Финн отправились в столовую. За большими окнами в пол падали листья. Небо стало пасмурным, но все равно оставалось радушно открытым. В кафетерии бродило много изголодавшихся студентов. Боб встал в очередь и перекинулся парой фраз с Китти, они вместе занимались на математике и физике и иногда садились рядом. Пару раз она предлагала чем-то заняться вместе, и однажды Боб даже согласился. Они помогали друг другу с докладами по английскому языку и биологии, было весело. Купив обед, Боб занял свободное место за столом, где всегда сидел. Вскоре должен был прийти и Финн. Наверно, он снова с кем-то спорил насчет фотографий.

В тот день, в тот самый час, когда Боб засмотрелся за окно, немного позабыв об обеде, сжимая в руке стакан с соком, она подошла и спросила:

-Ты веришь в привидений?

Понизив тон голоса до заговорческого, будто бы они были детьми.

Боб тогда решил, она чокнутая.

-Прости, что? – переспросил он, утерев уголки губ салфеткой.

-Привидения! – она спрятала голову в плечах и наклонилась совсем близко, что Боб мог почувствовать запах ее яблочного шампуня. Боб с детства любил яблоки, особенно запеченные, по тайному рецепту мамы. – Ты что, не знаешь, кто это?

-Конечно, я знаю, кто это, - серьезно ответил Боб.

-И ты веришь в них?

-Я их никогда не видел.

-Я не видела многих людей нашей планеты, но это не делает их менее реальными, - она закатила глаза и сдунула со лба пышную челку.

Они помолчали с двадцать секунд, смотря друг на друга. Боб буквально чувствовал, как трепетало ее сердце в груди. Она выглядела серьезной и немного… сумасшедшей. Ее большие глаза внимательно всматривались в черты его лица, будто бы срывали одну маску за другой, ища правду.

-Ясно, - сказала она, состроив разочарованное, но не удивленное выражение лица, - ты тоже считаешь меня двинутой.

Она уже отодвинулась, выпрямляя спину, и собиралась уходить.

-Почему привидения?

Ее голова наклонилась набок, через секунду острый взгляд упал на него.

-Я встречала одного.

На ее лице заиграла улыбка. Опасная и коварная, но безумно красивая. Она поднялась. Плащ, который, кажется, она никогда не снимала, выпрямился под стать ее фигуре вдоль строгих черных брюк, жилетки и рубашки, а на шее даже был завязан галстук. Она словно вышла не из этого времени и не из этого общества. Только огонек чипа выдавал ее принадлежность к реальности. Впрочем, может, это всего лишь так падал свет?..

-Постой! – остановил ее Боб. – Ты даже не скажешь, как тебя зовут?

-Призраки не разговаривают.

Она улыбнулась.

Через секунду уже скрылась в толпе, хотя Бобу до сих пор казалось, что он ее видел. Запах яблочного шампуня от шоколадных волос овевал его. Острый взгляд мелькал в сумраке дня.

Совсем незаметно в затуманенную голову под биты давно забытой музыки из будущего крались мысли. Боб не знал, как их прогнать. Он даже не знал наверняка, хотелось ли ему этого. В конце концов, он никогда не был одинок. Может, в этот раз обернется все иначе… Странное чувство растеклось по нервам. Никогда прежде такого не случалось. Новое всегда пугает.

Глаза ослепила вспышка. Боб поднял голову и нахмурился.

-Да что ты делаешь, Финн? – раздраженно спросил он.

-Фотографию, - Финн пожал плечами и закинул лапы на скамейку.

-Ты все фотографируешь! – на выдохе сказал Боб, роняя голову на руку.

-Нет, не все. Только то, что мне нравится.

Боб поглядел на него, изогнув бровь. Финн рассмеялся.

-Не тухни, дружище! Нам еще на пары идти через двадцать минут, а ты помнишь, что следующая – физкультура?

-Тренер всегда меня недолюбливал, - Боб глотнул сока из стакана. – Можно и опоздать.

-Не правда, - хитро протянул Финн. – Он просто заботится обо всех нас. Разве ты не чувствуешь его любовь? – он наклонил голову набок, поддаваясь ближе к столу, давящему на ребра.

И они вдвоем рассмеялись. Нет ничего лучше иметь рядом друга, верного и понимающего, который знаете тебя лучше тебя самого. По-настоящему близкий человек. С которым ты, может, ни разу не рисковал жизнью и не проходил «жизненные испытания» вроде бедности и опасности. Но это не главное. Главное жизненное испытание – сама жизнь. Если он остается рядом, когда ты грустишь или когда без причины смеешься, говорит, что задали, и интересуется, как прошла ночь – в мелочах кроется большее.

Все-таки физкультуру они оба не любили. В тот день они выдохлись еще на разминке, а когда услышали, что им еще и нормативы по бегу сдавать, захотели упасть на землю и не шевелиться парочку часов. День не обещал ничего хорошего. Надо было пережить еще час и сорок минут, но они тянулись целую вечность, и Боб не уставал страдальчески вздыхать при каждом удобном моменте. Их тренер был строгим. Он любил своих студентов, особенно тех, которые занимались спортом профессионально, входили в состав университетских команд, но это не смягчало его требовательный нрав.

Одно радовало: погода стояла не такая паршива. Дождя не было, и можно было перетерпеть еще немного на поле. Прохлада спасала от жажды. В середине пары тренер одного из студентов отправлял в свой кабинет рядом с раздевалки за небольшим переносным холодильником, наполненном бутылками воды. Без его ведома никто не смел что-либо сделать. Правила все чтили, как и уважали самого тренера.

-Сандерс! Ну ты же должен быстро бегать, что это такое! Ни в какие ворота твое время мне не упирается!

-А вы что же, тренер, руководствуетесь стереотипами? – посмеялся Финн, упираясь лапами в колени. – За такое и в суд можно подать!

-Не дерзи, - осек друга Боб, беря за локоть и заставляя выпрямиться.

-Да я же просто шучу!

Боб извиняющееся улыбнулся за друга, а тот надел маску серьезности, и они вдвоем выдержали пристальный взгляд Тренера.

-Он никогда меня не любил.

-Он никого из нас никогда не любил.

-Сандерс! Джонс! – гаркнул тренер, затем дунул в свисток. – Быстро на поле! Не прохлаждаться!

Друзья развели руками и побежали. Выбирать не приходилось, оставалось лишь потерпеть, пережить немного и отдохнуть. Тренер дунул в свисток, и группа студентов взяли себя в руки, собираясь вокруг него.

 

Вечером того же дня Боб засиделся в библиотеке, поэтому, когда он возвращался домой, город окутала тьма. Не зная зачем, парнишка решил пройтись вдоль океана. От университета до дома дорога лежала более короткая и быстрая, но отчего-то шум воды манил. Боб вспоминал, как, будучи маленьким, бегал к фабрике встречать отца, часто и Роджер ходил вместе с ним, пока был не занят в силу своего возраста. Иногда, если честно, довольно часто, он скучал по старым временам. Не от того, что нынешние ему не нравились или приходились не по душе, а скорее от того, что минувшие дни были уж слишком хороши! Странное желание быть одновременно в двух местах, да что там: в двух временах, - окутало парнишку. Боб прогулочным шагом шел по плиточной дорожке, слева от которой шептал песок, а справа уже начиналась дорога для погрузочных машин и грузовиков до фабрики.

Ее длинная тень растянулась от самой воды. Луна ясно светила с небес. Плащ девушки раздувался на ветру, не завязанный ремешок, казалось, вот-вот должен был улететь. Ее красивые густые волосы ниспадали на спину, и под светом звезд озарились черты ее дивного лица. Право, нельзя было бы сказать, что девушка обладала неземной красотой, при виде которой у всех бы падала челюсть на землю, да глаза становились больше свинячьих пятачков. Но что-то в ней все же цепляло. Лунные блики идеально подходили к ее оттенку кожи, вроде бы бледному, но с другой стороны и самому живому. Она смотрела вдаль. Ее карие глаза оттенка коричной карамели были глубже океана.

Он не сразу заметил, как остановился. Вскоре он понял, что не мог двигаться. Она его приковала. Обвязала титановыми цепями и прибила их к земле, лишая любой возможности уйти или хотя бы пошевелить пальцем. Честно: уходить и не хотелось. Их разделяло тринадцать ярдов, но было чувство, что они становились ближе. Во всем мире остались лишь они.

Их души общались между собой.

Боб увидел, как слегка светящая сфера вырвалась из него, преобразовалась в человеческий образ и полетела ввысь. А вскоре то же произошло и с девушкой. Ох, даже ее смутный облик был прекрасен! Сферы полетели ввысь, начиная будто бы какой-то танец. Играла музыка моря и ветра. Звезды им благоволили. Луна светила ясно и безмятежно. Точно маленькие феи выползли из норок и начали играть на их чудных инструментах удивительные мелодии, никогда и никем ранее не слышанные. Краски лились медленно, в такт мелодии. Они соединялись воедино, кружились, разрывались, и после них оставался невероятный след на реке жизни.

Наконец, она обернулась. Боб испугался, как будто бы зашел в кабинет к экзаменатору. Он чувствовал, как билось в груди его беспомощное сердце, а ее глаза продолжали беспощадно смотреть в его сторону. Впрочем, веки были слегка опущены. Она смотрела на песок. Заметив это, Бобу стало немного обидно, хоть он и успокоился. Он подумал: «Она меня совсем не замечает?». В груди что-то больно кольнуло. Боб решил, что надо действовать. Однако же это было рискованно. Она, подобно дикому зверю, могла навсегда убежать в лес, в свой дом, и больше никогда не показываться, будь совершен хотя бы один неверный шаг. Боб остался стоять на месте. Ему хотелось подойти. Ему хотелось прикоснуться. И, правда, тогда бы всему настал конец! Ее эфемерный облик развеялся бы тут же и никогда бы не вернулся. Словно северное сияние – удивительное явление! – она продолжала стоять и смотреть на песок позади себя, читая послания от Луны. Так они общались.

Неизвестно, сколько прошло времени. Она в последний раз взглянула на большую круглую ясную луну. Уголок ее нежно-розовых губ пополз вверх. Она развернулась и пошла вдоль берега по песку. Вода чуть не задевала ее ботинок.

А Боб так и не мог пошевелиться. Да и смог только когда ее силуэт все же скрылся. Боб встряхнул себя, ударил по щекам, но все равно чувствовал что-то иное в груди. Что-то изменилось. Появилось нечто новое, чего ранее Боб в себе не замечал. Он возвращался домой погруженным в свои мысли, хотя не был уверен, принадлежали ли они ему. Его глаза не были стеклянными, однако же и ничего не видели: они смотрели на другой мир. Он ничего не слышал, потому что в ушах играла музыка фей, океана и луны. Он прочувствовал другую натуру и возвращаться к обыденности просто не мог.

 

Наступил очередной пасмурный осенний денек. Листья сыпались с деревьев и шуршали под ногами, плавали в мелких лужицах. Временами капал дождь. Бывало, упадет пару капель, потом опять тишина и покой, а бывало, польет с неба плотной стеной на добрых пять минут, и после только и слышно, как мир встряхивается, хмурится и раскрывает зонтик, ускоряя шаг. Погода в начале осени непредсказуемая. С одной стороны – красивый мир, с другой – шутки от неба. Ну, разве кому такое понравится? В такую погоду хотелось только спать, спать и меланхолично передвигать свое тело в пределах теплого дома. Ночью наступали заморозки, с утра стоял туман, днем шел дождь, а вечерним временем владели холод и грязь. Возвращаться домой всегда было немного неприятно. Обувь сильно пачкалась, приходилось еще тратить минут с тридцать на ее чистку. Хотя возвращаться домой было приятно… Впрочем, не каждый осенний день был таким. Среди всего самого худшего всегда можно найти что-нибудь хорошее.

На обеденном перерыве, когда по окнам бил дождь, она опять подсела к Бобу. В этот раз парень не удивился. Девушка вела себя довольно раскрепощенно, ни капли не смущалась, и он решил, что тоже имеет полное право на комфорт и свободу, и оказался прав. После пар хотелось немного спать, но следующим стояла «информационные технологии», а у мисс Грейсон всегда были интересные лекции. Ее хвост будто бы жил сам по себе, составлял симбиоз со своей привлекательной хозяйкой. Боб частенько наблюдал за ним исподтишка, когда после самостоятельных работ оставалось немного свободного времени до звонка. Правда, казалось, что хвост ловил на себе взгляды, и ему это не особо нравилось.

От нее пахло все тем же яблочным шампунем, и Боб почувствовал, как ему снесло голову. Он приставил к губам холодный апельсиновый сок с мякотью. В рубашке было довольно прохладно, а вот девушка совершенно без стеснения ходила в плаще. Она разложила перед собой книгу – самую настоящую! – и открыла сок в коробочке, доставая трубочку.

-Разве призраки пьют? – спросил у нее Боб

Уверенным нетерпеливым шагом Финн шел в их сторону. Он без смущения и удивления, будто бы подходил так ко всем и каждому, заговорил:

-Привет! У меня есть клевые фото, хочу отправить их на выставку. Можете помочь? Я сейчас выведу их вам на сенсор.

Он уселся за стол и начал колдовать над сенсором и фотоаппаратом, совершенно не подозревая, что что-то сорвал. Финн выглядел действительно увлеченным, прогонять его было бы ошибкой. С такими людьми всегда приятно и полезно общаться, ведь порой и сам загораешься их идеями, тебе передается вдохновение, и тогда уже вся жизнь играет новыми красками. Сенсор в руке пиликнул. Боб вздрогнул. Он ввел пароль и проверил почту, открывая пришедшие файлы. У девушки сенсора не было, и, заметив ее слегка заинтересованный взгляд, Боб поделился своим.

Это были фотографии университета, некоторых мест в городе. Вроде кафе и парков, аллей и домов, которые, очевидно, не были сделаны специально, скорее, по мановению вдохновения, когда гуляешь или идешь по делам, и твой взгляд цепляет нечто прекрасное, невероятное, из другого мира. Ты смотришь на все другими глазами. Фотографы запечатлевают всегда то, что им нравится. Красивое достойно снимков. Среди фотографий была и набережная. Ранним-ранним утром, когда солнечны лучи скользили по холодному белому песку, прорываясь сквозь облака, еще не успевшие затвердеть плотным куполом. Звезды еще бледнели на небе. По коже прошелся холодок.

-Чему посвящена выставка? – спросила девушка.

-Нашему городу.

-И сколько ты хочешь отправить фотографий? Мне кажется, вот эта, с людьми, очень хорошая. Посмотри сколько у всех эмоций. Это еще с лета, верно? Видно, где-то рядом играли музыканты. И, вероятно, шли новости. Тогда сообщали о модернизации, да? И о том, что третья партия добровольцев была последней. Кто-то решил, что это конец, все в смятении. Посмотри, они думают, скоро датчики будут читать их полностью. Они напуганы и счастливы. Они не знают, что чувствуют.

-Думаешь, ее стоит отправить? – Финн поддался вперед, внимательнее вглядываясь в снимок, выведенный на сенсор.

-Да.

Они помолчали. Столовая, кажется, тоже затихла.

-Что тебе понравилось больше всего?

-Как говорила… - Боб посмотрел на девушку и поймал себя на том, что там и не знал ее имени.

Финн неловко прочистил горло.

-Какие фото отправить на выставку? Что скажете?

-Мне понравилась та, с набережной.

-Она традиционная, - повела девушка.

-На ней выгодно играют краски. В них видно историю.

Финн глянул сначала на друга, потом на девушку, смочил горло и поерзал на месте.

-Аллея в честь Шона Винсента тоже отлично получилась.

-И магазинчик «У Великого и Могучего».

Их приятное незатейливое общение вскоре оборвалось. Внезапно. Боб совсем забыл про обед, но он непременно смочил горло соком, чтобы его голос звучал несколько приятнее, а не как наждачка по стеклу. Финн увлеченно говорил про фотографии. Его рассказ вскоре стих. Просто потерялся в потоке мыслей и звуков. В столовой было шумно. Девушка так и молчала, находясь где-то в своем мире. Их столик замолчал. Финн занимался фотографиями. Он переводил их на сенсор, создавал новые папки для удобства и еще несколько раз для уверенности сам у себя спрашивал, точно ли эти фотографии хорошо. А они были.

Девушка встала, нарушая привычный ход действий. Боб почему-то решил, что они всегда будут втроем сидеть за столом. Она вздернула подбородок, но после чуть опустила голову. Волосы упали ей на лицо, только глаза сверкали и бледно-розовые губы.

-Ты скажешь мне свое имя? – Боб смущенно улыбнулся.

Она не ответила. Несколько секунд смотрела ему в глаза, а после уголки нежно-розовых губ поползли вверх, и Боб решил, что это лучше всякого ответа. Он бы смотрел на эту опасную роковую улыбку целую вечность. Одна секунда разделяла его от того, чтобы влюбиться.

 

Следующий день наступил слишком скоро. Боб не заметил, как пролетел вечер за работой над докладом. Финн провожал его до дома, потому что ему срочно надо было о чем-то поговорить, но темой оказалась все та же выставке, и хоть Боб переживал и поддерживал друга во всем, в тот вечер он его совершенно не слушал, только кивал и что-то отвечал на автомате. Возможно, позже ему станет из-за этого стыдно, но пока он даже не помнил этого, так и сидев в закрытой комнате в своей голове, прижимая колени к груди, чуть покачиваясь и смотря в одну неопределенную точку впереди.

Погода стояла такая же радостно-гнусная. Лекции закончились довольно быстро. Впрочем, это было связанно именно с тем, что Боб не был на них. Его тело сидело в аудиториях, вело конспекты, даже говорило и все запоминало. А вот его разум и душа – не совсем. Они сокрылись внутри. Боб вышел на улицу. Финн убежал в типографию сразу после звонка и собирался провозиться там с несколько часов, не меньше, чтобы довезти фотографии до совершенства. Боб брел по дороге один. Он не мог вспомнить, но, кажется, даже не доставал книгу за весь день. Иногда шел дождь. Около четырех часов дня из-за облаков начало проглядываться солнце. Белой и холодное. Падали листья, кружились по земле и усыпали мир радостными красками. Осень – не время для грусти. Это всегда начало.

Боб брел по аллее, ведущей к Шестой Авеню и улице Пита. Вокруг – ни души. Он никогда не вспомнит, о чем думал в тот момент. Его тело слегка устало, а разум… Парень задрал голову и посмотрел на серо-голубое небо. На шее болтался полосатый шарф. В пальто все же было немного холодно. Утром Боб не успел посмотреть прогноз погоды, потому что вышел слишком рано, забыв про завтрак. Кленовый красный лист упал ему на нос и покачался, будто бы там ему и было место. Сердце в груди трепетно билось. Боб не знал, что ему делать. Что стало причиной…

-Пошли гулять.

Он уронил голову, лист упал на асфальт. Большими глазами парень осмотрелся, проморгался, и в первые секунды даже не поверил, что перед ним стояла она. В небрежно уложенными волосами, от которых пахло шоколадом, в костюме, поверх – плащ, и ее глаза дико сверкали. «Это все из-за призраков», - подумалось Бобу. Ему показалось, его голос пропал.

-Гулять? – переспросил Боб, хлопая глазами. – Типо, как на свидание что ли?

-Ага, - она кивнула.

-Оу, - Боб замялся и опустил взгляд, пытаясь сообразить хоть что-нибудь. В голове гулял ветер. – Ладно? – неуверенно выдавил он.

-Прекрасно!

Девушка пошла вперед, а Боб остался на месте, смотря ей вслед, и только когда между ними стало ярдов одиннадцать, он поспешил вслед за ней. Быстро нагнал и пошел чуть позади, смотря прямо. На самом деле, ему жутко хотелось смотреть на нее, но он испугался. Девушка, чьего имени он так и не знал, была из другого мира. И Боб даже подумывал, что придумал ее себе. Для чего – неважно. Но разве могло существовать что-то столь прекрасное? Что-то, что все переворачивало внутри, что лишало воздуха и заставляло сердце биться быстрее? И это невероятное создание стояло прямо рядом: стоило лишь руку протянуть – вот оно! Реальное, живое, прекрасное… Конечно, Боб боялся.

Они вышли в город и шли дальше, дальше, дальше, не останавливаясь. Ни о чем не говоря. Ни о чем не думая. Никуда не смотря. Боб лишь бросал взгляды себе под ноги, а девушка смотрела вперед и по сторонам, хотя не имела в этом нужды: она и так прекрасно знала дорогу. Ей не было холодно, хотя одежда на ней легко продувалась сильным мерзлым ветром.

-Куда мы идем?

-Это важно? – ее глаза блеснули.

-Нет, думаю, нет.

-В одно отличное место. Тебе понравится, - сказала она после небольшой паузы.

Боб удивленно посмотрел на нее, но так и не задал ни один из родившихся в голове вопросов. Он покорно смирился, потому что знал, что более лучшего дня у него никогда не было и навряд ли будет. Разве это происходило на самом деле? Боб не мог поверить. Должно быть, ему снился сон. Прекрасный, невероятный, лучший в мире сон. И как бы сильно его сердце не билось, это было лишь во сне. Ведь так? Дышать было страшно. Взгляд упирался в землю, прямо на опавшие лисья. А мимо проходили все, сменялись дома, магазины, кафе… Только город оставался тем же, и это даже пугало. Ничего невозможно изменить в одно мгновение. Или же возможно и целая вечность тратиться просто на осознание этого?

Запахло свежей выпечкой, несмотря на вечерний час, и теплым чаем. Они зашли в восточный район город. Это было удивительное место! Уличные музыканты тому доказательство. Они уже затянули старую-старую песню, навевающую грусть и тоску, пели ее с душой, вкладывая сердце. Боб так и шел, будто на казнь, хотя все внутри него полыхало и трепетало. Никогда прежде такого не случалось, хоть парню и доводилось несколько раз выбираться на свидание. Насколько он помнил, поначалу это было неловко, но после – весело. В этот раз дела обстояли совершенно иначе. Боб нервничал, да, но не так, что мог сделать что-то не так, а скорее как перед долгожданным путешествием. Скажем, он всю свою жизнь хотел посмотреть на Пизанскую башню и вот уже едет в автобусе к ней, час, который он так долго ждал, вот-вот наступит.

-Старая лавка Джима?

-«По ту сторону» - отличное место!

Внутри пахло снегопадом. Приглядеться – в самом деле шел снег! Падал большими хлопьями и устилал все вокруг. Многочисленные полочки были уставлены чем попало. Прилавок, который к тому же служил и кассой, был длиннющим. Виднелись и другие отделы лавки. С улицы «По ту сторону» выглядела меньше. У каждого предмета, хранившегося, живущего в лавке, есть история, и каждый, что ж, может, лишь большинство, готов ее рассказать. Больше ничего. Звоночек над дверью, что заиграл в знак приветствия, начал замолкать, доигрывая последние ноты, грустно-грустно провожая посетителей вглубь обители.

Они до сих пор стояли на пороге, но это было не страшно. Никто не приходил в лавку.

-Дядя Джим! – голос девушки впервые звучал так громко. Прямо как колокольчик, что забренчал, когда открылась дверь. – Дядюшка Джим!

Боб окинул взглядом пыльные полки, содержащиеся в порядке.

Он решил, она совсем сдурела, если кричала в таком ветхом древнем месте, у которого, безусловно, была своя атмосфера, но так же было и нечто другое, что не позволяло так себя вести. Однако ей было плевать. Она делала то, что хотела, и жила моментом.

Откуда-то издалека послышался кашель. Вскоре вышел старик. Барсучьи полосы будто бы тоже утратили цвета из-за пыли. Маленькие кругленькие очки скатывались к кончику носа. Словно сорванная с другого зеленая рубашка не смотрелась не то что на старике, а вообще в этом месте, где пахло зимним утром, оранжевым цветом и низкими нотами.

-Ох, это ты! – он прошел за прилавок.

-Дядюшка Джим! – голос звучал счастливым. – Можно мне как обычно? – она жалостливо взмолилась.

-Пожалуйста, родная! – он махнул рукой.

Боб захлопал глазами. Он стоял на пороге и не боялся, что его сшибут открывающейся дверью. Лавка умирала на свалке времени. Пожалуй, он был ее третьим посетителем, не более. Девушка схватила Боба за рукав и потянула за собой. Они прошли во второй отдел, где было немного больше места, впрочем, обстановка была все той же. Присели за столик, более-менее свободный, и помолчали с минуту. Старика Джима было не слышно. Он слился с вещами, ушел слушать их истории; с ним все были рады поделиться, отчего-то он внушал доверие. Может, на том складывалась его глухота, временно исправляемая чипом на несколько часов в день. Неожиданно девушка поднялась и спряталась между полок, стеллажей, шкафов, сервизов, столиков и мелочевки. Боб остался сидеть на месте. Он положил руки на столешницу, но почувствовал себя неуютно и спрятал их между бедрами, еле дыша.

Девушка потерялась в прорехах времени, гуляя между нитями и улыбаясь, когда те ее обматывали и растягивали в разные стороны, будто тряпичную жалкую куклу. Только даже так можно познать красоту. Она чувствовала, как дрожали от нетерпения фибры души, как трепыхались ресницы, щекоча веки, а на лице играла улыбка хищника. Ловкие руки нашли, что искали, и вцепились, врезаясь ногтями по корень, враз убивая жертву.

Тяжелые книги упали на стол атомным дождем.

-Что это?

-Смотри.

Боб протянул руку и с легкой опаской открыл первую книгу, поднимая облачко пыли. Девушка села от него по левую сторону. Горячие огоньки метались в стороны из ее глубоких темноватых глаз. Боб пробежался по странице кончиками пальцев, едва касаясь. Старое. Из прошлого века. Искусный рисунок. Вроде герба с Божественными мотивами. Сложно было разобрать, страницы пожелтели, выцвели, вот-вот могли раскрошиться. Боб бережно перевернул страницу. Глаза начали болеть. Из окна струился слабый бело-серый свет. Читать было сложно. Боб нахмурился, сосредотачиваясь. Слова казались знакомыми, но читать их было трудно. Буквы расплывались, разбегались в стороны, разрываясь друг с другом.

-Что это за язык?

-Наш. До того, как свершился прогрессивный скачок.

Он попытался прочесть хотя бы несколько строк. Получалось уловить общую суть, но если бы Боб вчитывался, то вышла бы полная неразбериха! Ему удалось уловить общие мотивы, этого хватило для понимания. Боб начал листать страницы, в то время как девушка тоже взялась за книгу, другую. Обложка у той была толще, темнее и совершенно бесцветная. Страницы были чуть белее, но это ровным счетом ничего не меняло. Она, кажется, вообще читала на другом языке. Боб так и не понимал, к чему все это. Он читал страницу за страницей и просматривал иллюстрации мифических существ, о которых когда-то говорили в начальной школе. Их никто не беспокоил, они были только вдвоем. Читали. Будто лет сто двадцать назад, не иначе.

-Говорят, вампиров можно убить. Но они же вечные! Чувствуешь? Нам всегда врут!

Ее глаза по-настоящему горели пламенем. Ярче, чем у ребенка, получившего в подарок игрушку, которую давно хотел, сходившего на сеанс в кино в день премьеры, нашедшего удивительную штуковину из прошлого, названия и назначения которой не знал.

-Это просто сказки, - сказал Боб. – Не думаю, что тебе стоит так переживать насчет этого. Одна история наслаивается на другую и получается третья, так что…

-Это не просто сказки! – Кристин вздохнула.

-В каждой легенде есть доля правды.

-Вот именно!

Она посмотрела на него уже по-другому.

-Я имею в виду: где же правда? Вампиры все-таки вечные? Или же их можно убить? А если да, то как? Колом в сердце или отрубать голову?

-Отрубать голову?

-Отрубать голову.

-Замечательно.

-Очень действенно. Знаешь, никто не сможет причинить тебе вред, если у него не будет головы. Подумай об этом, - она постучала ноготком по виску. – Понимаешь, есть столько легенд. Как можно знать, какая именно правда?

-Возможно, те, что повторяются чаще всего?

-Большинство часто ошибается. Толпа – очень страшное явление. Целая масса людей, готовых идти за своим предводителем. Им же все равно! В следующую секунду они скажут, что земля плоская, что мы все плоские, если им так скажет их предводитель. Может, история фальсифицирована – никто не знает.

-А что насчет призраков? – Боб облизнул сухие губы.

-Призраки, призраки, призраки, - она откинулась на спинку стула, не переставая повторять одно и то же слово. Ее голова запрокинулась, а руки болтались, почти доставая до пола. – А что с ними? – она посмотрела на Боба.

-Они реальны?

-Понятие реальности очень расплывчато. В каком смысле «реальны»?

-Они материальны?

-Материальны! – фыркнула она, запрокидывая голову и сдувая с лица прядь волос.

-Все состоит из чего-то. Из частиц, молекул и атомов, а если нет – то оно не реально.

-Скучно! – при выдохе вырвалось у нее из груди.

-Жизнь – не сплошное веселье, - Боб обреченно пожал плечами.

Девушка устремила на него зоркий взгляд, вцепившийся в парня крюками, выворачивая его наизнанку, как на столе патологоанатома.

-Что? – не выдержал Боб.

-Ты всю жизнь собираешься прожить вот так?

-Как?

-Безмолвно следуя за тем, за чем и все. Ты можешь создать жизнь, которая тебе понравится, а не которая будет неприятна. Понимаешь? Это только твоя жизнь. Стоит приложить лишь немного усилий, это что, так сложно?

Боб с ней согласился. В конце концов, он увидел логику в ее словах, обрел смысл. А она лишь усмехнулась уголком губ, что дословно значило самодовольное и гордое: «Ну еще бы!». Больше они не говорили, оба с увлечением читали и думали.

Через три часа и сорок три минуты, чип на виске завибрировал, и Боб чуть не упал со стула. Он машинально схватился за рюкзак на полу и случайно ударился коленом и столешницу. Девушка взглянула на него с немым вопросом, а парень только развел руками: мол, пора домой. Поднявшись, Боб замер с книгой в руках и стал похож на немую рыбу, открывающую и закрывающую рот под водой. Девушка махнула рукой, переворачивая страницу, и парень широко улыбнулся в знак благодарности. С некоторыми людьми не надо разговаривать. Боб убрал книгу в рюкзак и помчался со всех ног, кажется, бросив что-то банальное на прощание мистеру Джиму, да тот все равно не расслышал.

Старик начал вечерний обход. Он слабо улыбнулся, когда среди покинутых вещиц заметил живую душу. Девушка все так же сидела и читала, ничего вокруг не замечая. Над ней витала печальная аура, и старик, проходя мимо, подсунул ей на стол еще одну книгу, на этот раз об эльфах и гномах. Девушка слабо улыбнулась в знак благодарности и перевернула страницу. Она обернулась. Ей показалось, будто ее кто-то позвал. От собственного имени внутри все задрожало, и девушка поджала губы. «Нет, - сказала она себе, - я все делаю правильно». И голоса в голове замолчали, стихли, пусть даже если и на время…

 

В доме должно было стать лучше, однако все было кардинально не так. Минут десять Боб не шевелился в комнате. Он сидел с закрытыми глазами, положив руки по бокам на столешницу и смотря перед собой. Не шевелился. Прислушивался к себе, да так ничего и не слышал. Пахло горячим ужином, от которого он отказался, забежав домой, едва успев вовремя до комендантского часа. Внизу работал телевизор. Папа смотрел сериал после работы, немного приходя в себя. Мама наверняка сидела рядом и думала о своем, держа в руках горячую чашечку малинового чая. А Боб еще никогда не чувствовал себя так странно. Он будто бы знал все на свете, но только не то, что касалось непосредственно его самого. Книга лежала перед ним. Хоть язык и был сложен, чем-то истории его зацепили.

Сильно смутившись от дикой перемены, Боб отодвинул ее от себя на край стола. Книга смотрела на него. Пристально, не моргая. Тогда Боб не выдержал, открыл верхний ящик стола и убрал книгу туда, прикрыв ее зарядным устройством. И отодвинулся на стуле. А книга все равно смотрела на него. Боб быстро открыл верхний ящик, вынул ее, убрал в нижний и даже подставил тяжелую статуэтку Мелкера Хенрикссона. Перевел дыхание. Резко отвернул голову и полез в рюкзак. Кажется, у парня начался жар. Ему точно думалось, будто температура подскочила до ста десяти градусов, не меньше. Голова пошла кругом и хотелось лишь оставить все это.

Роджер тихо подошел к комнате, облокотился о косяк, сложил руки на груди и посмотрел на брата. Он поразмыслил с полминуты, а после сказал:

-Что-то ты странный.

Боб сидел за столом, повернутый к двери спиной. Он не слышал, как Роджер подошел, но не удивился. Глаза смотрели в книгу Шекспира. Парень набрал воздуха, чтобы ответить, но так и не смог. Прошло еще немного времени тишины.

-Я не странный.

Он не обернулся, но Роджер был уверен: лицо у брата стало серьезным-серьезным. По крайней мере, его спина выглядела довольно озадаченной. Роджер зашел в комнату, прикрывая за собой дверь, и опустился на край кровати. Боб к нему так и не повернулся, будто совсем этого не замечал или же просто не хотел.

-Что-то случилось? – аккуратно спросил Роджер после паузы.

-Ничего, - Боб вздохнул.

-Уверен? Брось, это же я! Ты все можешь мне рассказать, я – могила, ты знаешь!

Боб снова вздохнул.

-Я не знаю, Роджер, - он наконец-то повернулся к брату. – Я просто…

-Запутался в себе и своих чувствах? – вкрадчиво предположил Роджер, когда Боб вдруг замолчал, опустив плечи и понурив голову.

-Пожалуй…

-Ничего страшного, братец, - Роджер похлопал его по плечу, наклонившись вперед. – Это у каждого бывает. Но знаешь, что? После этого все становится гораздо лучше.

Боб поднял голову и посмотрел на брата с родившейся надеждой в глазах. Роджер ему улыбнулся.

-Знаешь, что? Дай мне побыть старшим братом и хорошенько о тебе позаботиться, ладно? Я заварю нам какао, как в детстве. Загружай наш фильм. «Найденные во мраке», помнишь еще?

Роджер похлопал Боба по плечу и вышел из комнаты. Теперь стало спокойно. Боб пересел на кровать, больше не думая о странных книгах. Однако все еще что-то ему не давало покоя. Немного нервно, парень взял сенсор и нашел в медиатеке фильм, после которого он всегда чувствовал себя лучше. Они с братом пересматривали его раз шесть, но с каждым разом любили только больше. Некоторые истории цепляют не своим экшеном. В по-настоящему хорошие истории погружаются не ради сюжета, а ради присущей им атмосферы. События можно зазубрить, запомнить, в конце концов, посмотрев фильм раза три. А вот те ощущения, которые вызывает эта истории… Они, конечно, запоминаются, но дают обратный эффект: к ним тянет. Нет страшнее наркотика, чем чувства.

Все наладилось. Роджер вернулся с двумя большими чашками какао, фильм начался, в комнате погас свет. Боб, не осознавая этого, начал новую жизнь. Будто бы один кадр киноленты сменился другим. Персонаж еще ничего-ничего не осознал, а автор уже видел, какие дали открылись, как заискрилась душа. Возможно, именно в этот вечер две ниточки мира сплелись, завязали узелок, и дальше их дорога будет одной на двоих. Быть может, так же, одним осенним вечером, или, может, это случится весной, ниточки разойдутся в разные стороны и больше никогда-никогда не столкнутся, не встретятся, не завяжутся, но этого пока не знал даже автор чудесной истории.

 

Он научился любить, но не знал, как с этим жить. Время шло, дни сменялись, а персонаж с первого взгляда оставался таким же. Только все было гораздо, гораздо глубже, чем только внешность. Поверхность – не ответ. Листья падали, устилали землю, они кружились вместе с хлопьями, под белым светом облаков и под танцы солнечных лучей, смотрели на звезды и слушали уличную музыку ветра и голосов. Дни, недели, месяцы, кто знает, может даже и годы? Все шло. Нет и не было ничего вечного, кроме всего.

 

С закатного моря дул ночной ветер. Прошло около месяца. За это время не так много, чего изменилось. Финн точно отправил свои фотографии на выставку и был очень взволнованным, но счастливым. Он все-таки решился на осуществление своей мечты. Как и Боб. На берегу еще было тепло. Должно быть, по ту сторону океана – жаркие страны. Стояла середина октября, даже ближе к концу. С дорог еще исчезли яркие теплые листья. Они красили вечно радующийся, вечно живой город Джянховет. Жизнь становилась лучше. Пожалуй, она менялась каждый день. Незаметно, может, сдвигалась лишь на йоту, но этого хватало, чтобы мировой процесс не останавливался. Все происходит иначе. То, что вчера было правдой, сегодня может обернуться в ложь. Клятвы о вечности не ценнее погребенного праха, ведь смерть забирает даже вампиров.

Боб сделал глубокий вдох. Он был легко одет, но не мерз. Рядом с ним стояла она. Такая же прекрасная и спокойная, будто ничто не могло вывести ее из себя. Ее эмоции были только искренними, потому и такими ценными. Само совершенство. С изъянами и погрешностями, с грехами на темной стороне, но это делало ее только еще более неподражаемой. Недостатки и преимущества каждого создают неповторимый образ. Все иначе. Каждый уникален, пока не является частью серой массы, пока не ломается, пока не прогибается под установленные временем законы, которые уже давно устарели и перестали кому-либо нравится.

Свет ломался на воде. Волны играли с ним, как хотели. Блики бросались на небо, на серые низкие облака. Но теперь Боб их не боялся. Теперь за ними он видел будущее. Он хотел подпрыгнуть и посмотреть, что они прячут. Он хотел побороться. Он хотел стать лучше. Он больше не боялся.

Она изменила его.

Нет, даже не так: она помогла ему стать настоящим.

Она никогда не была обыкновенной. У нее вся жизнь была иной, отличной. Тяжелее, легче – неважно, некому судить об этом. Какая уж вышла, такая и была, но вот, что можно сказать о самой ней, так это одно: она была сильной. У нее все выходило иначе, она была во истину из другого мира – удивительно! У каждого вызывая восхищение и интерес, для себя она была самой что ни на есть обыкновенной. Грустно ли это? Ни капли. Вместо этого ее восхищали утренние листья и праздничные слезы, холодное какао и деревянные маски, пушистые свитера и льняные рубашки. Радуясь обычным вещам, ее тянуло к чему-то сложному, неясному, неоднозначному; к выдумкам, сказкам, легендам она питала особую слабость, и находила это прелестным.

Подул ветер. Теплый, ласкающий. Солнце почти село. На набережную в такое время года, в такую погоду, в такой час никто не ходил. Спрятанная под куполом, она в одиночестве переживала тяжкие времена. Двое странников оказали ей услугу, по старой дружбе, скрашивая ее смертные будни, овеянные блеском косы Смерти.

-Кэтрин.

-Что?

-Ты слышал.

Глава 11. Маленькая банда

За кружечкой горячего напитка можно было решить любой вопрос. Проблемы уже не казались огромными и страшными, да и не являлись таковыми на самом деле, стоило лишь найти верный способ их решения. Отрезвляющие напитки развеивали сомнения и умным голосом нашептывали мудрые мысли. В пелене тишины и света средь темноты виднелись спасительные нити к выходам.

На улице резко наступили холода. Никто такого не ожидал в начале осени. Погода испортилась. Будто бы знак свыше. Гулял сильный порывистый ветер, волок за собой опавшие листья и, казалось, готов был сорвать абсолютно все. Все укутались в теплые вещи, которые многим пришлось срочно покупать. В Джянховете по обыкновению царило тепло. Музыка холода играла на улицах. Солнце почти было не видно. На небе растеклись темные облака. Было не больше шестидесяти пяти градусов, но для всех это стало шоком.

Все в том же кафе, где и много лет назад, три подруги собирались за теплыми напитками и решали дела. Мир словно останавливался в каждую их встречу. Прохожие мелькали за окном, сменялись часы, вокруг текла жизнь, но это не имело значения.

За столько лет ничего не изменилось. Стали ли девушки старше? Безусловно. Повзрослели ли они? Нет, абсолютно. Потому что в нашем мире прекрасно оставаться ребенком. Прекрасно верить в чудо и сказки, творить самим и жить, цепляясь за чувства, а не за деньги. Мечтать, любить, творить – все это не оставило юных девушек, и в душе все так же согревало их. Пожалуй, сложно было бы представить, что они все так же играли на улице, как и много-много лет назад – но разве эти года висели на них тяжким грузом? Абсолютно нет. Они были. Они прошли. Они еще будут впереди. И вызывали они только улыбку. Приятно было знать, что столько лет прошло за любимым делом вместе с близкими друзьями.

Если девушки не изменились внутри, то разве имеет ли значение их внешность? Нет, конечно же, нет! Но для ясности картины стоило бы заметить, что они уже не были столь молоды и свежи, как тогда. Они близились к тому порогу, когда бы незнакомцы обращались к ним на «бабушка». Но пока что это были бодрые и красивые женщины, полные жизни и целеустремленности. Их не волновало, что творилось в мире. Они создавали свой мир, и звали в него всех желающих. Их окраска чуть потускнела, словно выцвела на солнце старая коробка с дорогими вещами, стоявшая на чердаке на кофейном столике как раз напротив маленького круглого окошечка. Глаза девушек не переставали сверкать. Они были полны жизни. Самой что ни на есть жизненной силы! Но от проблем это не избавляло…

-Мы должны подписать контракт, - сказала Лана.

Обычно ее голос звучал приветливо и открыто, но не в этот раз.

-Нет, - Трейси сложила лапы на груди.

-Лана, мы уже говорили об этом, - Сьюзен положила лапы на стол, поворачивая дело в демократическое русло. Они с Ланой дружили, но иногда этот аспект стоило отодвинуть в сторону. – Мы не будем подписывать никакие контракты, понимаешь? Что было тогда, что есть сейчас – нас все устраивает. Нас слушают, нас любят – это главное. Твое пророчество не сбылось, и мы от своего не отступим.

-Вы смотрели новости? Скоро нам запретят даже выходить из своих домов! Что вы будете делать тогда?

-Играть для себя, как и делаем сейчас. Если на каждую шокирующую новость реагировать так бурно, можно долго не прожить и многое упустить. Ты этого хочешь?

-Мы не прогибаемся под новости общества. Каждый день они придумывают что-нибудь новенькое.

-Вы не понимаете! – Лана маленькими каплями теряла самообладание. – Это наш шанс!

-Наш или твой? – Трейси сощурила глаза.

Лана начала задыхаться от возмущения, лишь глотала ртом воздух, как рыба.

-Я считаю, вам обеим стоит успокоиться и перестать вести себя, как маленькие невоспитанные детишки, а то скоро начнете языки показывать и задирать друг другу юбки! – строгим тоном потребовала Сьюзен, метнув горящие взгляды на обеих.

Она подозвала официанта и заказала три чашки ромашкового чая. Все же кофе дарил организму адреналин, энергию, а от них требовалось избавиться. Трейси и Лана сидели, нахмурившись, сложив лапы на груди и смотря в пол. Как маленькие дети. Ничего не менялось, да и поменялось бы все, только если взять под личный контроль.

Когда заказ принесли и поставили перед дамами чашки, в кафе начала играть тихая музыка. Некоторое время они сидели молча, даже не смотрев друг на друга. Сьюзен незаметно переводила взгляд с Ланы на Трейси и терпеливо ожидала. Напряжение повисло над столиком. Никто и не успокоился, все только сделали вид. Выжидали, как атомные бомбы. Таймер медленно тикал. Тик-тик, тик-тик, тик-тик…

-Я считаю, нам надо принять это предложение и подписать контракт. Скоро вы не сможете играть так же, как и раньше, а это обеспечит ваш доход.

Взрыв снес все на своем пути.

Трейси вскочила с места и убежала. Лана поднялась за ней, Сьюзен тоже.

-Не надо. Дай ей время, - Сьюзен положила лапу на плечо Лане и посмотрела в сторону, куда убежала Трейси.

Дверцы все еще хлопали. Будто после урагана стоял клуб дыма. Небеса опускались ниже, на улице выл ветер. Он запевал длинную старую песню с древних времен, которую услышал еще от давних предков. Весь мир замер, и только дверцы еще хлопали.

 

За барной стойкой всегда можно найти друга по несчастью. Горел желтый свет. При таком грустить и тосковать было лучше всего. В этот небольшой бар уютный бар на седьмой авеню стекались все, недовольные хоть чем-то, со всего города. Было приятно зайти, выбрать местечко по душе и посидеть так в тишине, прижимая ко лбу холодный стакан содовой. Круглые столики у окон, разделенных на четыре квадрата реечками, и в центре зала, прямоугольные у стен с картинами природы, дев и мифических существ, вышедших из-под земли или посланных с Небес, темноватые диванчики, в которые можно было провалиться – такими мягкими и удобными они были, и барная стойка, а все это под мелодичную музыку с экрана – никого лишнего.

Дверь тихо скрипнула. Новый гость. На пороге показалась девушка. Она выглядела опустошенной и перевозбужденной одновременно, ее шерсть стояла дыбом. На улице все еще царствовал холод. Весь город чувствовал, что грядет что-то неладное. Девушка расстегнула курточку, встряхнула себя за плечи и окинула зал золотыми глазами. На нее никто не обратил внимания, лишь некоторые подняли пустые незаинтересованные взгляды и тут же их уронили в свои проблемы. В этом баре каждый, без осуждения и упреков, мог брать паузу. Всем нужна передышка перед новым забегом. Девушка как можно тише сделала глубокий выдох и подошла к барной стойке. Бармен молча протирал стакан, облокотившись о тумбу. Он не заговаривал первым, не торопил и не давил. Трейси пробежалась взглядом по выставленным напиткам, сев на стул, и заказала виноградную газировку. Через двадцать секунд ей ее подали.

-Что у тебя? – спросил парень с чувственной усмешкой.

-Поругалась с подругой из-за… работы, - сердце заболело. – А у тебя? – Трейси кивнула на стакан в руке мужчины.

-Жизнь, - он пожал плечами.

-Что, с подружкой разбежался?

-Вроде того…

-И что пьем?

-Колу со льдом. Если в нее добавить чаин – сильно бьет по голове.

-Ох, не сомневаюсь!

Их тихая беседа быстро смолкла. Играла музыка без слов, глубокая и лиричная. Она рассказывала давнюю историю, которая еще не случилась. Была другом для всех, кто заходил в двери бара. Бармен своевременно подливал в стаканы напитки и молчал. Обычно люди за стойками разговорчивые и веселые, но это место было не таким. Оно выделялось на фоне остальных своей неприметностью. Ярко выделяющейся чертой была серость и безэмоциональность. Любой посетитель, как выходил из бара, не смог бы назвать, что такого особого в этом баре, но потом бы ему непременно захотелось вернуться. Иногда ноги сами приводили на седьмую авеню, словно знали, где им будет место. Жизнь в баре шла своим чередом. А точнее: не шла. Она останавливалась, и это было прекрасно.

В тишине скрывалось много-много ответов, стоило только отречься от мира и общества, прислушаться и впустить в свое сердце заветную правду. У каждого на это уходило свое время, но в конце концов каждый выбирался к свету. Решение есть у всего.

-Я не мог тебя нигде видеть?

-А, ох, - Трейси слабо посмеялась, - вообще-то, мог.

-Н-да? И где? Никак не могу припомнить точно.

-Я – уличный музыкант. Слыхал про дуэт «Далеко»?

-Да ладно? – не веря, переспросил Кит. Уголки его губ поползли вверх, хотя он все еще говорил очень тихо и сокровенно.

Складывалось ощущение, что в баре больше никого не было. Отчего-то Трейси почувствовала, что доверяет незнакомому парню с темными волосами, добрым лицом и очень потерянным взглядом.

-Да, так оно и есть, - она пожала плечами и смочила горло газировкой. – Только, кажется, все это подходит к концу, - ее голова повисла над стаканом.

Кит повернулся к стойке, сделал жест бармену, прося подлить им, и чуть наклонился в сторону девушки.

-Конец – это всегда начало. Один хороший человек сказал мне это.

-Что-то по тебе не скажешь, что ты веришь в это, - Трейси усмехнулась и сделал еще глоток. У меня есть выбор: либо завязать, либо продаться.

Кит хотел было ответить, но не успел. Музыка в баре оборвалась – атмосфера была нарушена. Будто бы вторглись! Все подняли головы и посмотрели на висящий экран. Вместо плавного фона песен была серьезная женщина в светлом костюме и горящая надпись в верхнем левом углу: «Срочные новости Джянховета!». Жители затаили дыхание. По всем экранам в городе, абсолютно всем, пустили одну и ту же запись – прямой эфир. В башне телесвязи поступили волнующие важные новости. Все побросали свои дела, уставившись в экраны. Вместо ветра городом завладел эфир.

-Уважаемые жители Джянховета! Мы вынуждены прервать все программы и пустить по экранам города срочный выпуск новостей!

Слух жителей навострился.

-В городе объявлено чрезвычайное положение в связи с последними беспорядками. Мы будем держать вас в курсе событий! Просим сохранять спокойствие и здравомыслие! Будущее нашего города в наших руках!

Без лишних подробностей. Эфир оборвался, и музыка вернулась.

Кит даже не обратил внимания, что что-то изменилось. Он вяло попивал колу из стакана, даже не чувствуя вкуса. Все было каким-то серым, однообразным, и совершенно не вызывало ни чувств, ни эмоций.

Трейси смочила горло содовой и уронила голову на руки. Лана была права. Как же так всегда получалось? Неужто Лана знала будущее, была гадалкой или ведьмой? Нет, такое неприемлемо в мире науки и открытий. Магия – удел детей.

 

Кит встал на ноги и стащил пальто со спинки барного стула. Он совсем не был пьян от этого мира, но чувствовал себя помотанным и потасканным. Мужчина оставил бармену чаевые и, сунув руки в карманы, постоял на месте. Трейси тоже поднялась со стула, расплатилась, допив содовую. Она засунула лапы в карманы и остановилась напротив Кита. Они стояли так недолго, ничего не говоря. В баре осталось немного посетителей. Музыка еще играла. Бар работал круглосуточно, можно было наслаждаться остановленным временем, сколько душе угодно.

-Неплохо посидели, - Трейси улыбнулась.

Ее мягкий бархатный голос долетал слабым шепотом до слуха.

-Да, неплохо, - Кит устало улыбнулся в ответ. На сером лице с трехдневной щетиной и впалыми щеками давно не видели улыбки, такой, как эта – искренней, хоть и слабой.

-Как тебе эта терапия? Помогла?

-Не особо. Тебе?

-Нет.

-Но мы попытались.

-Точно. Тоже что-то, верно?

Их короткая бессмысленная беседа оборвалась, и они потупили взгляды.

-Я, пожалуй, пойду.

-Конечно.

-Может, еще встретимся.

-Надеюсь.

Трейси обошла мужчину и вышла через дверцы. Мужчина остался на месте. Он похлопал себя по бедрам, выпуская воздух из легких и посмотрел по сторонам. Казалось, бар был совсем пуст. Бармен потирал стакан, пожалуй, на сотый раз. Это вошло у него в привычку: правило «занятых рук». Кит еще раз взглянул на бедолагу и спросился, а выглядел ли он сам лучше. С безнадежной усмешкой на лице мужчина прошел в уборную.

Там никого не было. Кит прошел к самой дальней раковине и повернул кран. Он смочил руки ледяной водой, от которой кожа сразу разорвалась, и по телу побежали маленькие трещинки, ударил себя ладонями по щекам, прикрыв глаза, а потом посмотрел на свое отражение, но так никого и не увидел. Пустое место. Фантом. Кит тяжело вздохнул. Руки все еще покалывало. Вода струилась и утекала в слив по трубе, глухо и быстро. Некоторые вещи не могло изменить ни одно чрезвычайное положение в городе.

Счастливые дети вырастают в грустных взрослых. Это происходит незаметно, кому-то даже может показаться, что эти две стадии отделяет одно мгновение – но это не так. Осознание занимает секунду, но процесс этот долгий, он может длится годами. Из детских мечт постепенно уходят волшебство, сверкающие доспехи, чудовища, красивые балы, отважные сражения во имя всего святого. Затем вытесняются и грандиозные научные открытия, невероятные изобретения, космические полеты, другие цивилизации, тайны и загадки, сокровища и послания, а главное – важная миссия по спасению. Все хотят что-то значить, а разве герои ничего не значат? После дело доходит до крайностей: приземистые желания не подлежат исполнению за отсутствием ресурсов. В итоге остаются лишь строгие проблемы. Жизнь устанавливает рамки и требует, чтоб бы за них не выходили. Каждый стремится на «отлично» сдать экзамены, чтобы получить высшие баллы и поступить в университет на специальность, которая, хоть и не нравится, очень престижная и сможет в будущем обеспечить все нужды, дальше надо на «отлично» закончить обучение, чтобы получить работу в хорошем месте – какая разница, если не нравится? Зато будет дом, будет достаток, не будет нужды. Ну и что с того, что мечты умерли: всему приходит конец, разве не так? Так вот незаметно и получается, что каждый отказывается от самого себя, чтобы стать таким, как надо, чтобы просто прожить.

Единицам удается сохранить себя.

Трейси почесала глаз, как оказалась на улице, и устало зевнула. Силы быстро ее покинули. Девушка просмотрела по сторонам. Пустая темная улица. Было прохладно. Ветер утих. Направив глаза вперед, Трейси увидела знакомые очертания. Зелененькая машинка припарковалась напротив входа в бар, а, облокотившись на капот, сунув руки в карманы брюк, стояла Лана. Она была спокойной. Должно быть, она тоже о многом успела подумать.

-Как ты узнала, где меня искать?

-Я знаю тебя, - Лана отошла от машины.

Она вложила в лапу Трейси ключи с брелоком в виде кеда и улыбнулась, заглядывая в глаза. Та убрала их в карман. Лана смотрела на подругу, положив руки ей на плечи. Они молчали. На улице больше никого не было. Горели только желтые огни, да низкое черное небо светилось из-за серой луны на нем, спрятанной тучами. Тишина.

-Ты ведешь себя деструктивно.

-Я знаю.

-Это может навредить тебе.

-Я знаю.

-Это все из-за вируса. Он отравляет нейросистемы диодов.

-Я знаю.

Лана прижала Трейси к себе.

-Все будет хорошо, - прошептала она.

-Я знаю, - ответила Трейси, прикрывая влажные глаза.

-Нам надо решить, что мы будем делать дальше.

-Я не изменилась, Лана, и Сьюзен тоже. Мы все те же, что и раньше.

-Только взрослее.

-Возраст – только цифра в документах. Посмотри на меня и скажи, что я теперь другая.

Лана заглянула в душу Трейси.

-Нет, все та же безбашенная и сильная девчонка, с которой я и познакомилась.

Трейси улыбнулась.

-Видимо, вы обе правы. Это дурацкая затея. Не знаю, почему я так цепляюсь за нее уже несколько лет. Мне казалось, это хороший шанс для всех нас.

-Потому в обществе важно, чтобы ты зацепился за что-то, иначе ты – неудачник.

Трейси прижалась к Лане, крепко ее обнимая, и та, растаяв, в ответ обняла ее.

-Поехали домой, - после паузы, раздался шепот.

Лана взяла Трейси за лапу, проводила и усадила на пассажирское сидение, пристегнула. Сама села за руль и забрала у девушки ключи. Мотор тихо заработал. Приятная мелодия машины. Трейси уронила голову набок и смотрела в окно всю дорогу до дома. Этой ночью она ночевала у Ланы. Они были словно сестры. За долгие годы дружбы они стали семьей. Им не нужны были слова, чтобы понять друг друга. Иногда надо было просто помолчать. Лана помогла Трейси добраться до дома, завела девушку в спальню, уложила в кровать и пожелала доброй ночи. Этим вечером их проблемы решились, навсегда исчезнув.

 

Выйдя на улицу, Кит сделал глубокий вдох полной грудью. Его обдало прохладным ветром. Потеплело. Он засунул руки в легкое пальто и направился в сторону дома, спрятав голову в поднятом воротнике.

Время где-то потерялось. Дорога все не кончалась и не кончалась. Когда Кит вдруг все-таки поднял голову, увидел знакомые очертания улицы. Он был уже близко. Вот был домик семьи Тернеров: трое детишек, жена – глава районного совета, а муж промышлял рыбной торговлей – соседи хорошие, приятные и добрые. Там был домик миссис Чаки, она держала лавку пряностей и особо ни с кем не общалась. Дальше жил мистер Харди, он был затворником, но его ни разу никто не видел без папиросы. Район был самым обычным. Домики, обычные и одинаковые, стояли ровными рядами. Соседи общались между собой, поддерживали приятельские отношения. Привычным делом стало то, что после сбора урожая кто-нибудь занесет мешок яблок, или под Хэллоуин угостят тыквой и конфетами, а к Рождеству принесут пирог. Приятно было жить в таком районе.

Кит поднял голову к небу и рассматривал темное небо. Облака рассеялись. Светил месяц. Дул прохладный ветер. Отличная погода для одиноких прогулок. Из окна соседского дома высунулся мистер Леннарт:

-Что такое, Кит? Почему так поздно возвращаешься?

-Все хорошо, - Кит отсалютовал.

-Гуляешь, пока можешь?

-О чем это вы? – Кит остановился на дорожке.

-С завтрашнего дня введен комендантский час, - мистер Леннарт покрутил соломинку. – Город бы тоже сделали изолированным, но в этом мы их опередили.

-А что такое, мистер Леннарт? – Кит сделал несколько шагов ближе к дому соседа и замер посреди проезжей части.

-Как, ты не знаешь? – соломинка полетела вниз.

-Да о чем же вы говорите?! – Кит сжал руки, чтобы не выходить из себя.

-Город закрыт на карантин. Какая-то зараза отравляет наши чипы, и мы сходим с ума.

Плечи Кита упали, из груди вырвался воздух.

-Так вот, откуда все эти беспорядки…

-Повезло, что у тебя нет ни детей, ни жены. Кто знает, что могло бы случиться.

-Н-да уж, - Кит вздохнул и развернулся, медленно перебирая ногами, будто асфальт стал мягким и вязким. – Н-да уж, - повторил он на выдохе, опустив взгляд.

Ночь уже давно наступила, и одинокий мужчина плелся до своего пустого дома. У него была работа – только и всего. К сорока шести годам больше ничего и не осталось. Ни друзей, ни хобби, ни любви. Один лишь город, который и то могло отнять нечто, не подвластное силе.

Он добрался до своего дома в середине улицы открыл дверь ключом, спрятанном под ковриком, как еще жили его родители, зашел в пустые стены и снял с себя верхнюю одежду. Кит поставил греться чайник в небольшой кухоньке и заварил себе чай. Минут с двадцать он сидел за столом, обхватив руками горячую кружку, но так и не сделал ни одного глотка.

Потом набирал себе горячую ванну. Он стоял напротив зеркала, упираясь руками в раковину, и вглядывался в свое отражение. Это был совсем другой человек. Разве, этот же парнишка смотрел на него двадцать лет назад? Все было иначе. Парнишка пятнадцати лет любил и мечтал, был настоящим романтиком, а в кого он превратился? В такого же, как и все. «Интересно, что стало с остальными?» - спросил себя Кит. «Так ли опустились их плечи, померк взгляд, посерела кожа? Может, волосы у них не начали сидеть? Наверно, они не так одиноки, как я. У них семьи, друзья, любимая работа…». Кит еще с десять секунд всматривался в помрачневшие глаза, придвинувшись к зеркалу так, что облачка пара оставались на его поверхности, исчезая не сразу. В ванной комнате становилось немного душно. «Надо будет им позвонить, узнать, как дела, кто да где», - вновь подумал Кит, резко отодвигаясь от зеркала. Он застыл, смотря на то, как прибывает вода. Размеренный стук струи о поверхность вселял уверенность. Кит открыл дверь и вышел в спальню. Под лужей желтоватого света из ванной в темной комнате он разделся, аккуратно сворачивая одежду и складывая ее на стуле. После мужчина взял из-под подушки хлопковую пижаму, в которой порой было очень жарко спать летом, и вернулся в ванную комнату, тут же закрывая кран, как бы вода не полилась за бортики. Кит снова посмотрел на свое размытое отражение в запотевшем зеркале. В этот раз никто не посмотрел на него в ответ.

Во всем доме стояла губительная тишина. На крыльце дома свистел ветер. Кит давно не включал ни радио, ни телевизор, поэтому отстал от новостей – и хорошо? Много ужаса он пропустил мимо себя. И все же оставался патриотом. Город рос и развивался на его глазах, исправлял ошибки и совершенствовался, а ужасы из внешнего мира были неважны. Забастовки, митинги, демонстрации – люди никогда не успокоятся. Им нужно что-то, против чего можно бороться. В этом суть их существования. «Грызутся вечно за ломоть хлеба, когда на столе целая свежая буханка», - говорил Кит, повторяя за своим дедушкой.

Выйдя из ванной, промокнув тело махровым полотенцем и спрятавшись в пижаме, Кит закрыл за собой дверь и включил ночник. Он знал свою комнату наизусть. С закрытыми глазами мог бы повторить даже свой день. Все было предельно просто. Кит расправил кровать. Снял тапочки, поставив их рядом, лег и забрался под одеяло, выключил ночник. Он еще лежал некоторое время, смотря перед собой, на потолок. Потом веки его упали, и он уснул.

Утром Кит в прихожей перед зеркалом проверил, как завязан его галстук. Хоть и знал, что все было нормально. С детства у парнишки остались лишь его привычки – ничего боле. На завтрак был крепкий чай и старые вафли, купленные в супермаркеты, политые едва найденным сиропом в полупустом холодильнике. Будильника у Кита не было, мужчина всегда просыпался сам. Снимать и надевать чип не было страшно, он не боялся. То, что должно было случиться, непременно бы случилось, несмотря ни на что. Выглянув в окно на небо, Кит надел шляпу и вышел из дома.

-Доброе утро! – соседка помахала рукой.

Кит повернул голову и увидел на той стороне проезжей части миссис Полсон.

-Доброе утро! – Кит помахал в ответ, хотя ему едва ли хотелось шевелиться.

Во всем своем существовании он не видел ровным счетом никакого смысла, что же говорить о мелких повседневных действиях.

Правда заключается в том. Что мы сами создаем смысл и придаем его каждому своему действию.

-Как ваши дела?

-Все хорошо, мэм. Как вы, как ваши дети?

-Потихоньку, - вздохнула миссис Полсон. – Всего доброго!

-До скорого!

Кит пошел дальше. Так случалось каждое утро, стоило выйти из дома. То встречалась миссис Полсон, то ее дети, то мистер Леннарт или кто другой, живущий в домах неподалеку. Соседи – очень странные существа: стоит вам столкнуться на улице, у дома – вы лучшие друзья, близкие, каких свет не видал, а во все остальное время словно незнакомцы. Да и на работе обстояло все так же. Обычная жизнь обычного жителя не совсем обычного города.

 

Чтобы приучить кого-то, требуется время, терпение и доверие. Если не будет хотя бы одного компонента – ничего не получится. Люди встречаются, расходятся, но у них есть миг, чтобы наладить отношения, какими бы они не стали. Иногда они влюбляются, иногда дружат, иногда ссорятся и становятся врагами – по всякому может выйти. Химические компоненты дают свои реакции. По итогу мы лишь и имеет, что масса знакомств и контактов, и то, как это все закончилось. Набор концовок разных историй – вот наш багаж.

 

В понедельник раздали поручение: всем к шести часам быть в полевом подразделении военных ученых, с работы разрешалось уйти в полпятого вечера. Государственной важности приказ, как ни как. В городе ничего особого не происходило – по новостям этого не говорилось. Складывалось ощущение, что средства массовой информации не желают настраивать жителей против друг друга, только против всего мира. Снаружи, по ту сторону, нарастали волнения. Беспорядки, войны, голод – они сводили людей с ума. Еще оставались безумцы, выходившие на митинги и протесты. Они еще не поддались мысли, что все решается насилием. Об этом в Джянховете говорилось каждый день, а о неисправных чипах – видимо, они дали сбой, взломали центр управления с базой и доступом к системе, или же грехи людей распространились и на животных – ни слова не упоминалось. Число преступлений резко взросло. Очевидцы лишь и говорили: их чипы светились черным, они мигали безумием и словно вросли в своих носителей. Кит лично не сталкивался ни с кем девиантным, но его коллега, Стив – да.

Он рассказал, как возвращался вечером из магазина, сходив за бутылочкой молока, которого неожиданного захотела его младшая дочь Нэнси, и увидел на парковке большого супермаркета быка. Кажется, это был Мигель Паласиос, работающий архитектором на стройке нового района города – его лицо и имя мелькало в новостях на кранах каждый день и было у всех на слуху. Но в тот момент он был сам не свой. Накинулся на машину и начал громить все вокруг. Оторвал бампер, отшвырнул его. Стив сильно перепугался. Мигель обернулся и заметил его, бедного и одинокого. Некого было позвать на помощь. Взгляд у Мигеля был диким, безумным, злым. Он полыхал красным, а диод на фоне желтого света фонарей светился черным и не переставал мигать, будто при аварийной опасности. Казалось, он вот-вот взорвется и унесет с собой на тот свет своего носителя. Стив пустился бежать. Он не знал, куда держал путь, но точно не домой: боялся привести след дикого к своей семье. Чудом Стиву удалось скрыться. Кто знает, что случилось бы, если бы это не вышло.

Дрожь пробирала от того, как мирная жизнь Джянховета внезапно и нежданно обрушилась в пух и прах. Многие ходили в страхе. Девиация могла проявиться у любого и в любой момент. Окна закрывались на ставни, двери запирались на ключ, но задняя, как не прискорбно осознавать, держалась открытой: любой в семье мог вдруг сойти с ума. Чипы снимались вечером с облегчением. Утром их боялись даже брать в руки, но жизнь не останавливалась и приходилось подчиняться. По новостям так и не говорили об этом. Не хотели, видимо, накалять обстановку, но так жители чувствовали себя одинокими и оставленными, даже думали, а не причудилось ли это им? Но каждый день случаи учащались, случались все с большим количеством жителей.

Один раз Рик Эбнер сошел с ума прямо по дороге на работу. В оживленном потоке на главной улице города. Его диод вспыхнул черным в одно мгновение. Одна секунда. Спокойного и всегда доброго Рика Эбнера больше не было. Он схватился за голову, начал стонать, а после вдруг накинулся на обступившим его кольцом прохожих, которые даже не знали, что им делать, что происходило. Информация – тоже оружие, а пока власти этого не понимают, их граждане в опасности. Благо, обошлось без жертв, но тот день, что был самым светлым из-за слабых облаков, и потому солнце больше пропускало своего ласкового света, очернился. Кто-то вызвал отряд полиции, а, может, и нет. Возможно, все это отслеживалось и становилось ясно, кто девиантен, кто – нет. Никто бы не удивился, если бы штабе правительства нашли карту города, где постоянно мелькали передвигающиеся голубые или белые точки – жители, а почерневшие означали бы девиацию. В любом случае, все закончилось быстро. Рика Эбнера забрали. Куда его отвезли, никто не знал, но с того дня он не появлялся ни дома, ни на работе, ни в своей любимой кофейне.

Кит вышел из автобуса, предоставленного властями каждому предприятию, офису и фирме по десятку, вместе со всеми и замер, оглядываясь. Земля под ногами была мерзлая, сырая. Вокруг – лес. Где-то позади остался город. До границы еще не доехали. Об полевом подразделении военных ученых никто до этого не знал. Его установили специально, или оно стояло там еще с основания города – не важно. Небольшое серое одноэтажное здание, больше похожее на мираж, открытыми ртами приняло длиннющие очереди. Вокруг стояли палатки, ходили военные, в форме и с оружием – все, как положено. Кит чувствовал себя преступником, привезенном на место исполнения смертного приговора. С другой стороны, его душу совершенно не терзал страх. Впрочем. У него могли забрать единственное, что у него имелось.

Послушно, по порядку очереди сокращались. Небо было хмурым, но спокойным. Холодно не было. Возможно, жители уже просто привыкли. Свежо пахло лесом и природой. Незаметно для себя, Кит уже оказался внутри помещения. Он стал оглядываться. Одинаковые невыразительные стены в строгом стиле, окошки, к которым они двигались, подсвеченные, за каждым сидел лейтенант. На потолке были диодовые лампы. Ни второго этажа, ни какой лишней мебели. Все сурово. У каждого выхода и по периметру стоял патруль. Всего очередь было девять, и все они были одинаково нескончаемы. Кит все оглядывался, но после это утратило всякий смысл: ничего нового он не видел.

-Ты тоже тут?

Кит обернулся и увидел, как в соседней очереди к окошку стояла улыбающаяся девушка, та самая, с которой он пересекся в баре одним вечером. Мужчина по привычке ей отсалютовал. После он поймал себя на мысли, что это было крайне глупо, но Трейси тихо рассмеялась в ответ, будто бы они были подростками и переговаривались на уроке, пока учитель рассказывал скучную-скучную тему, возможно, даже потеряв нить повествования, саму суть темы, углубившись в воспоминания и перейдя на истории из жизни.

-Как поживаешь, старичок? – заговорческим шепотом спросила Трейси.

Ее голос потерялся в потоке шума, в шорохе раций и несвязных шагов.

-Что? Я тебя не слышу.

Кит пытался показать жестами, указывая на уши и складывая руки крестом. Трейси смекнула. Она повторила вопрос, четче проговаривая каждую букву губами, и Кит прочитал его. Сначала мужчина пожал плечами, но после поднял большой палец вверх, и уголки его губ поползли. Кит кивнул на девушку. Трейси улыбнулась, активно кивая головой. Она огляделась по сторонам и, пока бдительность военных ослабла, перебежала в другую очередь, втискиваясь между Китом и стоящим перед ним псом. Оба захихикали.

-Давненько мы с тобой не видели, да, приятель? – сказала она. – Лет десять прошло.

-Не больше месяца, - Кит повел головой.

-И что у тебя изменилось за этот месяц?

-Ничего.

-Ничего?

-Ничего. Слушай, а нам ничего не будет?

-Повтори-ка свое любимое слово, - Трейси не сдержала улыбки.

-Ничего, - Кит тоже улыбнулся. – Как ты сюда попала?

-Подруга сказала, это будет верным решением. Пройти диагностику и заменить эту штуку, что может свести с ума. – Трейси наклонилась чуть ближе и привстала на носочки: - Я тут, кстати, не одна. – Она указала пальцем на очередь, что была дальше. – Вот там моя лучшая подруга, Сьюзен.

-Это она тебя привела?

-Нет, другая, Лана. Она вечно носится с нами, как мамочка с детьми – ничего не поделать. А ты тут как? А, нет, не говори, - Трейси махнула лапой и подобрала хвост, - знаю: по работе. Вас принудительно заставляют. Вот почему я не люблю это все.

Кит понимающе улыбнулся.

-Почему вы стоите в разных очередях, если пришли вместе?

-Не знаю, - пожав плечами и смотря по сторонам, словно что-то ища, ответила девушка, - военные так сказали, а мы не стали спорить. Поступили рационально.

Она еще постояла так с минуты, глядя по сторонам, а потом сказала куда-то в сторону:

-Ладно, мне, наверно, пора. А то еще примут за мятежника и повяжут. До скорого!

Она убежала так же проворно, как и прибежала, пока никто не видел, и заняла свое место, словно ничего не было. Стоя напротив Кита в соседней очереди, Трейси улыбнулась, тихо хихикая.

Когда очередь дошла до Кита, то военный строго по протоколу спрашивал все то же самое, что и у остальных: полное имя, дату рождения, сколько полных лет, место рождения, образование, место работы, биологический вид. Очевидно, пытались найти, за что бы можно было зацепиться.

-Близкие контакты?

-Что, простите? – Кит растерялся.

Лейтенант поднял голову.

-Кто-то, с кем Вы часто общаетесь. Семья, друзья, сослуживцы?

-Я не служил.

-А семья у Вас есть?

-Из живых только младший брат, Джон Ричард Флорес.

-Часто с братом общаетесь? – лейтенант опустил голову и вернулся к заполнению бланка.

-Не виделись лет шесть.

-Созванивались?

-По праздникам, сэр.

-Хорошо. Тогда распишитесь здесь и здесь, номерок забираете себе, документы оставляете мне и проходите налево.

Лейтенант отдал Киту три сцепленных листка с личной информацией, на которых в специальных местах для росписи были поставлены небольшие галочки. Рука, крепко держа ручку, быстро пробежалась. После Кит вернул стопочку документов лейтенанту и получил карточку с номером T59081, поднялся и свернул в огороженный проход. Он уперся в стену, у которой стояли двумя длинными рядами столы. За ними сидели врачи. Рядом с каждым столом был один стул. Лежал одинаковый набор принадлежностей. Стояли пачки новых чипов. Большие коробки, только-только выпущенных диодов по последним разработкам самого Хенрикссона, были чуть правее, ближе к выходу. Они охранялись военными. Над столами висели таблоиды, на каждом высвечивался номер. Кит еще раз взглянул на свою карточку. На одном из таблоидов горели нужные буква и цифры. Кит, замешкавшись, прошел к своему столу и опустился на стул.

-Здравствуйте, Кит, - любезно сказал доктор средних лет, поднимая голову от сенсора, по которому ему приходила информация о пациентах.

-Здравствуйте.

-У вас случались приступы агрессии в последнее время?

-Нет, сэр.

-Никаких проблем с диодом? Может, какие-нибудь неполадки, сбои? Приступы мигрени, головокружение, тошнота?

-Нет, сэр.

-Прекрасно! – доктор улыбнулся. – Тогда замена не займет много времени.

Доктор открыл новую коробку и достал упаковку чипа, затем он попросил снять диод. Кит сделал, что от него требовалось. Доктор забрал старый чип и кинул его в специальную урну для неисправных. Достали новый диод, проверили. Доктор поднялся, наклонился над столом и уточнил, носит ли Кит чип на виске постоянно. Мужчина кивнул. Тогда ему надели новый чип и провели стандартную проверку. Диод оказался исправным. После мужчину отпустили, и как только он отошел, оставив карточку и старый чип у доктора, на его место уже пришел новый пациент. Кит его не знал, но все они были в одной ситуации, и это сближало.

Через час и сорок три минуты все, с кем приехал Кит, освободились. Они собирались у своего автобуса, который было сложно найти, не смотря на яркую вывеску с названием фирмы, адресом и даже списком пассажиров. Транспорта было много, даже больше, чем когда они приехали. Каждый прошел на свое место, и как водитель подошел и всех проверил, то сел на свое место и завел двигатель. Мотор тихо начал работать. Серый солнечный свет клонился к горизонту, кидая все большие тени. Очереди в окна укорачивались. Один день подходил к концу. Все жители обязаны были пройти процедуру, безболезненную и быструю, но рутинную. Все семьи проживают вместе не только праздники и беды, не только радость и счастье, горе и передряги, но еще и будни. Это и делает их семьями.

 

В тот вечер в Джянховете пошел дождь. Небо заволокли низкие темные облака. Океан был неспокоен. Капли били по окнам, крышам, машинам, фонарным столбам и дорогам. Они потоком неслись по тротуарам, падали с грохотом в канализацию. Дождь принес с собой прохладу. Городу надо было остыть. Всем его жителям пришлось нелегко. Ходили слухи о приближающемся перевороте. Никто не знал, будет ли это еще одна экспедиция или же город уничтожат. Эксперимент… об его успехе никто не брался судить. Хенрикссона больше не видели. Он словно пропал, исчез с радаров Земли. Наступили темные времена. Сколько они продлятся, никто не знал. Может, один день, может неделю, а может и никогда не закончатся. Что-то назревало, и дождь оповещал об этом всех.

Под тихую мелодию капель Кит сидел в гостиной, где уже давно не было ни одного гостя. Он смотрел за окно и впервые придался ностальгии, веселым школьным временам, смелым поступкам в университете. Как же, когда же он пропустил нужный поворот, чтобы не оказаться в этом месте и в этом времени? В одном из тяжких решений, что вершат наши судьбы, Кит выбрал не то, и это привело его в гостиную в этот пасмурный вечер. Он временами тяжело вздыхал и все время думал. Если бы его спросил кто, что же занимало его мысли, он бы не ответил. «Прошлое». – подумалось бы ему, да и только.

Вся жизнь – череда выборов и решений. Нет ничего другого, кроме того, что мы выбираем. Быть может, где-то в другой вселенной, в параллельном мире все оборачивается иначе, и где-то такой же Кит, тридцати шести лет, сидел не в гостиной, а, скажем, в своем ресторанчике на набережной, и дома его ждала любящая семья, в которой, конечно, иногда случались ссоры и размолвки, но все, рано или поздно, приводило к хорошему концу. У всех жизнь заканчивается одинаково, вне зависимости от череды выпавших на долю выборов, но то, как мы проживаем жизни, зависит лишь от нас. Кит понял это слишком поздно, чтобы изменить прошлое, но достаточно, чтобы изменить то, что имел на данный момент.

---

Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 34; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!